История философской рефлексии необходимости/случайности

Философская рефлексия необходимости/случайности началась в европейской культуре с античности. Она пошла в двух направлениях. Первое направление – попытка осмыслить природу необходимого и случайного, имеют ли они причины, чем различаются они сами и их причины? Второе направление – общемировоззренческое – заключалось в обсуждении вопроса: каков мир в целом: является ли он необходимо организованным, подчиняется ли то, что в нем происходит, определенному порядку и закону, или же в нем есть также и случайность, не входящая в порядок?

Возможность различных ответов на этот вопрос осознавалась уже в древней поэзии. Так, Еврипид в «Троянках» писал:

«Кто б ни был ты, непостижимый –

Зевс, необходимость или случайность, ум –

Тебя молю…» /Цит. по: Секст Эмпирик, т.1, с.86/.

Однако общая тенденция ответа на второй вопрос – утверждение упорядоченности мира, мир не хаос, а космос, организуемый логосом, олицетворяющим закон и порядок. Эта тенденция, зародившаяся у первых философов, оставалась преимущественной вплоть до 20 века нашей эры. Еще Гераклит учил, что логос для всех один, поэтому «необходимо следовать совокупному» /цит. по: Секст Эмпирик, т.1, с.87/. То есть человек должен подчинять свое поведение «высшей» божественной необходимости.

Но, утверждая мир как космос и логос, философы не могли игнорировать факт существования случайностей, который признавала обыденная мысль.

13.2.1.Демокрит и Эпикур о необходимости и случайности.

Демокрит объявил, что все мире подчиняется необходимости, а случайностью мы считаем то, причин чего не знаем. Говоря современным языком, Демокрит считал необходимость объективным свойством вещей, а случайность – субъективным мнением. Главным аргументом Демокрита было положение, что все имеет причину, из причины же следствие вытекает с необходимостью. Ясно, что аргумент содержит логический круг.

Взгляд на мироустройство, когда случайность отрицается, существовал и позже и продолжает существовать поныне. Августин Блаженный, через тысячу лет после Демокрита, писал:

«Ведь возможно, что то, что называют фортуной, управляется неким скрытым порядком, а случаем мы называем то, основания и причины чего нам неизвестны» /Августин Блаженный. Против академиков. М., 1999, с. 21/.

Вторил ему, спустя еще тринадцать веков, немецкий поэт-романтик Шиллер:

«……нет случайностей на свете:

нам случаем слепым порою мнится

то, что возникло в недрах сокровенных».

И разве не о том же говорят в 20 веке А.Эйнштейн /«я не верю, что господь бог играет в кости»/ и теория «скрытых параметров» Бома?

Однако достаточно рано возникло представление противоположное демокритовскому, а именно, - утверждение существенного значения случая и определенного умаления значения необходимости. Принадлежит оно Эпикуру, философу 4-3 веков до н.э. Он говорил, что «лучше было бы следовать мифу о богах, чем быть рабом судьбы физиков» /Материалисты Древней Греции, с. 212/. Неумолимая необходимость достойна лишь насмешки: «Необходимость есть бедствие, но нет никакой необходимости жить с необходимостью» /там же, с.219./. Его концепция самопроизвольного отклонения атомов от прямолинейного падения вниз объясняла возможность случайного возникновения вещей различной формы. В то же время «мудрец не признает его /случай – А.К./ ни богом, как думают люди толпы, …ни причиной всего». Тем не менее, «он доставляет начала великих благ или зол» /там же, с. 212./.

Эти две противоположные точки зрения сходны в том, что они разъединяют необходимое и случайное и абсолютизируют ту или иную сторону.

13.2.2. Аристотель о необходимости и случайности.

Взвешенную позицию сформулировал Аристотель, признавший объективное существование и необходимости, и случайности.

Понятие необходимости употребляется Аристотелем в нескольких смыслах. В самом абстрактном смысле необходимо то, что не может быть иначе.

Далее, под необходимостью понимается условие, без которого что-то не может состояться /дыхание для жизни/.

В-третьих, принуждающая сила, которой невозможно сопротивляться.

Наконец, логическое доказательство, то есть следование выводов из посылок /2, Кн.5, гл.5/.

Три последних смысла характеризуют необходимость как эмпирически необходимое или неизбежное, но самоё необходимость или неизбежность как таковую не эксплицируют. Первый же смысл является собственно логическим. Он не указывает ни на какую конкретную эмпирическую область или тему, а формулирует именно общий признак необходимости.

Аристотелем предложены по меньшей мере два понимания необходимости, которые можно обозначить как жесткую и мягкую необходимость. Жесткая необходимость выражается в ее логическом содержании: необходимо то, что не может быть иначе. Мягкая же необходимость заключается в том, что она осуществляется в большинстве случаев.

Аристотель не сомневается в существовании случайности, признает ее объективность. Он пишет:

«очевидно, что не все существует и происходит в силу необходимости, а кое-что зависит и от случая» [Аристотель, Об истолковании, Соч. т.2, с.101).

О необходимом истинно, что оно будет и не истинно, что его не будет. Если же нечто будет с не меньшим и не большим правом, чем оно не будет--- это случайно.

Для Аристотеля необходимость и случайность – равноправные характеристики процессов. Хотя в целом Аристотель полагает мир как космос, который управляется логосом, но конечная эмпирическая жизнь мира включает случайность как равноправную составляющую. Он эксплицирует случайность различными способами. Вторая характеристика такова: случайность –это то, что находится в вещи не по необходимости и не в преобладающем большинстве случаев. Например, человек, роя яму, нашел клад, или образованный одновременно сед. Случайное не вытекает из природы вещи.

Имплицитно выражается мысль, что случайное появляется спонтанно. Это развивается в следующих идеях.

В причинном объяснении всякий раз от наличного бытия

«мы доходим до какого-нибудь начала, а оно к другому уже не идет, /оно/ может выпасть и так, и наоборот, и для самого его появления никакой другой причины нет» /2, с.111/. И «у случайности нет никакой определенной причины, но – какую пошлет судьба; а этого определить нельзя» (2, с. 106).

Имея это в виду, можно сказать, что Аристотель выдвинул два понятия случайности: случайность как акцидентально /внешним образом, не из природы вещи/ присущее и случайность как не имеющее определенной причины спонтанное начало последующей необходимости.

Это, однако, не следует понимать так, что случайное не имеет причины. Случайное не имеет определенной причины. Но как это понимать? Ведь если причина есть, то она определенна? Здесь речь идет о том, что причину случайного мы не знаем, и не можем узнать, рассматривая саму вещь. Ибо эта причина не в самой вещи:

«У вещей, существующих или появляющихся случайным образом, и причина носит случайный характер» /2, с.110/.

Особая проблема – необходимое и случайное в действиях людей и их результатах. Позиция Аристотеля своеобразна. Рассуждения на эту тему в «Аналитиках» ведут к тому, что целевую причину Аристотель противопоставляет и необходимости, и случайности. Те предметы, которые появляются по намерению, появляются

«не по необходимости, а ради чего-то…, но возникает оно не случайно» /Аристотель. Аналитики. –М., 1952, с.268/. «Случайно же не происходит ничего, что происходит ради чего-нибудь» /там же, с.269/.

Возникновение дома в связи с намерением кажется неслучайным, так как тому есть очевидная причина.. В то же время, кажется и не необходимым, так как могло быть иначе, и можно передумать строить. Но из поступков /действий/, определяемых мыслями /то есть целью/ могут возникнуть непреднамеренные результаты –это можно считать произошедшим случайным образом.

«Непреднамеренность – это случайная причина в той группе целесообразного, где оно определяется предварительным выбором /2, с.193/.

Например, при строительстве дома возникает бесконечное множество случайных /то есть не предусмотренных замыслом/ свойств. Случайное в вещи как бы чуждо самой вещи.

Например, при строительстве дома возникает бесконечное множество случайных /то есть не предусмотренных замыслом/ свойств. Случайное в вещи как бы чуждо самой вещи. Экспликации случайного у Аристотеля позволяют выделить идею мягкой необходимости. Речь идет об определении

«что существует не всегда и не в большинстве случаев, это мы называем случайным бытием» /2, с.110/.

Например, холод в летнее время. Из этого следует, что противоположность случайности, необходимость, в частности, это то, что происходит всегда или в большинстве случаев. Что происходит всегда – необходимость жесткая. В это случайность не может вмешаться. Что происходит пусть не всегда, но в большинстве случаев, Аристотель также мыслит как необходимость. Например, теплая погода летом это необходимость, хотя она и может нарушаться временными похолоданиями. И именно поэтому случайное /в смысле – вообще случайность, а не конкретное случайное/ должно существовать необходимо, так как наибольшее число вещей существует в большинстве случаев, а не всегда. Эта идея очень важна: именно она «оберегает» понимание необходимости от мистицизма.

Аристотель обсуждает вопрос, верно ли, что «быть всегда ничему не дано», или есть вечные вещи? Он склоняется к последнему, тем самым признает бытие некоторого царства абсолютной необходимости. Но это не царство физики. Не природа. И не человеческое бытие. Тем не менее, общая античная тенденция дает себя знать, особенно в понимании Аристотелем места случайности в познании. Она элиминируется из познания. Сущее как случайно данное

«не может быть предметом никакого научного рассмотрения», ибо «всякая наука имеет своим предметом то, что есть всегда или то, что бывает в большинстве случаев» /2, с.110/, то есть необходимое.

Этот тезис Аристотеля был священной коровой всей культуры познания на протяжении тысячелетий вплоть до 20 века.

13.2.3. Кант о необходимости/случайности.

Кант анализировал понятия необходимости и случайности в контексте анализа априорных условий опыта. Необходимость поставлена, прежде всего, в контекст «возможность - существование -- необходимость», то есть мыслится как одна из модальностей уверенности нашего знания о существовании вещи. Рассматривая необходимость как проявление причинности, Кант полагает ее наличной в феноменальном мире. Однако она не является объективной в смысле присущности вещам в себе, о которых мы ничего не знаем. Тем не менее, иллюзия существования объективной необходимости нам присуща:

«Наш разум …содержит в себе основные правила и принципы своего применения, имеющие по внешнему виду характер объективных основоположений. Это обстоятельство и приводит к тому, что субъективная необходимость соединения наших понятий в интересах рассудка принимается нами за объективную необходимость определения вещей в себе» /3, с.202/.

Случайность Кант определяет чисто логическим способом. Случайность это то, противоречащая противоположность чего возможна /3, с. 430/. Такое определение логическую суть случайности раскрывает адекватно. Если бы противоположное случившемуся было невозможно, это значило бы, что случившееся необходимо и свою противоположность не допускает к бытию. Но это понимание ни в чем не идет дальше аристотелевского.

В чем Кант заметно обогатил идею случайности, так это в идее свободной причины. Хотя в чисто словесном смысле речь идет о причине как начале какого-то процесса, но по существу идея свободной причины, как способности начинать что-то без предпосылок, есть идея эмерджентного скачка, то есть абсолютной случайности, события, не укладывающегося ни в какую динамическую закономерность. Это обстоятельство выражено у Канта тем, что свободная причинность характеризует не мир феноменов /который прич и нен и необходим/, а мир вещей в себе. В высшей степени интересна постановка Кантом вопроса о случайности в известной ранней работе. Во «Всеобщей истории и теории неба» он сравнивает два высказывания: «Дайте мне материю, и я построю из нее мир» и «Дайте мне материю, и я покажу вам, как можно создать гусеницу». Он утверждает, что первое – разумно, а второе не имеет оснований /Кант И. Соч. в 6 томах т.1, с.126/. В чем смысл такого утверждения? Он ясен. По мнению Канта, общий необходимый порядок в природе имеет место, и поэтому из исходного первоначала этот природный мир можно дедуктивно сконструировать. Но конкретный предмет /в данном случае гусеница/ возникает эмерджентно, в результате игры случая. Поэтому ее «проект» нельзя увидеть в таких известных начальных свойствах материи, как пространственность, тяжесть и пр. Это представление вполне согласуется с современными знаниями о том, как возникают новые органические формы.

13.2.4. Гегель о неоходимости/случайности

Дальнейший прогресс в рефлексии категории необходимость/случайность усматривается у Гегеля. В отличие от Аристотеля, который указал на два ряда объективно существующих событий – необходимые и случайные -- Гегель указывает, что всякое явление и необходимо и случайно. Тем самым необходимость и случайность полагаются как онтологически относительные. Но почему это так? Ответ на этот вопрос раскрывает понимание Гегелем случайности как таковой:

«Нося тот или иной характер, нечто подвергается воздействию внешних влияний и обстоятельств. Это внешнее соотношение, от которого зависят характер и определяемость некоторым другим, представляется чем-то случайным» /4, с. 119/.

Случайность это

«нечто такое, …чье бытие или небытие, бытие такого или другого рода, имеет свое основание не в нем самом, а в другом» /Гегель. Сочинения, т.1, с. 243/, это «зависимость от внешней объективности» /Гегель. Сочинения, т. 3, с.286/.

Здесь более четко и определенно высказана мысль, сформулированная еще Аристотелем.

Гегель не сводит необходимость к причинности, что отличает его точку зрения от всей традиции.

Говоря об онтолого-мировоззренческой тенденции гегелевской трактовки необходимости и случайности, приходится признать, что он в принципе не изменил традиции, идущей от античности. Он противопоставляет необходимость случайности как что-то более фундаментальное:

«Задача науки и в особенности философии состоит вообще в том, чтобы познать необходимость, скрытую под видимостью случайности. Это, однако, не следует понимать так, будто случайное принадлежит лишь области нашего субъективного представления и потому должна быть всецело устранена, чтобы мы могли достигнуть истины» /Гегель. Сочинения, т.1, с.245/.

Оговорка во второй части этого высказывания отказывается от парадигмы исключения случайности из поля зрения науки, но не расшифровывает задачи науки и философии в отношении самой случайности. Известное положение: «случайность есть форма проявления и дополнения необходимости» сохраняет у Гегеля ведущее место. Это -- свидетельство не полной логической отрефлексированности категории, ибо случайность и необходимость совершенно неразделимы по логическому смыслу и не могут противопоставляться по значимости. Эти два понятия выражают одну категорию – вот, в чем дело и вот, что отсутствует в рефлексивной мысли Гегеля.

Гегелевская онтолого-мировоззренческая позиция полностью была воспринята основоположниками марксизма. Их позицию четко выразил Ф Энгельс:

«где на поверхности происходит игра случайности, там сама эта случайность оказывается подчиненной внутренним, скрытым законам» /Маркс К, Энгельс Ф,. с. 371/. И еще:

«…случайность это только один полюс взаимозависимости, другой полюс которой называется необходимостью. В природе, где также как будто господствует случай, мы давно уже установили в каждой отдельной области внутреннюю необходимость и закономерность, пробивающуюся сквозь эту случайность. Но что имеет силу для природы, имеет также силу и для общества» /там же, с. 306./.

Если это положение истолковать как требование искать необходимое в случайном, то оно вполне естественно и разумно.

Объективность случайности Маркс и Энгельс признавали, хотя вместе со всей традицией не вполне оценивали.

Итак, можно констатировать, что классическая философия не пошла дальше установления идеи онтологической связи и относительности необходимости и случайности при некотором превалирующем значении необходимости. Гениальные прозрения Эпикура /отклонение атомов/ и Канта /свободная причина/ не были в достаточной мере востребованы и развиты в концепцию. Идея необходимости подспудно оказывается определяющей.

Дата добавления: 2017-01-14