Часть первая: Родные просторы 1 страница

– Хозяин, – взволнованно сообщил домашний эльф, – там в библиотеке кто-то есть.

Тадеуш Нотт зло зыркнул поверх очков, выглянув из-за газеты (деловые страницы Ежедневного Пророка, Новости Волшебного Рынка: палочки колеблются в цене, тогда как мётлы растут).

– Что за бред! Там никого не может быть.

– Да, сэр, Бинки понимает, сэр. Но всё дело в том…

– В чём?

–…что кто-то находится в библиотеке.

Раздражённо фыркнув, Нотт отшвырнул газету.

– Это кто-то из детей?

– Нет, сэр.

– Чёрт возьми, кто ещё там может быть? Гостей я не приглашал, Марта отдыхает на водах в Тимелпо, и единственная персона, которая может явиться без приглашения и миновать охрану, – это Тёмный Лорд… – он осёкся и на глазах побледнел. – Это ведь не Тёмный Лорд, правда?

– Нет-нет, сэр, Бинки не знает того, кто прибыл.

– Вот чёрт, пойду гляну, кого там нелёгкая принесла, – буркнул Нотт, поднимаясь на ноги. Поморщился – уже несколько дней у него ныла спина. Да, пожалуй, стоит больше двигаться, а то всё, чем он занимается в последнее время, – торчит в тёмной комнатушке с Фрэнсисом и остальными да плетёт интриги, не зная ни сна, ни отдыха. – А ну, отойди, вислоухий придурок, – рявкнул хозяин поместья и пинком отправил существо через всю комнату. Эльф приземлился у книжного шкафа.

«Чего-чего, а мастерства не пропьёшь», – с удовлетворением подумал Нотт, шествуя в библиотеку. В своё время он был одним из лучших слизеринских отбивал. Сам Том Риддл поздравлял его. Такое не забывается.

Если Имение Малфоев считалось старейшим и, возможно, грандиознейшим волшебным домом в Англии, то Поместье Нотвик выглядело отвратительно: наитемнейшие темницы, зловещего вида сады, наимрачнейшие коридоры без намёка на освещение. Дети вечно спотыкались о стулья и ходили с синяками на лодыжках, но Нотт категорически отказался как от ярких факелов, так и от Осветительных Заклинаний. Дедушке Нотта нравилась темнота. Как и ему самому.

Практически на ощупь, ведя рукой по неровной каменной стене, он поднялся на третий этаж. Дверь библиотеки была слегка приоткрыта, сквозь щель пробивался тусклый свет, падая на пол золотистой полоской.

Нотт замер и нахмурился. Не то, чтобы он не поверил Бинки, хотя… ну, да, – он не поверил, что эта психованная тварь сказала правду. Никто не мог взломать охрану Нотвика. Никто. Наверное, кто-то из детей озорничает. Он шагнул к двери и распахнул её.

Вопль возмущения застыл на губах, Нотт вытаращил глаза, недоумённо оглядываясь: библиотека была полна золотого сияния – цвета летнего предзакатного солнца, чуть-чуть отливающего багрянцем. Свет лился со стен, с потолка, из окон, лился в камин на прыгающий за решёткой огонь – и казалось, что поверх языков пламени кто-то положил тонкие листы сусального золота.

Посреди комнаты, опустив руки, стоял юноша в тёмной одежде и расстёгнутой мантии. Палочки у него не было. На какой-то краткий миг Нотт, которого язык не поворачивался назвать человеком с развитым воображением, подумал, не призрак ли во плоти стоит перед ним: одежда покроя полувековой давности, поза, лёгкий наклон головы… Но лицо юноши было приветливым и открытым, а цвет волос напоминал пламя свечи. Незнакомец улыбнулся, увидев замершего в дверях Нотта.

– Тадеуш, ты не рад меня видеть?

– К-как… вам удалось проникнуть в мой дом? Если вы взломали систему защиты…

– Защита не может устоять перед своим создателем, – ответил юноша.

– Она создана Тёмным Лордом Вольдемортом, – рявкнул Нотт, – и я нахожусь под его покровительством.

– Вольдеморт, – размышляя о чём-то, повторил юноша, – помнится, мне не очень нравилось это имя. Кажется, это Люциус уговорил меня взять его. Он всегда тяготел к барокко, как ни прискорбно.

– Я не понимаю, – дрогнув, пробормотал Нотт. Это было не так – он уже догадывался, хотя сама мысль казалась ему настолько невероятной и чудовищной, что разум отказывался её принимать. Нотт влетел в комнату, и дверь с грохотом захлопнулась за ним. Он мог бы поклясться, что юноша указал на неё левой рукой. – Заткнись! – взревел Нотт. – И не смей соваться в то, в чём не смыслишь, негодяй! Хочешь рискнуть и навлечь на себя гнев Тёмного Лорда?

– Тёмного Лорда, которого ты предал? Которого отверг и кинул черни? Ты бы скорее принял жалкую подачку из рук врага, нежели сложил свою голову, как положено верному слуге…

– А ты кто такой, чтобы попрекать меня? – заорал Нотт, забыв, что повысил голос на ребёнка, которого видел первый раз в жизни. Сейчас перед его глазами стояло лицо Волдеморта – того, кому он клялся в верности и покорности и кого предал. – Это дело моего хозяина! И он меня простил!

– Да ну? – откликнулся юноша. В его голубых глазах отразился золотой свет, заливающий комнату, на лице появилось выражение ленивого задора, и левая рука вскинулась навстречу Нотту, описав в воздухе полукруг, в тот же миг обратившийся вращающимся серебристым диском. Острый, как бритва, он в мгновение ока пересёк комнату и вонзился Нотту в горло, отделив голову от шеи чисто и быстро, словно они были из пергамента. Смерть наступила мгновенно.

Том, приподняв светлую бровь, с любопытством смотрел, как обезглавленное тело рухнуло на абиссинский ковёр. Окровавленная голова перекатилась через комнату и замерла у его ног.

С кошачьей грацией присев на корточки, Том изучающе взглянул в мёртвое лицо Тадеуша Нотта.

– Что ж, хозяин, возможно, тебя и простил. Но я – нет.

Он протянул руку и кончиками пальцев закрыл взирающие на него мёртвые чёрные глаза. Удовлетворённая улыбка коснулась губ юноши. Поднявшись, он обвёл глазами пустую библиотеку и констатировал:

– Первый.

* * *

Рисенн закончила своё повествование. Рон резко поднялся и, оттолкнув от себя её руки и плащ, отошёл к кромке крыши.

Ему показалось, что он стоит на краю земли. Небо не было тёмным – нет, оно было холодным, прозрачно-синим, как вода на океанском дне, на пятимильной глубине. Угольно-чёрные лохмотья облаков касались горных вершин, откуда-то снизу доносился шум разбивающегося о камни потока: река? Водопад?

Сзади послышался шорох: Рисенн встала и подошла к нему. Рон развернулся и взглянул на неё: она оказалась куда ниже, чем он думал; ветер швырнул волосы ей в лицо, скрыв его. Они напоминали волосы Гарри – такие чёрные, что казались ненастоящими, словно каждую прядь обмакнули в чернила. Создавалось ощущение, что, коснись их пальцами, непременно испачкаешься.

Гарри, – подумал Рон, и боль от этой мысли была чистой и острой, как битое стекло.

– Моя сказочка расстроила тебя? – спросила Рисенн, откидывая волосы со своего бледного узкого лица. – Прости, если так. Это не было моей целью.

– Нет, – возразил Рон. – Нет. Дело не в тебе.

Ненависть, родившаяся из любви, является самой крепкой и прочной, – подумал он, тут же осознав, насколько близко подошёл к тому, чтобы возненавидеть и Гарри, и Гермиону, проклясть их за все совершённые ими ошибки и вообще – за все их недостатки.

– Я просто подумал, что я – Прорицатель. Змея сказала, я могу увидеть конец света, если захочу. Почему же тогда я не вижу того, как должен поступить? Не знаю, что мне делать. Я бы хотел походить на Малфоя: куда проще, если в твоей жизни имеет значение только какая-нибудь одна вещь.

– Никто не является настолько простым, чтобы для него имело значение только что-то одно. Но тебе, в общем-то, выбирать особо не приходится: в конце концов, ты всего лишь пленник.

– Выбор есть всегда, – возразил Рон, – я мог бы сию секунду прыгнуть с крыши, и тебе не удалось бы меня остановить. Разбился бы в лепёшку о камни. Боюсь, тогда я вряд ли был бы полезен Вольдеморту.

– И что – это именно то, что тебе хочется сделать? – Рисенн смотрела на него сияющими серыми глазами. – Наложить на себя руки?

Рон вздрогнул и потуже завернулся в мантию.

– Нет. Я хочу жить. Вот такой вот я плохой.

– Не думаю, что ты плохой, – покачала головой Рисенн. – Но я не очень-то разбираюсь в людях: я имела дело только с Малфоями.

– Если только у тебя язык повернётся назвать их людьми, – фыркнул Рон, по прежнему сжимая воротник. Булавка, подаренная Гермионой-которая-Гермионой-не-являлась, с замысловатым рисунком и поблёскивающим драгоценным камешком, впечаталась в руку. Рон отстегнул её и положил на ладонь.

Ты дважды отмечен мной, – заявил Вольдеморт, – моим знаком.

Ведь на самом деле она никогда его не любила. Рон размахнулся и со всей силы швырнул украшение в расстилавшуюся под ним темноту. Оно полетело вниз, разбрасывая серебряные искры. Рон проводил его взглядом. Ветер подхватил его плащ и, сдёрнув с плеч, унёс в бездну.

– Ну вот, ты и лишился последней защиты, – заметила Рисенн. Не знай он её лучше, то решил бы, что в голосе демона прозвучала грусть.

– Нет, – решительно расправил плечи Рон. – Не последней.

* * *

Мы прерываем передачу «Доброе утро!» для экстренного сообщения от Ежедневного пророка. Магическое сообщество повергнуто в шок неожиданным нападением на волшебный дом в Девоне, произошедшим накануне вечером. К настоящему моменту подтверждена информация о гибели одного человека. Причиной смерти, как говорят, стало отнюдь не Убийственное проклятье, однако, по утверждению компетентных источников, на стене было обнаружено послание, написанное кровью.

Гермиона вяло потянулась и нащупала регулятор громкости на волшебном радио-будильнике рядом с кроватью и уронила его на пол. Тот хрюкнул, лязгнул антенной и затих. Свесившись с кровати, она взглянула вниз.

– Ну, вот, – буркнула Гермиона себе под нос, – ей-Богу, что за способ просыпаться… Словно у нас мало было…

Она осеклась и вытаращила глаза.

Мы. Ну, конечно: она же спала на кровати не одна. Прикусив губу, Гермиона вспомнила минувшую ночь: как провалилась в сон, чувствуя сомкнувшиеся вокруг неё руки Драко, обхватив его руками и ногами. Кажется, ночью они всё-таки расцепились – она не помнила. Спала, как убитая.

Откинувшись на подушку, Гермиона кашлянула:

– Драко, а ты… – девушка повернулась, и слова застыли на её губах: похоже, она ошиблась. Гермиона лежала в кровати одна, ровные простыни и смятая в изголовье подушка – вот и всё, указывающее на то, что Драко спал рядом.

Её захлестнуло странное чувство, но она тут же прогнала его, попробовав убедить себя, что он просто ушёл в душ. В конце концов, в последнее время он мучался от бессонницы. Спрыгнув с кровати, Гермиона босиком прошла в гостиную.

Пусто. Битое стекло поблёскивало в камине, вмятина на стене – там, куда вчера попал брошенный ею подсвечник. Куртка Драко валялась на полу, но ботинок не было. Почувствовав, как кровь ударила ей в лицо, Гермиона поспешила к ванной, задержавшись лишь на миг – для того, чтобы подхватить с пола фляжку с противоядием, с прошлого вечера валяющуюся под диваном. Она прижала её к груди, как любимую игрушку, потом сунула в карман халата и метнулась к ванной.

Она тоже пустовала, хотя переброшенное через перекладину сырое полотенце указывало на то, что он и, правда, принимал душ – утром или же ночью. Вторая спальня, кухня – его не было нигде.

Гермиона подбежала к балконной двери, распахнула её – сердце отчаянно забилось в груди.

И на балконе никогошеньки не было, ледяной ветер заставил её задрожать и засунуть руки в карманы. Подобравшись к перилам, она взглянула на расстилающуюся внизу Диагон-аллею и разбегающиеся от неё улочки, кажущиеся залитыми сталью из-за покрывавшего их грязного, серого снега. Прохожие, колдуны и ведьмы, закутанные в чёрные зимние плащи, с поднятыми капюшонами, шмыгали туда-сюда по тротуару. Он мог оказаться любым из них. Гермиона стиснула фляжку в своём кармане.

* * *

А la claire fontaine

M'en allant promener

J'ai trouvé l'eau si belle

Que je m'y suis baigné

Sous les feuilles d'un chêne

Je me suis fait sécher

Sur la plus haute branche

Un rossignol chantait

Il y a longtemps que je t'aime

Jamais je ne t'oublierai

Il y a longtemps que je t'aime

Jamais je ne t'oublierai

В прекрасном фонтане под дубом огромным

Журчали прозрачные струи.

И я в нём плескалась, и я в нём купалась,

И ветер ласкал моё тело.

Вверху на ветвях соловей заливался,

Он пел о любви и о счастье.

Как долго, как долго тебя я любила,

Тебя никогда не забуду.

Как долго, как долго тебя я любила,

Тебя ни за что не забуду.

Когда он открыл глаза, она испуганно прекратила петь. Он проспал так долго, что она успела позабыть, что сидела и ждала его пробуждения. Но вот он вздохнул, завозился, и, умолкнув, она склонилась над ним; её длинные волосы коснулись его руки:

– Гарри?..

Зелёные глаза, обрамлённые чёрными ресницами, скользнули к ней. Чёрные взмокшие волосы налипли на лоб. Он так потел, что пришлось четырежды менять пижаму, и та, в которой он лежал сейчас, была ему ужасно велика.

– Гермиона? – щурясь, спросил Гарри сиплым со сна голосом. – Это ты?

– Нет, – она потянулась за стаканом воды на столике рядом. – Это не Гермиона.

– Я искал тебя на пляже, но найти не смог… – прошептал он, глядя словно сквозь неё. – Я хотел сказать тебе, что искал его…

Она замерла со стаканом в руке:

– Кого ты искал?

– Рона, – нетерпеливо ответил он, словно это было чем-то само собой разумеющимся. – Я потерял его, но снова его найду…

Она поднесла стакан к его губам.

– Выпей, пожалуйста, – но он раздражённо дёрнул головой, отворачиваясь, и вода выплеснулась на подбородок и мокрую от пота пижаму. Рука потянулась к горлу, и пальцы сомкнулись в воздухе, словно пытаясь что-то найти, нашарить.

– Твоё Эпициклическое заклятье пропало, – заметила она. – Ты что – потерял его?

Он сердито тряхнул головой:

– Я же оставил его тебе, – прошептал юноша, – вместе с письмами. Ты ведь получила мои письма, да? Я просил тебя присматривать за Малфоем. Его дела не очень-то…

Гарри попытался сесть, но она упёрлась ему в грудь и толкнула обратно на подушки. Он был слаб, как котёнок.

– Твои дела тоже так себе, малыш, – возразила она. – Это ты болен, а не Драко. И это тебе нужен отдых.

Гарри уткнулся в подушку и закрыл глаза. Он лежал, прижав к груди левую руку и сжимая её правой, словно та была поранена. Хотя, как она ни смотрела, не увидела ни царапины. Дыхание постепенно замедлялось, он прошептал имя…

Интересно, – подумала она, – а что ему снится?..

* * *

Гермиона на кухне готовила новую порцию противоядия (добавить настойку кровяного корня, порошок мандрагоры, отвар полыни, белладонну), когда хлопнула входная дверь, и щёлкнул замок. Она отбросила пестик, которым собиралась растирать мандрагору, и выскочила из кухни.

Драко стоял у дверей, расстёгивая плащ. Капюшон откинут, и хлопья снега припорошили волосы. Она едва не сбила его с ног, здорово испугав своим порывом.

– Я думала, что-то случилось…

Его руки взлетели вверх, он обнял её – так крепко, что она сморщилась от боли, когда пряжки его мантии впечатались в тело сквозь рубашку. Внезапно, словно что-то вспомнив, он оттолкнул её.

– Осторожней, я весь в золе.

Опустив глаза, Гермиона увидела, что вся её пижама теперь украшена серыми разводами.

– Вижу, – облегчение начало уступать место раздражению, – где ты был? Разве не мог сказать, куда уходишь?..

– Ты спала, я не хотел тебя будить, – непринуждённо ответил Драко, расстёгивая последнюю пряжку и перекидывая плащ через спинку ближайшего кресла. Серое облачко золы взвилось в воздух, заставив Гермиону закашлять. – Прости, – закончил он. На его лице виднелись полосы копоти, а то, что она приняла за снег на волосах, на самом деле оказалось золой. – Если ты не забыла, мы с тобой легли спать довольно поздно.

Это «мы с тобой легли спать» застало Гермиону врасплох, она почувствовала, что краснеет. Заметив её смущение, Драко слегка улыбнулся.

– Я помню, – сдавлено откликнулась она. – Но ведь это не значит, что ты должен куда-то бегать без меня. Я думала, мы всем занимаемся вместе.

– Мы и так много чего делаем вместе, – заметил Драко, стаскивая свитер. Кинув его поверх плаща, он занялся пуговицами на рубашке. – Как-то так всё время получается.

– Куда ты ходил, Драко? – спросила Гермиона.

– В Каминный узел, – он снял рубашку, оставшись в футболке. Вокруг воротника была зола.

– Ты искал Гарри?

– Нет, цацки для каминов. Конечно, Гарри.

– Без меня?

– Я должен ответить или это риторический вопрос?

– Если ты снова так поступишь, я…

– И что ты? – он плюхнулся в кресло, перепачкав красную кожу сиденья золой, и начал развязывать шнурки драконоустойчивых ботинок. – То есть после того, как я провёл бодрое утро в поисках твоего потерявшегося приятеля, и тролли-охранники швыряли меня из камина в камин, ты подбоченишься и будешь взирать на меня так, словно я пнул твоего кота кованым ботинком? О, нет – ТЫ УЖЕ ЭТО ДЕЛАЕШЬ!

– Ты закончил? – Гермиона смерила его сердитым взглядом.

– Ничего подобного, – ответный взгляд Драко был не менее сердит. – Напротив, я только-только начал. Думаю, стоит заняться этим всерьёз. Рыдание для Британии, – он сдёрнул левый ботинок и кинул его на пол. – Я хочу кофе.

– Только после того, как примешь противоядие, – машинально откликнулась Гермиона.

– Да пошло оно! – выразительно ответил Драко. – Пошло оно куда подальше!

– Да, пожалуй, тебе, и правда, нужен кофе, – а то ты уже начинаешь нести какую-то чушь.

Драко снял второй ботинок и с силой швырнул его об пол.

– Ничего подобного, всё ещё впереди.

– Мне так не кажется. Кстати, я даже не рассчитываю на то, что ты расскажешь мне, почему тролли-охранники кинули тебя в камин в Каминном узле? Хотя, с учётом твоего настроения, я их прекрасно понимаю.

Драко раздражённо взглянул на неё и потёр глаза тыльной стороной руки. Пожалуй, последнее было излишним: всё, чего он добился, – только ещё больше развёз золу по лбу и скулам.

– Потому что я хотел заставить клерка-регистратора проверить все записи вчерашних перемещений. Ты же знаешь, что все, проходящие через Каминный узел, регистрируются. Так что я решил, что, коль Гарри вчера отправился куда-то, у них это должно быть записано…

– Вот только на записи он тебе взглянуть не дал, – догадалась Гермиона.

– Да у него их даже нет! Я разнёс его стол, так что точно это знаю. Он сказал, что каждый вечер сдаёт их начальнику. Может, конечно, он и соврал – только какая теперь разница? У него их нет, я пытался их добыть – но бесполезно, всё: точка. Понятно?

– Так, – Гермиона скрестила на груди руки, – поэтому-то ты меня с собой и не взял.

– Точно. Хуже неудачи может быть только публичная неудача.

Покосившись на Драко, Гермиона увидела, насколько тот устал. И ещё – он был непривычно грязен: тёмные полосы на светлых волосах, копоть на ресницах. Он с горьким вызовом встретил её взгляд, словно спрашивая, посмеет ли она сказать что-нибудь ещё.

– Погоди-ка… – она метнулась на кухню, где рядом с весело булькающим на огне горшком лежала её палочка. Погасив огонь, она произнесла несколько простых заклинаний и вернулась в гостиную, неся в руке кружку горячего кофе.

– Держи, – она протянула кружку Драко.

Он принял её с настороженным удивлением.

– Я думал, ты говорила, что…

– Я знаю, что я говорила, – Гермиона присела на подлокотник его кресла. Кажется, он не собирался возражать… Она чуть расслабилась. – Драко, ты должен перестать воспринимать это как нечто, что ты можешь сделать в одиночку, своими собственными руками.

Драко взглянул на неё поверх своей кружки. Кофе был обжигающе горяч и дымился, скрывая от неё выражение его глаз.

– Перестать воспринимать это как то, что я могу сделать в одиночку? – негромко переспросил он. – Ты о чём? О воцарении мира на земле? Или о поисках глубоко интеллектуального хаффлпаффца? А, наверное, про борьбу за права домовых эльфов? Хотя о каких правах может идти речь, если на Рождество один из этих маленьких поганцев прожёг дыру в моём любимом смокинге? Размером с…

– Я имела в виду Гарри, – перебила Гермиона. – О его уходе. Не ты его прогнал и не ты обязан вернуть…

– Не припомню, чтобы я говорил нечто подобное, – отхлебнув кофе, Драко окинул её прохладным взглядом.

– Я знаю, что просила тебя присмотреть за ним, но я не думала…

– Ты спала, – перебил её Драко, – и я просто не хотел тебя будить.

– Записи в Каминном узле не хранятся, каждая смена отправляет их в Транспортный Отдел Министерства, – пояснила Гермиона. – Я бы сказала, если бы ты меня спросил…

– Откуда ты… – глаза Драко удивлённо распахнулись.

– После пятого курса я была в Министерстве на практике, – в голосе Гермионы зазвучала нотка самодовольства. – Это смешная история: я работала с Перси, и он тогда постоянно…

– Неужто занимался своими делами, одетый только в свитер и нитку жемчуга?

– Нет, – отрезала Гермиона.

– Тогда твоё понятие «смешная история о Перси Уизли» не соответствует моему.

– Я говорю про записи. Они – в Министерстве. Спроси ты меня об этом утром, я бы всё рассказала и избавила от бесполезной прогулки. Конечно, если ты не собираешься превращать происходящее в персональные увлекательные гонки. Всё не так: Драко, ты не единственный, кому дорог Гарри, и не единственный, кто мечтает найти его. Если б я думала, что в одиночку ты справишься с этим делом лучше, будь уверен, – позволила бы сделать всё одному.

– Ну, конечно, – в голосе Драко послышался лёгкий сарказм. – Уж кто-то, а ты в любой момент готова поступиться своими собственными интересами ради общего дела, – Драко всегда удавалось делать так, чтобы подобные фразы звучали на редкость оскорбительно.

– Мальчишки, – фыркнула Гермиона, сверкнув глазами. – Вы не можете не вывернуть всё наизнанку, чтобы превратить происходящее в эпическую сагу со скитаниями и приключениями; а ты…

Драко снова вернулся к своей чашке с кофе.

– Гермиона, мы занимаемся поисками Мальчика-Который-Выжил, а не пропавшего почтового перевода. Эти поиски…

–…а ты такой же, как Гарри.

То, что последовало за этими словами напугало даже её: он подавился, закашлял, стараясь не плеваться (судя по всему, в Кодексе Поведения Семейства Малфоев «не плеваться» тоже было указано).

– Очень творческий подход: Гарри сбегает, я охочусь за ним, и это делает меня таким же. Что будет дальше? Из-за того, что я левша, я стану таким же, как Баварский Толстяк Одрик Психованный? Ведь он тоже был леворуким.

– Правда? – заинтересованно протянула Гермиона.

– Я не об этом, – застонал Драко.

– И всё же наступит день, когда, оглянувшись назад, ты поймёшь, как я была права.

– Нет, однажды наступит день, когда я, оглянувшись назад, врежусь в дерево из-за того, что не смотрел на дорогу. Думаю, при всём при том, тот день всё равно будет куда лучше этого.

– Ну и, пожалуйста. Сам виноват.

– Ты что – подмешала противоядие мне в кофе? У него отвратительный вкус грязи.

– Наверное, дело в том, что ты наглотался золы. У тебя всё лицо в ней.

Покосившись на Гермиону, Драко заметил:

– У тебя такой вид, словно ты вот-вот бросишься ко мне с мокрым платком. Я по глазам вижу.

– Ничего подобного, – соврала Гермиона.

– Ну, ладно. Только мне кажется, что это придаёт мне лихой и бравый вид. Как говорится, «вооружён и очень опасен». И ещё: «легкомысленный и ранимый».

Гермиона прекрасно знала, что в таком духе Драко может разглагольствовать о себе целый день.

– Да? Странно, а мне показалось, что твой вид вопит: «Пьяный домовой эльф».

– Хм… пожалуй, даже не ранимый, а чувствительный, – словно не слыша её, продолжил Драко. Он сделал ещё один большой глоток кофе. – Юный красавчик, опасный, притягательный… Ты ведь подмешала в кофе противоядие, да? Вкус просто кошмарный.

Склонившись, Гермиона в упор взглянула ему в глаза:

– Да, я налила противоядие в твой кофе. Потому что не хочу волочить тебя, бессознательного, из Министерства, когда мы будем красть оттуда транспортные записи.

Драко едва не выронил кружку.

– Что?!

– Что слышал.

Он возмущённо взглянул на неё огромными серыми глазами.

– Не могла бы ты впредь воздерживаться от подобных заявлений, когда у меня в руках кружка с кипятком? Вырони я её на колени, и всё – не миновать нам национальной трагедии.

– Дай-ка сюда, – Гермиона приняла кружку из его рук, поставила её на стол и нетерпеливо воззрилась на Драко. – Я не шучу.

– Я понял, – он протянул ей руку, она взяла и прижалась к ней щекой. Его ладонь, покрытая копотью, пахла золой, потом и усталостью. Она представила его в Каминном узле, устраивающего сцену, роющегося в столе, ищущего отчёты, ищущего хоть что-нибудь… знающего, что Гарри совсем недавно – всего несколько часов назад – был здесь… Она прекрасно понимала, почему он не взял её с собой, и дело было вовсе не в том, что она спала. Он просто не мог ручаться за свою реакцию, а мысль о собственной беззащитности – особенно перед ней – была ему невыносима. Она знала, что, глядя на неё, он каждый раз вспоминает о Гарри, и каждый раз это приносит ему боль, хотя он принимает её, как данность. И Драко иногда просто необходимо побыть одному – повернулся бы у неё язык обвинить его в этом?

Она нежно погладила руку юноши. Он не протестовал.

– Думаешь, это глупая затея?

– Думаю, это ужасно глупая затея, – ответил он. – Хотя, с другой стороны, когда подобное было для нас препятствием?

– Верно подмечено.

Он сжал её руку.

– Ну так, когда мы начинаем?

* * *

Вернувшись в комнату, которую Рон окрестил «шахматной», они застали Вольдеморта и Червехвоста. Рон замер в дверях, переводя взгляд с Тёмного Лорда на маленького толстячка, когда-то бывшего его любимой крысой. Даже сейчас юноша с трудом осознавал, что Короста и этот человек – одно и то же существо. Рисенн застыла рядом.

– Доказательства, Червехвост, – неприятным тоном промурлыкал Тёмный Лорд. – Коль скоро ты решил убедить меня, что Люциус – предатель, будь любезен, предъяви мне хоть какие-нибудь доказательства. Я не могу полагаться только на твои слова. Подозреваю, что о чём – о чём, а о предательстве ты знаешь не понаслышке.

– Я знаю об этом, Хозяин, – упрямо и напряжённо повторил Червехвост. – Я по глазам вижу, когда человек врёт. Я знаю, что такое предательство. Позвольте использовать моё знание предательства, чтобы доказать вам…

– Я научен ненавидеть изменников, и нет болезни, на которую мне наплевать больше, чем на предательство… – произнёс Вольдеморт и тихо рассмеялся. – Твоё душевное волнение весьма впечатляюще и заслуживает всяческих похвал. Даже если это так, твои предположения непременно должны быть подкреплены. Я бы побеседовал с Люциусом.

– Мне вызвать его, господин?

– Нет, не спеши, – ответил Вольдеморт. Он поднял левую руку, и Рона качнуло вперёд, ноги зашагали сами, помимо воли. Полусопротивляясь-полуудивляясь, он подошёл к Тёмному Лорду. Тот никогда настолько явно не вторгался в его разум…

– Ты подслушивал, мальчик? – будь у Вольдеморта брови, они бы сейчас вопросительно приподнялись.

– Рон. Меня зовут Рон.

– Не самое благозвучное имя, правда? – тонкие бескровные губы разъехались в улыбке. – А что случилось с твоим плащом и застёжкой, мальчик? И одежда вся порвана и испачкана…

Рон взглянул на себя. Его вещи были перепачканы грязью на крыше и измяты – многие ночи ему приходилось спать на полу. Он был больше, чем уверен, что от него воняет.

– Порыв ветра. Сорвал плащ и застёжку.

Вольдеморт хмыкнул.

– Какому-то бедолаге повезёт на свой страх и риск отыскать твою застёжку, – похоже, идея развеселила Лорда. – Кстати, с твоей стороны неуважение появляться передо мной в таком виде.

– Мне очень жаль, – ответил Рон. – Если бы я знал заранее, чтобы вы собираетесь похитить и пытать меня, я бы принарядился по такому случаю.

Червехвост негромко пискнул. Вольдеморт перевёл глаза на стоящую в дверях Рисенн.

– Проводи мальчика в комнату для гостей. Подбери ему что-нибудь из одежды. И организуй ему ванну, – Вольдеморт смерил пленника презрительным взглядом. – От него воняет.

– Я так и знал, – буркнул Рон.

* * *

Ответного письма Перси пришлось ждать куда дольше, чем надеялась Гермиона. Спустя два дня после отправки первой совы она получила короткий ответ: «Нет. Слишком опасно», швырнула письмо в огонь и написала ещё одно – умоляющее. Она напомнила о Роне и серьёзной опасности, в которой он находится, о Гарри, отправившемся на поиски друга, и, наконец, о том, что их обоих надо во что бы то ни стало защитить. Запечатав письмо воском, Гермиона отправила его с очередной гостиничной совой.

Она решила не рассказывать Драко про письмо Перси: несмотря на шаткий мир, установившийся между ними с момента возвращения из Каминного узла, Драко был странным – слишком переменчивым.

Временами он был с ней очень мил – настолько специфически, что это даже пугало её: то он брал её под руку на улице, то она ловила его взгляд – такой, словно Драко надеялся увидеть сквозь неё что-то ещё… он был по-прежнему вздорным, кричал и огрызался, говорил гадости и пытался выйти из-под контроля. С каждым разом их ссоры становились всё продолжительнее и продолжительнее.

Дата добавления: 2015-07-13