Сан Лайт Мудры всего мира. Жесты, призывающие счастье 4 страница

Я ПРИШЛА РАБОТАТЬ В РУССКИЙ ДУХОВНЫЙ ТЕАТР «ГЛАС»

В один из темных и сырых октябрьских вечеров мне позвонила Олеся Александровна Николаева и сказала, что ее хорошая знакомая, директор московского православного театра, ищет завлита. Не хочу ли я попробовать? Ох… Что за вопросы, Олеся Александровна? Конечно, хочу! Положив трубку, я на секунду задумываюсь. Завлит… завлит – это, надо думать, заведующий литературной частью. В театре, хм… Театр, я, признаться, никогда не любила… Ведь я же – дочь барабанщицы. И, видимо, всегда подсознательно винила всю эту богемно-театральную жизнь в несчастной маминой судьбе. И потом – как это – «православный театр»? Что за чушь? Ведь актеров до революции вообще хоронили чуть ли не за церковной оградой – вместе с самоубийцами, некрещеными младенцами, колдунами и прочей публикой такого рода. Может, я чего-то не знаю и не понимаю? Ладно, сходим-посмотрим, поживём-увидим…

Так я впервые попала в трехэтажный, покрашенный уютной голубой краской особняк на Пятницкой улице. Повсюду картины, иконы, лампады. Высокая красивая дама с гладкими белыми волосами и ласковыми голубыми глазами идет мне навстречу.

«Вы – Ольга Козэль?» - спрашивает она меня. И я понимаю, что передо мной директор театра «ГЛАС», заслуженная артистка России Татьяна Белевич. Она долго беседует со мной, объясняя обязанности завлита театра. Потом к беседе присоединяется ее супруг, Никита Сергеевич Астахов – известный актер и художественный руководитель «ГЛАСа». Он энергичен, улыбчив и похож на огромного льва. Астахов рассказывает мне, что сейчас он ставит Достоевского – «Село Степанчиково». Но это будет не просто «Степанчиково» - водевиль о жизни провинциального полковника в отставке, находящегося под каблуком у своих близких и неизвестно откуда свалившегося им всем на голову приживала Фомы Опискина. Он объединил два произведения – «Село Степанчиково и его обитатели» - и рассказ «Бобок». Испытующе смотрит на меня – знаю ли я, о чем речь? Я киваю – да-да. «Когда я решил объединить два произведения - не все в театре поддержали меня. – объясняет Никита Астахов. – Мне просто интересно, как отреагируете Вы…» Он внимательно и хитровато смотрит на меня. Не хочу ли я побывать на репетиции, а потом написать статью? Ну, конечно, с удовольствием! Правда… пока – ну, недели две-три – я смогу работать только в удаленном доступе: мы с сынишкой еще не прошли всех врачей, и в детский сад он пойдет, судя по всему, еще не завтра и даже не послезавтра. Никита Сергеевич кивает. Потом осторожно спрашивает, не будет ли муж против моей работы в театре. О Господи, вот этих вопросов – про семью – я больше всего боялась. Не начинать же с порога объяснять незнакомым людям то ужасное, что происходит сейчас со мной! И я не объясняю ничего. Мотаю головой – и все.

Спектакль «Село Степанчиково и…» в постановке Никиты Астахова произвел на меня огромное впечатление. Как это далось, какой кровью – и самому Астахову, и его актерам – молодым, талантливым, творческим ребятам и девчонкам – выйти на такой серьезный, напряженный разговор со зрителем? Разговор о вере. О добре и зле. О жизни и смерти. И ведь сембиоз – «Село Степанчиково» и рассказ «Бобок» - эдакий классический дореволюционный «ужастик» - получился мощный, потрясающий своей энергетикой. Почему же он не встречает поддержки у доброй половины театра – явно широко одаренных, чутких людей, знающих о театре в три раза больше меня? Почему они хотят заставить худрука убрать из сценария «Бобок» - с его покойниками, огоньками на кладбище, с его правдой и вымыслом? А что если он послушает их – и сдастся? Да ни за что! Придя домой, бросаюсь к компьютеру – и набрасываю статью. Ничего я еще не знаю и не понимаю, ни в чем не разбираюсь, знаю только одно: испортить такой спектакль – непростительная глупость. Зачем, какого чёрта, ставить в классической версии «Село Степанчиково и его обитателей»? Так ведь можно и «Войну и мир» еще разок экранизировать… Потом я узнала, что мою статью Никита Сергеевич прочитал вслух актерам. И что «Бобок» оставили в сценарии. Конечно, никакой моей заслуги в этом нет: Астахов – слишком большой художник, чтобы слушать кого-то, особенно – молодого завлита, ничего еще не смыслящего толком в театральном деле. Он все сделал бы так, как решил сам – такие люди никогда не боятся идти наперекор всем. Но в театре мою статью еще долго обсуждали. Разумеется, с неодобрением, а часто и с иронией. Я понимала людей – они, привыкшие всегда и все решать в своем коллективе, не хотели смириться с тем, что пришла с улицы незнакомая девчонка – и попыталась вмешаться в их творческую жизнь. Вот так – с незримой войны – началась моя жизнь в театре.

Комментарий психолога Анны Поповой:

Прекрасно! Просто восхитительно! Интересно, наша Оля (теперь, простите, не Оля, а Ольга Козэль, завлит одного из самых известных столичных театров) все еще считает себя несчастной? Какие дивные, просто царские, подарки делает иногда людям судьба! Интересная, творческая работа. Судя по всему, нормальные православные люди. И ведь свалилось все это на Ольгину голову как раз в самый подходящий момент жизни – когда разваливается, по сути, семья, когда нет работы, на руках маленькие дети, и т.д. Честное слово, если б мне рассказали такую историю – я бы лишь рассмеялась в ответ: вы ошиблись, в сказки Андерсена теперь не верят даже ребятишки младшего школьного возраста. Но суть в чём, девочки? В том, что жизнь продолжается! И мы никогда не знаем о том, что нас ждет за поворотом. Не стесняйтесь – скажите своим знакомым (разумеется, лишь тем, кто по-человечески к вам относится) о том, что вы ищете работу. Активнее рыскайте в интернете. Вам повезет – я ручаюсь. Может быть, не сразу, не с первого раза, но повезет непременно. Главное, найти в себе силы подняться и начать действовать.

Я РАЗГОВАРИВАЮ С ДОЧКОЙ И СЫНОМ

Теперь, когда развод казался делом решенным, необходимо было объясниться с детьми. Я изо всех сил откладывала этот тяжелый разговор. Ни дочка, ни сын ни о чем пока не спрашивали меня. А я знала, что мне придётся все им объяснить. Однажды я не выдержала этого напряжения. И сделала нечто такое, о чем жалею и чего стыжусь до сих пор. Дело в том, что я заплакала. И сказала дочери, играющей на ковре в моей комнате:

- Маша, ты знаешь, папа с нами больше жить не будет…

Дочка по-прежнему сидела в-пол-оборота ко мне. Я видела, как напряглась ее худенькая, детская спина. Она тихо, почти неслышно, спросила:

- Что ж оно так?

Я что-то сказала в ответ – не помню что. Потом вышла из комнаты, вспомнив, что мать не должна плакать при детях. Подошёл маленький Гошка. Деловито снял со стены кухонное полотенце – и принялся вытирать мне слёзы. Я взяла себя в руки – и вернулась в комнату, к дочери. Маша сидела на полу, низко пустив голову. Она плакала.

Больше она никогда не разговаривала со мной об отце. Когда Михаил наносил нам «визиты» по воскресеньям – чуть заметно кивала в ответ на его приветствие, затем молча уходила в свою комнату и плотно закрывала дверь. А неугомонный Гошка спрашивал все время: «Где наш папа?» Как сильно ударяли меня по сердцу эти слова! Но я старалась отвечать спокойно и односложно: «Папа приедет в воскресенье…»

Комментарий психолога Анны Поповой: да, Ольга сделала недопустимую вещь! Она нанесла ребенку психологическую травму. Понятно, что ей самой ох как тяжело. Но… если в доме пожар, кого спасают в первую очередь? Правильно, детей! А почему? Да потому, что, во-первых, тут действует чисто генетический рефлекс – сохранения потомства, которому жить после нас, а, во-вторых, по причинам чисто физиологическим: дети слабее взрослого, они задохнутся быстрее. И в такой болезненной ситуации (в чем-то сходной с пожаром) думать нужно прежде всего о детях! На мой взгляд – разговор с дочкой вообще был преждевременным. Зная, что супруг склонен к метаморфозам и уже выкидывал подобные «фортели», Ольга могла бы и повременить. Что касается «общих» советов (касательно разговоров с детьми в подобной ситуации), то их я предпочитаю не давать – потому что не бывает одинаковых ситуаций, а книжек и статей по этому поводу написано и без меня предостаточно. Единственное, что могу сказать: будет гораздо лучше, если в разговоре примут участие трое – мать, отец и ребенок. В том случае, конечно, все перечисленные лица (я не имею в виду ребенка) вменяемы и готовы к диалогу. Если возникнут конкретные вопросы – пишите мне на «мыло», попытаюсь разобраться и помочь!

КОШМАР ПРОДОЛЖАЕТСЯ. Я ЗНАКОМЛЮСЬ С МУЖЕМ НЕВЕСТЫ СВОЕГО МУЖА.

В один из этих непроглядных, чёрных, осенних вечеров в моей квартире раздался телефонный звонок. Я только-только вернулась с работы, раздела и накормила ребятишек. Сняла трубку – мужской голос: «Ольга, здравствуйте, я – муж Наташи…» пауза. «Простите? Какой Наташи?»

«Наташи Кобельковой. Видите ли, Ваш муж Михаил и моя жена Наташа решили пожениться…» О Господи… зачем он мне-то звонит? Видит во мне «товарища по несчастью»? Хочет поделиться своим горем? Но чем я могу ему помочь?

Нет, оказывается, он хочет со мной встретиться… Зачем? Ну, чтобы поговорить… Где и когда мне удобно? «Нигде и никогда… И вообще – отвяжитесь вы от меня все!» - хочется крикнуть в ответ. Но я сдерживаю себя. И приглашаю Максима (так, оказывается, зовут моего визави) приехать назавтра в наш театр. На кой чёрт я ему сдалась? «Заведи с ним роман!» - саркастически советует по телефону сестрица. «Помолись хорошенько!» - говорит встревоженная Нина.

Он не опоздал ни на минуту. Приехал на дорогой, красивой иномарке. Высокий, молодой, серьезный до невозможности. Кажется, немного удивлен – наверное, думал, что на встречу с ним явится старая сморщенная тетка, а тут – кудрявая девица, всего на несколько лет старше его. Веду «гостя» в «гримёрку», сама сажусь напротив.

-Видите ли… Мы с женой поженились совсем еще молодыми, сейчас нам по двадцать восемь лет. Нашему сыну Мишке шесть, я люблю его ужасно. То, что происходит – трагедия для меня… они заберут ребенка… он сложный мальчик, он не сможет без меня, а я – без него.

Молча киваю в ответ. Действительно, трагедия. Максим продолжает:

- Моя жена Наташа Кобелькова – талантливая поэтесса, а Ваш Миша, наверное, представлялся ей этаким мэтром – этим и увлёк. Вы не пишете стихи – Вам сложно понять…- он серьезно смотрит мне в глаза.

Опять киваю. Какая разница несчастному парню, пишу я стихи или нет?

- Жена говорит, что Ваш муж очень ласковый. (Хм!) Они хотят снимать квартиру – и месяц прожить в ней, не занимаясь сексом. Моя жена - знаете какая? Она – без штампа в паспорте – ни с кем ни за что… Последние слова Максим выпаливает гордо и запальчиво, подозрительно взглянув на меня – вдруг усомнюсь?

Услышав, что «молодые» - мой муж и жена Максима – заявили о своем желании венчаться, нахожу, что пора вступить в разговор. Нет, Максим, венчать их никто не будет – это противоречит каноническим правилам. Изменившему супругу, Максим, второй брак не благословляется вообще. К тому же, мы с мужем венчаны…

Максим вздыхает несколько облегченно. Может ли он задать мне несколько вопросов? Снова киваю. Не возражаю ли я, если он будет записывать разговор? Хмыкаю про себя. Да нет, не возражаю. Думала, что он вытащит диктофон – он вынимает ученическую тетрадку и ручку. Вопросы как на суде: когда поженились - что он вам дарил - как относился к детям. Хм, мальчик явно решил поиграть в следователя. Моя симпатия к нему понемногу улетучивается. К тому же, я тороплюсь на спектакль. Резко поднимаюсь, давая понять, что разговор окончен. Но мне нужно сказать ему еще одну вещь. Какую? Ах, да… Уже в дверях говорю: «А вот теперь, Максим, послушайте меня очень внимательно. У моего мужа есть пистолет – он таскает его даже в сортир. Имейте это в виду – на тот случай, если вздумаете набить ему морду… Драться с Вами Миша побоится – а вот застрелит запросто!»

Он прощается и уходит – а я падаю на жёсткий диванчик в «гримёрке»: кажется, я только что предала своего мужа. Но что мне оставалось делать? А вдруг пацан и впрямь задумает полезть разбираться со взрослым вооруженным дядей, который спит с его женой?

Комментарий психолога Анны Поповой:

Ну, блин, наломали дров! Ведь миллион раз говорено-переговорено: с любовницами мужей, любовниками жён, жёнами любовниц… и так далее – никаких разговоров и выяснения отношений! Ни к чему, кроме унижения и раздолбанных нервов, это не приводит. Все взрослые люди и в состоянии разобраться сами, а мы отходим в сторонку и начинаем поспешно жить собственной жизнью – гордые и не замаранные всякой дрянью. А тут – вообще финиш: зачем, спрашивается, мужику понадобилось встречаться с… ой, погодите, сейчас выговорю… с женой любовника жены? Явно хотел собрать компромат на незадачливого «жениха» - для чего? Рассказать своей драгоценной жене, какой плохой у нее «жених»? Вооруженный жених жены – помереть можно. Хоть роман пиши!

В-общем, виновата, конечно, Ольга. Взрослая ведь женщина – зачем согласилась на такую глупую авантюру? Её здоровье нужно не только ей – детям ведь еще ох как далеко до совершеннолетия. Девочки, запомните: с вышеперечисленной публикой объясняться НЕ НУЖНО. Она того не стоит. Вежливо и твердо говорим о нежелании подобных встреч. Просим больше нас не беспокоить. Прощаемся и вешаем трубку.

ВОСКРЕСНЫЙ ПАПА. МОЙ МУЖ ВСТРЕЧАЕТСЯ С ДЕТЬМИ.

В течение недели Миша обычно не звонит нам. Точнее, не звонит мне (потому что детям он не звонит вообще). Зато каждую субботу – звонок (чаще всего – на мобильный): я приеду в воскресенье, во столько-то…

Убираю квартиру. Готовлю вкусный обед. Пеку Мишины любимые оладушки. Он приезжает. Гошка бросается к нему навстречу, а Маша – нет. Сидит в своей комнате, разве что вежливо кивнет в ответ на папино приветствие. Что поделаешь - дочка, воспитанная на книгах Владислава Крапивина - о верности, дружбе навек и недопустимости предательства – не может объяснить себе отцовского поступка. Пока не может. Я хорошо помню Машин бенефис в театре – тот наш первый премьерный спектакль «Село Степанчиково и…», в котором Маша сыграла Илюшу Ростанёва и на который мы пригласили папу (Нина Михайловна согласилась забрать Гошку из садика и посидеть с ним). Миша пришёл – нарядный, красивый, пахнущий дорогим парфюмом. Принес дочери цветы. Маша играла, не зная, что из партера на нее смотрит отец. Зато я помню растерянность, даже ужас в ее глазах (наша театральная видеокамера зафиксировала это крупным планом) когда Миша вышел на сцену – и вручил дочке букет. Но тогда она переселила себя - сдержанно улыбнулась – и ушла со сцены. Предчувствуя недоброе, я влетела в «гримёрку». Маша плакала. Злополучные цветы лежали у нее на коленях. Она подняла на меня глаза и сказала почему-то: «Я не хочу его видеть больше. Я его боюсь…» Ну что ты тут ответишь? Цветы мы подарили милой Катюше Воиновой, игравшей старшую сестру Илюши – Сашеньку (Катя тоже плакала в тот вечер – все тогда перенервничали из-за премьеры). И ушли из театра через служебный вход (муж названивал мне на мобильник, но я не хотела лишний раз травмировать дочку общением с ним).

Итак, воскресенье… И муж приходит (уже не нарядный и не пахнущий парфюмом). С удовольствием садится обедать. А потом идёт к компьютеру. И уже не встает из-за него до самого ухода, лишь иногда отвлекается и просит налить ему чаю. Что поделаешь - дома у него (то есть, у свекрови, где он сейчас живёт) компьютера нет, а ему нужно ответить на все письма, накопившиеся за неделю. Иногда я вхожу в комнату (хотя по привычке стараюсь его не тревожить). На экране мелькают женские фотографии. Когда Гошка с чем-нибудь подбегает к отцу – тот выпроваживает его восвояси.

И так повторяется каждое воскресенье! Я предлагаю Мише забрать наш старый компьютер (вполне «рабочий») – им ведь все равно никто не пользуется. Он отвечает неопределенно – да, может быть, когда-нибудь…

И все остается по-старому. Тогда я начинаю психовать. Мне кажется, что драгоценный супруг таким образом самоутверждается – пришёл в гости к женщине, для того, чтобы написать письма другим женщинам. А как же дети, с ними-то он почему не хочет общаться? Звоню свекрови. В резких тонах объясняю ситуацию. Прошу переговорить с сыном – пусть приходит в гости к детям, а не к компьютеру. Она, как обычно, отвечает: «Разбирайтесь сами!» Но в следующее воскресенье муж сидит за компьютером всего десять минут, из чего я заключаю, что Нина Михайловна все-таки провела с ним «воспитательную беседу».

Комментарий психолога Анны Поповой:

М-да-а-а… Давно замечено: самое невыносимое в любой ситуации – это когда страдают дети. Тут дети явно страдают. А кто, спрашивается, сделал данную конкретную ситуацию невыносимой? (я, кстати, сейчас не имею в виду «одиссею» Михаила). Сделала ее таковой родная мама Маши и Гоши – то есть наша ненаглядная Оля. Есть расхожая бабская поговорка «Мужчины как дети». Давайте проанализируем ее с психологической точки зрения: что же в мужчинах такого уж «детского»? Только одно: они очень часто ведут себя с нами не так, как «положено, принято, подобает настоящему мужчине», и т. д. А так, как мы сами позволяем им себя вести с собой – любимой (или с собой – нелюбимой, иначе зачем бы мы стали позволять такие вещи, которые позволяла мужу Ольга?). У женщин в этом плане «тормозов» всегда больше.

То, что жена хочет, чтобы ушедший из семьи муж общался с детьми, а муж, в свою очередь, проявляет такое стремление – это всегда хорошо. Но тут, как мы видим, с детьми никто не общается – «бывший» просто приходит в дом – покушать, отдохнуть, написать письма друзьям. Необходимо «преломить» ситуацию – в пользу детей. И уж это-то Ольга может сделать очень просто – стоит только осознать абсолютную бредовость того, что происходит. Поясню. Приходит в дом чужой человек. Приходит на ограниченное время и по конкретному делу. На фига надо ему печь оладушки? Мы же не угощаем обедом – ну, скажем, сантехника, который пришёл в дом заменить кран. И я, честно говоря, не знаю, что бы я сделала, если б ко мне в квартиру заявился чужой мужик и уселся за мой компьютер. По-моему, для того, чтобы разрулить ситуацию, вовсе не обязательно обращаться за помощью к свекрови (она, кстати, поступила абсолютно правильно, заявив о своем нежелании вмешиваться). Нужно просто самой для себя уяснить: кем бы этот человек не приходился мне в недавнем прошлом, на сегодняшний день - ЭТО ЧУЖОЙ ЧЕЛОВЕК - И ПРИШЁЛ ОН ПО ДЕЛУ. В данном случае – общаться с детьми. Вот пусть и общается. Можно заранее продумать «программу», выяснив у детей, куда бы они хотели сходить с папой на выходные – для того, чтобы перед визитом предупредить об этом мужа. Кстати, такой «ход конём» принесет пользу всем: мать, проводящая с детьми всю неделю, получает возможность несколько часов уделить себе самой, ну а отец и дети – побыть в обществе друг друга и с пользой провести время.

А насчёт компьютера… по- моему, в этом случае нужно поступить жёстко (тем более, если есть подозрение, что муж использует компьютер для переписки с неустановленными лицами) – убрать розетку, адаптер, еще какой-нибудь технический прибамбас – т.е., сделать компьютер невключаемым (на время визита папы, естественно). При этом не спорим и не ссоримся – зачем лишний раз мотать себе нервы? Можно ли заглянуть в компьютер на пять минут? Нет, сегодня не получится, подруга попросила у меня адаптер… В следующий раз «подруга попросит» что-нибудь еще – например, модем. Ну, и так далее. Михаил – взрослый человек, и вполне в состоянии приобрести компьютер (хотя бы в кредит).

ОДНИ

Той зимой меня постоянно мучили две вещи - холод, от которого почему-то не было спасения нигде, даже дома, и еще какая-то непонятная боль в области груди. Боль была ужасно мучительной, острой и изматывающей. Я просыпалась от нее по ночам и долго лежала без сна, глядя в потолок. Иногда я спала всю ночь спокойно, но, стоило зазвенеть будильнику - и боль просыпалась раньше меня. Она горячо поворачивалась в груди, как будто давала понять - вот она я, никуда от тебя не делась. Я пачками

пила анальгин - на какое-то короткое время как будто становилось легче, но потом опять все начиналось снова. Выросшая в семье, где ранние смерти от рака стали чуть ли не доброй традицией, я была почти уверена, что тоже докурилась до рака. Почему я не шла к врачу? Как раз потому, что очень хорошо понимала: если уже появилась боль - значит, нет никакого смысла терпеть все эти химиотерапии и облучения.

Значит, я умираю. И скоро умру. Если только не случится чуда. А пока - надо было терпеть. Хотя бы ради детей. О смерти думалось спокойно, точнее - не думалось вообще. Все мои мысли были подчинены страху за сына и дочь. Я знала, что Вера с Фёдором их не оставят, будут тянуть наравне со своими, но каково это - жить без матери и отца, в чужой семье? Я сама рано осталась сиротой - и все это понимала как нельзя лучше. Но нужно было жить… И я жила. Утром, подняв и накормив детей, отвозила их в школу и садик. Ехала на работу. В полшестого бежала, как сумасшедшая, с работы: нужно было успеть забрать Машу с продленки и Гошку - из садика. С детьми заходила в магазин - купить продуктов. Дома готовила ужин и доделывала с Машей уроки. Прибирала квартиру. Два раза в неделю к Гошке приходила логопед Наиля Шамильевна - я все-таки нашла такую возможность! Наиля Шамильевна сумела найти к сынишке подход - она приносила ему развивающие пособия, подолгу играла с ним в лото и кубики, раскрашивала картинки. Гошка каждый раз с нетерпением ожидал прихода тети «Наили«. Потом я укладывала детей - и сама ложилась рядом (спали мы в ту зиму вчетвером на старом, продавленном диване - я, Маша, Гошка и наш кот Апельсин). Перед сном я долго читала ребятишкам книги или рассказывала что-нибудь. Потом дети засыпали - а я долго лежала, глядя в потолок. Или уходила курить на лестничную клетку. Каждый день мне звонила Нина - мы подолгу разговаривали с ней, обсуждая события минувшего дня. Чуткая и душевная, она очень поддерживала меня - говорила о скорбях, которые необходимы каждому православному человеку, чтобы спастись. «Нина, Нина, но как же так… человек, бросивший меня с двумя детьми, сейчас счастлив, его ожидает свадьба, в то время как я и ни в чем не повинные дочка и сын страдаем - конца не видно всему этому кошмару…»

«Он далеко не счастлив Оля, пойми, - убежденно говорила Нина. Счастливые люди себя так не ведут. По большому счету - его даже жальче, чем тебя, потому что он-то как раз попал в такую ямищу, из которой без Христа не выбраться никогда. Потерял жену, детей - и ничего не приобрел взамен. А свадьба… что-то мне не верится, что она будет.» Мне, честно говоря, тоже верилось все меньше и меньше. Уж как-то все было странно - на развод муж так и не подал, жил у мамы. Да и на «счастливого жениха» не походил - приезжал заросший, неряшливо одетый, неизменно пахнущий перегаром, со злыми, колючими глазами. Я смотрела на него - и не узнавала прежнего красавца Мишу - умного, доброжелательного ко всем - так еще недавно самого своего любимого человека на свете. Как-то я попросила его отвезти детей на елку в Царицыно. Он согласился - и после елки приехал с Машей, Гошей и Мариной (Машиной подругой) к нам домой. Еще не раздевшись, начал кричать на меня матом - просто потому, что у него было плохое настроение. Я отправила детей в комнату - и закрыла дверь, но они все равно все слышали. Я просила мужа уйти, обещала, что поговорю с ним позже, когда рядом не будет детей. Он снял куртку - и сунул мне - повесь! Из кармана куртки мне выпала на ноги пачка презервативов. Распечатанная. Видимо, несчастный Максим Кобельков все-таки сильно преувеличивал целомудрие своей супруги.

В ту зиму я получила от судьбы бесценный подарок - православную веру. Конечно, я была до этого и крещеной, и венчаной, с детства ходила в Храм, причащалась и соблюдала посты. Но что такое быть верующим человеком - я поняла только этой страшной зимой. Будучи поставленной судьбой в такие условия, что, кроме Бога, мне было уповать не на кого - я возложила на Него все свои надежды. Я стала жить только заботами текущего дня - отчетливо понимая, что Господь, послав назавтра новые трудности, пошлет мне и силы их перенести. Вот, допустим, нет у меня денег заплатить за детский сад. Но ведь сегодня за него и не надо платить - только через два дня. А через два дня у меня появлялись деньги. И ни разу не было, чтоб я и мои дети остались без необходимого. Каждую неделю я ездила к чудотворной иконе «Взыскание Погибших» - и молилась о заблудшем супруге, о себе и своих детях. Знакомый батюшка, протоиерей Олег Воробьев, очень горевал, узнав о том, что происходит в нашей семье. Он посоветовал мне заказать сорокоуст в десяти храмах (указав в записке пятерых человек - Михаила, Наталью (любовницу мужа), Ольгу, т.е. себя, отроковицу Марию и младенца Георгия. Я отчетливо поняла, что НЕ ЗНАЮ, хочу ли я возвращения мужа в семью. Не знаю, потому что не представляю себе ситуацию в дальнейшем развитии. А Господь ее видит. «Пусть будет, Господи, по Твоей воле…» - молилась я.

Как-то у нас в комнате перегорела лампа в ночнике - и мы три дня спали в потемках. Я с детства боюсь темноты - и спать без ночника или включенной настольной лампы - для меня мучение. Все время что-то мерещится - неясные таинственные очертания, страшные рожи на потолке, непонятные звуки. И в эти три ночи я тоже просыпалась от неясных шорохов - и каждый раз, открыв глаза, видела что-то страшное. Я ухмылялась, поднимала голову, спрашивала ночной призрак с вызовом: «Ну и что? Поговорим?» И тут же видела, что это - никакой не призрак, а рубашка, небрежно брошенная с вечера на стул.

С тех пор я не боюсь темноты. И призраков не боюсь тоже.

Комментарий психолога Анны Поповой:

Есть в медицине такое понятие - фантомная боль. Много раз были описаны случаи, когда у человека болит давно ампутированная конечность. Может фантомная боль возникать на почве сильного стресса, как в данном случае. Она действительно бывает очень мучительной и может напоминать онкологическую. Кроме того, у Ольги (как и у примерно половины людей, близко наблюдавших «онкологические смерти») совершенно явно развилась онкофобия - панический страх заболеть раком. Это, само по себе, ни хорошо и ни плохо - это, скорее, данность - и в конкретном случае в медикаментозном лечении она не нуждается. А вот депрессия средней тяжести (которая и дает фантомную боль, бессонницу, потерю аппетита) в лечении как раз нуждается - но заниматься этим должен квалифицированный специалист (желательно - не из районной поликлиники). Современные транквилизаторы легко и в короткое время помогут справиться с недугом. От «драгоценного супруга» в этой ситуации необходимо было вежливо, но твердо потребовать определенности: если на развод не подает он - значит, подает на него Ольга. Михаил, как мы видим, разводиться не собирается (и уверен, что Ольга не подаст на развод тоже, он просто играет с супругой в очень жестокую игру - играет, как кошка с мышью). А кто, кстати, внушил ему уверенность, что он может вести себя подобным «достойным» образом - и не лишиться жены? Внушила эту мысль Ольга. Тем, что слишком отчетливо проявляет желание сохранить семью любыми путями, и демонстрирует свою нерешительность. Поймите правильно: я - всегда за сохранение семьи. Но заинтересованы в ее сохранении должны быть оба человека. Выход в такой ситуации - свести контакты до минимума. Никаких звонков, выяснения отношений - это вообще прерогатива «виноватой» стороны. И, как ни прискорбно, следует подать на развод - уведомив об этом супруга.

Что касается «визитов» мужа в пьяном виде и попыток кричать матом на супругу при детях…комментировать я это не берусь, но считаю, что Ольгина вина тут тоже есть: почему она ПОЗВОЛЯЕТ ТАКИЕ ВЕЩИ? Дети не должны быть свидетелями подобных сцен - и обязанность родителей (в данном случае - матери) оградить их от этого. Любой ценой.

Уголовный кодекс в нашей стране, слава Богу, никто еще не отменял. Если человек отказывается покинуть квартиру сам - значит, нужно вызывать полицию (или, по крайней мере, пригрозить этим - и так, чтобы Михаил понял, что угроза реальна). Я думаю, что после первого же «привода» в отделение «бывший» будет вести себя не в пример спокойнее и тише: одно дело - разговаривать с женщиной, другое дело - с разозленными мужчинами в полицейской форме.

Я ПЫТАЮСЬ УБИТЬ СВОЕГО МУЖА

Я прошу тебя - не пугайся. Всё было не так страшно на деле. А что было - сейчас тебе расскажу.

Звоню Сашке и Ирине Назаровым - родителям своих крестников - двенадцатилетнего Вовки и четырнадцатилетней красавицы Настеньки. Говорю, что соскучилась и хочу выбраться в гости. Меня с радостью приглашают - я (тоже, разумеется, с радостью) запихиваю в свою новоиспеченную «девятку» детей и еду в «Печатники«.

Сашка - друг моего мужа, они учились в одном классе, потом всю жизнь дружили. Он - бывший десантник, теперь работает на какой-то фирме. Сашка - огромный, почти двухметровый, улыбчивый и простодушный, как ребенок. Жена его, Иришка, - слегка замкнутая, тридцативосьмилетняя красавица с дивными зелеными глазами и девчоночьими ямочками на щеках. Когда крестники были маленькими, я приезжала к ним часто - водила Настю и крошечного Вовку в Высоко-Петровский монастырь, к Причастию. Потом мы шли к ним домой, покупали неизменный торт, пили чай, болтали. Саша часто помогал мне разобраться с машиной - руки у него всегда были золотые. И вот я снова еду к ним в гости. И понимаю, как соскучилась. По Насте и Вовке, по Иришке с Сашей, по их теплому, гостеприимному дому. Правда, иногда я вспоминаю Сашкино, зимнее: «Ты что же, думаешь, из-за твоих молитв муж вернется к тебе»? Ах, да наплевать! Мало ли кто чего сморозит! Все равно же мы близкие, почти родные люди! Вон и дети радуются, что мы едем к Насте и Вовчику - аж прыгают от нетерпения на заднем сидении.

Дата добавления: 2017-01-14