Часть первая: И пал свет 1 страница

Коли придется мне уйти,

Любимая, не говори:

«Увы, меня забыл он».

Ты ждать сумей и песни пой,

Храня души спокойный сон.

В долине Смерти кровь и боль,

И диких тварей там юдоль.

Душа оцепенела.

Средь блеска звёзд и монстров рёв

Ты мне с небес пропела.

Алун Льюис. P.S. к Гвено

– Бли-ин… – Эйдан Линч покрутил головой, ознакамливаясь с обстановкой. – Однако этот Гарри Поттер разнёс твою хату просто вдребезги и пополам, Вик.

– Не называй меня «Вик», – огрызнулся наматывающий круги по комнате Крум. Он не мог оторвать глаз от бардака в спальне: распахнутый и вывернутый наизнанку гардероб, верёвки, болтающиеся на столбиках кровати, расшвыренные клочья бумаги, распахнутое окно, из которого в комнату лился холод. А также сброшенное на пол и изгаженное чьими-то грязными ботинками синее вязаное покрывало.

– Если Гарри переживет все свои нынешние проблемы, я непременно осчастливлю его здоровенным счетом за этот погром.

– Да уж… – Эйдан Линч подцепил привязанную к кровати верёвку. – А чувак знает толк в вечеринках.

– Итак, что у нас тут? – заглянул в комнату Сириус – усталый, взъерошенный, с залёгшими под глазами тенями. – Зацепки есть?

Эйдан запихнул верёвку в карман и пожал плечами:

– Ничего существенного: Гарри тут переоделся, прихватил кое-какое оружие. Что-то пригорело на кухне – понятия не имею, что именно. А что вы нашли?

Суриус мотнул головой:

– Через камин в гостиной велись разговоры, однако зола давно остыла, так что я ничего конкретного сказать не могу, – он посмотрел на Виктора: – Спасибо, что приютил Гарри, – эта фраза прозвучала заметно мягче предыдущих.

– Это Флёр настояла, – ответил Виктор, – я согласился только под её давлением, – он обвел комнату хмурым взглядом. – Покрывало вязала моя мама, – он наклонился к нему и оцепенел.

– Что такое, Виктор? – напрягся Сириус.

– Кровь, – и действительно, под отброшенным в сторону покрывалом пол был в густых чёрных подтёках. Линч распинал усыпавшие пол бумаги, под которыми обнаружилась ведущая к дверям жирная кровавая полоса.

– Кого-то волокли… Кого-то окровавленного… раненого… потом перенесли через порог…

– Спокойствие, только спокойствие, – в дверном проёме появился Ремус, – это не Гарри и не Драко, – он недовольно передёрнул плечами, не сводя глаз с Сириуса. – На крыше труп. И…

– И что?.. – Сириус всё ещё не отошел от шока при виде крови.

Ремус вздохнул:

– Сам увидишь.

Они двинулись наверх, возглавляемые Виктором: солнце почти село, западный край пражского неба переливался алым и золотым. И Ремус был прав: на крыше действительно лежал покойник: мужчина в чёрном с перерезанной глоткой окаменел, выгнувшись дугой в кровавом озере. А вокруг столпились фестралы – пять или шесть, они окружили труп, погружая морды в кровавую жижу. Поднявшиеся на крышу люди были встречены вскинутыми головами и нервным ржанием.

– Это из-за меня, – пояснил Ремус. – Даже кони мертвецов не выносят волков…

Виктор мрачно таращился на тело:

– Это один из людей Вольдеморта. А фестралы – просто мухи, слетевшиеся на падаль. Мне разогнать их?

– Что-то я не пойму, о чём вы, – жалобно вклинился Эйдан.

– Считай, тебе крупно повезло, – откликнулся Сириус. Судя по глазам, он от беспокойства места себе не находил.

– Это не просто мухи, – Ремус замотался в мантию и медленно приблизился к фестралам; два попятились, один взмыл в воздух. Люпин замер, тихо забормотал, потом – ещё медленнее – приблизился к самому крупному и, наклонившись, зашептал что-то в подрагивающее ухо. Фестрал заржал в ответ – низким, утробным звуком, крайне неприятным для слуха.

Ремус распрямился.

– Мальчики верхом отправились в крепость где-то в румынских горах. Этот фестрал знает, где конкретно и, если мы пожелаем, доставит нас на место.

Сириус стоял, разинув рот:

– Я и не знал, что ты способен разговаривать с фестралами…

– Я овладел массой мёртвых языков, – слабо улыбнулся Ремус.

– А вот каламбурить так и не научился, – теперь Сириус тоже стоял рядом с крылатым конём. Схватившись за гриву, он взлетел ему на спину, а потом протянул руки, помогая взобраться Ремусу – вскарабкавшись, тот покрепче ухватился за мантию Блэка.

– Нам отправляться следом? – поинтересовался Виктор, изучая фестрала с некоторой неприязнью.

– Нет, вы останетесь и свяжетесь с Дамблдором, расскажете, что произошло, – приказал Сириус. – Поглядим, кого он пошлет за нами… Чёрт! Пусть сам отправляется – есть у меня ощущение, будто нам потребуется вся возможная помощь. Спасибо, что поспособствовал, Виктор…

Крум кивнул.

– И… Эйдан…

– Да? – вскинул голову Линч.

– Ты болван, – Блэк вонзил колени в фестраловы бока, и тот унес их с Люпином в ночное небо.

* * *

– Вот и приплыли, мальчики, – обращаясь в некотором смысле к самому себе, произнес Драко. – Да… это мы удачно заглянули. Ну, пришла пора повеселиться.

Они стояли на гряде. Внизу расстилалась долина. Тропинка резко ныряла вниз, петляя меж устрашающе острых скал и соскальзывая с глинистых обрывов прямиком в долину, что была окружена горами, заснеженные вершины которых терялись в облаках.

В центре долины вздымалась крепость – признаться, после хогвартских зубчатых башенок Гарри ожидал узреть нечто более замкоподобное, ибо то, что предстало перед ним, являлось натуральным фортом: по одному окну на каждой стороне, причём на недосягаемой высоте, толстенные грубо отёсанные каменные стены и сторожевые башни по углам.

Гарри изогнул бровь:

– Внушает.

Тонкая рука Драко указующе махнула в сторону замка:

– Ах, эти воспоминания… – ностальгически вздохнул он, – детство… лето в деревне… Когда слуги выказывали неповиновение, домашние грифоны уносили их в далёкие горы и швыряли на скалы. А матушкин пекинес как-то был сожран вампирами… Куда уходит детство… Радужные деньки… – он завершил сентенцию элегической улыбкой. – Ах, как же быстро они выцвели.

Гарри поскрёб грязной рукой лоб:

– Да-а… Самое то для лета, Малфой. Позволь полюбопытствовать, где ты, в таком случае, проводил Рождество? В Мордоре?

– На самом деле в «Мире Диснея», однако даже не представляешь, насколько в правильном направлении ты мыслишь.

– Ну, коли ты так говоришь… – Гарри прищурился, силясь пронзить взглядом быстросгущающиеся сумерки.

У подножия крепостных стен суетилась охрана, издалека напоминающая чёрные ручейки муравьёв; на крыше пылали огни, и тёмные завитки дыма кудрявились в синем воздухе. Гарри сделал ещё шаг вперед. Под ботинком что-то металлически хрустнуло. Он опустил удивлённый взор: в серой глине что-то блестело. Погнутая застёжка для плаща тёмно-золотистого сплава с багровым камнем посередине, чем-то похожим на полуприкрытый сонный глаз. Он узнал её немедленно, такую ни с чем нельзя было спутать:

– Это Рона.

Драко подошёл и стал рядом, справившись с восхождением как-то до странного быстро. Слизеринец выглядел усталым, но не сильнее, чем раньше, – разве что тени под глазами поголубели ещё больше.

– Уизли, говоришь? Да, припоминаю – кажется, он постоянно её носил. Меня ставило в тупик его стремление всё время таскать на себе в качестве украшения окаменелый глаз василиска. Это как-то уж слишком по-слизерински.

Гарри сжал фибулу в кулаке.

– Значит, Рон тут…

– Вроде бы мы здесь очутились именно по этой причине, разве нет? – заметил Драко.

– Конечно… просто… всё равно это как-то слишком внезапно, – Гарри стиснул застёжку и сунул её в карман. Затем перевёл дрогнувшее дыхание и потянулся к мечу.

– Пора. Вытаскивай свой меч, Малфой.

Драко взглянул на него из-под полуопущенных век – в упор, но чуть отчуждённо, словно бы сквозь стекло. Сейчас, засыпанный от волос до ботинок серой пылью, он походил на призрак. Потом, наклонившись к Гарри, он внезапно коснулся быстрым поцелуем его щеки своими сухими от усталости и грязи губами:

– Ave, Caesar. Morituri te salutant, – и тут же отстранился, встретившись с ошеломлённым взглядом.

– Это что – типа «да»? – уточнил гриффиндорец.

Драко обнажил меч, тускло блеснувший в закатных лучах.

– Это типа «двум смертям не бывать, а одной…» – он отпихнул Гарри и оказался первым, кто шагнул на ведущую к крепости финишную прямую.

* * *

– Никогда… Ты никогда не умрёшь, Вирджиния, душа моя. Ты будешь жить вечно, жить рядом со мной, напоминая о приведшей меня в мир плоти, пусть даже остальная вселенная погрузится в пламя и рассыплется прахом. Придёт конец всему сущему – однако мы всё равно будем вместе, правя пустотой…

Он светло улыбнулся своим словам. Джинни захотелось закричать, но она внезапно осознала, что утратила способность вообще издавать какие-либо звуки; вцепившись в раму зеркала, она просто смотрела на него. Том повернулся, пошёл прочь, сверкая серебристой отделкой мантии.

Снова открылась дверь, хотя она её и не увидела, – и он, так и не обернувшись, просто исчез.

Пальцы Джинни разжались. Она беззвучно осела на пол.

Она не знала, сколько просидела так, свернувшись клубочком и давясь слезами, пока какой-то звук не заставил её поднять голову. Звук открывшейся и закрывшейся где-то далеко двери. Она вытерла глаза тыльной стороной руки и поспешила подняться на ноги.

…Том, – ужас обуял её, – он возвращается.

Правая рука сама собой вцепилась в кулон на шее.

– Том?.. – прошептала она.

– Нет, – откликнулся знакомый голос, – это не Том.

Зашуршала ткань, и из ниоткуда возникли две белые руки, а следом – знакомая голова с каштановыми волосами. Джинни в оцепенении захлопала глазами, когда мантия-невидимка – а что это еще могло быть? – упала. Перед ней стояла Гермиона – в рваных джинсах и старой паддлмерской майке.

– Честное слово, Джинни, ну ты даёшь, – покачала она головой, – это же надо так вляпаться…

* * *

– Гермиона! – Джинни едва не кинулась подруге на шею, но замерла при виде хмурого лица. – Как я рада тебя видеть… В смысле – не тому рада, что ты тут, потому что кошмарней место встречи придумать сложно, – я просто рада видеть знакомое лицо… – неуклюже закончила она. – И рада, что ты жива-здорова.

– Вовсе нет, – вздохнула Гермиона. – Я не жива-здорова. Как, впрочем, и остальные.

– Я знаю, – кивнула Джинни, – я только что говорила с Томом. Он хочет…

– Я слышала, – устало махнула рукой Гермиона, – вернее, слушала. Прости, конечно, что оказалась невольной свидетельницей, однако я совсем даже не предполагала, что Том заявится так внезапно. И уж точно не ожидала, что он начнёт таким образом признаваться тебе в любви. Честное слово, Джинни, тебе не кажется, что ты со своей тягой к мальчишам-плохишам зашла как-то чересчур далеко?

Джинни плюхнулась на кровать.

– Он вовсе меня не любит. Ты же слышала его слова – я просто напоминаю ему о тщете всего сущего или типа того.

Гермиона закатила глаза:

– Слушай его больше. Правда в том, что, глядя на тебя, он чуть ли не слюной захлёбывается – господи, какая гадость, какая мерзость, какая удача – надо использовать это в нашу пользу, – она сунула Джинни в руку какой-то принесённый с собой свёрток. – Переодевайся.

Джинни развернула: в руках заструилась сине-зелёная ткань – платье с золотисто-зелёной вышивкой по лифу.

– Хочешь, чтобы я это надела?

– Нет! Хочу, чтобы ты запекла его в пироге, – раздражённо тряхнула головой Гермиона. – Да, я хочу, чтобы ты надела это платье и ради меня пошла и переговорила с Томом. Чем ты красивей, тем быстрее размякнет его мерзкое чёрное сердчишко и тем быстрее он даст тебе то, о чём ты попросишь.

– Ты хочешь, чтобы я попросила об отмене церемонии… Он ни за что не согласится, Гермиона…

– Знаю, – медленно кивнула та. – Я вовсе не хочу, чтобы ты просила отменить церемонию. Напротив – ты должна сделать всё, чтобы она состоялась.

* * *

Из зеркала на Джинни смотрела прекрасная незнакомка. В голубом платье, которое она натянула прямо поверх белой ночной рубашки, Джинни выглядела по-королевски величественно. Да, с такой особой будут считаться. Она перевязала забранные назад волосы лентой и повернулась к подруге.

– Грандиозно, – произнесла Гермиона.

– Спасибо, – деревянным голосом поблагодарила Джинни.

Гермиона слабо улыбнулась – на её щеках обозначились ямочки:

– Рисенн сказала, будто платье заколдовано, чтобы смотреться идеально, кто бы его ни надел. Я вот думаю – наверное, Малфои всегда носят одежду из зачарованной ткани, дабы производить неизгладимое впечатление на окружающих…

– Рисенн? – прищурилась Джинни. – Так ты у неё его раздобыла? – Гермиона кивнула, и Джинни покачала головой: – Или ты с ума сошла? Как можешь ты ей доверять?!

– Я знаю. Прости, – вздохнула Гермиона, присаживаясь на кровать и запуская пальцы в растрёпанную шевелюру. – Наверное, я всё же немного истеричка: весь этот план и… ну… – она осеклась и крепко зажмурилась. – Джинни, у нас только один шанс. Единственный шанс всё остановить. Я думала, что сделаю это вместе с Гарри… Но его тут нет, и я до смерти боюсь за него… И за Драко тоже…Я-то думала, они будут рядом, но увы – я одна, совсем одна, и мне так страшно…

– Ничего подобного, – возразила Джинни. – В смысле – ты не одна.

Гермиона открыла глаза и снова уставилась на Джинни, будто бы впервые увидев ее – именно её саму, а не завернутую в блестящую упаковку кульминацию всего задуманного.

– Знаю… – её голос смягчился. – Спасибо тебе за храбрость. Хочешь еще раз пробежаться по основным пунктам?..

– Нет, – медленно откликнулась Джинни. Неужели у неё действительно есть сила, которую в ней видит Гермиона, – сила, при помощи которой она одолеет Тома? Она сама в этом почему-то сомневалась. – Нет, план я поняла, я знаю, что должна сказать.

– Отлично, – кивнула Гермиона.

…А у нее измочаленный вид, – осознала Джинни. Бледное лицо, тёмные круги под глазами, синяки на скулах.

– И ещё – не вздумай хоть кому сболтнуть, что я жива или что ты меня видела. Никому, даже Драко или Гарри. Поняла? Пообещай, пожалуйста.

– Поняла, – тихо кивнула Джинни.

Гермиона слабо улыбнулась.

– Не сомневаюсь. Я в тебя верю, – она поднялась и исчезла, закутавшись в мантию. – Теперь самое время довести до ума мою часть… – произнёс откуда-то слева от Джинни её голос.

Джинни опустилась на кровать, и радужный шёлк зашелестел.

– Гермиона…

– Да?..

– Удачи.

* * *

– Тут нет двери! Почему ты не предупредил, что дверей не будет?

– Раньше тут была дверь, – голос Драко был таким же измученным и усталым, как и голос Гарри. – В смысле, если тут её не было, то мой разум не в состоянии уловить, как мы входили и выходили из этого чёртового местечка, – он поскрёб загривок. – Может, стоит обойти замок ещё разок?

– Мы уже три круга намотали, – сообщил Гарри, осторожно выглядывая из-за валуна, который они выбрали в качестве укрытия, завидев приближающийся отряд стражников. Сейчас дозор уже ушёл, однако дверь от этого не материализовалась – ни дверь, ни какой-либо другой вход.

Ситуация начала приобретать какой-то дурацкий оборот.

– Надо придумать что-нибудь ещё. К счастью…

– Только не это! – взвыл Драко.

–…у меня есть план, – закончил Гарри.

– Господи, а я-то надеялся, что окончу свои дни, так и не услышав от тебя этой фразы.

– Это хороший план, – уточнил Гарри, надеясь, что дрогнувший голос будет воспринят как обиженный тон: он ненавидел, когда Драко в очередной раз заводил песню о собственной смерти. Пусть он знал, почему тот так поступает, – легче от этого всё равно не становилось.

Драко прислонился к валуну.

– Валяй, Поттер, выкладывай.

– Короче, так: один из нас должен пробраться внутрь…

– Я бы сказал – даже оба. Так что твой план не годится с самого начала.

– Ничего подобного!

– Ах, прости: конечно же, мне стоило сказать – никуда не годится иди же вообще «полный отстой». Ты в курсе, настолько я не переношу столь примитивный жаргон, и тем не менее…

– Малфой, умолкни хоть на секунду и послушай, – Гарри помедлил немного, пытаясь привести мысли в порядок, затем продолжил: – Итак, тут нет дверей, верно? Значит, нам остается либо пролезть внутрь через окно, либо взобраться на крышу.

– Стены не слишком подходят для того, чтобы по ним карабкаться, – приподнял брови Драко, – полагаю, имелись причины сделать их гладкими, не находишь?

– Нахожу, нахожу. Я и не предлагал по ним карабкаться.

Брови Драко оставались приподнятыми:

– Тогда как?..

– Один из нас ливиознет другого, – предложил Гарри. – Думаю, ты – меня, а потом, пробравшись в крепость, я помогу войти внутрь тебе.

– А, ну да, конечно, ведь тебе же известны все ходы и выходы, – резко заметил Драко. – Уж если кого и зашвыривать внутрь, то по всем причинам это должен быть именно я: я знаю внутреннюю планировку, я знаю, как добраться до главного входа, я знаю, как вернуться обратно, избежав встречи со стражей. Кроме того, моих сил сейчас не хватит даже на то, чтобы и мышь левиознуть – а она, согласись, куда меньше такого дылды, как ты.

– Ага, так, значит, в общем и целом это всё же хороший план!

– Я этого не говорил. Это просто ужасный, донельзя дурацкий план. И потом, кстати говоря, левиознуть человека куда сложней, чем ты думаешь. Могу сказать на собственном примере…

– Знаю, – перебил Гарри, – Гермиона рассказывала, но ведь тогда вы оба использовали Подъёмные Заклинания, а сейчас всё пойдёт как по маслу. И потом, – добавил он, – у тебя всё равно нет идейки получше, верно? – Драко ответил яростным взглядом. – Так я и думал, – Гарри поднял правую руку, и шрам на ладони забелел в свете поднимающейся луны. – Готов?

Драко с видом побеждённого отошёл от камня и сунул руки в карманы.

– Эти дебильные гриффиндорские планы – вечно балансируешь между жизнью и смертью… Давай уж, что ли, не тяни…

– Wingardium leviosa! – воскликнул Гарри, вмиг ощутив знакомую пульсацию энергии в руке, и Драко поднялся в воздух – не так, как сделал бы это, будь он верхом на метле, а словно вздёрнутый вверх невидимыми нитями. Гарри поднимал руку выше и выше – и Малфой взмывал вверх, пока его сияющая шевелюра не растаяла в сумерках, а сам он не обратился в тёмную точку, быстро и целеустремлённо поднимающуюся вдоль крепостной стены.

Сделав шаг от валуна, Гарри прищурился… и напоролся на вывернувший аккурат в этот момент из-за угла патруль. Он услышал яростно-удивлённый вопль, покачнулся; один из охранников тут же вцепился в его поднятую руку: Гарри увидел, как маленькая точка, являвшаяся Драко, резко метнулась в сторону, а потом с силой шмякнулась об стену. Но тут его окружили люди с оружием наголо, и он потерял слизеринца из виду.

* * *

Гермиона ушла, а Джинни продолжила сидеть, таращась на своё отражение в зеркале, висящем на противоположной стене. Она походила на призрака – неуместного, едва реального: бледное взволнованное лицо над ярким платьем, и всё это в обрамлении тёмного прикроватного полога.

Гермиона велела сидеть и ждать прихода Тома. Джинни сама не могла понять, почему она сразу ей поверила, однако альтернатива, состоящая в том, что ей придётся стать содержанкой Тома, когда весь волшебный мир будет корчиться, умирая во прахе, когда дорогие и любимые ей люди будут погибать один за другим…

Да, пожалуй, гермионин-то план всяко получше будет.

Кстати, её всегда интересовало, что в ней такого нашёл Том, – как всё можно объяснить, уложить в слова; и вот сейчас она находилась в смятении: нет, это всё же никак не являлось любовью, что бы Гермиона ни говорила, и всё же…

Нечто странное было в том, как он смотрел на неё, нечто от взгляда Драко – может, только потому, что оба эти юноши хотели её?.. Во всяком случае, Драко её точно хотел однажды. Она не сомневалась в этом не потому, что он поцеловал её тогда, – зная его, она могла с уверенностью утверждать, что поцеловаться с человеком, совершенно для него ничего не значащим, поцеловаться со вкусом, толком, расстановкой – для Драко раз плюнуть. Но вот трепетание его рук, когда он взял в ладони её лицо, оно сказало Джинни гораздо больше, нежели любые слова.

…Едва ли мы увидимся снова, – мрачно подумала Джинни и поднялась, собираясь плеснуть себе на лицо пару пригоршней воды. На полпути она замерла и широко распахнула глаза: за окном маячила какая-то крупноватая для птицы фигура – маячила, приближаясь, пока…

Пока окно не взорвалось, хлынув волной битого стекла, и, несомый этой волной, в комнату не вплыл Драко Малфой собственной персоной, навзничь хлопнувшись об пол в брызгах серебристых осколков.

Джинни опрометью кинулась к нему – он походил на заколдованного прекрасного принца, чей гроб хрустальный только что разбился.

– Драко? – прошептала она, падая рядом с ним на колени, наплевав на стекло. Бережно убрала с лица его руку, на краткий миг заподозрив, что все уже кончено: удар был просто жутким. Тем паче, что Драко лежал, неподвижный среди угрожающе поблёскивающего битого стекла, весь посечённый осколками – лицо, руки, одежда, ставшая лохмотьями… Стиснув его ладонь, она наклонилась ближе и повторила: – Драко?..

Он открыл глаза – именно такие, какими она их и помнила: удивительно чистого серого оттенка, без примесей коричневатого или же голубого. Эти глаза медленно и потрясённо изучили её лицо, потом губы дрогнули, будто бы он собирался что-то сказать, и она, нежно сжав его руку, безмолвно попросила не останавливаться, а потому он наконец заговорил. Тихо, словно бы даже в некотором смятении:

– Джинни-чтоб-тебя-Уизли. Ты-то что тут делаешь?!

* * *

Больно. Очень больно.

Это было первое, что он осознал, очнувшись. Туго связанные за спиной руки болели – резко в запястьях, тупо в плечах. Голова гудела так, будто он бился ею об печную трубу. Застонав, Рон перевернулся и осмотрелся: он лежал на какой-то металлической платформе, подвешенной на цепях к потолку Церемониального Зала. Прыгать было высоковато даже с развязанными руками и даже не на каменный пол.

Само по себе помещение напоминало конус со снятой вершиной – сквозь отверстие наверху Рон видел небо, звёзды и льдисто-серебряную луну. Внизу тускло поблёскивали зеленоватые каменные плиты изукрашенного затейливым узором пола, по центру которого какой-то чёрно-красной краской (как надеялся Рон) была выведена пятиконечная звезда, по четырём лучам которой располагались четыре предмета: зеркало, кинжал, меч и чаша. Чашу он узнал немедленно – та самая, которую они с Гарри и Гермионой стащили из музея.

…Значит, церемония вот-вот начнётся, – тупо осознал он.

Покосившись в сторону, увидел копошащегося Червехвоста: тот деловито вкручивал в стену какие-то железные кольца, оказавшиеся, при детальном рассмотрении, кандалами.

Рядом с пентаграммой, беседуя с незнакомым черноволосым юношей, стоял Вольдеморт. Распахнулись двойные двери, в зал вскользнула Рисенн – настолько торопливо, что её смоляные волосы вились за ней, будто по ветру. Она подлетела к собеседнику Тёмного Лорда и что-то зашептала на ухо; коротко кивнув, тот поклонился Тёмному Лорду и вышел, едва не столкнувшись в дверях с идущим ему навстречу Люциусом. Отступив со странной улыбкой на лице, Малфой-старший пропустил Тома, добрался до Вольдеморта и возвестил – достаточно громко, чтобы Рон мог разобрать слова:

– У крепости гости, мой господин. Их видела охрана.

– Ах-х-х-х… – выдохнул Вольдеморт. – Поттер?

– Да, господин, похоже на то.

Сердце Рона дернулось и отчаянно заколотилось о рёбра.

– Моего сына с ним нет, – добавил Люциус. Вольдеморт приподнял брови. – Полагаю, он умер во время перехода через горы.

– Червехвост! – окликнул Тёмный Лорд. – Одну пару кандалов можешь убирать.

Червехвост выпрямился, блеснула металлическая рука.

– Тем легче, – Рон не понял, имел ли тот в виду кандалы или же вероятную кончину Драко.

– Ну, Поттер – это лучше, чем ничего, – прошипел Вольдеморт. – Наконец-то. Как только он доберется сюда, начинаем церемонию.

Рон понимал – для него это означает верную смерть, и всё же в груди запело: Гарри здесь, Гарри пришел за ним! Впервые за много недель он ощутил вспышку надежды.

* * *

– Чтоб-тебя-Уизли – сказано прямо не в бровь, а в глаз, – огрызнулась, усаживаясь на пятки, Джинни. – До чего же мило, Малфой. Мог бы хотя б для вида изобразить радость.

– Ничего подобного – я вовсе не рад тебя видеть, – он на миг прикрыл глаза: увидев иссиня-чёрные веки, Джинни умолкла, так и не сказав ни одного вертящегося на языке гневного слова. Он тут же встревоженно взглянул на неё снова: – Гарри… – и поднялся на ноги, зазвенев посыпавшимся с него конфетти битого стекла. Юноша вернулся к разбитому окну. Сжавшись от волнения, выглянул наружу. Джинни присоединилась к нему.

– С тобой был Гарри?

– Он меня сюда и поднял, – кивнул Драко. – Решил, что, оказавшись на крыше, один из нас поможет пробраться внутрь другому…

– Пробраться – и что потом? – поинтересовалась Джинни. – Вы решили, будто вдвоем положите всю вольдемортову стражу, да?

Драко метнул в неё сухой взгляд:

– В твоём изложении наш план как-то неважно выглядит, – он снова высунулся из окна, и его напряжение усилилось: внизу сейчас точно никого не было, даже охраны. Только голые камни. Драко зажмурился и вздохнул.

– Драко, а что, если…

– Погоди, – он вскинул руку вверх, будто погружаясь в глубокие раздумья, а когда через мгновение снова открыл глаза, бледные губы сложились в некое подобие улыбки: – С ним всё в порядке, он просто спрятался за угол замка и ждёт, когда я подам знак, – Малфой почесал затылок длинными пальцами. – Полагаю, не стоит тебя спрашивать, в курсе ли ты, где находится парадный вход?

Джинни помотала головой:

– Я даже не знаю, как выбраться из этой комнаты, – призналась она. – Дверей нет, есть только одно окно. И то ты разбил.

– Наверное, ты не прочь его восстановить, – вяло кивнул Драко.

– У меня нет палочки.

– Зато у меня есть, – Драко вытащил свою волшебную палочку из рукава и безо всяких колебаний – к удивлению Джинни – протянул ей. Чужая палочка в твоей руке – м-да, было в этом что-то весьма интимное… Во всяком случае, палочка Драко уж точно переполнялась его индивидуальностью, хотя как она это осознала, Джинни сама понять не могла. Если для палочек существовало такое понятие как «настроение», то эта, несомненно, наблюдала за ней с «холодным удивлением». Драко проводил её слабой улыбкой:

– Вперёд, она – хорошая девочка.

Гриффиндорка взмахнула рукой и быстро репарировала окно: осколки слетелись воедино в целёхонький квадрат, а Джинни меж тем искоса изучала Драко: выбеленная, словно кость, кожа, синюшные круги под глазами, бескровно-белая линия губ.

– Драко, может, тебе присесть? – предложила она, опуская палочку.

Даже это мимолётное движение было настолько усталым, что сердце оборвалось у Джинни в груди: когда он пошёл к кровати и осторожно опустился на неё, она отметила выверенную чёткость движений; присущая ему грация никуда не исчезла, однако же появилась некая неуверенность, которая никогда с ним не ассоциировалась. Привалившись к подушкам всё с тем же рисунком из чёрных терниев, он начал рассматривать свои руки, все в мелких порезах – белые линии на белоснежной коже.

– Можешь себе представить, я этой комнаты не помню, – заметил он, – может, потому что её использовали в качестве камеры. Хотя всё равно отсюда должен быть выход, ведь другие же как-то входят и выходят, верно?

– Наверное, – неуверенно согласилась Джинни, которая не видела Тома выходящим – она закрывала руками лицо. Тут ей пришло в голову, что Драко, в принципе, стоит рассказать о Томе; она медленно подошла к кровати и присела, поглядывая на Малфоя, возлежащего на чёрных покрывалах. Чёрный всегда шёл ему, служил прекрасным фоном для его льдистой красоты. Вот и сейчас – бледный до белизны, почти прозрачный, – и всё же прекрасный вопреки усталости… Ей показалось, будто она прямо сквозь него может смотреть на свет, и тот непременно будет виден, как просвечивает огонёк газовой лампы сквозь тончайшую папиросную бумагу.

– Я не обратила внимания…

– Тш-ш! – внезапно остановил её Драко и качнулся вперёд, тронул ленту, удерживающую её локоны. – Мне нравится, когда у тебя волосы вот так вот… – он улыбнулся, настолько по-старому знакомо, что у Джинни участился пульс. – Люблю и надеюсь…

Кровь прилила к лицу Джинни:

– Что?

– Подвеска, – рука Драко соскользнула вниз, к ямочке у основания шеи. – J’aime et j’espere… «Люблю и надеюсь»… – Откуда у тебя этот кулон?

– Не помню, – соврала она.

– А, не обращай внимания – простое любопытство, – рука Драко упала. – Дело в том, что у матери был когда-то кулон, похожий на этот. Ей подарил отец. Нечто вроде фамильного сокровища, – он снова улыбнулся. – «Но любовь продолжает надеяться там, где разум впадает в отчаяние…» – прелесть, что за сантименты, а?

– Не нахожу, – возразила Джинни, – я знаю: тебя тошнит от сантиментов.

– Сейчас слово «сентиментально» я использовал в его весьма узком смысле, дражайшая моя, – лёгким взмахом руки Драко вновь напомнил ей того, кем когда-то являлся. – Сие подразумевает, во-первых, выражение некой мысли, во-вторых, поведенческую особенность, в-третьих, крылатое изречение, в-четвёртых…

Дата добавления: 2015-07-13