К концу XIX столетия набрало силу государст­венное и общественное призрение и стремительно обрело наивысшую свою форму — попечение

В конце XIX в. отношение образованной и зажи­точной части российского общества к инвалидам карди­нально меняется, ширится круг сторонников обучения детей с нарушениями слуха и зрения, организации для них специальных школ.

К концу XIX в. в России сложилась гибкая, дифференциро­ванная и эффективная система государственно-общественного призрения, которая не только поражала иностранцев своим совер­шенством, но часто становилась примером (если не укором) индуст­риальным странам Европы.

Филантропическое движение в России набирало силу. Так, толь­ко под эгидой ИЧО к 1902 г. (по прошествии столетия со времени его основания Александром I) «трудами или пожертвованиями» в деле благотворительности станет участвовать около 6500 чело­век.

Быт в благотворительных заведениях не стоит рисовать нищенским. Всех опекаемых сытно кормили, при­лично одевали, им предоставлялось соответствующее эпохе меди­цинское обслуживание, а воспитанницы сиротских домов по выходе замуж экипировались приданым по «мещанской норме».

Структурно, если так можно выразиться, благотворительность подразделялась на государственную и негосударственную, послед­няя, в свою очередь, делилась на церковную и светскую. На протя­жении XIX в. церковная благотворительность оставалась на уров­не личного милосердия отдельных духовных лиц. Церковь всецело зависела от самодержца, и ее волеизъявления в сфере призрения регулировались государственным законодательством. Что же каса­ется способов благотворительности, то она могла реализовываться как милосердие, призрение и попечение.

Под милосердием понималась потенциальная готовность де­лать добро, на практике жалостливость и сочувствие к детям-инва­лидам чаще всего реализовывались в виде милостыни, подаяния. Призрение подразумевало активные действия, выражающиеся в создании заведений временного проживания (ночлежек, стран­ноприимных домов, приютов, богаделен, вдовьих домов и т. п.), где инвалид мог рассчитывать на кров и еду. Попечение (попечитель­ство) детей-инвалидов означало широкую деятельную заботу об их будущем.

3.5. филантропы организуют обучение слепых детей.

Сострадательно-милосердное отношение к слепым, как уже не раз отмечалось, характерно для всех христиан, однако россияне, охотно подавая слепцам милостыню, не могли взять в толк, зачем отсылать их в школу. Зная о различиях позиции католической, протестантской и православной церквей относительно обучения детей-инвалидов, не станем искать причин, по которым в право­славной стране с преобладающим сельским населением вплоть до приезда Гаюи не зафиксированы прецеденты индивидуального обучения незрячих. Родители из лагеря «цивилизации» в этом во­просе ничем не отличались от родителей из стана «почвы», и те и другие не имели повода отдавать ребенка-инвалида в «науку». В России случиться не могло — закон о всеобуче отсутствовал, а император вскоре после открытия первого училища для слепых охладел к французской ди­ковине, без его заинтересованности прожект оказался никому не нужным. К моменту монаршего решения открыть в Петербурге институт слепых на манер парижского отечественный опыт деятельной бла­готворительности оставался весьма скудным, филантропов можно было пересчитать по пальцам. Учебное заведение просуществовало всего десять лет (1807—1817), а его основатель без почестей рас­стался с негостеприимной страной. Ни искушенная столичная публика, ни просвещенная знать (участливо подававшая милосты­ню слепцам), ни профессура, ни чиновники Министерства просве­щения иноземной диковиной не заинтересовались, педагогические семена упали на неподготовленную почву. После того как интерес императора к чужеземной новации угас, а приглашенного устрои­теля отправили восвояси, не просто закрылось необычное учили­ще, на многие годы заглохло в России дело школьного обучения слепых.

Пальма первенства перешла к уже упоминавшемуся провинци­альному Варшавскому институту глухонемых, который с 1842 г. на­чал принимать незрячих детей. По прошествии более полутора ве­ков не станем обсуждать правильность принятого варшавянами решения, тем более что подобное объединение глухих и слепых практиковалось в середине XIX в. некоторыми специальными шко­лами Англии, Бельгии, Испании, Франции. Варшавский институт, в отличие от всех остальных дореволюционных российских специ­альных школ, являлся учреждением государственным и подчинялся в описываемый момент Министерству внутренних дел. Своей це­лью институт ставил подготовку слепых к самостоятельной жизни.

Кроме Варшавского института, следует назвать еще одно заве­дение — московскую богадельню для слепых женщин¹ (1846), ко­торая, правда, не являлась учебным заведением, но заслуживает упоминания хотя бы потому, что других специализированных уч­реждений для незрячих на тот момент в России просто не сущест­вовало.

Отсутствие в первой половине XIX столетия ди­намики в развитии школьного обучения незрячих в России объясняется не столько антилиберальной внутренней по­литикой правящих монархов или позицией Министерства народного просвещения, сколько пассивностью общества в целом — население империи не находило смысла в орга­низации обучения слепых.

В Германии и Англии к концу 50-х гг. XIX в. действовало 28 учебных заведений для незрячих, но они «по большей части бы­ли частными заведениями, и только спустя много времени их при­няли в число общественных. Конечно, этих учебных заведений бы­ло недостаточно для обучения всех слепых, поэтому часто рекомендовалось отдавать слепых детей в начальные школы зря­чих, а для учителей этих школ издавались руководства для обуче­ния слепых».

Политическая оттепель конца XIX в., стремительный подъем экономики, увеличение численности обеспеченного населения вы­звали оживление общественной деятельности в сфере помощи незрячим, в частности слепым детям.

Начавшийся процесс общественной деятельности в сфере помощи незрячим уже нельзя было остановить.

Либеральные реформы и перемены в обществе по понятным причинам не могли не отразиться на жизни придворного (закры­того) института слепых. Еще в 1864 г. предполагалось преобразо­вать богадельню в учебное заведение, но в жизнь этот проект во­плотился спустя пять лет (1869), еще через два года (1871) в стены учебного заведения допустили девочек и открыли для них отделение на 10—15 человек. Когда институтки повзрослели, попе­чители столкнулись с новой проблемой — их дальнейшим жизне­устройством. Учитывая, что многие девочки отбирались из Воспи­тательных домов, лучшим решением посчитали открытие при учебном заведении приюта (1888). Ника­кой учебной работы в стенах приюта не велось.

Пока в Петербурге решали, что нужнее незрячим — обучение или призрение, в западных губерниях открылись два небольших учебных заведения для слепых (Гельсингфорс, 1865 г.; Рига, 1872 г.), ориентированные на немецкие образцы.

Первым городом, открывшим учебное заведение для слепых на исконно русских землях, оказалась Москва (1871), но и здесь не обошлось без западного влияния. Подавляющее большинство жите­лей Первопрестольной и в конце XIX в. воспринимало слепца как нищего, нуждающегося в призрении, и только. Однако среди тысяч москвичей нашелся тот, кто решился обогнать медленно текущее «российское время», этим подвижником оказался обер-пастор евангелическо-лютеранского храма Апостолов Петра и Павла епископ Генрих фон Дикгоф.

На заре своей пасторской карьеры Дикгоф поддержал начинания глухого единоверца И.К.Арнольда (1860), вся­чески помогая тому открыть в Москве школу для детей, лишенных слуха. С тех пор Дикгоф старался во время частых зарубежных поездок посещать образцовые европейские благотвори­тельные и учебные заведения для де­тей-инвалидов, дабы передавать новые знания землякам в Москве.

В 1872 открывается Международная политехническая выстав­ка и Дикгофа, являвшегося членом Московского общества любителей естествознания, антропологии и этнографии, избирают председателем ее педагогического отдела. В этом разделе выставки предполагалось представить материалы по проблеме начального об­разования, а также по вопросам воспитания и обучения слепых и глухонемых детей.

Дикгоф, мечтавший открыть училище для слепых, обращается к высокород­ным и известным землякам с предложением организовать в Москве особое Попечительное общество. Идею поддержали князья А. Б. Ме­щерский и Д. М. Голицын, братья П. П. и Д. П. Боткины, Г. И. Браун, И.Ю.Давидов, В.Д.Коншин, К. К. Шильдбах, Д.Д.Шумахер, ор­ганизовавшие так называемый Совет учредителей (1874). Члены совета незамедлительно подготовили проект устава Попечительства и, согласно строго действовавшим правилам, направили его на со­гласование в Министерство внутренних дел.

Правительство не возражало против открытия учебного заведе­ния для слепых, но потребовало предварительно подготовить соот­ветствующее помещение и собрать начальный капитал в 20 000 р. За два последующих года удалось найти лишь половину требуемой сум­мы, тем временем истек срок, отведенный на организацию училища. Только личное вмешательство московского генерал-губернатора кня­зя В. А. Долгорукова помогло добиться отсрочки. Столкнувшись с бюрократическими препонами, учредители создают Распорядитель­ный комитет (1881), члены которого взяли на себя поиск средств и помещения под будущее училище.

Комитет публикует для пропаганды своих идей брошюру, рассказывающую о целях и содер­жании будущей работы. Комитет командирует в Германию Е. А. Фрезе³, «пожелавшую посвятить свою жизнь делу воспитания слепых детей, для изуче­ния способов и приемов обучения слепых детей в западных странах». По возвращении госпожа Фрезе (так как школа все еще не была открыта) приступила к обучению слепых детей, нахо­дившихся в приюте принца Ольденбургского. Тем вре­менем Распорядительный комитет сумел собрать недостающую сумму, и, наконец, в 1882 г. Московское учебно-воспитательное за­ведение для слепых детей открылось, приняв 20 воспитанников.

Училище, разместившееся на арендованной площади дома Ве­ры Ивановны Фирсановой¹, состояло из двух отделений — школь­ного и ремесленного. Энтузиасты сделали огромной акцент на обучении ремеслам.

Они, как и первая попечительница всех благотворительных учеб­ных заведений — императрица Мария Федоровна, важнейшим итогом обучения считали экономическую независимость и само­стоятельность выпускников специального училища.

Несмотря на многие субъективные и объективные причины, не позволявшие энтузиастам быстро исполнить намеченные планы, школа крепла. Уже через три года после создания она располагала необходимым оборудованием для книгопечатания шрифтом Брай-ля² и начала издавать оригинальную, не уступающую европейским стандартам учебно-методическую литературу.

Пока тянулась бюрократическая волокита, Москва уступила пальму первенства своему извечному сопернику — Санкт-Петербургу. Там училище слепых удалось открыть годом раньше (1881).

Столичное заведение для слепых, со­зданное усилиями Гаюи и бесславно угас­шее после отъезда француза из России, возродилось через 75 лет. Это стало воз­можным благодаря принципиальному из­менению позиции образованной части об­щества, а также личной энергии и подвижничеству известного российского государственного деятеля и филантропа Константина Карловича Грота (1815—1897).

Будучи сторонником здорового образа жизни, К. К. Грот органи­зует в столице Гимнастическое общество, с тем чтобы то готовило учителей гимнастики (физкультуры в сегодняшнем прочтении). Но выше физического здоровья человека Константин Карлович ставит нравственное «социальное» здоровье населения.

Он попытался наладить ремесленное обучение работоспособных инвалидов, находящихся в подведомственных при­ютах и богадельнях.

К. К. Грот способствует созданию в Санкт-Петербурге училища-приюта для глухонемых.

Занимаясь делами попечительства, объектом заботы которого изначально были взрослые слепцы, Грот задумался о несправедли­вой участи незрячих детей, обреченных в России на безграмот­ность. Зная о существовании на Западе специальных институтов, Константин Карлович не мог оставаться пассивным и, не дожида­ясь ничьей помощи, на собственные средства открывает маленькое учебное заведение (1881)¹, принявшее поначалу четверых, а затем уже десять слепых мальчиков. На съемной квартире классам ока­залось тесновато, и энтузиаст-филантроп решается на следующий шаг — вкладывает все имеющиеся в его распоряжении средства² в покупку большого земельного участка и начинает строительство трехэтажного школьного здания и мастерских.

Константин Карлович разработал типовой устав училища, со­держание и организационные формы обучения, поставив главной задачей обучения «подготовку незрячего к самостоятельной жизни в обществе».

Дата добавления: 2014-01-03