Тема № 6 проблема смерти и умирания в биомедицинской этике

1. Критерии смерти человека.

2. Эвтаназия — моральные, правовые и социальные проблемы.

3. Аргументы «за» и «против» эвтаназии.

4. История проблемы эвтаназии.

5. Медицинские и биоэтические предпосылки современной паллиативной медицины.

1. «Человек есть существо умирающее» — это суждение принадлежит к разряду бесспорных истин. Нет ничего более очевидного и в то же время в буквальном смысле менее очевидного для человека, чем его собственная смерть. Отношение человека к смерти — это всегда отношение, определяющее всю систему моральных взаимосвязей. Символично, что в библейском понимании смерть стада первым про­явлением и обнаружением «зла» как моральной реальности. Моральное отношение к смерти всегда являлось кардинальным, системообразующим. и жизнеобеспечивающим принципом для любого человеческого сообщества. Новые медицинские критерии смерти человека — «смерть мозга» — и новые социальные подходы к ин­дивидуальной смерти — «право на смерть» — не только частное, конкретное дело медицины. «Физика» смерти непосредственно связана с «метафизикой» смерти, т.е. ее моральным осмыслением.

Критерии смерти_и_морально-мировоззренческое понимание личности. Про­блема смерти — это по существу своему проблема религиозная, философская и ме­дицинская. И если религия и мораль — это своеобразная «метафизика» человече­ской смерти, то «физикой» ее является медицина. На протяжении веков в различ­ных культурах они дополняли друг друга в процессе формирования траурных ри­туалов, обычаев, норм захоронения.

Медицинская диагностика смерти как констатация прекращения дыхания и сердцебиения была тесно связана с понимание сердца дыхания как основ жизни. Более того, в христианском богословии сердце является центром духовной жизни и духовным органом человека. Неудивительно, что первые научно-обоснованные попытки оживления умерших были направлены на восстановление дыхательной способности и функции кровообращения. В Х1Х в. началось бурное развитие медицинских технических средств, которые успешно использовались для более точной констатации смерти. Одновременно проходили испытания новых способов оживления организма. В 20-е гг. XX столетия в России был сконструирован первый в мире аппарат для искусственного кровообращения (его создатели С. Брюхоненко и С. Чечелин). В годы Великой Отечественной войны В.Негоевский и его коллеги разрабатывали «комплексную методику оживления» организма. Одновременно происходит детальное изучение последних стадий жизнедеятельности человеческого организма. В. Негосвский выделял пять стадий умирания: преагональное состояние, терминальная пауза, агония, клиническая смерть, биологическая смерть. Различие клинической смерти (обратимого состояния умирания) и биологической смерти (необратимого состояния умирания) явилось определяющим для становления реаниматологии — науки, изучающей механизмы умирания и механизмы оживления умирающего организма.

Формирование в 60-70-е гг. XX к. реаниматологии многие считают признаком революционных изменений в медицине. Это связано с преодолением традиционных критериев человеческой смерти — прекращение дыхания и сердцебиения — и выходом на уровень принятия нового критерия — смерти мозга. Коренные изменения вносимые достижениями медицинской науки во временное и качественное измерение смерти оборачиваются ростом этической напряженности врачебной деятельности. В каждом ли случае реанимационные процедуры для пациента являются наилучшим исходом для пациента? Безусловно, комплекс медико-технических средств для поддержании жизни дает возможность предотвратить смерть у ряда больных, но в же время для других больных это «поддержание» оказывается лишь способом продления умирания.

Реанимация — это непосредственное свидетельство научно-технических достижений человека. Однако между человеком и техническим средством, им созданным, возникает достаточно жесткая взаимосвязь. Техника вне контроля этики «подчиняет» себе человека, диктуя свои условия сообразно требованиям своей работы. Знаменитый немецкий философ XX столетия М.Хайдеггер приводит такое сравнение: «Техническое, в самом широком смысле слова, есть ни что иное как план [проект – стост], созданный человеком, но который в конце концов вынуждает человека к действию, независимо от того, желает он того или уже нет».

Система здравоохранения, оснащенная реанимационной техникой, уже не способна отказаться от ее применения, в ряде случаев превращая своих пациентов в бесправные жертвы. Грань между поддержанием жизни и продлением умирания становится такой тонкой, что смерть оказывается длительным механизированным процессом, который технологически может продолжаться до 10 лет.

К этому следует добавить проблему отчуждения., которое испытывает человек, умирая в больнице, вдали от родных и близких, домашней обстановке, к тому же отгороженный от медперсонала мертвой стальной техникой. А это является реальностью для очень многих людей.

Говоря о коматозных больных. Проф. Б.Г.Юдин очень метко называет период между состоянием «определенно жив» и «определенно мертв» - зоной неопределенности.

В этой зоне типичны такие суждения врачей: «Человек жив, но без сознания, обходимо дождаться его физической смерти от голода, инфекции, или, что одно и же, «человек мертв, но еще дышит, необходимо прекратить дыхание». В границах новых достижений медицины бьющееся сердце и дыхание — не есть признаки жизни. Констатация «смерти мозга» определяет личностную смерть, в границах которой допустима «растительная» (на клеточном уровне) жизнь. Новые медицинские постулаты с большим трудом адаптируются общественным сознанием, для которого очень странным выглядит суждение: «Смерть зафиксирована, но человек еще дышит».

Современной медицине соответствует образ человека как разумного существа, чему соответствует и новый критерий его смерти — «смерть разума», или смерть мозга», или «неокортексовая смерть», т.е. невыполнение мозгом своих функций мышления, рассуждения, контакта с людьми. Родственники пациента, оказавшегося в «зоне неопределенности», должны выйти на уровень новых медицин­ах ориентиров.

Таким образом, «зона неопределенности» оказывается в буквальном смысле слова вне пространства библейских заповедей. Шестая заповедь не убий (Исх.20,13) этой зоне не работает, ибо в терминах позиции понимания смерти как остановки дыхания и кровообращения это — «зона» неизбежного убийства, или отказа от «жизнеподдерживающего лечения». Но кто должен принимать и осуществлять решение о смерти человека?

Технические достижения требуют предельно рационального отношения, человека к своей смерти. Рациональное отношение к смерти предполагает ответы на та­кие трагические вопросы: «Как Вы хотели бы умереть, кто должен принимать решение в соответствующей ситуации, кем и насколько строго должна выполняться Ваша воля?»

Пытаясь освободить от моральной и юридической ответственности невольных исполнителей «воли зоны» — врачей, общество обращается к принципу эвтаназии - умышленному безболезненному умерщвлению безнадежно больных людей.

2. Термин эвтаназия происходит от греч. — хорошо и — смерть и оз­начает сознательное действие, приводящее к смерти безнадежно больного чело­века относительно быстрым и безболезненным путем с целью прекращения стра­даний.

Эвтаназия как новый способ медицинского решения проблемы смерти (прекращения жизни) входит в практику современного здравоохранения под влиянием двух основных факторов. Во-первых, прогресса медицины, - прогресса, который включает в себя развитие реаниматологии, позволяющей предотвратить смерть больного, т.е. работающей в режиме управления умиранием.

Во-вторых, смены ценностей и моральных приоритетов в современной цивилизации с ее идеей «прав человека» в центре внимания. Неудивительно, что 51,5% и 44,8% российских врачей в возрасте (соответственно) 41-50 и 51-65 лет на вопрос социологического опроса (1991 – 1992): «Считаете ли Вы допустимой эвтаназию?» - ответили: «Никогда об этом не думал(а)» наряду с вариантами ответов: «Да» и «Нет». Положительный ответ был дан 49% врачей в возрасте 21- 30 лет. Авторы исследования приходят к справедливому выводу о смене ценностных установок профессионального сознания медиков, которые, с одной стороны, сталкиваются с тупиковыми ситуациями на границе между жизнью и смертью, а с другой - являются участниками общих социальных процессов.

Различают несколько видов эвтаназии, прежде всего - активную и пассивную. Активная эвтаназия - это введение врачом летальной дозы препарата. При пассивной эвтаназии прекращается оказание медицинской помощи с целью ускорения наступления естественной смерти. Некоторые объединения западных специалистов, например, Совет по этике и судебным делам Американской медицинской ассоциации (АМА), вводят понятие «поддерживаемое самоубийство». От активной эвтаназии оно отличается формой участия врача. Поддерживаемое самоубийство – это содействие врача наступлению смерти пациента с помощью обеспечения необходимыми для этого средствами или информацией (например, о летальной дозе снотворного). Кроме того, вводится градация «добровольной», «недобровольной» и непреднамеренной (невольной)» эвтаназии.

Добровольная эвтаназия осуществляется по просьбе компетентного пациента. Недобровольная проводится с некомпетентным пациентом на основании решения пенников, опекунов и т.п.; Непреднамеренная эвтаназия совершается без согласования с компетентным лицом. При этом под компетентностью понимается способность пациента принимать решение. Совет по этике и судебным делам АМА допускает при этом, что эти решения могут быть необоснованными. «Люди имеют право принимать решения, которые другие считают неразумными, поскольку их выбор проходит через компетентное обоснование и совместим с личными ценностями».

3. Либеральная позиция. Рекомендации и разработки Совета по этике и судебным делам АМА можно рассматривать как пример либеральной позиции по проблеме эвтаназии. Принцип автономии больного (и обязательство врача уважать выбор пациента) безусловно является одним из определяющих пределы этического действия врача. «Мы демонстрируем уважение к человеческому достоинству, когда признаем свободу личности делать выбор в соответствии с ее собственными ценностями». Эвтаназия становится практическим принципом, если нравственные ценности личности совпадают с выношенным современной цивилизацией правом на предельное самоопределение личности. С либеральных позиций эвтаназия основана на фундаментальном человеческом праве — праве умереть, если смерть — единственное избавление от страданий. Основными аргументами в пользу признания добровольной эвтаназии становятся - сострадание к другим и признание права человека самому определять время собственной смерти. Позиция, допускающая эвтаназию, по крайней мере, на уровне отмены поддерживающего жизнь лечения или отказа от него, имеет в своем арсенале еще ряд аргументов. Любой метод, приводящий к смерти, традиционно оценивается как вредный и, следовательно, недопустимый. Но сторонники эвтаназии полагают, что она является «правильным лечением», направленным на устранение непереносимых болей. Если боль неустранима, то помощь больному, просящему легкой смер­ти, может рассматриваться как гуманная и милосердная. Предложение смерти как «лечения» боли - один из аргументов медицинского уровня.

Следующий аргумент может быть назван «альтруистическим». Он - в жела­нии тяжело больного человека не обременять собою близких ему людей. Но, как правило, это желание определяется не столько тем, что человек сам действительно хочет уйти из жизни, сколько тем, что он должен так сделать, ибо забота о близких поглощает его индивидуальную волю к жизни. Этот аргумент тесно связан с прин­ципом права на достойную смерть. Нельзя при этом не отметить, что сам принцип достойной смерти формируется с позиций достаточно высокого качества жизни, включающего комфорт, определенную благоустроенность, выбор средств «достой­ной смерти» и т.п., и основывается при этом на явной доминанте эгоистических мо­тивов.

В современной литературе можно встретить и демографический аргумент. Приемлемость эвтаназии связывается с «существенным постарением населения», с ростом числа инвалидов преклонного возраста, содержание и лечение которых вле­чет за собою ряд экономических и социальных проблем

Логическим завершением признания социальной приемлемости эвтаназии яв­ляется эвтаназия неполноценных. Особенно остро эта проблема встает относитель­но новорожденных. Проблема эвтаназии неполноценных тесно связана и с пробле­мой аборта, производимого, если пренатальная диагностика выявляет дефект плода. К экономическим и социальным основаниям принудительной эвтаназии до­бавляется и генетический фактор: угроза «биологического вырождения». В отличие от всех перечисленных форм и видов эвтаназии, возможность применения которых все еще далека от социального признания.

Принудительная эвтаназия уже выходила на уровень практики. Всем известен опыт фашисткой Германии, в которой была разработана и осуществлялась «Про­грамма эвтаназии» по отношению к «жизненнонеполноценным» лицам (1938-1939), которая была призвана «очистить» немецкую расу. Но придумал ее не Гитлер, а врачи. Начали ее немецкие психиаторы, полностью опустошив психиатрические больницы. Их почин подхватили некоторые педиаторы, которые принялись опустошать учреждения для неполноценных детей. К 1945 г. было убито почти 300 тыс. немцев. В 30-е гг. в США существовало общество «Эвтаназия», которое ставило своей целью изменить законы и легализовать умерщвление «дефективных». Если в конце первой пол. XX в. эти идеи были осуждены мировым сообществом, то в кон­це второй пол. XX в. они вновь начали набирать силу. При этом, правда, меняется идеология принудительной эвтаназии: на помощь призываются следующие понятия - милосердие по отношению к «бесперспективным» пациентам и справедливость по отношению к их родным или даже обществу в целом, включая страховые компа­нии и государственные учреждения (ибо они финансируют медицинское обслужи­вание смертельно больных, что вынуждает их сокращать средства на оказание ме­дицинской помощи категориям «перспективных» пациентов).

Консервативная позиция. Использование понятий милосердие и справедли­вость для оправдания принудительной эвтаназии - это путь к возможному социальному «беспределу». Более того, использование этих понятий для оправдания эвтаназии – один из признаков подлинного антихристианства, как формы духовного самозванства, когда святыни и ценности христианства присваиваются такими силами в «человечестве, которые на деле и по существу чужды и прямо враждебны Христу и Духу Его». Действительно, что может быть изощреннее понятия «убийство из милосердия», особенно в случае тяжелой неизлечимой болезни?! Тем более, то сегодня современные медицинские средства позволяют купировать практически любую боль, или, по крайней мере, довести ее до уровня терпимой.

Может ли не прельстить оправдание эвтаназии как нежелания быть в тягость близким, как формы заботы и даже подлинной любви к ближним? Но подлинная «любовь к ближнему» состоит в том, что возможность в связи с болезнью близкого человека проявить долготерпеливую заботу о нем — это есть то. чем реально и непосредственно можно послужить Богу. Иисус Христос говорил: «истинно говорю вам: так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне Мф.25,40).

Консервативная позиция по проблеме эвтаназии проста и однозначна. «Этика православного христианства отвергает возможность намеренного прерывания жизни умирающего пациента, рассматривая это действие как особый случай, убийства, если оно было предпринято без ведома и согласия пациента, или самоубийства, если оно санкционировано самим пациентом».

Подобная оценка эвтаназии отражает не только позицию православного христианства, но и любую консервативную позицию (включая мнение специалистов, - мнение, которое еще 20 лет назад было господствующим в обществе). Основанием для подобной оценки было не только христианское понимание человека, но и влияние врачебной этики Гиппократа, которая однозначно отрицает использование опыта и знаний врача для того, чтобы вызывать «легкую» смерть больного, который просит о такой услуге. Примечательно при этом, что Гиппократ формулирует этот принцип врачебной этики в условиях абсолютной социальной приемлемости само­убийства в культуре Древней Греции и Древнего Рима.

Аргументы медиков, противников эвтаназии, основываются на врачебной практике. Во-первых, медицине известны факты «самопроизвольного излечения» от, например, рака. И хотя такие случаи довольно редки, исключить их - в каждой конкретно-индивидуальной ситуации - нельзя. Во-вторых, практика военных врачей свидетельствует о способности человека приспособиться к жизни, несмотря на инвалидность (например, ампутация ног, рук). Адаптация к жизни и новое качество жизни, как правило, приводили большинство инвалидов к негативной оценке своих прежних просьб (к медицинским работникам) об ускорении их смерти. В-третьих, принятие смерти как «вида» медицинского лечения (лечения боли, страдания) мо­жет оказаться мощным препятствием на пути развития самого медицинского зна­ния, которое постоянно стимулируется «борьбой со смертью».

Православный богослов В. Несмелое писал: «Ведь физическая смерть человека является не переходом в новую жизнь, а последним моментом действительной жизни. Этого рокового смысла смерти никогда и ни в коем случае не может изме­нить вера в бессмертие человеческого духа, потому что если по смерти человека дух его и будет существовать, то жить-то человеческой жизнью он все-таки не будет». Социальное предназначение медицины всегда заключалось в борьбе за действительную человеческую жизнь.

В борьбе со смертью по сути дела заключается нравственная сверхзадача медицинской науки и врачевания. Постоянное стремление решить эту сверхзадачу, несмотря на ее неразрешимость, и последовательное сопротивление неизбежности смерти всегда вызывало в обществе, уважение и доверие к врачу. Сохранит ли медицина свои социальные позиции, когда система здравоохранения «породит» систему смертообеспечения? Не чреват ли отказ от последовательного исполнения принципа сохранения и поддержания жизни изменением моральных основ врачевания, от которых в немалой степени зависит результативность врачебной деятельности? Не обречены ли врачи, обеспечивая «достойную смерть» пациенту, на резкое умаление своего собственного достоинства, на участие в сознательном убийстве пациента? Либеральные идеологи пытаются уйти от использования слова «убийство». Они даже утверждают, что действие, приводящее к смерти пациента по его просьбе и с его согласия, не может быть названо убийством. Но как оно может быть названо? Симптоматично, что в языке, по крайней мере в русском, нет слова, обозначающего такое действие. Убийство остается убийством. А эвтаназия, какие бы благовидные маски она ни принимала, была и остается превращенной формой убийства и самоубийства одновременно.

Социальное и юридическое признание эвтаназии не сможет освободить человечество от болезней и страданий. Но стать мощной и самостоятельной причиной роста самоубийств, и не только по мотиву физических страданий, может.

4. Библейское не убий (Иск. 20,13) неразрывно связано с отрицательным отно­шением к самоубийству. Христианство говорит от обреченности самоубийцы на вечную гибель, ему отказывают в погребении по христианскому обряду. Жесткость христианского отношения к самоубийству вообще, и к эвтаназии в частности, свя­зана с жизнеобеспечивающими основаниями социального бытия человека. Даже та­кой противник христианства, как Ф.Ницше, признавал, что одна из причин соци­ального признания христианства коренилась именно в его бескомпромиссной борь­бе с «неуемной жаждой самоубийства, ставшей столь распространенной ко времени его [христианства] возникновения».

Язычество, буддизм и атеизм «питали и питают» эту «жажду». Древнерим­ский историк Тит Ливии описывал то величавое спокойствие, с которым галльские и германские варвары добровольно уходили из жизни. В языческой Дании воины считали позором закончить свои дни на больничной постели. Известна истории и готская «Скала предков», с которой бросались вниз немощные старики. Об испан­ских кельтах, презиравших старость, известно, что как только кельт вступал в воз­раст, следующий за полным физическим расцветом, то он завершал свою жизнь са­моубийством. Обычаи, которые предписывали престарелому или больному челове­ку покончить с собой, в случае их неисполнения лишали этого человека уважения, погребальных почестей и т.п. Это «свободное», на первый» взгляд, действие на са­мом деле было достаточно жестко регламентировано в языческих сообществах. Ис­следуя явление самоубийства в древних культурах, Э. Дюркгейм приходит к выводу о чрезвычайной распространенности, при этом на первом месте, среди всех возможных мотивов самоубийства стоит самоубийство по причине преклонного возраста и болезней. В буддизме же, где отречение от жизни само по себе считается примером «образцового поведения», возрастные и физиологические критерии для самоубийства практически отсутствуют. Самоубийство в буддийской культуре является видом религиозного обряда, и это неудивительно, ибо высшее блаженство и желанная цель жизни находятся вне этой жизни - в «нирване» («небытии»). Виды самоубийства, принятые в культурах Востока, различны. Их выбор зависит от кон­кретной религиозной организации, страны, эпохи. Это и смерть вызванная специ­альным голоданием, и самоутопление в водах «священных» рек, и вспарывание собственного живота своими руками. Атеизм — еще одна мировоззренческая систе­ма, в рамках которой невозможно не признать правомерность самоубийства, если уж строго следовать ее исходным принципам и нормам. Среди основных менталь­ных установок атеизма: человек создан для счастья, исполнения желаний, наслаж­дений и т.п., поэтому человек не должен страдать. В условиях невозможности реа­лизации «права на удовольствие» трудно отказать человеку в «праве на самоубий­ство». Тем более что человек – самодержавный властелин собственного тела. А его право на предельную самодетерминацию — высшая ценность атеистического мировоззрения. Принцип прав человека не содержит никаких препятствий, которые сдерживали бы людей от самоубийства. Современное атеистическое мировоззрение определяет себя как прогрессивное. Но в случае с «правом на достойную смерть» это прогрессивное «движение вперед» явно меняет свое направление, возвращаясь «назад» - к языческим принципам достоинства. Выход самоубийства с уровня бо­лее или менее часто повторяющихся индивидуальных случаев на уровень морально допустимой социальной практики может принять эпидемические параметры, осо­бенно если принять во внимание известную всем культурам «заразительность» идеи самоубийства.

При этом нельзя не учитывать ту динамику, с которой возрастает число само­убийств в современном «прогрессивном» обществе. Э. Дюркгейм сообщает, что за 50 лет (речь идет о второй пол. XIX в.) оно возросло в три-четыре раза, и даже в пять раз, в зависимости от страны. Он полагает, что можно зафиксировать «связь между прогрессом просвещения и ростом числа самоубийств, что одно не может развиваться без другого». Анализируя статистику' самоубийств, Э. Дюркгейм при­ходит к выводу, что общепринятые предполагаемые мотивы к лишению себя жизни (нищета, семейное горе, ревность, пьянство, физические страдания, психические расстройства, отвращение к жизни и т.п.), которым и приписывается самоубийство, «в действительности не являются его настоящими причинами». К настоящим при­чинам, превращающим человека в добычу монстра самоубийства, Дюркгейм отно­сит вполне определенные черты общества, а именно: состояние морального распа­да, дезорганизацию, ослабление социальных связей человека, разрушение коллек­тивного состояния сознания. Христианское вероисповедание, утверждает Дюрк­гейм, а также иудаизм и ислам дают меньший процент самоубийств. «Католические кантоны независимо от национальности их населения дают в четыре или в пять раз меньше самоубийств, чем протестантские. Следовательно, влияние религии так ве­лико, что превышает всякое другое». При этом Дюркгейм объясняет это число не степенью интенсивности веры в Бога или в бессмертие души. Определяющими оказываются два фактора: интенсивность организации церковной коллективной жизни и принцип автономии и личной свободы. В 1925г. А. Горский и Н. Сетницкий пришли к выводу, что «вообще же в вопросе о жизни и смерти возможно или совместное с жизнью наступление на смерть, или индифферентное отступление от жизни» Степень и мера отступления - различны в разные времена и в разных странах. Постепенный отказ от общего дела человечества - дела борьбы со слепыми силами распада, - приводит к «окончательной стадии отступления», коей является «принципиально провозглашаемое индивидуальное или коллективное самоубийство как отказ от жизни».

Знаменательно, что ведущей причиной смертности населения России к 90-м годам XX в, становится смерть по причине самоубийства. Именно эта причина в

общей структуре причин смертности выделяется значительным отрывом от смерти людей по причинам болезней разного рода. Среди групп причин преждевременной смерти смерть по причине самоубийства является наиболее значительным источником потерь населения России. Современное состояние российского общества является убедительным доказательством верности социологических исследований Э. Дюркгейма, которые л проводились задолго до того, как в России проявились последствия атеизма, фактически бывшего государственной религией.

Не является ли современная либеральная борьба за социальное и юридическое признание эвтаназии если не формой «коллективного самоубийства», то по крайней мере формой влияния на человеческую волю, - формой, внушающей человеку, что жить надо как можно меньше? История помогает нам понять происходящую в современной культуре подмену образа «мирной и непостыдной смерти» пустым «правом на достойную смерть».

5. Последнее право последней болезни, или смерть как стадия жизни. Просьба умирающего больного об эвтаназии, часто крик о помощи, человека страдающего от невыносимой боли и одиночества. Если купировать боль, обеспечить больному уход и оказать психологическую поддержку, он в большинстве случаев не будет просить об эвтаназии, - об этом свидетельствует опыт медиков, работающих в хосписах. Организация и обеспечение достойной паллиативной помощи, возможно, является существенным шагом на пути решения вопроса об эвтаназии.

Коснемся еще одного аспекта данной проблемы. Обязанность «лжесвидетельствовать» во имя обеспечения права смертельно больного человека на «неведение» всегда составляла особенность профессиональной врачебной этики в сравнении с общечеловеческой моралью. Основанием этой обязанности являются достаточно серьезные аргументы. Один их них: роль психоэмоционального фактора веры, – веры в возможность выздоровления, из чего вытекают и поддержание борьбы за жизнь, и недопущение тяжелого душевного состояния.

Известно, что «лжесвидетельство» по отношению к неизлечимым и умирающим больным было деонтологической нормой советской медицины. «В вопросах жизни и смерти советская медицина допускает единственный принцип: борьба за жизнь больного не прекращается до последней минуты. Долг каждого медицинского работника - свято выполнять этот гуманный принцип» - наставляли учебники по медицинской деонтологии. Поскольку считалось, что страх смерти приближает смерть, ослабляя организм в его борьбе с болезнью, то сообщение истинного диагноза заболевания рассматривалось равнозначным смертному приговору. Однако известны случаи, когда «святая ложь» приносила больше вреда, чем пользы. Объективные сомнения в благополучии исхода болезни выбывают у больного тревогу, недоверие к врачу, что является отрицательным психологическим фактором. Отношение к болезни и реакция на нее у больных различны, они зависят от эмоционально-психологического склада и от ценностно-мировоззренческой культуры пациента. Известно, что когда З.Фрейд узнал от лечащего врача, что у него рак, то он прошептал: «Кто дал Вам право говорить мне об этом?» Вопросы о том, можно ли открыть больному или родным больного страшный диагноз, или следует сохранить его в тайне, или целесообразнее сообщить больному менее травмирующий диагноз, - неизбежные и вечные вопросы профессиональной врачебной этики.

В настоящее время специалистам доступны многочисленные исследования психологии терминальных больных. Хорошо известны, например, работы доктора Е. Кюблер-Росс. Исследуя состояние пациентов, узнавших о своем смертельном недуге, Кюблер-Росс и ее коллеги пришли к созданию концепции «смерти как стадии роста». Схематично эта концепция представлена пятью стадиями, через которые проходит умирающий (как правило, нерелигиозный человек). Первая стадия - стадия «отрицания» («Нет, не я, это не рак»); вторая - стадия «протеста» («Почему я»); третья - стадия «просьбы об отсрочке» («Еще не сейчас, еще немного»), четвертая – стадия «депрессии» («Да, это я умираю») и, наконец, пятая, последняя, стадия - стадия «принятия» («Пусть будет!»). Обращает на себя внимание стадия «принятия». По мнению специалистов, эмоционально-психологическое состояние больного на этой стадии принципиально меняется. К характеристикам этой стадии можно отнести такие высказывания некогда благополучных людей, как: «За последние три месяца я жил(а) больше и лучше, чем за всю свою жизнь».

Хирург Р. Мак - больной неоперабельным раком легкого, описывая свои переживания - растерянность, испуг, отчаяние, в конце концов утверждает: «Я счастливее. чем когда-либо раньше. Эта позиция результат осознания экзистенциальной драмы человеческого существования, которая заключается в том, что только «перед лицом смерти человеку раскрывается новое знание - подлинный смысл жизни и смерти.

Бесценный опыт, позволяющий пролить свет, на возможные последствия легализации эвтаназии дает нам Голландия - единственная страна мира ее узаконив­шая. Практика, начавшаяся с нескольких исключительных случаев, стала обычным делом. Каждый год в Голландии умирает 130 тыс. человек, более чем 20 тысячам прямо или косвенно помогают умереть доктора. Из этих людей каждый второй не просил, чтобы его убивали, т.е. налицо отход от добровольной эвтаназии. Сегодня в этой стране переходят от эвтаназии умирающих больных к эвтаназии хронически больных, от эвтаназии физически больных - к эвтаназии психически больных. Один судья дал разрешение на умерщвление физически здорового пациента, страдавшего депрессией. Санкционировалось также убийство подростков, страдавших депрессией. Теперь среди подвергаемых эвтаназии людей оказываются и новорожденные дети, чье качество жизни признано очень низким.

Интересно, что у эвтаназии имеется аналогия с абортом. И в том, и в другом случае убивают людей. И то, и другое часто делается по одним и тем же причинам.

Мотив действия АБОРТ ЭВТАНАЗИЯ

Полезность обуза обуза

Желательность нежелателен нежелателен

Степень совершенства ущербный ущербный

Возраст слишком малый слишком старый

Ум еще не сознательный уже не сознательный

Место жительства в утробе зачастую в доме престарелых

Ценность слишком низкая слишком низкая

Численность слишком много детей слишком много стариков

Семейное положение еще не женат (замужем) зачастую вдовец (вдова)

«осмысленная жизнь» «пока отсутствует» «уже отсутствует»

(законодательное разрешение (законопроекты об

абортов) эвтаназии)

Вернемся к Голландии. О документированных случаях недобровольной активной эвтаназии сообщали многие авторы исследований и отчетов. Например, K. F. Gunning написал об опыте своей работы со специалистами, которые, когда их просили принять в больницу пожилого пациента, советовали врачам общей практи­ки просто сделать им смертельный укол. H. W. Hilhorst в своем обширном исследо­вании (выполненном при содействии Утрехтского университета и Королевской Голландской академии наук) установил, что недобровольная активная эвтаназия практикуется в восьми больницах.

«В группах риска нарастает беспокойство. В печати появлялись предупреж­дения о том, что пожилые пациенты, опасаясь эвтаназии, отказывались от госпита­лизации и даже от консультации с врачами. Как показал опрос пациентов в больни­цах, многие опасаются, что их родственники могут попросить подвергнуть их эвта­назии, не посоветовавшись с ними. Голландская ассоциация пациентов поместила в прессе предупреждение о том, что во многих больницах пациентов умерщвляли без их ведома и согласия и ведома их семей, и посоветовала больным и их родственни­кам тщательно контролировать каждый этап в лечении, а при сомнении советовать­ся с надежным экспертом со стороны». Таким образом, опыт Голландии подтвер­ждает вышеприведенные опасения по поводу легализации активной эвтаназии.

Только избрав жизнь, одну из высших ценностей человечества, и «исцелив самого себя» (в нравственном смысле) врач заслуживает доверия людей, вручаю­щих ему здоровье и жизнь.

Дата добавления: 2014-01-03