Татиан Ассириец

Помимо апологетов, старавшихся найти общую почву для диалога с язычниками, существовали и такие, которые утверждали полную несовместимость христианства с греческой философией. Подобного взгляда придерживался Татиан по прозвищу Ассириец (или Сириец), о котором известно, что он обратился в христианство в Риме, вероятно, под влиянием самого Юстина Философа, учеником которого он и стал.

Он сам про себя говорил, что «весьма славился в языческой мудрости». Предпринимая путешествия в разные страны, он собрал много данных о быте, нравах и религиозных воззрениях многих народов Азии и Европы. Но и такой богатый запас разнородных сведений не удовлетворил Татиана, как не отвечающий на запросы ума и сердца, желающего постигнуть истину. Он посвятился в какие-то греческие мистерии — вероятно, елевсинские, — но и в них не нашёл искомого. Прибытие в Рим ещё более усилило убеждение Татиана, что язычество не обладает истиной. Это заставило его «углубиться в себя и исследовать, каким образом найти истину». Ему попали в руки книги Священного Писания, которые произвели на него глубокое впечатление «по простой их речи, безыскусственности писателей, удобопонятности объяснения всего творения, предвидения будущего, превосходству правил и, наконец, по учению о едином Властителе над всем». К этим книгам расположило его и то, что они гораздо древнее всех памятников эллинской образованности. Затем Татиан увидел высоконравственную жизнь христиан и особенно был поражен готовностью их бестрепетно умирать за свои верования. Он обратился в христианство, стал учеником св. Юстина и вместе с ним терпел преследования от философа Кресцента. По примеру своего учителя он стал проповедником и защитником христианства. Есть основание думать, что он был преемником Юстина в должности учителя в основанной последним в Риме богословской школе. После мученической смерти Юстина Татиан удалился в Сирию, здесь он увлёкся гностицизмом и сделался ярым противником греческой философии. Обладая, по всей видимости, характером, склонным к крайностям, он увлекся строгой аскезой и основал секту энкратитов, отвергавших брак и употребление мяса и вина. О дальнейшей его судьбе нет никаких известий. Время его смерти предположительно относится к 185 г.

Из обширного литературного наследия (по словам Евсевия, "Татиан оставил значительное число сочинений" - Церк. ист. IV, 29, 7) сохранились лишь очень скудные остатки. Главным произведением следует считать "Речь против эллинов." Оно представляет собой достаточно большое (42 главы) апологетическое сочинение (См.: Elze M. Tatian und seine Theologie.· - Gottingen, 1960. - S. 41-53), обладает стройной композицией и характеризуется упругим и энергичным, часто доходящим до резкости, стилем. Дату написания произведения определить с достаточной точностью весьма трудно, и по этому поводу между патрологами существуют разногласия. Скорее всего, "Речь" датируется временем либо кончины св. Юстина, либо периодом, непосредственно следующим за его кончиной. Евсевий (Церк. ист. IV, 29, 7) характеризует ее так: "Это сочинение, кажется, лучше и полезнее всех его сочинений." Текст произведения сохранился в трех греческих рукописях XI-XII в., но он в некоторых местах испорчен, в связи с чем временами представляется достаточно темным. Вряд ли данное сочинение представляет собой запись подлинной устной "Речи," произнесенной перед языческой аудиторией; скорее, оно является сочинением, написанным и "изданным" автором. "Речь" можно охарактеризовать не столько как "Апологию" в собственном смысле этого слова, сколько как богословский трактат, содержащий "мировоззренческую программу" Татиана. Поэтому данное произведение является главным источником для реконструкции миросозерцания Татиана в тот период его жизни, когда он еще не отделился от Церкви.

Второе из известных нам произведений Татиана называется "Диатессарон"; оно представляет собой гармонию четырех канонических Евангелий, сведенных воедино. Для этой гармонии Татиан использовал материал не только канонических Евангелий, но и почерпывал некоторые элементы из апокрифических Евангелий, а также, возможно, из устной традиции. Можно считать, что "костяком" произведения служило Евангелие от Матфея. Это сочинение Татиана имеет большое значение для текстологии Нового Завета, ибо является самой ранней письменной фиксацией текста Нового Завета. "Диатессарон" написан, по всей видимости, после возвращения Татиана на Восток, а поэтому его следует датировать 172-185 гг. При составлении своей "Гармонии" Татиан явно опирался на греческий текст Евангелий, и этот факт имеет первостепенное значение для новозаветной науки.

В сироязычных церквах "Диатессарон" был в богослужебном употреблении вплоть до V в. Именно этим текстом пользуется в своих творениях один из первых христианских сирийских писателей - Афраат Персидский Мудрец, а св. Ефрем Сирии пишет свое "Толкование на Четвероевангелие" также опираясь на текст "Диатессарона" (у сирийцев данное произведение вплоть до VIII-IX вв. носило название da-Mehallete, т.е. "Евангелие смешанных" - "The Gospel of the Mixed"). И лишь начиная с V в. это сочинение вытесняется из богослужебной практики. Большую роль в этом сыграл блаж. Феодорит Кирский. По его словам (PG 83, 372), среди врученной ему Богом паствы было большое число приходов, где служба велась на сирийском языке, и многие из этих христиан, придерживающихся "апостольского учения," пользовались "Диатессароном." Он же, заметив ряд еретических моментов в этом произведении (умолчание о генеалогиях Господа и о всем, что касается рождения Его по плоти от семени Давидова), повелел собрать в общинах экземпляры "Диатессарона" (их набралось 200 экземпляров) и уничтожить их. После V в. "Диатессарон," в основном, исчезает из церковного употребления сироязычных христиан, заменяясь Пешитой.

Помимо рассмотренных произведений Татиана, имеются сведения и о других его сочинениях. Сам он говорит (Речь 15-16), что до своего обращения в христианство написал два трактата: "О животных" и "О демонах." Еще Татиан замечает (Речь 40), что собирается создать сочинение под названием "Против рассуждающих о Божественном" (вероятно, подразумеваются языческие "теологи" и философы), но удалось ли ему осуществить это намерение, остается неизвестным. Климент Александрийский цитирует небольшой фрагмент из произведения Татиана, называющегося "О совершенстве согласно заповедям Спасителя," в котором он пытается обосновать свой энкратизм, опираясь на 1 Кор. 7:5. Кроме того, Евсевий Кесарийский ссылается на рассказ ученика Татиана - Родона, который говорит, что его учитель трудился над книгой под заглавием "Спорные вопросы", где обещал "объяснить темное и сокрытое в Священном Писании." Наконец, тот же Евсевий, ссылаясь на устную молву, говорит, что Татиан "осмеливался излагать мысли Апостола [Павла] в других словах под предлогом исправления стиля" (Церк. ист. V, 13, 8 и IV, 29, 6). О двух последних сочинениях Татиана трудно сказать что-либо конкретное, но, скорее всего, они относятся к "еретическому периоду" его жизни.

В аспекте отношения к греческой философии и культуре Татиан является полной противоположностью своему учителю св. Юстину. Согласно характеристике А. Сергиевского, по своей враждебности к языческой философии он "превосходит решительно всех писателей Церкви первых четырех веков христианства". И действительно, "Речь" Татиана изобилует филиппиками против эллинов и их культуры, выдержанными часто в не очень достойном полемическом тоне. Например: "Вы, эллины, на словах болтливы, а сознанием обладаете неестественным" (Речь 14) и "ваши суждения полны зависти и многой глупости" (Речь 32). Столь же резки мнения Татиана и об отдельных философах: "я смеюсь над бабьими сказками Ферекида, Пифагора... и Платона" (Речь 3).

Естественно, что подобное отношение к греческой философии не позволило Татиану принять учение о "семенах Логоса," намеченное св. Юстином. Вообще следует отметить, что глубина и корректность мышления теряются на фоне энергичности выражений и риторической цветистости фраз Татиана. Впрочем, нельзя сказать, что Татиан абсолютно чужд мыслям, высказанным его учителем относительно греческой философии. В частности, он воспринимает "теорию заимствования" св. Иустина, которую он, правда, в обычной своей манере резко заостряет.Все греческое - объявлял Татиан - от лукавого, и все положительное в греческой философии придумано не греками, но заимствовано ими от других народов; Платон же почерпнул свою мудрость у Моисея.

Греческие "софисты," движимые любопытством, познакомились с писаниями Моисея и "любомудрствующих подобно ему," однако попытались их как бы "фальсифицировать". Такую "фальсификацию" Татиан объясняет двумя причинами: во-первых, "софисты" стремились выдать сказанное пророками за свои собственные мысли, а во-вторых, они хотели непонятое ими у пророков скрыть под своим пустым многословием ("философским шутовством") и выдать истину за "мифологию" (Речь 40). Следовательно, у Татиана эллинские мудрецы предстают в роли и "плагиаторов," и "фальсификаторов," злоумышленно скрывающих семена Истины, случайно попавшие к ним. Подобного рода "недоброкачественной философии" Татиан противопоставляет христианство как "нашу философию" (Речь 31) или "нашу варварскую философию" (Речь 35). Поэтому противоположность христианства и греческой философии у него иногда обретает оттенок противоположности "эллинизма" и "варварства."

В общем можно констатировать, что Татиан, в отличие от св. Юстина, склонен был отрицать греческую культуру in toto. Для него она принадлежит уже прошлому и целиком относится к сфере "мирского," а, как он говорит, "относящееся к нашему просвещению - превыше мирского постижения" (Речь 12). Примечательно употребление здесь Татианом термина παιδεία, обозначающего в данном случае одновременно и "просвещение" и "воспитание." Этот термин, имеющий богатейший комплекс ассоциаций и в античной литературе, и в Ветхом Завете, Татиан употребляет, скорее всего, в том же смысле, в каком его употребляет и св. Климент Римский, предполагая "воспитание по Христу," т.е. придает ему ясно выраженный сотериологический смысл. В то же время в излишне резких антитезах Татиана чувствуется некий налет легковесной бравады, своего рода "фанаберии," являющей скорее слабость, чем уверенность в своих силах. Здесь он явно уступает своему учителю св. Юстину, смело и с достоинством берущему отдельные "камни" из полуразрушенного здания античной культуры, для того чтобы быстрее и успешнее возвести храм христианской культуры.

Дата добавления: 2015-06-28