I. Случайность и необходимость. Может ли эволюционная теория быть теорией направленного прогресса? 2 страница

Давно отмечено, что теория вероятностей и ее приложения не от­вергают начисто жесткую детерминацию, но ограничивают сферу ее дейс­твия логическим уровнем, отображающим зависимости между наиболее су­щественными характеристиками, "что на уровне обобщенных характеристик зависимости носят строго однозначный характер" (478). Как видно, это справедливо и для неустойчивого - удаляющегося от термодинамического равновесия мира самоорганизации.

Каждой реальной возможности в меру случайности ее осуществления соответствует своя вероятность, и развитие допускает вероятностные предсказания, что признает и модель "превращения случайности в необ­ходимость". Однако такие предсказания в настоящее время почти нео­существимы в теории эволюции не только из-за огромной сложности живо­го, но, отчасти, и потому, что данная модель ставит исследователя перед необъятным массивом абстрактных возможностей, не позволяя пред­варительно выделить те из них, которые находятся в пределах необходи­мой направленности развития. Вероятностные предсказания, по нашему мнению, - это не то, чем остается заниматься в отсутствии изначально необходимой общей направленности развития, а то, что можно делать, только когда тачая направленность теоретически установлена и введена в условие задачи. Для этого нужно, как минимум, принять парадигму единого закономерного мирового процесса и признать, что прогресс име­ет необходимый характер.

Эволюционная теория остро нуждается сейчас именно в однозначных общих предсказаниях (включая теоретическое выведение прошлых этапов развития жизни), и встает вопрос, в отношении развития какого ранга систем они могут достигать глубины, из которой находится необходи­мость прогресса. Предельная система, в которой развертывается вероят­ностный процесс эволюции, - живое вещество планеты, биосфера, и нужно предположить, что именно ее общее состояния имеют характеристики, пре­допределяющие на длительную перспективу их (состояний) переход от простого к сложному. Характеристики, присущие состояниям отдельных популяций - более элементарных к подверженных случаю единиц эволюции, имеют в этом плане недостаточное содержание. Модель арогенной популяции, развивавшаяся И. М. Завадским, должна поэтому строиться на базе более широкой модели арогенной биосферы, и обещающим здесь было бы углубление понятия эволюционно- биологической формации. Вероятно, фор­мации в главном (а не в деталях) жестко детерминируют одна другую, определяя возможности и вероятность эволюции (в разных направлениях) входящих в них популяций, видов и других единиц. В девонской фауне и флоре, например, должны быть закономерности, которые предопределяли бы появление более сложной фауны и флоры кайнозоя.

Еще одним основанием взгляда, что теория эволюции не может быть теорией направленного прогресса, является абсолютизация единичного (как уникального) в развитии жизни. Если принять, что "в «популяционном мышлении» средние величины представляют собой абстракции; реальна только отличная от других особь" (479), что, по Э. Маиру, состав­ляет существенную черту живого (тогда как неживое представлено реальными классами объектов), то эволюция оказывается цепью ни в чём не повторяющихся событий и ситуаций. В мире так понятой уникальности нельзя выявить законы, определяющие последовательность эволюционных превращений живого, немыслимо в нем и предсказание, возможно лишь по­вествовательное и "апостериорное" объяснение эволюции. Такой ради­кальный "номинализм" уже подвергался критике (480), однако смещение ак­цента на единичное в оценке направленности развития живого имеет и более правдоподобную форму: общее - это бывшее единичное, так ска­зать, размножившееся единичное, и эволюция есть процесс превращения единичного в общее (например, распространение какой-то мутации). Поскольку отдельные эволюционные превращения в массе не ароморфны, а ароморфные - редки, нельзя говорить об общей изначальной направлен­ности эволюции в сторону прогресса, подобно тому, как этого нельзя делать, считая эволюцию процессом превращения случайного в необходи­мое.

Ароморфоз - общее, универсальное приспособление, а идиоадаптации и регресс - приспособления особенные, и ароморфозов по понятной логи­ке должно быть меньше, чем других адаптации. В силу их универсальнос­ти они и должны возникать реже последних. Более частые и распростра­ненные идиоадаптации всегда базируются на некотором уровне организации, достигнутом в ароморфозах и в известном смысле выступают их модусами, поскольку общее не существует без единичного (особенно­го). Когда возникает ароморфоз - возникает по своему содержанию об­щее, а не единичное, которое затем станет общим. Оно изначально свя­зано, конечно, с каким-то единичным, на базе которого будет "тиражироваться" в биологическом прогрессе приобретшей его группы, но единичное не становится общим, подобно тому, как слово "единичное" не меняет смысла, будучи написанным сто, а не один раз (разумеется, нужно учитывать относительность самих общего и единичного). Адекватным этому является взгляд, что "крупные таксономические единицы произошли не в результате развития более мелких, а, наоборот, мелкие представляют собой продукт дифференциации крупных единиц" (481) и что в известном смысле "общее возникает раньше специального" (482). Палеонтология свидетельствует, что рост разнообразия органических форм на уровне семейств, родов и видов происходил только тогда, когда был достигнут максимум разнообразия классов (483). В эволюции общее делает общим (содержание, а не распространенность, которая как признак общего производна от содержания. Распространенность - дело, так сказать, наживное.

Общее возникает не из единичного, а из своей возможности, здесь встает более трудный и принципиальный вопрос: является ли возможность морфофизиологического прогресса общей возможностью теперь уже в смысле ее распространенности, делокализованности и степени готовности к реализации?

Делокализованы, как уже говорилось, прежде всего наиболее абстрактные и отдаленные возможности. Так, в каждом "впервые возчика комочке белка заключается, как в зародыше, «в себе»... весь бесконечный ряд более высоко развитых организмов" (484), и шансы всех "комочков" в этом отношении практически одинаковы, т.е. возможной прогресса широко и равномерно разлита в "первичном бульоне", как впрочем, и возможность каждого из них сойти с магистрали прогресса. Во всяком случае, возможность прогресса для них - общая возможность. В ходе эволюции они как бы обнаруживают для себя ее конкретное содержание и дифференцируются в его отношении. Оказывается, во-первых, что разные направления или линии имеет сам прогресс индивидуальной организации, что, во-вторых, существуют линии ее непрогрессивных преобразований, поддерживающие прогрессивные направления, что, в-третьих все они являются составляющими некоего одного конкретно-общего процесса (485) и, совпадая в своей частичности, ставят принадлежащие "комочки" перед лицом в известном смысле одной и той же общей возможности прогресса биоса в целом.

Этой конкретной общности соответствует способ детерминации эволюции нелинейных систем, к которым относится жизнь. Контрольные параметры, определяющие возникновение и эволюцию "решений" такой систему т.е. набор ее ближайших возможностей, суть нелокальные, в пределе однородно размытые в пространстве и времени факторы, а динамические пе­ременные, определяющие реальный выбор, весьма четко локализованы, но играют подчиненную роль и работают в крайне вырожденном режиме, когда мощные множества их значений стягиваются к относительно малому коли­честву задаваемых делокализованными параметрами устойчивых решений (486). Естественно, и эти немногие решения имеют нечто существенно об­щее и, как бы они ни различались, являются вариантами в конечном сче­те одного решения. Факты свидетельствуют, что какие бы кризисы и ка­тастрофы не переживала в прошлом биосфера, таким "решением" было ее усложнение, основанное на прогрессе индивидуальной организации части ее представителей.

Это заставляет предположить, что готовность к ароморфозу нас­только постоянна, велика и распространена в биосфере, чтобы "притяги­вать к себе" значительную часть тех динамических переменных, которые служат непосредственными толчками к эволюционным преобразованиям, что степень ароморфного ожидания живого весьма высока. Если так, то это ожидание должно быть свойственно очень многим видам и популяциям, поддерживаться рутиной их функционирования, реакциями на нужды сегод­няшнего дня, внутрипопуляционными отношениями и микроэволюционными перестройками, быть глубинной стороной направленности естественного отбора, куда бы ни был ориентирован его вектор в каждый момент. Можно допустить, что особого внутреннего механизма, обеспечивающего неуклонное совершенствование, действительно не существует, но лишь в том смысле, что это - весь механизм эволюции. Переосмыслению под таким углом зрения его структуры, роли и соотношения в нем отдельных сос­тавляющих препятствует, однако, преувеличение единичного и уникально­го в эволюционных событиях вплоть до отрицания в них реальности общего и предрассудок, что эволюция - это превращение единичного в общее, как и случайного – в необходимое.

Теория эволюции должна быть теорией изначально направленного прогресса, базирующейся на идеях обшей возможности и необходимости усложнения индивидуальной организации, а философским основанием реше­ния стоящих перед ней проблем - понимание развития как единого зако­номерного процесса восхождения от низшего к высшему. Попытаемся про­демонстрировать теоретическую продуктивность такого союза.

1. Необходимость усложнения и перспектива "нового эволюционного синтеза" в биологии

Начнем с проблемы отношения прогресса и приспособления, посколь­ку эволюционная теория традиционно строилась как теории адаптациогенеза и эта ее ориентация ставится, как уже говорилось, под сомнение многими альтернативными СТЭ современными концепциями эволюции. Одним из оснований тому служит не выводимость прогресса из необходимости приспособления - трудность, с которой столкнулся ещё Ч. Дарвин.

Отношение прогресса и приспособления имеет, очевидно, несколько уровней. На самом глубоком из них прогресс выступает как атрибут ма­терии, общая тенденции ее развития, исторически предшествующая лизни и приспособлению. Это, конечно, не морфофизиологический прогресс, но последний заключает в себе аспект прогресса вообще, о котором здесь идет речь. Этот аспект не выводим из приспособления, которое в лучшем случае можно считать одной из особенных форм осуществления прогресса. Но тогда не выводимым до конца из приспособления остается и сам морфофизиологический прогресс. Наиболее фундаментальным отношением прогресса и приспособления является, таким образом, принадлежность приспособления прогрессу, а не наоборот. Эволюция живого, другими словами, не потому прогрессивна, что приспособительна, а приспособительна потому, что в иной форме развитие материи на его биологической ступени не может быть прогрессивным, короче - потому, что она прог­рессивна. Понимание этого фундаментального обстоятельства должно, на наш взгляд, быть одним из исходных пунктов дальнейшего совершенство­вания эволюционной теории, ее превращения в теорию направленного прогресса.

Живое существует на физико-химической основе в двух ее разновид­ностях - "свободной" и включенной в него. Обе диктуют ему определен­ные условия и выступают в их относительной самостоятельности предме­том его зависимости и, следовательно, приспособления. Очевидно, что в него (предмет) входят и присущие им собственные эволюционные тенден­ции, которые не являются следствиями биологического приспособления, но могут выступать факторами, детерминирующими его направленность и результата. Поэтому следующим уровнем отношения прогресса и приспо­собления является отношение последнего к физико-химической форме прогресса. Данная форма - еще не морфофизиологический прогресс, но он имеет физико-химический аспект и по этой причине не выводим до конца из приспособления самого по себе. Вероятно, и на этом уровне рассмат­риваемых отношений биологическая эволюция прогрессивна не потому, что приспособительна, а приспособительна и прогрессивна, поскольку того требует физико-химическая основа жизни, из чего также следует исхо­дить, совершенствуя теорию эволюции.

Морфофизиологический прогресс имеет, наконец, нечто не сводимое ни к прогрессу вообще, ни к физико-химическому прогрессу в особеннос­ти, что в конечном счете и делает его именно морфофизиологическим, а де каким-то другим прогрессом. Эта его сторона должна быть следствием приспособления как способа существования и функционировании живого, но она может быть выведена из приспособления, очевидно, только при учете двух названных аспектов его отношения к прогрессу.

Охлаждение к адаптационной парадигме как основе эволюционных построений и пробелы в методологии адаптивных интерпретаций, на наш взгляд, порождены, в числе прочих, двумя обстоятельствами: неудачными попытками прямолинейного, без учёта многосторонности отношений прогресса и приспособления, выведения первого из второго и недостаточным вниманием к предмету приспособления, который существенно влияет на его содержание и формы. Последнее касается прежде всего внутренней физико-химической основы живого, которая, в отличие от внешних абио­тических и биотических условий, практически не рассматривалась еще как особый предмет биологического приспособления. То обстоятельство, что живое должно адаптироваться в первую очередь к ней, так как она находится внутри него, пребывает пока в тени успеха, который достиг­нут в понимании эволюции на путях временного отождествления живого с физико-химической основой и фактического абстрагировании от собствен­но жизни. Наиболее важной гранью этого успеха стало, однако, выявле­ние специфики той эволюционной тенденции, которая присуща физико-хими­ческой основе живого и, как мы считаем, входит в предмет его приспособления. Биологи, заметим, уже высказывают мысль, что таким предметом может выступать не только среда и ее отдельные составляю­щие, но и внутренняя тенденция самого таксона, например (487), не впол­не разъясняя, правда, какова ее природа. Будем исходить из того, что в любом случае она имеет физико-химическую составляющую, и попытаемся наметить направление редуктивного сближения биологических и физи­ко-химических представлений об эволюции живого (в смысле поиска тео­ретической системы "Т1+ связующий постулат", о которой говорилось в начале главы). Не теряя из вида также и проблему соотношения прогрес­са и приспособления, мы постараемся показать, как морфофизиологичес­кий прогресс может быть выведен в конечном счете из приспособления живого к собственной физико-химической основе.

Поскольку высшее зависит от включенного низшего, его развитие должно удовлетворять принципам эволюции той низшей системы, которая лежит в его основе, в нашем случае - принципам эволюции открытых ка­талитических систем, какими выступают организмы с их физико-химичес­кой стороны. Наиболее широкой концепцией развития таких систем сегод­ня является, лак уже говорилось, теории эволюционного катализа А.П. Руденко, феноменологические закономерности или принципы которой справедливы для большего круга систем, начиная от весьма простых не­органических и кончая белково-нуклеиновыми. Из них следует, что ос­новной эволюционной тенденцией и следствием функционировании открытых каталитических систем является движение в сторону жизни. Среди своих аналогов данная теория в наибольшей степени согласуется с предложенным нами пониманием сущности биологической формы материи, и нужно предположить, что закономерности эволюционного катализа не просто об­разуют фундамент биологической эволюции, но и многое в ней предопре­деляют (488), что прогрессивный характер развития продиктован живому в существенной мере "снизу и изнутри" законами эволюционного катализа.

Остановимся на этом подробнее, напомнив, что абсолютная катали­тическая активность является, согласно теории эволюционного катализа, главным эволюционным параметром каталитических систем и имеет тенден­цию к возрастанию на базе усложнения их состава и структуры, а также то, что на этом пути они сталкиваются с рядом вероятностны: и кинети­ческих пределов саморазвития, преодолеваемых за счет крупных качест­венных изменений их субстрата и главного эволюционного параметра. Ка­нуном жизни выступает в этой теории преодоление концентрационного ки­нетического предела, у которого дальнейший рост абсолютной каталити­ческой активности отдельной системы ограничивается ресурсом ее пита­ния - концентрацией исходного вещества ее базисной реакции. Единственным способом его преодоления мыслится переход системы к пространственной редупликации (размножению) открывающий возможность дальнейшего роста эволюционного параметра в его новом качестве - как общей производительности "популяции" потомков данной системы в ряду поколений между ближайшими эволюционными изменениями, а не отдельной каталитической системы, производительность которой замораживается у концентрационного предела. В этом контексте дальнейшая эволюция долж­на идти в сторону увеличения скорости размножения.

Очевидно, однако, что так она не может продолжаться неограничен­но, поскольку скорость редупликации безусловно тоже имеет свой физи­ческий предел, который, видимо, был достигнут еще на заре жизни у простейших, способных к "мгновенному" заселению доступных зон (489). В самом начале живое должно было бы лишиться, следовательно, химической основы собственной эволюции из-за того, что дальнейшие изменения ка­талитических систем этих простейших становятся химически бессмыслен­ны, поскольку не могут вести к улучшению главного эволюционного пара­метра ни в старом его качестве - производительности индивида, ни в новом - производительности популяции. На это, правда, можно посмот­реть и иначе: собственно биологическая эволюция начинается именно после такого их обессмысливания, когда само живое становится условием нового сопряжения изменений каталитических систем с ростом главного эволюционного параметра. Если он невозможен путем дальнейшего увели­чения скорости размножения, остается только одно: увеличение - вновь - абсолютной каталитической активности отдельной системы. Именно это и происходит на магистрали биологической эволюции - от "амебы" до чело­века, а также на линиях ограниченного прогресса. Живое, таким обра­зом, действительно оказывается фактором дальнейшей реализации хими­ческой тенденции роста абсолютной каталитической активности соответствующих систем, и только в атом качестве оно получает с их стороны физико-химическую основу собственной эволюции, которая поэто­му должна быть в последнем счете цепью актов повышения общей энергии жизнедеятельности индивида. Принципиально неароморфная эволюция по существу лишена в этом свете физико-химических оснований и потому не­возможна (или она еще не является биологической эволюцией).

Концентрационный кинетический предел саморазвития открытых ката­литических систем, помимо (или после) их перехода к редупликации, мо­жет быть обойден при двух дополнительных условиях: в случае повышения в среде концентрации вещества базисной реакции или за счет перехода системы на другой источник (вещество) питания. В первом случае он не преодолевается вследствие каких-то эволюционных преобразований самих систем, а - по крайней мере до возникновения жизни - только отодвига­ется по не зависящим от них обстоятельствам. Отодвигается он и во втором случае, крайне маловероятном, однако, до появления редуплика­ции по той причине, что требует глубоких перестроек субстрата и функ­ций системы, чреватых полным обрывом ее эволюционной линии (490). Кроме того, обе эти ситуации не специфичны именно для системы, находящейся у концентрационного предела: повышение концентрации вещества базисной реакции, как и переход на другое вещество, может в принципе произойти на любой стадии ее эволюции. Однако после появления способности к пространственной редупликации у предела ее возможной скорости эти си­туации становятся эволюционно необходимыми, поскольку лишь в них мо­жет продолжаться развитие каталитических систем. Такие ситуации и создает, надо полагать, жизнь, получая взамен физико-химическую осно­ву собственного прогресса. Ее возникновение следует поэтому непосредственно связать не с пространственной редупликацией, а с появлени­ем фактора, вызывающего эти ситуации.

В эволюционном катализе важна не величина абсолютной каталити­ческой активности как таковая, а перспектива ее возрастания, и хотя производительность популяции всегда будет превосходить производитель­ность индивида, когда последняя обнаружит возможность нового роста, физико-химическая эволюция, в силу своих феноменологических законо­мерностей, сосредоточится на ней, даже если переход на новый источник питания или освоение повысившейся концентрации старого приведет к снижению достигнутой ранее скорости размножения. Ее снижение, очевидно, действительно произойдет, поскольку, отодвигаясь таким образом от концентрационного предела, каталитическая система попадает в поло­жение компромисса: часть энергии ее базисной реакции, которая могла бы тратиться на редупликацию, может и должна идти теперь на эволюци­онные преобразования, ведущие к дальнейшему росту ее индивидуальной производительности. Только тогда, когда будет достигнут новый кон­центрационный предел, эволюции опять сосредоточится на повышении ско­рости редупликации, пока и она не достигнет очередного предела.

Тенденцию эволюции физико-химической основы живого, к которой оно должно приспособляться, можно поэтому уподобить качанию маятника, крайние положения которого соответствуют очередному концентрационному пределу саморазвития каталитической системы индивида и очередному пределу скорости ее пространственной редупликации. В каждом из циклов происходит, с одной стороны, возрастание абсолютной каталитической активности индивида и, с другой стороны, приближается к максимуму по­тенциальная производительность его "популяции" основанная на его способности к пространственной редупликации. Однако каждый последую­щий максимум, очевидно, будет ниже предыдущего из-за того, что все большая доля энергии базисной каталитической реакции должна будет расходоваться на поддержание усложнившейся структуры индивида и все меньшая - оставаться ему на рост и размножение. Действительно, если насекомому, например, на рост отпущено до 30% ассимилированной энер­гии, то млекопитающему - всего 2% (491). Плоскость качания нашего маят­ника должна поворачиваться, таким образом, в направлении усложнения химической организации индивида и одновременного снижения его репро­дуктивного потенциала, что явно и демонстрируют дикий морфофизиологического прогресса.

Основной закон, определяющий направленность саморазвития откры­тых каталитических систем, является вероятностным законом. Он не га­рантирует непременного прогресса каждой системе, но определяет, что "наиболее вероятно осуществление тех путей и наиболее высока скорость развития по тем путям эволюционных изменений - по которым происходит максимальное увеличение эволюционных характеристик системы... связанных со скоростью течения базисной реакции" (492). Не действуя по принципу "прогресс или смерть", он оставляет возможность не только эволюционных линий, различающихся степенью прогрессивности, но также линий одноплоскостных и регрессивных преобразований каталитических систем. Живое является условием преобразований своей "каталитической" осно­вы и, значит, в какой-то мере от него зависит линия ее эволюции, что в свою очередь позволяет говорить о степени приспособленности разных органических форм к тенденции физико-химического прогресса, поскольку одним формам свойственен "каталитический" прогресс, другим - застой, третьим - регресс. Первые гораздо более приспособлены в этом отноше­нии к общим условиям физико-химической основы живого, чем последние, что является, на наш взгляд, важнейшим пунктом, которой должен входить в принципы адаптивных интерпретаций. Именно на линиях ароморфного прогресса находятся в этом смысле наиболее лриспособленные, на них же в основном и совершается адаптация живого к тенденции физико-хими­ческого прогресса. Наиболее интенсивно она идет на магистрали эволю­ции - линии неограниченного прогресса, где, вероятно, складываются максимально благоприятствующие действию основного закона саморазвития открытых каталитических систем биологические условия. Следствием и свидетельством тому является "повышение скоростей эволюции - харак­терная черта ароморфного видообразования'' (493). Сказанное можно ин­терпретировать как важную подоплеку того, что К.М. Завадский назвал "приспособленностью к эволюции" (494) в противоположность приспособлен­ности к существованию в данных условиях, но с поправкой на то, что и приспособленность к эволюции тоже является приспособленностью к су­ществованию в данных условиях - в условиях тенденции физико-химичес­кого прогресса, изначально присущей внутреннему "каталитическому" фундаменту жизни.

Описанный выше "каталитический маятник" качается в соответствии с закономерностями эволюционного катализа пока еще в рамках первичной, объясняющей физико-химической теории (Т1). Мы лишь ввели в рас­смотрение естественно следующий за концентрационным пределом предел скорости редупликации каталитических систем, которого не касался А.П. Руденко. Прежде, чем перейти к "связующему постулату", отметим, что не всякому росту абсолютной каталитической активности индивида соответствует арофорфоз в биологическом смысле слова, как не всякому ее падению - регресс и дегенерация, можно представить ситуацию, когда в результате геологических перестроек или средообразующей деятельнос­ти самой жизни в среде попытается или понижается концентрация вещест­ва, необходимого для базисной каталитической реакции. Соответственно, может повыситься или упасть абсолютная производительность химической машины организма, а его биологическая (морфологическая, поведенческая, психическая) сложность - остаться при этом без существенных изменений. Известно, например, что концентрация кислорода в атмосфере карбона была выше современной и его насекомые были поэтому гораздо круп­нее наших, но вряд ли современную миниатюрную стрекозу можно считать дегенератом но сравнению с метровой каменноугольной стрекозой, хотя по главному "каталитическому" параметру она и уступает ей. Подобные эволюционные эффекты относятся, на наш взгляд, к компетенции "T1" и могут быть выведены из нее без помощи "связующего постулата" даже в том случае, когда их вызывает геохимическая активность самой жизни. По-видимому, без него можно обойтись, объясняя приспособление жизни как планетного, но еще не собственно биологического явления (495) к различным абиотическим условиям и факторам в ходе ее "растекания" по планете, часто не требующего морфофизиологического прогресса как та­кового. Долговременная ориентация СТЭ на абиотические факторы (496) бы­ла поэтому, вероятно, одной из причин ее ухода от проблемы прогресса, а также общего разочарования в популяционном подходе к эволюции. Вне поля зрения СТЭ по существу осталась собственно жизнь из-за чего прогресс индивидуальной организации и начал восприниматься как необя­зательный тривиальный модус эволюционных преобразований. Однако это не означает, что собственно жизнь уже попала в центр внимания концеп­ций, конкурирующих со СТЭ. Скорее они находятся здесь в одинаковом с ней положении и не дают основания к отказу от популяционного подхода как базисного в решении этой проблемы.

В силу ограниченной вместимости или емкости среды на множество перешедших к редупликации каталитических систем рано или поздно будет наложено условие постоянства общей организации, рассмотренное в раз­деле "Собственно жизнь". Как было там показано, биологическая эволю­ция отличается тем, что это условие непосредственно накладывает не среда, а живое - само на себя через особые отношения между организма­ми, - и элементарной системой, где это происходит, является популяция. Кажется поэтому, что типологический (организмоцентричный), популяционный и биоценотический подходы к природе производящих механизмов эволюции могут быть совмещены в "новом синтезе" на базе отражающих данное обстоятельство понятий, т.е. на базе представления о популяции как результате самоограничения живым собственного размножения, чис­ленности и плотности населения. Это представление, на наш взгляд, и может служить ключом к содержанию "связующего постулата" и решению проблемы эволюционного прогресса на основе понимания того, что биоло­гическая сущность имеет интегральную природу и движущим противоречием эволюции живого является в конечном счете противоречие физико-хими­ческого и собственно жизненного в нем.

Независимым подтверждением того, что популяционный подход дейс­твительно может остаться базисным, служит следущее наблюдение Н.А. Заренкова (497). Если рассматривать популяцию как потенциально бесконеч­ное множество организмов, оно не будет уступать разнообразию организ­мов, которыми может быть представлен весь органический мир, в том плане, что оба множества потенциально бесконечны, и при условии, что в природе нет неразличимых организмов. В известном смысле популяция как часть биоса оказывается тогда не меньше его как целого, и в прин­ципе все традиционное биологическое знание могло бы быть воссоздано даже на одном виде, выведено из одной первичной популяции протобионтов. Если бы это удалось, была бы утверждена способность традиционной структуры биологии объективно отображать планетарную организованность жизни в любой момент ее существования, включая и зарождение.

Дата добавления: 2017-01-14