Хроники Хранителей 9 страница

– Продолжай, Лесли, – сказал он. – Что ты обнаружила?

– Люси и Пол считали, что граф хочет заполучить Камень Мудрости исключительно для себя. – Лесли на мгновение замолчала, чтобы проверить, следим ли мы за ходом ее мысли. – Поскольку Камень Мудрости сделает его и только его бессмертным.

Гидеон и я молчали. Я была потрясена. Насчет Гидеона я ничего не знала. По его лицу нельзя было даже предположить, о чем он думает.

– Конечно, граф должен был придумать всю эту историю о спасении человечества и все такое прочее, чтобы убедить людей работать на него, – продолжала Лесли. – Он бы никогда не сумел создать такую мощную тайную организацию, если бы назвал настоящую цель.

– И это всё? Речь идет только о том, что старый негодяй боится смерти? – спросила я.

Я была почти разочарована. И это была Тайна Тайн? Для этого были все сложности? Пока я скептически мотала головой, строя в голове предложение, начинавшееся словом «Но…», брови Гидеона почти сомкнулись.

– Да, это подходит, – пробормотал он. – Черт возьми, Лесли права! Всё подходит.

– Что подходит? – спросила я.

Он вскочил и начал бегать по комнате.

– Не могу поверить, что моя семья на протяжении веков давала ему себя дурачить, – сказал он. – Что я ему дал себя одурачить. – Он остановился передо мной и набрал воздуха. – …в воздухе запах времен разольется, только один в вечность вольется. Если внимательно читать, можно всё понять. Недуги и болезни исчезнут навек, бессмертье Двенадцати обретет человек. Конечно! Чтобы подарить кому‑то вечную жизнь, субстанция должна вылечить все болезни. – Он потер лоб и показал на листки на ковре. – И предсказания, которые граф скрыл от Хранителей, говорят еще яснее об этом.

И Мудрости Камень притянет

В объятья суровую вечность.

Великая сила, что ныне

В одеждах ребячьих взрастает,

Тому, кто сей тайной владеет,

Бессмертье и власть обещает.

Как просто! Почему я раньше не догадался? Я был так зациклен на том, что Гвендолин должна умереть, а ответственность за ее смерть будет лежать на мне, что я просто не увидел истину! Хотя она все время была у меня перед глазами.

– Ну, – сказала Лесли и не смогла сдержать небольшую триумфальную улыбку, – я предполагаю, что ты силен в чем‑то другом. Да, Гвенни? – И добавила примирительно: – И у тебя были другие дела.

Я схватила документы Гидеона.

– Но будь осторожен у края,

Пред самой последней чертою.

Судьбы путь Земля поменяет,

С Двенадцатой новой звездою.

То, что накоплено, смысл потеряет,

Канет в неант, как растаявший сон,

Сила рассыпется, юность растает,

На исчезновение Дуб обречен.

Только тогда Орел цели достигнет

И воцарится во власть навсегда,

Когда на темнеющем небе поникнет,

В пропасть скатившись осколками вспыхнет,

– Двенадцатая звезда, –

прочитала я запинаясь и попыталась проигнорировать поднявшиеся на руке волоски. – Окей, двенадцатая звезда – это я, но все остальное звучит для меня по‑китайски.

– Здесь стоит на полях: «Как только я получу Эликсир, она должна умереть!», – пробормотала Лесли, прижав свою голову к моей. – Это ты понимаешь, или? – Она обняла меня крепко. – Ты не должна ни в коем случае оказаться вблизи этого убийцы, понимаешь? Этот чертов Круг не должен быть замкнут, любой ценой. – Она немного отстранилась. – Люси и Пол сделали все, что могли, удрав вместе с хронографом. Как неудачно, что нашелся второй хронограф. – Она отпустила меня и с упреком посмотрела на Гидеона. – И что в этой комнате находится некто, кто добывал для него кровь всех путешественников во времени. Обещай мне здесь и сейчас, что у графа никогда не будет случая, задушить Гвендолин, или заколоть, или…

Ксемериус вскинулся, резко проснувшись.

– …отравить, застрелить, четвертовать, повесить, обезглавить, затоптать, утопить, сбросить с высотки, – вскричал он с воодушевлением. – О чем говорим?

– Только тогда Орел цели достигнет… когда на темнеющем небе поникнет… двенадцатая звезда, – произнес тихо Гидеон. – Но умереть она не может.

– Не должна, ты хотел сказать, – поправила его Лесли.

– Должна, может, обязана, хочет, – затараторил Ксемериус и снова опустил голову на лапы.

Гидеон присел на корточки перед нами. Его взгляд снова стал очень серьезным.

– Это как раз то, что я хотел тебе сказать, перед тем как нас… – он откашлялся. – Ты уже рассказала Лесли, что лорд Аластер ранил тебя?

Я кивнула, а Лесли сказала:

– Ей страшно повезло, что он не ударил сильнее.

– Лорд Аластер один из лучших фехтовальщиков, которых я знаю, – сказал Гидеон. – И он ударил Гвендолин сильно и точно. И ранил очень серьезно. – Он дотронулся кончиками пальцев моей руки. – Смертельно, если быть точным.

Лесли с шумом потянула воздух в себя.

– Но я себе это лишь внушила… – пролепетала я и подумала о полете под потолок и об эффектном взгляде оттуда на все, происходящее внизу.

– Нет. – Гидеон покачал головой. – Ты ничего себе не внушила. Я не знаю, как можно себе такое внушить. И я, между прочим, тоже присутствовал при этом! – Какое‑то время он не мог произнести ни слова, но потом взял себя в руки. – Когда мы прыгнули назад, прошло уже полминуты с тех пор, как ты перестала дышать, и когда мы оказались в подвале, у тебя не было пульса, я абсолютно уверен. А через минуту ты уселась, как будто ничего и не было.

– Это означает?.. – спросила Лесли, и сейчас у нее был взгляд овцы.

– Это означает, что Гвендолин бессмертна, – сказал Гидеон и улыбнулся мне дрожащими губами.

Я была так ошеломлена, что могла только таращиться на него. Ксемериус сел ровно и неуверенно чесал себе живот. Его рот открылся и тут же закрылся, вместо комментария из него вылилось только немного воды на мою подушку.

– Бессмертна? – Лесли широко раскрыла глаза. – Как… Как Горец?!

Гидеон кивнул.

– Только она не умрет, даже если ей отрубят голову. – Он снова встал на ноги и лицо его окаменело. – Гвендолин вообще не может умереть, если… если сама не покончит с собой. – И он продекламировал тихим голосом:

Звезда от печали, тоски и страданья

Сама свою гибель найдет.

Когда я открыла глаза, комнату заливал свет восходящего солнца, в воздухе кружились пылинки, и все было затоплено розоватым цветом. В противоположность всем предыдущим дням я тут же проснулась. Осторожно нащупала под ночнушкой рану и провела пальцами по образовавшейся корочке. Сначала я сопротивлялась, не желая верить заявлениям Гидеона, просто потому, что они были абсурдными, а моя жизнь и так грозила рухнуть от нахлынувших сложностей. Мои мозги отказывались верить в это. Но глубоко внутри я сразу поняла, что Гидеон прав: лорд Аластер убил меня. Я чувствовала боль и видела, как крохотные остатки моей жизни исчезли. Я сделала последний вдох – и я все‑таки осталась живой.

Тема бессмертия занимала нас все оставшееся время. В первую очередь, Лесли и Ксемериус, придя в себя после первого шока, не могли остановиться.

– Так что, у тебя теперь никогда не будет морщин?

– А если на тебя упадет бетонная балка весом в восемь тонн? Ты тогда должна будешь жить плоской, как почтовая марка?

– А может, ты не бессмертная, может, у тебя просто семь жизней, как у кошки?

– А если тебе выколоть глаз, потом новый вырастет?

Им не мешало, что Гидеон не знал ответов на их вопросы. Они могли всю ночь продолжать в том же духе, если бы мама не пришла и не отправила Лесли и Гидеона по домам. Она была непреклонна.

– Не забывай, что ты вчера еще была больна, Гвендолин, – сказала она. – Я хочу, чтобы ты хорошо выспалась.

«Хорошо выспалась» – как будто после такого дня можно было вообще думать о сне! И нам надо было еще так много обсудить!

Я спустилась вместе в Лесли и Гидеоном вниз, чтобы попрощаться с ними у двери. При этом Лесли, как настоящая подруга, сразу сообразила и тут же сообщив, что должна срочно позвонить, двинулась к автобусной остановке. (Я услышала, как она сказала: «Эй, Берти, я скоро буду дома».) Ксемериус, к сожалению, тактичным не был. Он повис вниз головой на балдахине над дверью и пел каркающим голосом: Гидеон и Гвендолин, спрятались под балдахин, балдахин свалился, Ксемериус не убился.

Наконец я неохотно оторвалась от Гидеона и вернулась в свою комнату, твердо решив посвятить ночь раздумьям, телефонным звонкам и разработке планов. Но едва я – ненадолго! – прилегла на кровать, я тут же крепко заснула. Похоже, что и остальные тоже спали – на дисплее моего мобильника не было ни одного пропущенного звонка.

Я увидела Ксемериуса, свернувшегося у меня в ногах. Он потянулся, зевнул, и я тут же упрекнула его:

– Мог бы меня и разбудить!

– Я что, твой будильник, о бессмертная госпожа?

– Я думала, что призракам… э‑э‑э… демонам не нужен сон.

– Может, и не нужен, – сказал Ксемериус. – Но после сытного ужина немного поспать очень полезно. – Он сморщил нос. – Точно так же, как тебе будет полезно немедленно принять душ.

Тут он был прав. Все остальные еще спали (была же суббота!), а значит, я могла оккупировать ванную на маленькую вечность, потратив при этом огромное количество шампуня, геля для душа, зубной пасты, лосьона и маминого крема от морщин.

– Дай‑ка я угадаю: жизнь прекрасна и ты чувствуешь себя – ха‑ха! – как заново рожденная, – комментировал Ксемериус сухо чуть позже, когда я сидела и любовалась собой в зеркале.

– Точно! Знаешь, я теперь смотрю на жизнь другими глазами…

Ксемериус фыркнул.

– Ты, наверное, думаешь, что получила некое откровение, но на самом деле – это просто гормоны. Сегодня прыгаешь до небес, завтра – раздавлена в лепешку, – сказал он. – Девочка! Это будет продолжаться следующие двадцать, тридцать лет. А потом – плавный переход в климакс. Хотя… у тебя, наверное, нет. Бессмертная и кризис среднего возраста – как‑то не очень подходят друг к другу.

Я лишь мягко улыбнулась в ответ.

– Знаешь, маленький ворчун, ты вообще ничего…

Звонок мобильника прервал мою речь. Лесли спрашивала, когда мы встречаемся, чтобы смастерить костюмы для вечеринки у Синтии. Вечеринка! Я не могла поверить, что Лесли могла еще об этом думать.

– Знаешь, Лес, я раздумываю, стоит ли вообще туда идти. Так много всего произошло и…

– Ты должна пойти. И ты пойдешь. – Тон Лесли не допускал никаких возражений. – Потому что вчера вечером я организовала для нас сопровождающих, и мне было бы неловко, если они не понадобятся.

Я застонала.

– Я надеюсь, ты не пригласила снова твоего кузена‑идиота и его дружка‑пердуна, Лесли? – На какой‑то ужасный момент у меня перед глазами возникла картинка раздувающегося от газов мусорного мешка. – Ты в прошлый раз обещала, что никогда больше этого не сделаешь. Надеюсь, я не должна напоминать историю с…

– За кого ты меня держишь? Я не совершаю одну и ту же ошибку дважды, ты же знаешь! – Лесли сделала небольшую паузу, а потом продолжила подчеркнуто равнодушно: – Вчера по дороге к автобусу я рассказала Гидеону о вечеринке. Он просто навязал себя в качестве сопровождающего. – Еще одна короткая пауза. – Себя и своего младшего брата. И поэтому ты не можешь сейчас отказаться.

– Лес!

Я могла себе представить в деталях, как прошел этот разговор. Лесли была мастером манипуляции. Скорее всего, Гидеон и не понял, что произошло.

– Ты позже меня поблагодаришь, – сказала Лесли и хихикнула. – Сейчас нам нужно подумать, как поступить с костюмами. Я уже натыкала шариковые ручки в зеленый дуршлаг, в виде шляпы смотрится изумительно! Если хочешь, могу отдать тебе.

Я застонала.

– О господи! Ты действительно ожидаешь от меня, что я на первое официальное свидания с Гидеоном надену мусорный мешок и дуршлаг в виде шляпы?

Люси колебалась очень коротко.

– Это искусство! И смешно. И не стоит ни копейки, – объяснила она. – Кроме того, он так влюблен в тебя, что ему абсолютно все равно.

Я уже поняла, что мне придется несколько схитрить.

– Ну хорошо, – сказала я, якобы сдавшись. – Если ты настаиваешь, пойдем в роли марсиан. Ты по‑настоящему крута. И я даже завидую, потому что тебе совершенно безразлично, что думает Рафаэль по поводу сексапильности девочек с надетым на голову дуршлагом, утыканным ручками. И что ты, танцуя с ним, будешь хрустеть, а на ощупь будешь как… ну, как мусорный мешок. И что от тебя будет исходить легкий химический душок. И что Шарлотта в своем костюме феи отпустит парочку особо мерзких замечаний…

Лесли молчала ровно три секунды. Потом медленно сказала:

– Да, мне все это абсолютно безразлично…

– Я знаю. Иначе я предложила бы, что можем попросить мадам Россини одеть нас на вечеринку. Она бы нам одолжила что‑нибудь в зеленых тонах: платья из фильмов с Грейс Келли и Одри Хепберн. Или платья, в которых танцевали чарльстон в «золотых» двадцатых. Или бальные платья из…

– Ну хорошо, хорошо, – перебила меня Лесли громко. – Я уже при имени Грейс Келли была согласна. Забудем о дурацких мусорных мешках. Как ты думаешь, мадам Россини уже проснулась?

– Как я выгляжу?

Мама повернулась еще раз вокруг себя. С того момента, как утром позвонила миссис Дженкинс, секретарша Хранителей, которая попросила ее сопровождать меня к сегодняшней элапсации, она переодевалась три раза.

– Очень хорошо, – сказала я, даже не глядя в ее сторону.

Лимузин должен был прибыть с минуты на минуту. Приедет ли за мной Гидеон? Или он будет ждать меня в штаб‑квартире? Вчерашний вечер закончился слишком неожиданно. Нам так много надо было еще друг другу сказать.

– Я – с вашего позволения – считаю, что голубой наряд смотрелся лучше, – заметил мистер Бернхард, смахивающий огромной метелкой пыль с рам портретов в холле.

Мама тут же помчалась наверх.

– Вы правы, мистер Бернхард. Этот костюм смотрится слишком нарочито. Слишком элегантно для субботнего полдня. Он еще подумает не то. Как будто я специально для него так нарядилась.

Я послала мистеру Бернхарду укоризненную улыбку.

– Обязательно нужно было?

– Она спросила. – Карие глаза за «совиной» оправой подмигнули мне, потом он посмотрел в окно: – О, вот и лимузин. Должен ли я сообщить, что сборы немного продлятся? К голубому наряду она не сумеет найти подходящую обувь.

– Я сама скажу. – Я забросила школьную сумку на плечо. – До свидания, мистер Бернхард. И, будьте добры, приглядывайте за вы‑знаете‑за‑кем.

– Разумеется, мисс Гвендолин. Вы‑знаете‑кто не сумеет даже приблизиться вы‑знаете‑к‑чему.

С едва заметной улыбкой он продолжил свое занятие.

В лимузине Гидеона не было. Зато был мистер Марли, открывший дверь машины, как только я вышла наружу. На его круглом лице было раздражение, как и все предыдущие дни. Может, даже немного больше. И на мою восторженную фразу «Сегодня замечательный весенний день!» он вообще ничего не ответил.

– Где миссис Грейс Шеферд? – спросил он вместо этого. – У меня приказ, незамедлительно доставить в Темпл ее тоже.

– Это звучит так, как будто вы собираетесь отдать ее под суд, – сказала я.

Если бы я знала, как близки к правде были эти слова, вряд ли бы я сохранила свое хорошее настроение.

После того как мама, наконец, была готова, мы добрались до Темпла довольно быстро по лондонским меркам. Нам пришлось стоять всего в трех пробках, и уже через пятьдесят минут мы были у цели, и я спрашивала себя, почему мы не можем просто ехать на метро.

У входа в штаб‑квартиру нас ждал мистер Джордж. Я заметила, что он выглядел серьезнее, чем обычно, а его улыбка – несколько принужденно.

– Гвендолин, мистер Марли проводит тебя вниз для элапсирования. Грейс, вас ожидают в Зале Дракона.

Я вопросительно посмотрела на маму.

– Что они от тебя хотят?

Мама пожала плечами, но явно напряглась.

Мистер Марли вынул черный шарф.

– Идемте, мисс, – сказал он. Он схватил мой локоть, но тут же отпустил его, увидев мой взгляд. С плотно сжатыми губами и горящими ушами он резко произнес: – Следуйте за мной. Сегодня у нас очень плотный график. Я уже выставил хронограф.

Я еще раз ободряюще улыбнулась маме и поплелась за мистером Марли вниз. Он взял сумасшедший темп и, как обычно, вел разговоры сам с собой. На ближайшем повороте он едва не врезался в Гидеона, но тот хладнокровно увернулся.

– Доброе утро, Марли, – сказал он небрежно.

Мистер Марли, пусть и слишком поздно, смешно подпрыгнул. Как и мое сердце, когда я увидела, как на лице Гидеона распускалась улыбка, размер которой можно было сравнить с восточной частью дельты Ганга. (Как минимум!)

– Привет, Гвенни, как спалось? – спросил он ласково.

– Что вы здесь делаете? Вы давно уже должны были быть у мадам Россини и быть одетым, – начал ругаться мистер Марли. – У нас сегодня очень‑очень плотный график, и операция Черный турмалин тире Са…

– Идите просто вперед, Марли, – сказал Гидеон дружелюбно. – Мы с Гвенни придем через пару минут. И потом я моментально переоденусь.

– Вы не оде… – начал мистер Марли, но внезапно дружелюбие исчезло из взгляда Гидеона, и он стал настолько холоден, что мистер Марли втянул голову в плечи. – Но вы не забудьте завязать ей глаза, – сказал он еще и, передав Гидеону черный шарф, поспешил вниз.

Гидеон не стал ждать, пока он исчезнет с глаз, притянул меня к себе и поцеловал в губы.

– Я скучал по тебе.

Я была рада, что здесь не было Ксемериуса, который тут же бы начал кривляться «Я по тебе то‑о‑о‑оже», обвила руками шею Гидеона и страстно поцеловала его в ответ. Гидеон прижал меня к стене, и мы оторвались друг от друга лишь тогда, когда со стены свалилась картина. Четырехмачтовик в бурном море маслом. Дыша с трудом, я попыталась повесить картину обратно на гвоздь. Гидеон помогал.

– Я хотел вчера еще позвонить тебе, но потом подумал, что твоя мама права – тебе нужно срочно выспаться.

– Да, мне это действительно было нужно. – Я снова прижалась спиной к стене и ухмыльнулась. – Я слышала, что сегодня вечером мы идем на вечеринку.

Гидеон улыбнулся.

– Да, свидание вчетвером, с моим младшим братом Рафаэлем. Он был в восторге, особенно, когда узнал, что это была идея Лесли. – Он погладил меня по щеке кончиками пальцев. – Честно говоря, я представлял себе наше первое свидание иначе. Но твоя подруга умеет быть очень убедительной.

– Она тебе рассказала, что это костюмированная вечеринка?

Гидеон пожал плечами.

– Меня уже ничего не может шокировать. – Его пальцы спустились по моей щеке к шее. – Вчера вечером мы еще так много не… успели обговорить. – От откашлялся. – Я бы хотел узнать все о твоем дедушке и как, черт возьми, ты умудрилась встретиться с ним. Или, вернее, когда. И что там за история с книгой, которой размахивала Лесли, как священным Граалем?

– О, «Анна Каренина»! Я принесла ее для тебя, хотя Лесли считает, что надо было бы немного подождать, пока мы не убедимся, что ты действительно на нашей стороне. – Я потянулась за сумкой, но ее не было. Я раздраженно прищелкнула языком. – Черт! Когда мы выходили из автомобиля, мама взяла мою сумку.

Откуда‑то послышалась мелодия Nice guy finish last. [37]Я рассмеялась.

– Это случайно не?..

– Э‑э‑э… да. Не подходит? – Гидеон выудил свой мобильник из кармана. – Если это Марли, я… О! Мама. – Он вздохнул. – Она нашла интернат для Рафаэля и хочет, чтобы я его уговорил там учиться. Я ей позже перезвоню.

Мобильник не переставал звонить.

– Ответь на звонок, – сказала я. – А я пока заберу книгу.

Я побежала, не дожидаясь ответа. Мистер Марли в подвале, наверное, выходит из себя, но мне было все равно.

Дверь в Зал Дракона была приоткрыта, и я уже издали услышала нервный голос мамы.

– Что это вы устроили? Допрос? Я уже рассказала о своих причинах. Я хотела защитить свою дочь и надеялась, что Шарлотта наследовала ген. Мне нечего больше добавить.

– Вернитесь на свое место, сядьте. – Это определенно был мистер Уитмен, таким тоном он разговаривал с непослушными учениками.

Задвигались стулья. Я замедлила шаг.

– Мы тебя предупреждали, Грейс. – Тон Фалька де Вилльера был ледяным. Наверное, мама сейчас смотрела вниз, на свои туфли, и задавалась вопросом, какого черта она так старалась с нарядом. Я прислонилась к стене возле двери, чтобы лучше слышать.

– Как глупо было думать, что мы не узнаем правду. – Это был угрюмый голос доктора Уайта.

От мамы не было слышно ни звука.

– Мы вчера совершили небольшую поездку в Котсуолдс и нанесли визит некоей миссис Доун Хеллер, – сказал Фальк. – Это имя тебе о чем‑то говорит, не так ли? – Когда мама ничего не ответила, он продолжил: – Речь идет об акушерке, которая помогла появиться Гвендолин на свет. Поскольку ты совсем недавно перевела арендную плату за ее домик со своей кредитной карты, я предполагал, что ты должна ее помнить.

– Господи, что вы сделали с бедной женщиной? – вырвалось у мамы.

– Разумеется, ничего. Что вы себе придумываете? – Это был мистер Джордж.

А мистер Уитмен добавил саркастически:

– Но она думала, что мы собираемся провести с ней какой‑то сатанистский ритуал. У нее случилась истерика, она крестилась не переставая. А когда увидела Джейка, почти потеряла сознание.

– Я всего лишь хотел сделать ей успокаивающий укол, – прогудел доктор Уайт.

– В конечном итоге, она все же успокоилась настолько, что с ней можно было относительно здраво поговорить. – Это снова был Фальк де Вилльер. – И она поведала нам весьма интересную историю о ночи, в которую родилась Гвендолин. Немного было похоже на страшную сказку. Честную, доверчивую акушерку вызывают к молодой роженице, которую прячут в одном из домов в Дареме от какой‑то секты сатанистов. Это ужасная секта – любящая нумерологические ритуалы – гоняется не только за девушкой, но и за ее младенцем. Акушерка не знает точно, что собирались делать с крохой, но ее фантазия, очевидно, безгранична. Поскольку у нее доброе сердце, да еще ей сверху дали колоссальную взятку – при случае можешь мне поведать, откуда у тебя были такие деньги, Грейс, – она подделывает дату на свидетельстве о рождении, после того как приняла домашние роды. И она клянется, что никогда никому не сказала об этом ни слова.

Какое‑то время не было слышно ни звука. Потом мама упрямо произнесла:

– Ну и что? Я как раз это вам и рассказала.

– Да, мы тоже так думали, – сказал мистер Уитмен. – Но потом мы споткнулись о парочку деталей в рассказе.

– Тебе в 1994 году было двадцать восемь, хотя ладно – в глазах акушерки ты могла еще сойти за юную девушку, – продолжил Фальк. – Но кто тогда была сильно переживающая рыжеволосая сестра роженицы, о которой говорила миссис Хеллер?

– Она уже тогда была пожилая, – сказала мама тихо. – Наверное, сейчас она вообще ничего не соображает.

– Может быть. Но она легко узнала на фотографии юную девушку из тех времен, – сказал мистер Уитмен. – Ту самую юную девушку, которая в ту ночь родила дочь.

– Это было фото Люси.

Слова Фалька были как удар в солнечное сплетение. Пока в Зале Дракона царило ледяное молчание, мои колени подогнулись и я по стене сползла на пол.

– Это… ошибка, – услышала я наконец мамин шепот.

В коридоре послышались шаги, но я была не в силах даже просто повернуть голову. Только когда он склонился надо мной, я узнала Гидеона.

– Что случилось? – прошептал он и присел на корточки передо мной.

Я была не в силах ответить и только молча мотала головой.

– Ошибка, Грейс? – Фалька де Вилльера было слышно без труда. – Акушерка узнала тебя на фотографии, ту самую старшую сестру, которая передала ей конверт с немыслимой суммой денег. И она узнала мужчину, который держал Люси во время родов за руку. Это был мой брат! – И будто этого было недостаточно, чтобы я все поняла, добавил: – Гвендолин – ребенок Люси и Пола!

Я издала странный жалобный звук. Гидеон побледнел и взял меня за руку. Внутри, в зале, заплакала мама. Только она не была моей мамой.

– Ничего этого не понадобилось бы, если б ее оставили в покое, – всхлипывала она. – Если бы вы не преследовали ее так безжалостно.

– Никто не знал, что Люси и Пол ожидают ребенка, – резко сказал Фальк.

– Они совершили кражу, – фыркнул доктор Уайт. – Они украли самое важное и дорогое для ложи и собирались уничтожить всё, что столетия…

– Ах, замолчите уже! – крикнула мама. – Вы вынудили этих молодых людей покинуть любимую дочку через два дня после ее рождения!

Это был момент, когда мне удалось – непонятно каким образом – вскочить на ноги. Я ни секунды не могла слушать больше.

– Гвенни! – сказал Гидеон настойчиво, но я стряхнула его руку и побежала. – Куда ты?

Он догнал меня за пару шагов.

– Самое главное – прочь отсюда! – Я побежала еще быстрее.

Фарфор в витринах, мимо которых мы проносились, звенел.

Гидеон схватил меня за руку.

– Я с тобой, – сказал он. – Я не оставлю тебя сейчас одну.

Где‑то позади нас кто‑то звал меня по имени.

– Я не хочу. – Я с трудом переводила дыхание. – Я не хочу ни с кем разговаривать.

Гидеон крепче сжал мою руку.

– Я знаю, где нас никто не найдет в ближайшие пару часов. Сюда!

~~~

Из инквизиционных протоколов доминиканского патера Жан‑Петро Бариби

Библиотека университета в Падуе

(расшифровал, перевел и обработал доктор М. Джордано)

27 июня 1542 года

Без моего ведома М. уговорил патера Доминикуса из третьего Ордена, человека с весьма сомнительной репутацией, провести особый акт экзорцизма, чтобы излечить ее от одержимости. Когда до меня дошла весть об этом кощунственном плане, было уже поздно. Хотя мне удалось проникнуть в капеллу, в которой происходило это позорное действо, я не смог помешать тому, чтобы девушке влили сомнительные субстанции, которые пенились во рту, заставили закатиться глаза и бредить, в то время как патер Доминикус окроплял ее святой водой. В результате этих манипуляций, которые я без неловкости могу называть пытками, Элизабетта в ту же ночь потеряла плод. Перед отъездом ее отец не продемонстрировал ни капли раскаяния, лишь триумф по поводу изгнания демона. Признания Элизабетты, полученные под воздействием субстанции и боли, он тщательно запротоколировал и записал в виде доказательств ее помешательства.

Я отказался от копии – мой доклад Главе Конгрегации и без того вызовет непонимание, так будет надежнее. Я бы хотел, чтобы мой доклад послужил дополнительным основанием для того, чтобы М. впал в немилость у своих покровителей, но не имею больших надежда по этому поводу.

Глава двенадцатая

Мистер Марли нахмурился, когда мы ворвались в комнату, где хранился хронограф.

– Вы что, не завязали ей?.. – начала он, но Гидеон не дал ему договорить.

– Я элапсирую сегодня с Гвендолин в 1953 год, – сказал он.

Мистер Марли упер руки в боки.

– Вы не имеете права, – сказал он. – Ваша квота потребуется для выполнения операции Черный турмалин тире Сапфир. И если вы забыли, она пройдет в это же время.

Хронограф стоял перед мистером Марли, и его драгоценные камни сверкали в искусственном свете.

– Изменение плана, – коротко сказал Гидеон и сжал мою руку.

– Я ничего об этом не знаю! И я вам не верю! – Мистер Марли скривил недовольно губы. – Мое последнее полученное приказание гласит однозначно…

– Так позвоните наверх и спросите, – перебил его Гидеон и показал на телефон на стене.

– Я именно так и поступлю!

Мистер Марли неуклюже двинулся к телефону. Гидеон отпустил мою руку, склонился над хронографом, а я осталась стоять у двери, как манекен. Теперь, когда нам больше не нужно было бежать, я стала безучастной, замерла, как часы, в которых кончился завод. Я даже не чувствовала биение своего сердца. Мне казалось, я превращаюсь в камень. Вообще‑то, в голове у меня должны были безостановочно крутиться мысли, но они этого не делали. В голове не было ничего, кроме тупой боли.

– Гвенни, все выставлено для тебя. Иди сюда. – Гидеон не ждал, пока я послушаюсь, он не обращал внимания на протесты мистера Марли («Прекратите! Это моя задача!»), он притянул меня к себе, взял мою вялую руку и осторожно положил палец в отверстие под рубином. – Я тут же буду рядом.

– У вас нет разрешения самостоятельно пользоваться хронографом, – стал ругаться мистер Марли и снял трубку. – Я незамедлительно пожалуюсь вашему дяде, что вы нарушаете правила.

Я еще видела, как он набирал номер, но в следующее мгновение унеслась в спирали рубинового цвета. Приземлилась я в полной темноте и механически стала двигаться наощупь вперед, где, как мне думалось, должен был быть выключатель.

– Давай я включу, – услышала я голос Гидеона, который беззвучно приземлился у меня за спиной.

Через две секунды на потолке замерцала лампочка.

– Быстро, – пробормотала я.

Гидеон повернулся ко мне.

Дата добавления: 2015-07-13