Гоа.Исповедь психоделической устрицы. 9 страница

- В чём дело, Дэвид? Такой день замечательный, а ты без настроения.

- Ты же знаешь, Вася, что если экспертиза через год не приходит, то дело автоматически закрывается?

- Ну да, это не новость, - соглашаюсь я, махая головой.

- Так вот, я кучу денег заплатил, чтобы эта экспертиза вовремя не пришла. Ждал целый год, а что сделали эти шакалы? За два дня до окончания годового срока гоанские полицейские сами поехали в другой конец Индии, в Хайдарабад, и забрали мою экспертизу. А этот чёртов доктор, что проводил экспертизу, мало того что деньги мои забрал, так ещё и ошибку в репорте сделал. Написал, что у меня чараса не пять, а пятьдесят килограмм. Запятую, мазэфакер, не там поставил. Теперь мне, наверное, ещё год ждать придётся. Why like this?

- Because like that* - улыбаясь, отвечаю я, по-дружески хлопая его по плечу. - Видимо, карма у тебя такая.

- А что, Дэвид, твоя экспертиза по кокаину показала?

-Да кому нужен мой кокаин? Восемьдесят грамм ведь всего. Меньше ста грамм не коммерческий объём. С таким весом под залог выпускают. Экспертиза показала положительную реакцию. Хороший был кокаин, только судье он не интересен. Только за чарас меня посадить могут.

- Странная страна эта Индия. За двести сорок девять грамм героина или за девяносто девять грамм кокаина выпускают под залог, а за десять грамм МДМА могут посадить на двадцать лет.

После традиционного приветствия Солнца, Виктор, подойдя к нам, включается в наш диалог.

- А ты, Вась, подумай: двести пятьдесят грамм героина или сто грамм кокаина могут убить несколько ненужных обществу людей, очистив немного места в перенаселённой Индии. Их же тут и так почти полтора миллиарда, а десять грамм МДМА сделают счастливыми несколько человек, которые могут бросить свои рабочие места, поняв, что жизнь нужна не для этого. Кому нужны в социуме счастливые люди? Социуму нужны трудолюбивые, испуганные и зависимые люди, которые готовы работать большую часть их жизни за еду и примитивные удовольствия. А какая польза от твоих психоделиков? «Человек социальный», изменив своё сознание, начинает понимать, что зарабатывание денег - это не главное в жизни. Вот и законы здесь поэтому такие.

- Психоделики помогают личностному росту, но мешают социальному, - вздыхая, соглашаюсь я. - Но ведь социум тоже должен эволюционировать. Когда-нибудь мы должны развиться до справедливого, идеального общества.

- Это только ты, Вась, так думаешь. Идея твоя утопическая, никогда мы не придём к такому обществу. Вспомни историю человечества. Всегда были рабы и рабовладельцы. Прошло много веков, а что-нибудь изменилось? Ничего не изменилось. Изменились только названия режимов. Социализм, капитализм, фашизм, коммунизм, демократия, либерализм, - всё это только названия, прикрывающие сущность любого общества. Любое общество, как бы оно не называлось, всегда состояло из двух классов. Рабы, которые должны отдавать свои жизни во благо рабовладельцев, и рабовладельцы, которые создают такие законы и правила, чтобы рабы работали, и не разбегались. Вот раньше было рабско-крепостное право, а сейчас кредитно-крепостное. Название разные, а сущность такая же. Поводок только у рабов сделали чуть подлиннее, и кормить стали поразнообразнее. А ты всех счастливыми хочешь сделать, вот поэтому и сидишь ты тут. Раб ты беглый, точнее все мы тут беглые рабы, которых поймали и посадили на перевоспитание. Сиди вот, и перевоспитывайся, революционер хренов, - улыбаясь, заканчивает свой эмоциональный монолог Виктор.

Глава 19. Часть вторая. На воле.

Мы сидим на корточках в тамбуре переполненного поезда Бомбей-Горакпур. Такое количество людей в вагоне я видел только в кино про фашистов, отправляющих евреев в концлагеря.

- Что делать-то будем? - спрашивает нас Надин, сделав наигранно недовольное лицо, -двое суток до границы ехать, а мест, не то, чтобы лежачих, сидячих даже нет. Конец сезона, скоро мунсун, все подальше от дождей передвигаются. Нормальные люди в Индии заранее, за два месяца, билеты на поезд покупают.

- Зато мы, Надин, всего десять долларов за наших три билета заплатили, - улыбаясь, говорит Валера, в попытке разрядить обстановку.

- Вот и езжай двое суток на корточках, а мне лежачее место нужно, - недовольно возмущается Надин, периодически одёргивая свою короткую юбку.

Кроме нас в тамбуре индийского вагона сидят, стоят, или висят на поручнях ещё с десяток человек. И, хотя мы занимаем втроём место, где индусы могли бы сесть впятером, недовольными своими местами выглядим только мы. Остальные попутчики меланхолично разглядывают трех странных белых обезьян, говорящих на непонятном, заморском языке. Точнее, почти все разглядывают Надин. Открытые плечи и длинные, стройные ноги бывшей манекенщицы действуют на индусов, как магнит.

- А зачем ты мини-юбку одела? Ты что, не видела, как местные женщины одеваются?

- Они меня сейчас глазами съедят, я так больше не могу, - жалуется наша волшебница, прижимаясь ближе к Валере. - Они ведь даже в море в одежде купаются.

- И вообще, они, может быть, первый раз в жизни белую женщину видят, - пытаясь успокоить её, говорит Валера, расположив на коленках карту Индии.

Я пытаюсь найти ближайший населенный пункт, где можно пересесть на другой транспорт.

- Так, по-моему, я нашел ближайший населенный пункт. Город Насик, население - миллион человек, - показываю я пальцем маленькую точку на карте. В миллионном городе наверняка найдется транспортное средство покомфортнее, чем тамбур поезда. Сделаем пересадку, и завтра будем уже на границе.

Сойдя через два часа на довольно большой станции, мы начинаем понимать, что крохотный, по сравнению с двадцатимиллионным Бомбеем, Насик, похоже, никогда не видел белых людей. Посетив автобусные и железнодорожные кассы, мы поняли, что билетов нет никуда на ближайшие два месяца. Остановившись на привокзальной площади, на пять минут, чтобы посмотреть карту, мы обнаруживаем, что вокруг нас собралась довольно большая толпа.

- Валера, Надин, оторвитесь от карты, смотрите, что происходит вокруг. Такое ощущение, что мы главные герои какого-то сумасшедшего кино. Проходящие мимо индусы, увидев нас, останавливаются и замирают, позабыв о том, куда шли. Ощущение, что кто-то нажал им кнопку «пауза». Некоторые стоят с приоткрытым ртом, не веря в чудо, появившееся в их городе.

- Неужели мы так интересны им, что они, позабыв куда шли, готовы вот так вот стоять и рассматривать нас?

- Не льсти себе Вася, они на Надин пялятся, - говорит Валера, убирая карту в сумку. - Такое ощущение, что они думали, что белые люди только в кино бывают.

- Парни, они не только на меня пялятся. Вы в зеркало на себя смотрели? Вы же в ярких своих юбках, с чудными прическами, - как инопланетяне для них.

Окружив нас кольцом, туземцы словно загипнотизированные, молча разглядывают нас. Из ступора их выводит крик полицейского, который, размахивая короткой бамбуковой палкой, начинает разгонять внепланово организовавшуюся толпу. Обойдя таксистов на всей привокзальной площади, мы понимаем, что никто здесь не говорит по-английски.

- Валера, возможно у тебя получится. Сходи, поговори с водителями мото и велорикш. Может быть, на пальцах сумеешь объяснить им, что нам надо уехать куда-нибудь из этого города, желательно в сторону севера, - говорит Надин, обматывая свои ноги длинным платком.

- Попробую, только смотри, чтобы нашу красавицу никто не украл, - улыбнувшись, говорит Валера, собираясь пойти в сторону привокзальной площади.

Оставшись вдвоём, мы сидим на ступеньках, разглядывая проходящих местных жителей. Если бы не национальные женские сари и темный цвет кожи, можно было бы подумать, что мы оказались в России в первой половине двадцатого века.

- Ну, и попали мы в страну обезьян, - со вдохом говорит Надин, показывая головой на полицейского, который встав недалеко от нас, периодически громким криком выводит из оцепенения заглазевшихся на нас прохожих.

- А у нас на Родине не страна обезьян? Представь себе индусов, нарядно одетых, как мы, где-нибудь в Сызрани или Кемерово, где-нибудь на привокзальной площади. Вряд ли там повстречаешь хоть одного англоговорящего таксиста. Я думаю, такая же была бы ситуация. Здесь хоть полицейские нас добровольно охраняют. В рашке бедных индусов тут же развели бы на деньги привокзальные жулики, менты и таксисы.

- Я нашел одного! - кричит издалека радостный Валера, ведущий за собой индуса маленького роста. - Он знает несколько английских слов, и, по-моему понимает, что нам нужно. У него своя моторикша, и он обещает отвезти нас в какое-то агентство, где мы можем арендовать машину с водителем, чтобы доехать до границы.

- I know who have jeep*, - радостно бормочет водитель, погружая наши вещи в старую моторикшу.

Проехав почти час, мы наконец-то, попадаем в единственное, с его слов, агентство в городе, имеющее свободную машину.

- Сто долларов, - радостно заявляет нам хозяин конторы, с блестящими глазами, в предвкушении будущей суперприбыли. - У нас есть отличный джип, через сутки будете на границе.

- Ну вот, Надин, а ты переживала, - успокаивает её Валера, подвигая наши вещи к входу.

Уехали мы тогда из Насика только через двое суток. Два дня мы сидели на стульях в маленькой конторе, ожидая сначала, когда вернётся водитель со свадьбы, потом - когда он похоронит своего дядю, потом - когда наладит какую-то поломку, потом ещё что-то. Вечером мы уходили спать в отель, а с утра повторялась та же самая история. Тогда, в Насике мы твердо усвоили, что значит индийское «пятнадцать минут». Индия - страна без времени, возмущаться было бесполезно. В итоге, нам дали маленькую, размером с нашу «Оку», машинку, купленную когда-то ещё, наверное, во времена Индиры Ганди. До границы мы добрались только через трое суток. Хорошо, что у нас был чарас, курили мы его везде и все время. Воспринимать окружающую нас реальность в трезвом состоянии было просто невозможно. Мир, который мы наблюдали из окна нашей машины, был настолько необычен и непривычен, что мы могли его воспринимать только в накуренном состоянии. Где бы мы ни останавливались, мы становились центром внимания всех людей, находящихся в зоне видимости. Нас, как инопланетян, пытались пощупать, с нами пытались говорить на непонятном языке, нам все время пытались что-нибудь продать, мы же в ответ просто улыбались. И, помогал нам в этом, конечно же, чарас. Граница с Непалом открылась нам во всей восточной красоте. Она представляла собой стандартную маленькую индийскую улицу, переполненную дерьмом, мусором и бегающими крысами. Живой поток людей разделялся на две части: редкий ручеек единичных туристов, задерживающихся у поста пограничников, к которому примкнули мы, и огромная река разноцветной индийско-непальской массы, которой для перехода границы не нужно было иметь никаких документов. То, что мы преодолели границу, можно было определить по резко уменьшившемуся количеству мусора. Проехав через всю Индию, мы поняли, что мусор - это неотъемлемая часть Индии. Редко где можно встретить в Индии обжитой квадратный метр земли, на котором не было бы отходов, плодов жизнедеятельности человека. Такое ощущение, что индусы мусор просто не замечают. В отличие от нормального европейца, ни один индус не задумывается ни о чем, бросая под ноги любые отходы. Непальская сторона границы встретила нас огромным плакатом, на котором были нарисованы сложенные лодочкой две ладошки и надпись «намастэ». Как мы поняли позже, с «намастэ» в Непале начинается всё. Куда бы нам не приходилось обращаться, любой разговор начинался со сложенных ладошек на уровне груди, улыбки и приветственной фразы: «Намастэ». Четырнадцать часов серпантинной дороги в переполненном старом автобусе, вместе с курами, козами и непальцами нам скрашивал прекрасный вид из окна на гималайские горы. Самые высокие вершины были где-то вдалеке. Они появлялись иногда, когда мы проезжали вдоль больших ущелий, открывающих вид на небольшие зеленые долины. Основание этих гор не было видно, но их вершины, словно волшебные белые замки, висели над облаками, приводя нас в детский восторг. Непальцев, с которыми нам приходилось делить маленькие автобусные сидения, вид из окна никак не впечатлял, и, в отличии от любознательных индусов, они практически на нас не пялились, предпочитая всю дорогу дремать. С затекшими ногами, измотанные и уставшие, мы, наконец-то, попали в столицу Непала - Катманду.

- Ну, наконец-то, мы можем посвятить себя медовому месяцу, - расположившись на большой гостиничной кровати, сказала Надин, с трудом натягивая улыбку. - Всё, ближайшие недели никаких путешествий, я устала.

- Я пойду, куплю где-нибудь чарас, а ты можешь сколько угодно заниматься поиском своего хэмпа, - сказал Валера, прикуривая последний джойнт.

Приняв душ и переодевшись в чистое лунги, я отправился на улицу посмотреть вечернюю столицу Непала. Выйдя из нашего отеля и пройдя несколько метров, я понял, что, наконец- то попал туда, куда надо. Практически через дорогу над входом в магазин я увидел радующую меня вывеску «Хэмп». Как долго я искал этот конопляный рай!!! Только бы сразу не потратить все деньги. Хочется купить практически всё. Нет, сегодня никаких покупок, сегодня - ознакомление. Тамель, туристический район Катманду, напоминает сказочный город с добрыми маленькими жителями.

Такое ощущение, что две древние цивилизации - индийская и китайская смешались в этом месте, создав удивительный симбиоз. Китайская пагодная архитектура и барельефы индийских богов, буддийские и индуистские храмы, стоящие по соседству, монголоидные черты лица у половины населения. Всё это делает город уникальным и не похожим на какой-либо другой. Несколько пересекающихся улиц вокруг нашего отеля состоят из тысячи магазинчиков, ресторанов, туристических и карговых* агентств. Пройдя несколько улиц, я понимаю, что Катманду по праву можно назвать столицей конопли. Практически в каждом магазинчике можно купить что-нибудь, сделанное из хэмпа. Из него в Непале делают всё: одежду, обувь, ткани, нитки, сувениры, украшения, и, конечно же, гашиш и чарас, к сожалению, сейчас незаконные. За час ознакомительной прогулки ко мне с десяток раз подходили уличные дилеры, предлагая марихуану и поланд*. Я ходил по маленьким улочкам, с любопытством рассматривая разнообразные диковинные приспособления для курения, аксессуары в стиле эко, и другие всевозможные штучки, каким-либо образом связанные с коноплёй, и радовался, что наконец-то нашел то, что мне нужно. Но, самое приятное, что стоило все это какие-то копейки. «Не умрёт наш родной «Хэмп», на подмогу идёт непальский», - радостно думал я, направляясь в гостиницу. Вернувшись в отель, я был поражён, увидев огромный кусок чараса на журнальном столике.

- Валера, ты что, сума сошёл? Зачем ты купил полукилограммовый кусок? Мы столько не скурим…

- Что, это - не скурим? Запросто скурим. На самом деле я хотел купить десять грамм, виновато начал оправдываться Валера. – Но, как-то так вышло, что купил это, - улыбаясь сказал он, подбрасывая на ладони здоровенный кусок. - Спросил я цену у уличного торговца, а он чего-то лопочет на своём языке, понятно только одно, - двести баксов хочет. Я прикинул, что в рашке десять грамм двести баксов стоит, понятно, что для Непала дорого, но, думаю, не буду торговаться, устал я после дороги. Даю ему бабки, а он мне из-за пазухи этот кирпич отдаёт, и быстренько сваливает.

- Неплохой, кстати, чарас, - весело хихикает Надин, разминая большой кусок в своих ладошках. - Мы из него, как из пластилина, фигурки лепим.

Подойдя ближе, я вижу уже слепленных: улыбающегося чеширского кота, маленькую девочку, видимо Алису, и большой гриб с толстой, тоже улыбающейся, гусеницей на шляпке. Сложно поверить, что это всё сделано из чараса.

- Садись с нами, сейчас попробуешь непальского чараса, - улыбаясь, говорит Надин, отламывая маленький кусочек от шляпки слеплённого гриба. – Главное, определить с какой стороны отламывать. Если с одной стороны, - то станешь большим и достанешь до небес, а если с другой, - то станешь маленьким, и опустишься до самого дна.

*Because like that - потому что.

*I know who have jeep – я знаю, у кого есть джип.

*Карговые – занимающиеся грузоперевозками.

*Поланд – непальский мягкий гашиш.

Глава 20. Часть первая. В тюрьме.

Полмесяца пролетело, как один день. Время в тюрьме словно останавливается. Раз в две недели за мной приезжает драг-полиция, и увозит меня в суд. Процедура суда обычно занимает не более двух минут. Пожилая женщина в судебной мантии, одетой поверх сари, на миг поднимает глаза, что бы спросить всего один вопрос: «Жалобы есть?» Жаловаться нельзя потому, что могут перевести в более строгую тюрьму. Вот и сегодня, в маленьком полицейском джипе меня везут в суд. За окном дождь льёт, как из ведра. На душе своими острыми когтями скребутся индийские кошки. Сердце колотится в надежде на то, что это, может быть, мой последний суд. Сегодня судья решает, выпускать меня под залог или нет. Снова та же, знакомая до боли, облезлая скамейка подсудимого, и ржавые вентиляторы над головой. За те несколько раз, что меня привозили в суд, жёлтая акация за окном успела расцвести. Сегодня - последний шанс выйти отсюда. За решётчатым окном продолжается жизнь. Люди неторопливо идут по своим делам, не задумываясь о том, что у них есть свобода. Они не ощущают её ценности, она просто у них есть. Они могут передвигаться куда хотят, и делать то, что им захочется. Где то там, далеко, на воле мои девчонки. Дочка пока что не знает, что я здесь. Как бы хотелось сегодня выйти на волю, чтобы она никогда не узнала, что её отец сидел в тюрьме. Влажный воздух пахнет цветами и специями.

- Жалобы есть?- не поднимая взгляда в мою сторону, спрашивает судья.

- Нет, жалоб нет, - затаив дыхание, отвечаю я.

- Прошение о выходе под залог отклоняется. Следующий суд через две недели.

Что-то с хрустом надламывается в моей душе. Шансов выйти до получения результатов экспертизы больше нет. Целый месяц я надеялся на чудо, но оно пролетело мимо меня. Раньше, чем за восемь месяцев, экспертиза ещё не приходила никому.

Дорога до тюрьмы проплыла, словно в тумане. Я снова в камере. Абсолютно ничего не хочется делать. Открыв английский словарь, я нахожу новое слово, идеально подходящее к моему состоянию. «Frustration» - расстройство планов и уничтожение надежд. Из соседней камеры, как сумасшедший, кричит Прасад:

- Я выйду и трахну её, я убью её, я хочу трахнуть эту медсестру, - надрываясь, кричит индусский парень, которого посадили за одиннадцать грамм МДМА.

Восемь месяцев он уже ждёт своё заключение экспертизы. «Но, верно, совсем крыша отъехала у него», - думаю я, представляя себя на его месте. Надо бы взять себя в руки. Рассудок мне ещё пригодится. За тюремной стеной садится солнце. Совсем не хочется есть. Жизненные силы словно покинули меня. К вечеру я начинаю чувствовать лёгкий озноб. С черепичной крыши в нескольких местах на мою лежанку капает вода. Из окна порывами ветра меня обдаёт мокрым, холодным воздухом. Постепенно меня начинает трясти. Сухой одежды не осталось совсем. Вся камера пропахла плесенью. Я укутываюсь во всё, что у меня есть. Кости начинает выкручивать, лежать на одном месте просто невозможно. Меня бросает то в жар, то в холод. Только бы не малярия. Нельзя мне болеть, у меня ещё много незаконченных дел. На воле меня ждут мои девчонки, я нужен им. Надо бы собраться, и побороть зарождающуюся болезнь. Ну, давай же, включайся моя защитная нейропептидная* система. Выручай, вылечи меня, пожалуйста. Уснуть не получается. Время растягивается, и, кажется, что ночь никогда не закончится. Наконец-то, наступает утро. Сил сопротивляться болезни совсем нет, и тело всё ещё болит. Я лежу в позе эмбриона, обмотанный мокрой подстилкой и различными тряпками. Сухих вещей не осталось совсем. С восходом солнца мне становиться немного лучше.

- Что-то совсем плохо выглядит наш русский, - слышу я голос проснувшегося Доминика.

- В госпиталь его надо отправить, - предлагает мой сосед Мудра, протягивая мне кружку с горячим чаем.

-Эй, охранники, иностранец, умирает, - колотят по решётке мои сокамерники. - Совсем плохо выглядит русский, везите его в госпиталь, пока он не помер здесь.

- Одевайся, сейчас тебя в госпиталь повезут, - говорит мне Дисай, протягивая свою сухую рубашку. Бери свой словарь, будешь доктору объяснять, что у тебя жар и лихорадка.

Меня, в сопровождении двух охранников из тюрьмы, сажают в пустой тюремный автобус, чтобы отвезти в государственный госпиталь под названием «Азило».

-У него сто четыре градуса температура тела, придётся оставить его здесь, объясняет медсестра моим охранникам.

Интересно, сколько же это в Цельсиях?...

Госпиталь «Азило» напоминает больницу для бомжей. Облезлые, покрытые плесенью стены, зарешёченные окна, старый ветхий инвентарь. Бесплатный госпиталь для самых бедных индусов. В приёмной палате три старых медицинских кушетки, местами покрытые засохшими пятнами крови. Кто-то кричит от боли, кто-то стонет, в коридоре огромная очередь. Почти все больные похожи на жителей бомбейских трущоб. Поношенная простая одежда, многие пришли за помощью босиком. Мне выдают зелёную больничную одежду, пахнущую хлоркой. На натянутой через весь коридор верёвке сушится сотня постиранных и пожелтевших от времени одноразовых перчаток. Меня приводят в огромную, с полусотней коек, палату. Родственники, ухаживающие за больными, с любопытством разглядывают непонятно что делающего здесь человека. С разных коек доносятся стоны. Кто-то кричит в предсмертной агонии. Почти у каждого больного рядом с кроватью родственники или близкие. Пахнет мочой и медикаментами. На соседней кровати под капельницей лежит старик. Он похож на заключённого из Освенцима. Мышц почти нет, кожа обтягивает его тонкие кости. Видимо, его дочь, лёжа на полу под его кроватью, кормит грудью своего ребёнка. Одев мне на ногу древние, кованые наручники с цепью, охранник пристёгивает их к спине кровати. Пожилая медсестра в белом бумажном чепчике с красным крестом по очереди обходит всех больных, важно неся перед собой поднос со шприцами. Вот и моя очередь уколоться. Взяв из общей кучи один шприц, она быстро делает мне укол. Я понимаю, что всем колют одно и то же лекарство. Надеюсь, они не моют одноразовые шприцы так же, как перчатки? После укола появляется приятная сонливость. Хочется свернуться калачиком, но прикованная нога не позволяет мне этого сделать.

- Эй, охрана, я хочу по нужде, отведите меня в туалет, - кричу я конвоирам, сидящим рядом на стульях.

Задремавший охранник лениво отстёгивает меня, и, взяв под руку, ведёт через всю палату. Возле дырки в полу - чьё-то несмытое дерьмо и окровавленные повязки. Приготовившись сделать своё дело, я стою, с отвращением наблюдая, как к моему тапочку, извиваясь, приближается огромный глист. В ужасе я выпрыгиваю из туалета, опасаясь, что этот паразит успеет отложить свои яйца, где-нибудь на моём теле.

- Не волнуйся, это не змея, это всего лишь глист, - успокаивает меня охранник, рассматривая розовую, длиной с ладонь, тварь. Наступает вечер. Санитары разносят еду. Снова рис и гороховая подливка. Так же, как и в тюрьме, все едят руками. После увиденного в туалете, есть совсем не хочется. Двое моих охранников располагаются ко сну на полу, прямо под моей кроватью. Сложно представить себе подобную ситуацию в российской реальности. Вряд ли русские менты согласились бы спать под кроватью, - туда, скорее всего, положили бы меня. Сюрреализм какой-то. Вот уже полчаса из-под моей койки доносится громкий храп в два голоса. Единственное, чем можно себя развлечь - это рассматривание крутящегося, ржавого вентилятора над моей головой. Стоны с разных сторон немного утихают. Пришедшая в голову мысль ужасает. Мне хочется вернуться домой, в свою камеру. Ну, вот я и дожил. Теперь, бессознательно, камера воспринимается мной, как дом.

*Нейропептиды - Биологически активные соединения, синтезируемые нервными клетками. Участвуют в регуляции обмена веществ, воздействуют на иммунные процессы, играют важную роль в механизмах памяти, обучения, сна и др.

Глава 20. Часть вторая. На воле.

Держа в руке автомат, полицейский с интересом меня рассматривает.

- Всем, кроме иностранца, выйти из автобуса! - рявкает он на испуганных пассажиров. - А вы, сэр, можете остаться на своём месте, проверка вас не касается, - с улыбкой произносит он, поторапливая толчками в бок зазевавшихся непальцев. Потратив в Катманду почти все свои деньги, я принимаю решение отправиться во второй по величине город Непала -Покару. Надин с Валерой наотрез отказавшись продолжать путешествие, объяснили это тем, что ещё не успели прийти в себя после последнего путешествия по Индии. Пока полицейские возле автобуса проверяют документы у пассажиров, я сижу на своём месте, рассматривая внутренний дизайн автобуса. Непальский автобус похож на большую, старую игрушку. Если среднестатистический непалец меньше среднестатистического россиянина где-то на четверть, то и автобусы у них, соответственно, на четверть меньше. Маленькие окна, маленькие двери, маленькие сидения. Внутреннее пространство заботливо украшено разноцветной проволокой, фольгой, тряпочными рюшечками. Мы стоим у очередного блок-поста, перекрывшего нам дорогу. В Непале революция. Загнанные в леса партизанские отряды маоистов иногда делают вылазки в мелкие города и сёла, обкладывая данью госслужащих. С крыши автобуса слезают для осмотра пассажиры, владельцы самых дешёвых билетов. В отсеке для багажа, как сумасшедшая, не переставая, блеет чья-то коза. К туристам в Непале особое отношение: мы неприкасаемые. Мы - основной источник их валового дохода, и это понимают по обеим сторонам непальских баррикад. Из моего окна открывается вид на огромное ущелье, внизу которого протекает маленькая, но быстрая, с порогами, река. Приятно радует глаз растущая повсюду дикая ганджа. Все Гималаи покрыты дикорастущей коноплёй. Возле поста, сооружённого из мешков с песком, прямо возле дороги я вижу огромный, почти в два раза выше человеческого роста, куст. Кто придумал называть это растение травой? Это больше похоже на маленькое дерево. Нижние и боковые «цветки-шишечки» аккуратно кем-то уже срезаны. Наверное, не скучно тут солдатам. Вышел вечером из дота, срезал шишечку, покурил, - и созерцай гималайские вершины. Какая революция? Какие партизаны? Наверное, поэтому и длится их революция уже пятнадцать лет. Для приличия постреливают в небо раз в месяц, показав своё партизанское сопротивление, и – опять, наверное, курят. Когда-то гашиш был национальным продуктом Непала. Самые лучшие сорта чараса отправлялись на экспорт. Король контролировал практически всё производство гашиша в стране. Мой сосед по автобусу, пожилой, неплохо говорящий на английском непалец, по дороге рассказал мне, что помнит, как несколько лет назад, на Шиваратри*, король выделил несколько килограмм гашиша баба`м, и все желающие тогда могли бесплатно курить чилумы возле входов в каждый шиваитский храм. По легенде, когда-то давно, священная птица лебедь принесла богу Шиве листик конопли, который он, видимо, скурил - и всё понял. С тех пор все верующие в Шиву курят её, чтобы прикоснуться к божественному.

Погрузив своих кур и коз снова в автобус, мы отъезжаем от блок-поста. Покурив скрученный на коленках джойнт, я смотрю в окно, наблюдая, как наш автобус едет по самому краю обрыва, нисколько не сбрасывая скорость на поворотах. В моих наушниках играет «1200 микрограмм», трансовый трек под названием «Hashish». «On the seventh day Shiva created hashish*», - загадочно произносит голос, и, волшебная музыка, гипнотизируя, уносит меня в мои мечты и фантазии. Сказочная всё-таки эта страна, - Непал, страна конопли.

Покара встретила меня цветущими повсюду деревьями, прекрасным горным озером и заснеженной грядой гималайских вершин. Белые вершины, скрывающиеся так высоко в небе, что кажется, будто это не горы, а огромные дороги, уходящие прямо в небеса. Туда, где живёт грозный бог Шива со своей возлюбленной Парвати. Из маленьких магазинчиков, из ресторанчиков, расположенных вдоль озера, отовсюду доносятся мантры, наложенные на мелодичную музыку, восхваляющую богов. Мне нравится эта страна, мне вообще нравится Азия. Наверное, во мне больше азиатской, чем европейской крови. Хотя, я по паспорту и русский, да только какой я славянин? Карие глаза, тёмные волосы, греческий нос. Всю свою тинэйджерскую молодость я ужасно комплексовал по поводу своего лица. Не смотря на то, что мои родители русские, в школьные годы меня постоянно дразнили обидным словом «чурка», смеясь над моим огромным носом. Всем почему-то было интересно знать, какой я национальности. Этот вопрос задавали мне друзья, учителя, соседи. Практически во всех анкетах присутствовал этот дурацкий вопрос. В юности, девчонки больше заглядывались на голубоглазых блондинов, и совершенно не обращали внимания на меня. Здесь в Азии, я наконец-то почувствовал себя в своей тарелке. Я шёл по центральной улице, наслаждаясь цветами и звуками Непала, дорисовывая в своей голове последние штрихи плана по невозвращению на Родину. Я больше не хотел возвращаться в Россию.

- Алло, Лена, привет. Как вы? Всё хорошо? Вы получили мои непальские посылки? Как вам образцы конопляных тканей? Леночка, послушай меня внимательно, у меня есть план. Я знаю, как можно легально зарабатывать в Гоа. Мы откроем в Гоа ресторан и сеть магазинов «Хэмп». Те ткани, что ты получила, отправляй в Саратов на фабрику, пусть отшивают новую коллекцию одежды. Найди себе замену, нового управляющего в «Хэмп». Всю летнюю коллекцию, что не продалась в нашем «Хэмпе» собирай в сумки, и отправляй в Гоа, мы её за зиму всю продадим. А через месяца три - собирай свои вещи, бери Василинку, и приезжайте. Я встречу вас в Гоа. Дымкову же объясни, что мы не бросаем дело. Расскажи ему, что все не проданные в сезон вещи мы будем продавать в Гоа. На эти деньги будем покупать ткани в Непале, и отправлять в Саратов на производство. Передай ему, что будет у нас своё производство. Не пропадёт наш «Хэмп».

Дата добавления: 2015-06-28