Гоа.Исповедь психоделической устрицы. 8 страница

- Как здесь красиво, - кричит мне на ухо Лена, прижимаясь плотнее к моей спине. – Никогда я не видела такое количество пальм. И какой здесь чистый воздух! Теперь я понимаю, почему ты не хочешь возвращаться.

- Нет, Лен, ты ещё не видела самого главного, это только начало. Самое главное в Гоа - это люди. Скоро мы приедем, и ты увидишь все своими глазами. Что нового в рашке? – ору я, стараясь перекричать встречный ветер и шум мотора.

- С «Хэмпом» нужно что-то делать. Выручки катастрофически падают.

- Я же выслал вам из Индии посылку, неужели плохо продаётся?

- Твоя посылка давно продалась. Индийский «Хэмп» может нас выручить в межсезонье, но индусы не шьют зимней одежды из конопли, а у нас зима, холодно. Нам нужны серьёзные поставки зимних вещей. Поставщики до сих пор не прислали нам новую коллекцию. Арендная плата сожрала уже всю прибыль. Нужно срочно искать новых поставщиков или открывать свое производство.

- Не переживай, через месяцок вернусь в рашку, и что-нибудь придумаю. У меня есть план.

- А как же ты здесь живешь? Я ужасно по тебе соскучилась. По моим расчетам, деньги у тебя должны были давно закончится. На какие заработки ты тут существуешь?

- Леночка, я тут понял, что Индия - удивительная страна. Здесь можно легко прожить и без денег. А деньги, которые действительно тебе очень нужны, сваливаются с неба в том количестве, в каком пожелаешь.

- Это как это?

- Ну вот, например: вчера, когда у меня закончились деньги, а нужно было проплачивать арендную плату за бунгало и скутер, я продал пару грамм МДМА, - этих денег мне хватило не только на то, чтобы оплатить жилье и байк, но и на неделю жизни, ни в чем себе не отказывая.

- Милый, а это не опасно? Торговать наркотиками?

- Я не собираюсь продавать наркотики. Я никогда не прикоснусь ни к кокаину ни к героину. А психоделики в ГОА продают все, кому не лень. Здесь, в нищей Индии, самую сложную проблему с полицией, наказание за которую может быть до десяти лет, решить можно максимум за тысячу долларов. А преступления, за которые в России дали бы лет пять, здесь можно замять за сто баксов. Индия - очень коррумпированная страна, тут недавно к одному русскому драг-дилеру полиция приходила с проверкой, а у него сто грамм МДМА на столе горкой было насыпано. Он отдал им тысячу долларов, разнюхался с полицейскими, и все уладил. У нас в рашке ему бы крупно повезло, если бы менты полсотни тысяч долларов попросили. Скорее всего, посадили бы лет на десять. Если полиция начнет сажать европейцев, то кто же сюда поедет?

- А законно здесь можно зарабатывать? Все-таки у нас маленькая дочка. Хочется спать спокойно. Василинка тоже скучает по тебе, она сейчас осталась у твоей мамы, я ей сказала, что ты скоро приедешь. Когда ты вернешься в Россию?

- Леночка, я обязательно, в ближайшее время, вернусь. Но, только я приеду для того, чтобы решить все проблемы. А потом, - я хочу вернуться сюда обратно. Как законно здесь зарабатывать я ещё не знаю, но у меня есть некоторые идеи. Я присмотрел себе место под ресторан, и мне нужно, как минимум, месяц, чтобы договориться с хозяином. У нас будет свой ресторан на берегу моря.

Две новогодние недели того года были последними в истории Гоа, когда трансовые пати проводились почти каждый день. Тысяча русских, израильтян, англичан, японцев, не переставая, бороздили дороги Гоа, в поисках самого лучшего пати этой ночи. Две недели мы ночами передвигались с пати на пати, поедая и выкуривая лёгкие наркотики, а днями валялись на пляже, попивая свежевыжатые соки. Лена была счастлива, и я тоже. Уезжать не хотелось совсем. Моя первая жена, Ирина, тоже была очарована северным Гоа. Сбежав из оплаченного четырехзвездночного отеля на юге ГОА, она переехала к нам, в соседнее бунгало, без кондиционеров, телевизоров, горничных, и - была ужасно довольна. В её голове, так же как и в моей, зрели мысли о побеге из России. Мысли о том, что не плохо бы было прожить остаток жизни здесь, в раю, у самого берега Аравийского моря. Целый месяц после отъезда моих жен, я все ещё жил в Арамболе. Это был переломный месяц в моей жизни. С мыслью, как бы остаться здесь жить навсегда, я просыпался и ложился спать. Со временем, пати перестали быть чем-то экзотичным. И я уже ездил на них, как на работу. Мне нравилось зарабатывать деньги, танцуя и общаясь с интересными людьми. Передвигаясь по всему северному Гоа, я знакомился с тысячами людей. Меня уже знали все русские, живущие постоянно на севере, от Арамболя до Анжуны. Я продавал своим согражданам ЛСД, мескалин, МДМА, экстази, чарас. Я был не просто продавцом психоделики. Я был психоделическим проповедником. Приходя на пати, я выбирал себе жертв, и обрабатывал их всю ночь. Иногда это были одиночки, иногда целые компании. Мне было не важно, купят они у меня что-нибудь или нет, потому что, не напрягаясь, я зарабатывал, как минимум, сто долларов в сутки. Мне было ужасно интересно наблюдать за их трансформацией, трансформацией их восприятия окружающего мира. Я наблюдал, как за две недели, отъявленные русские бандиты превращались в обычных добрых парней, а конченые «новорусские» бизнесмены, не способные говорить ни о чем, кроме денег, начинали рассуждать о смысле жизни. Много людей, возвращаясь на Родину, благодарили меня за их пробуждение. Жали мне руку, обещая вернуться. Трансформировались все. Все, в разной степени, становились человечнее и добрее. Десятки, а может быть, и сотни таких же убежденных психоделических проповедников передвигались по Гоа от одной мамы-чай к другой, от одного пати к другому. Везде, где появлялся хоть один такой проповедник, все разговоры сводились к психоделической революции, расширению сознания, или квантовому скачку восприятия. Повсюду обсуждались книги психоделических профессоров и духовных гуру, одобряющих расширение сознания при помощи натуральных или химических психотропных препаратов. Везде осуждались тяжёлые наркотики и алкоголь. Такие как я, психоделические проповедники, объясняли людям, в чем разница между хорошими и плохими наркотиками, рассказывая то, о чём старался умолчать социум, потому что для социума все наркотики были однозначно плохими. Люди, принявшие веру психоделической религии, отказывались снова занимать свои социальные места. Осознав бессмысленность бесконечной гонки за Золотым Тельцом или счастливым будущим, люди бросали свои дорогие шмотки, сотовые телефоны, сжигали паспорта и обратные билеты, предпочитая простую жизнь в рыбацкой деревушке суетной жизни в большом мегаполисе. Если бы мы тогда знали, кому мы переходим дорогу. Социум не казался жестоким монстром, способным, защищаясь, легко раздавить любого, кто попытается пошатнуть его консервативные устои. Казалось, ещё чуть-чуть, и весь этот несовершенный мир выйдет на заключительную прямую эволюционного развития, где основные ценности будут любовь и гармония.

Вернулся я в Россию в середине зимы. Москва встречала меня грязным снегом и не улыбающимися, озабоченными лицами. Я же, отказавшись от иллюзорных проблем, сиял, и абсолютно выпадал из толпы среднестатистических россиян. Несмотря на холодную погоду, на мне была одета непальская вязаная куртка, напоминающая издалека маленькую радугу, оранжевые флюоресцентные штаны, и - на шее у меня был розовый шарф. Через плечо висела жёсткая сума, из которой торчал барабан, а на ногах были летние сандалии. Улыбка ниспадала с моего лица. Никто не мог тогда испортить мне настроение.

Дымков, так же, как и все остальные россияне, встретил меня с хмурым серым лицом.

- Рассказывай, как отдохнули, - сказал он, не улыбаясь, и доставая из офисного стола пачку папирос и коробочку с ганжей.

- Даже не знаю, что тебе ответить. Я был на другой планете.

- Много телок ты трахнул?

- Не поверишь Дымков, там так было хорошо, что телки меня совсем не интересовали. Интересовали, конечно, но только как интересные личности, а не как сексуальные объекты.

- Стареешь ты, брат. Когда мы с тобой по проституткам ездили, они тебя как личности совсем не интересовали.

- Нет, Дымков, это ты стареешь. Я научился испытывать безусловную любовь. Это намного круче обычного секса. Вот ты, Дымков, когда с девушкой переспишь, о чём в первую очередь думать начинаешь?

- Как избавится от нее, о чём же ещё. Ты же знаешь, у меня семья, дети.

- Вот, а я научился просто любить всех. Для меня каждая девушка, если я с ней не переспал, остается загадкой, невидимой Вселенной, а для тебя все, кого ты трахнул, считаются вчерашним днем.

- Видимо, слишком много наркотиков ты съел в Гоа. Давай лучше дунем, - сказал Дымков, протягивая мне приколоченный косяк. - С телками, наркотиками, гоанским курортом я все понял. Давай о делах поговорим. Ты в курсе, что с «Хэмпом» происходит?

- Конечно я в курсе, но, по-моему, нет повода паниковать. Не волнуйся, Дымков, у меня есть план. Я знаю, как выбраться из сложившегося кризиса. Нужно открывать свое производство, и я уже готов написать бизнес-план.

- А где ты, Вась, собираешься деньги брать? – неожиданно серьёзно спросил меня Дымков, откинувшись в кожаном кресле.

- Как где? Ты же говорил, что «Сам» обещал лично поддерживать наш проект. Или дело легалайза его уже не интересует?

- Легалайз легалайзом, а в нашей корпорации принято так: если деньги взял, то нужно сначала отдать, прежде, чем спрашивать ещё.

- Но, ведь это изначально было понятно, проект новый, рискованный, возможно потребуется дополнительное вложение. К тому же, основная цель «Хэмпа» не коммерческая, а политическая.

- Ты политику с коммерцией не путай.

- Но, ведь это не наш бизнес, я всего лишь управляющий, ты смотрящий. Наше дело работать. А их дело - бабки вкладывать.

- Вот не отдадим в срок деньги, придёт к тебе домой служба безопасности, предложит продать твою квартиру. А будешь возмущаться - отрежут тебе сначала одно ухо, потом сам побежишь своё жильё продавать.

- Нет, Дымков, про квартиру, мы так не договаривались. Нужно как-то по-другому из кризиса выходить. Бизнес ведь рабочий, нужно только до ума его довести. Я готов продать свой джип, и вложиться в «Хэмп».

- Ну, это другое дело, рассказывай, что за план у тебя, – сразу расслабившись в лице, спросил меня Дымков, передавая косяк.

- Надо ехать в Непал. Там, по моей информации, производится много ткани из конопли. Будем своими силами открывать производство.

- Ну, если ты готов, то собирайся в новую экспедицию, - Дымков одобряюще похлопал меня по плечу, – только прекрати все время улыбаться, ты не в Гоа. Твоя жизнерадостная улыбка сбивает с рабочего настроя.

Улыбаться у меня получалось ещё целый месяц. Целый месяц ничего не могло огорчить меня. Я продолжал проповедовать свою психоделическую религию уже в России. Я встречался с друзьями и знакомыми. Я звал всех бросить свои дела, и перебраться жить в Гоа. Многие с завистью слушали мои приключения и мечтали, что тоже, когда-нибудь, бросят свои дурацкие дела, и отправятся на поиски Земли Обетованной. Некоторые просто смотрели на меня, как на сумасшедшего, который, переев наркотиков, окончательно спятил. Но, через какое-то время я заметил, что почти всех раздражает моё счастливое лицо. Все вокруг мчались с огромной скоростью, вдогонку за богатым и счастливым будущим, расталкивая всех, кто попадался и мешался им на пути. Счастье было где-то недалеко, за горизонтом. Нужно было только поднатужится, и добежать. С улыбкой бежать не получалось ни у кого. Счастливые, улыбающиеся люди, вроде меня, расслабляли или раздражали. Ровно месяц меня подпитывала накопленная гоанская энергия. Потом, неожиданно, наступила депрессия. Суровая российская реальность тяжёлым серым туманом окружила меня. У меня, как будто, резко закончились батарейки. Не хотелось абсолютно ничего делать. Не хотелось выходить на улицу, чтобы видеть там недовольные рожи сограждан. Мне ужасно не хватало свежевыжатых соков, фруктовых салатов, свежеприготовленных морепродуктов и Солнца, которое почему-то появлялось очень редко. Я снова набрал, потерянные в Гоа, двадцать килограмм своего веса, питаясь безвкусной российской едой. Я пытался дарить окружающим людям улыбки, в надежде получить хоть немного позитивной энергии, но, встретившись со мной взглядом, люди либо отводили испуганно глаза, подозревая меня в чём-то нехорошем, либо возвращали мне злобный оскал. «Смотри, Петь, чувак как петух вырядился. Пидор, наверное, или кришнаит», - слышал я часто позади себя. Но вот, наконец-то, пришло то время, когда я продал свою машину. У меня появились деньги, я стал готовиться к новой экспедиции. Это была экспедиция, из которой я так и не вернулся, экспедиция, кардинально изменившая всю мою жизнь.

*Рашка (Russia) - так называют Россию русские, проживающие в Гоа

Глава 18. Часть первая. В тюрьме.

- Сегодня ещё один форейнер* заезжает в наш «пятизвездочный отель», - сообщает мне Доминик, откидывая в сторону прочитанную газету. – Какого-то шотландца взяли с тремя килограммами чараса.

- Тоже мне новость, от нее мне ни горячо, ни холодно. Я вот сегодня рекорд сделал, могу уже двадцать раз отжаться от пола, вот это - хорошая новость.

- Молодец, ты, русский. Учишь весь день свой английский, спортом занимаешься. Откуда у тебя столько жизненных сил? Я вот только спать могу весь день или телевизор смотреть. Ничего делать не хочется.

- А я не могу понять, как вы, индусы, можете спать весь день и всю ночь. Так ведь всю жизнь проспать можно. Ведь, если судьба забросила нас в такие условия, нужно брать из этого максимум. Жизнь коротка. Каждый час, проведенный во сне, - это минус один час из твоей жизни. Я вот всю жизнь мечтал иметь фактурные бицепсы и бегло говорить на английском. А тут появилась прекрасная возможность воплотить свои мечты. Я вот уснуть не смогу, если знаю, что ничего полезного за день не сделал. Целый день жизни, - это же бесценный подарок судьбы. Я не могу разбрасываться им, иначе мне кажется, что жизнь проходит мимо.

- Я английский в школе учил, а мышцы мои вполне меня устраивают, - отвечает мне Доминик, разглядывая свои бицепсы.

- А я вот английский учил в школе, в институте, на курсах, - все бесполезно. Без практики все забываешь через две недели. А здесь, в тюрьме, я уже выучил больше слов, чем за всю свою жизнь. Посмотри, какие новые слова я сейчас знаю, - показываю я пальцем на стену напротив меня.

Стена, в радиусе двух метров от моей «постели», исписана новыми английскими словами.

- Improve, escape, effort, freedom, remain, - улыбаясь, читает вслух Доминик. - Весь тюремный лексикон. У меня, Васа, немного другой подход к жизни. Для меня сон - это тоже продолжение жизни. Причем, порой эта жизнь во сне намного интереснее, чем в реальности. Во сне, я, так же как и наяву, могу наслаждаться своими чувствами. А какие чувства я могу испытывать, находясь в тюрьме? В большей степени это только страдание. Страдание от того, что у меня отобрали все то, от чего я получал наслаждение. Если даже я не вижу никаких снов, я получаю удовольствие от того, что могу сейчас спать столько, сколько хочу. Как распорядится судьба в будущем, я не знаю. Может, я буду только мечтать о том, чтобы выспаться. Может, у меня будет не хватать времени на сон, - так я лучше сейчас отосплюсь, впрок. А ещё, я люблю спать, покурив чараса. Ты когда-нибудь курил чарас?

- Даже не знаю, Доминик, что тебе и ответить. Я о чарасе могу диссертацию написать. На воле, несколько лет назад, много курил, по десять грамм в день. Последний год - пару грамм в день, а сейчас, в тюрьме, уже больше месяца не курю вообще ничего.

- Смотри, чего мне наш Дэвид подогнал, - говорит Доминик, показывая маленькую чёрную горошину у него на ладони.

- Вот это сюрприз! Ай да Дэвид, добрый доктор.

- Ну, что же, значит сегодня у нас праздник. Гимнастику я на сегодня закончил. В занятиях по английскому сделаю выходной. Попробуем вспомнить, что это такое.

Разломив эту маленькую горошину и поднеся к носу, я медленно вдыхаю этот волшебный запах. Спутать его невозможно ни с чем. В голове мгновенно всплывают воспоминания гималайских гор, покрытых бесконечными полями чудо-травы, из которой делается ароматный чарас. Эх, почему же эта трава привела меня сюда?

Сделав из тетрадной бумаги самокрутку, по примеру русской «козьей ноги», я набиваю её смесью из маленьких кусочков чараса и жевательного табака, крепостью напоминающего махорку. Первая затяжка так обжигает горло, что я еле сдерживаюсь, чтобы не закашлять.

- Да, стронг табако у вас в Индии.

- Strong life, strong tоbacco*, – отвечает мне Доминик.

Приятная, знакомая легкость сначала ударяет мне в голову, а затем плавно растекается по всему телу. Откинувшись к тюремной стене, я погружаюсь в себя, наблюдая как реальность окружающая меня, медленно начинает трансформироваться. Облезлые стены становятся приятного желтого цвета. Разбушевавшийся от несправедливости окружающего мира, мозг медленно успокаивается.

- Маленькая свобода, - с грустью произносит Доминик, тоже откинувшись на полу. – Скоро День Независимости Индии, может, повезет, - попадем под амнистию. Адвокат приготовил заявление для судьи, может, выпустят под залог.

- Вряд ли, мало шансов, - перебивает наши фантазии бывший полицейский Четси, – У кого статья до трех лет, может быть, и получит амнистию, а у нас шансов нет, мы - серьёзные преступники. У нас больше шансов десять лет получить, чем выйти на волю.

- Полицейский, хватит ныть. Не слушай его, Вася, все будет хорошо.

- Don’t give up hope! - кричит мне из другого угла камеры наш добрый убийца Дисай.

Глава 18, Часть вторая. На воле.

- Здравствуй Индия, здравствуй Гоа, я скучал без вас.

Я снова бегу босиком по бескрайнему пляжу Арамболя. Голубое небо отражается на гладком и мокром, от отлива, песке. Я снова бегу по небу. У меня мокрые от счастья глаза, и я не могу понять, плачу я или смеюсь. Счастливый, словно ребенок, я бегу, держа в руках большой, желтый платок, развивающийся, как флаг, в потоках тёплого гоанского ветра. Я здороваюсь со всеми проходящими мне навстречу людьми, и они, понимающе, улыбаются мне в ответ. Я снова в раю. Сегодня приехали мои друзья из рашки. Первые из тех, кто наслушался моих истории, и, наконец-то, собрался в путешествие по Индии. Я иду по пляжу в соседний поселок, в местечко под названием «Русский Сансет». Нужно помочь своим односельчанам увидеть то Гоа, в которое я влюблен.

- Привет, Валера, привет односельчане! - машу я платком компании бледных парней, допивающих дьютифришный алкоголь в тени невысокой пальмы.

- Здорово земляк, - протягивают мне по очереди свои руки подвыпившие сограждане.

- Добро пожаловать на Землю Обетованную. Как добрались?

- Мы не помним ничего, всю дорогу бухали, сейчас опохмеляемся, может, чего-нибудь вспомним.

- Вася, я не понял, где слоны, где обезьяны? – смеясь, спрашивает Валера, протягивая мне бутылку с ромом, – Выпьешь с нами?

- Нет, спасибо хлопцы, но пить мне на жаре, днем, совсем не хочется. Вот покурить с вами – другое дело, я с удовольствием составлю вам компанию, - достав из кармана толу* чараса, я протягиваю её парням.

- Вот это – по-нашему, не плохой кусок, долларов на двести по российским расценкам тянет.

- Ага, и лет на десять тюрьмы, - смеясь, добавляет кто-то из парней.

- Куда курить-то пойдем? Или, прямо здесь можно?

- Расслабьтесь, парни, здесь - Индия, здесь все курят. Поэтому курите, где хотите. Никто вам ничего не скажет. А если докопаются полицейские, дайте им десять долларов. Это нарушение закона дороже не стоит.

- Тебя послушать, так здесь просто рай. Когда показывать нам будешь Гоа? А то в России весь наш город, благодаря тебе, только об Индии и говорит.

- Вы бы сначала одежды свои сменили, подзагорели бы, а то с вами сейчас стыдно в приличных местах появляться.

- А чё это стыдно-то? Одежда у нас нормальная, фирменная. И с бабками тоже проблем нет.

- Да ладно, не обижайтесь, сами все поймете через недельку. У вас же все разговоры сейчас о деньгах, о шлюхах и о бизнесе. А здесь - немного другие ценности. И чтобы завести интересных друзей, нужно самому сначала стать интересным. Вы сами скоро все поймете. Через неделю закрытие русского ресторана «Баба Яга», как раз можно будет вас и «в люди» вывести. А сейчас - расслабляйтесь, загорайте, спешить некуда.

- Слушай, Вась. Мы тут взяли с собой одного «микроолигарха», - шепчет мне на ухо Валера, показывая на стоящего недалеко парня с короткой стрижкой, – Ты уж покажи нам то Гоа, о котором ты нам все уши протрещал, а мы все проспонсируем.

- Что же ты, Валер, все бабками меряешь? Дело тут не в бабках, а в вашем желании увидеть все лучшее здесь. Если захотите увидеть, то увидите. А не захотите - я ничем помочь не смогу. Будете только на дерьмо внимание обращать.

- Мы попробуем за недельку научиться на дерьмо не смотреть, только и ты не подведи, покажи нам потом праздник.

Неделя пролетела быстро, словно одно длинное мгновение. Каждый день я покупал на рынке у непальцев образцы конопляных изделий, учил английский, загорал, курил, наслаждался жизнью.

- Сегодня вечером мы едем в «Баба Ягу», вы готовы посмотреть настоящее Гоа? – обращаюсь я к своим русским друзьям, успевшим за неделю загореть и преобразиться.

- А что, ты считаешь, что нас пора в люди вывозить? – смеясь, говорит Валера, показывая свой загар. – Мы, по твоему совету, и одежды свои все сменили. Кстати, вот и Олег подошел. Всю неделю он спрашивал, когда же мы поедем Гоа смотреть. Он у нас микроолигарх. Все сегодняшние ништяки он спонсирует. Он тоже любитель покурить.

- Пока не в запое, - с улыбкой добавил парень с приятным русским лицом, протягивая мне для рукопожатия руку.

- Ну, если вы уже готовы, тогда по байкам, едем в Чапору.

Проехав Мандрем, Ашвем, Морджим и Сиолим, на шести мотоциклах мы въезжаем в пыльную, грязную, но веселую и счастливую Чапору.

- Вот он центр фриковского Гоа, - слезая с байка, говорю я парням, удивленно смотрящим по сторонам.

Вот сюда, на единственную маленькую улочку, каждый вечер стекаются сотни фриков и хиппи, со всего северного Гоа. Здесь нет клубов, нет супермаркетов, нет пляжа, но почему-то все собираются здесь. По обеим сторонам узкой улицы, покрытой слоем красной пыли, стоят убогие маленькие бары и рестораны. Здесь нет роскоши и гламура, это здесь не востребовано. Практически из каждого заведения звучит трансовая музыка. За каждым столиком непрерывно кропалят чарас и чистят чилумы. Большинство завсегдатаев пьют свежевыжатый сок, кофе или чай. Повсюду из рук в руки передаются чилумы. Отовсюду доносятся мантры, восхваляющие бога Шиву. Возле входа в «Бабу Ягу» стоят, пританцовывая и общаясь, несколько лучших представителей русского фриковского общества.

- Неужели это русские? – удивленно показывает на них пальцем Олег. – Сложно поверить. Где же они, такие нарядные, все в России прячутся?

В отличие от моих друзей, стоящие возле входа парни, не проявляют никакого интереса к появившейся группе туристов, одетых в гоанские наряды. У кого-то из фриков длинные волосы, у кого-то дреды. Кто-то с модным гоанским ирокезом на голове. Шеи, руки и уши покрыты самыми невероятными украшениями, какие только можно представить.

- А они, Олег, в России не живут, – говорю я, проталкиваясь сквозь толпу возле входа. – Многие уже давно мигрируют по Азии, забыв Россию, как страшный сон.

- А я люблю Россию, – отвечает Олег, садясь за столик, где уже вовсю отмечается закрытие сезона. – Люблю зиму, люблю русскую баню, люблю русских телок.

Мы сидим на небольшой плоской крыше первого русского ресторана.

- А вон и хозяин, Лёха Желток, – показываю я на парня, гордо сидящего за большим столом.

– Смотри, какая тёлка, – вдруг показывает Валера на появившуюся гоанскую красавицу.

- А, это Надин, хочешь, познакомлю? – улыбаясь, предлагаю я, и машу ей рукой.

- Конечно, хочу, - завороженно, не спуская с нее взгляда, отвечает Валера, выпив залпом налитую рюмку с ромом. – По-моему, Вась, я влюбляюсь. Может, это последняя любовь в моей жизни.

- Привет, Надин, - кричу я ей, - Присаживайся к нам, я хочу познакомить тебя с моими односельчанами. Давайте выпьем за удачное завершение этого сезона.

- Как говорится, чтобы он был не последним, – громко говорит Леха Желток, вытирая остатки кокаиновой пудры с кончика носа.

*

- А где Валера? Целую неделю его не видел. Куда дела нашего друга? Заколдовала?

- Я здесь! – слышится голос Валеры, высунувшего одну руку из большого розового гамака, подвешенного на веранде возле дома.

- Валера, это ты что ли? Что с тобой случилось? Тебя не узнать. Сразу видно, попал в руки гоанской волшебницы.

- А у нас медовый месяц начался, - звонко смеясь, говорит Надин, прыгая в гамак к Валере.

- Я рад за вас. У меня к вам интересное предложение.

- Только не говори, что принес ещё МДМА. Нам и без него хорошо сейчас, - говорит мой друг, выпутываясь из объятий красивой девушки.

Вылезши из гамака, Валера улыбается и протягивает мне свою руку, чтобы поздороваться. Наконец-то, я могу полностью рассмотреть ту трансформацию, что произошла с моим другом за последнюю неделю.

- Ты стал похож на буддистского монаха, объевшегося ЛСД, - говорю я, обходя его со всех сторон.

Вместо дурацкой прически с пробором на голове, у Валеры волосы остались только на затылке, в виде небольшого гребешка, как у кришнаитов.

– Ты же ни за что не хотел одевать лунги, и где твоя дорогая майка «Армани»? Я смотрю, ты успел уже модно майку себе разрисовать. Узнаю стиль художника Влада Лэнка. Его фирменный знак «Los Uebanos» носят только его друзья, настоящие фрики. Чтобы разрисовать у него такую майку, люди ждут его вдохновения неделями, или даже месяцами. Я думаю, тут не обошлось без волшебства Надин. Повезло тебе, Валера. Там, где появляется Надин, пространство вокруг начинается меняться, как в сказке.

- Да, я такая, волшебница, - звонко смеется Надин, подняв из гамака к небу свои стройные, длинные ноги.

- А что ты думаешь, Надин, насчет того, чтобы отправится в медовый месяц в Непал? – говорю я, разглядывая красивую композицию из плавающих цветов в большой прозрачной чаше.

- Я вообще, Вась, сюда за приключениями приехал, поэтому - хоть завтра готов, - отвечает Валера, пытаясь освободиться от ног Надин, которыми она пытается снова затащить его в гамак.

- Если Валера едет, то и я тогда «за»! – снова громко смеется гоанская волшебница, стянув с Валеры ногой яркий оранжевый платок, обмотанный вокруг талии.

- Надо бы только поторопиться, у меня виза заканчивается через пару недель.

- Апрель, конец сезона, она у всех сейчас заканчивается. Почти все уже разъехались. Только у нас медовый месяц начинается.

- А где же Олег? Что-то его не видно. Он поедет с нами? – обращаюсь я к Валере, беря со стола большое спелое манго.

- Не, Олег не поедет, он не смог здесь адаптироваться. На пятый день он не выдержал, купил себе билеты, и уехал в любимую Россию. Говорит, не его это место - Гоа. Ему пятизвездночник подавай, проституток и казино. Привык он свой статус через деньги показывать. Помнишь, на закрытии «Бабы Яги» как он с людьми знакомился? «Здравствуйте, меня зовут Олег, у меня свой автомобильный магазин».

- Да, к сожалению, есть такие люди, которые без денег не представляют никакого интереса для других. А кому здесь интересно, сколько он зарабатывает? Никому. Вот он и почувствовал, что никому не интересен. Это в рашке он царь и бог. Все его любят и лебезят перед ним. Россия – это его место, там большинство людей такие.

Съеденные в ночь закрытия «Бабы Яги» психоделики сильно напугали Олега. Никто из нас и не подозревал тогда, что Олег, по возвращении в Россию, захочет продать свой автосалон и отправиться в Индию надолго. Психоделическая трансформация догнала его в России, заставив изменить свою жизнь.

* Форейнер - иностранец

* Тола – индийская мера веса, равняется 12 граммам, у драг-дилеров тола составляет 10 грамм.

*Strong life, strong tоbacco- Тяжёлая жизнь,крепкий табак.

Глава 19. Часть 1. В тюрьме.

- Добро пожаловать в нашу тюрьму, меня зовут Василий, я из России.

- Джеймс, - протягивает мне руку новый постоялец нашего, как любит говорить Виктор, отеля «Холидей Инк». Небольшого роста, круглый и мохнатый шотландец ужасно смахивает на русско-мультяшного Вини Пуха. Джеймс пытается что-то сказать, но понять его шотландский язык практически невозможно. Ощущение, что он говорит с набитым ртом. Поняв, что его англо-шотландский акцент никому не понятен, он, улыбнувшись, отправляется гулять по кругу один. Так же, как и я, в первую неделю он с огромной скоростью ходит по радиусу тюремной площадки, напоминая медведя, которого поймали на воле и посадили в зоопарк.

- Доброе утро, - по-русски кричит на всю тюрьму Виктор.

- Добраутра, - отвечают ему проснувшиеся заключённые с разных сторон тюрьмы.

- Добраутра, - по очереди повторяют сонные охранники заученную, смешную для них русскую фразу.

- Привет, доктор, - здороваюсь я с Дэвидом, традиционно потягивающимся под лучами утреннего солнца.

- Привет, дон Александро, - говорю я, протягивая руку контрабандисту из Сицилии.

- Привет, Вашья, - здоровается со мной японский «самурай» Юки, по прозвищу «Сузуки».

Кроме них, и нескольких моих сокамерников, это единственные «живые» люди, среди шестидесяти заключённых нашей тюрьмы, с которыми хоть как-то можно общаться.

- Что нового, Дэвид?

- Пока живой, - улыбаясь, отвечает пожилой иранец, кладя щепотку жевательного табака себе за губу. - Полтора года я уже здесь, почему меня так преследует бэд лак?

Дата добавления: 2015-06-28