Путь к рассвету. 20 страница

Г'Кар Мудрый простил Лондо его прегрешения. Сумел даже высоко оценить его, хотя и не за то, каким Лондо стал в действительности, но за то, каким он мог бы стать... и до сих пор еще мог бы стать.

<Рука короля> будет обагрена кровью Императора, и при мысли об этом решимость Г'Кара дала сбой. Он видел, что Лондо смирился с той судьбой, которой, по мнению императора, все равно было уже не избежать, и что-то в этом добровольном жертвоприношении ужасало Г'Кара. Не может быть, чтобы не нашлось какого-нибудь другого выхода. Шеридан и Деленн должны спастись, да. Но должен же быть и для самого Лондо способ спастись, какой-то выход, который не будет стоить ему жизни. Не может быть, чтобы все вот так просто кончилось хладнокровным убийством... Даже если жертва сама об этом просила. Ведь он не палач. Он Г'Кар, сын Г'Карна, мудрец, писатель, одновременно и учитель, и ученик Вселенной, и он не может, не вправе совершать такие поступки.

И как только он пришел к такому выводу, его хватка на горле Лондо стала ослабевать, поначалу совсем незаметно...

И в этот момент Страж проснулся.

* * *

<Опасность! На нас напали! Нас хотят убить!>

Так воззвал Страж в смятении и страхе. Он сразу понял, что его носителю угрожает смертельная опасность, и это ставит под угрозу и его собственную жизнь, потому что оба они неразрывно связаны, ни один из них неотделим от другого. Страж мог бы разорвать связь с носителем, но это был бы длительный и мучительный процесс, требовалось время... а времени как раз и не было. Впрочем, у Стража имелись еще и другие возможности постоять за себя.

В первые годы их партнерства Страж оставался не более чем наблюдателем. Но шло время, и он так основательно врос в нервную систему Лондо, что в моменты стресса мог теперь полностью брать под свой контроль тело носителя.

<Останови их, Лондо! Мы любим тебя! Мы заботимся о тебе! Мы никогда не покинем тебя!>

Стража охватил такой ужас, какого он никогда еще не испытывал с момента созревания. С того момента, когда Шив'кала вынул его из гнездилища, и он увидел перед собой центаврианина и пришел в ужас от этого зрелища. Тогда он настолько испугался Лондо, что задрожал в объятиях Шив'калы. Но Дракх сумел успокоить его, убедив, что все будет хорошо, и в самом деле, до сих пор так оно и было.

Но только не теперь.

<Защити нас, Лондо! Защити нас! Спаси нас! Лондо, мы же любим друг друга!>

И руки Лондо взмыли вверх, не по его собственной воле, но по команде Стража. И по команде Стража руки Лондо вцепились в Г'Кара, яростно сомкнувшись на горле Нарна.

--------- Глава 13 ---------

- Я Дунсени, а это Касо, - торопливо представил их Дунсени, продолжая идти по коридору. - Я говорю вам об этом с тем, чтобы, если все сорвется, и мы умрем, вы бы знали, чьи имена вам проклинать при последнем вздохе.

- Очень мудро, - ответила Деленн. Она бросила обеспокоенный взгляд на Шеридана, который внезапно вновь, похоже, стал неуверенно держаться на ногах. Дунсени поспешил вперед, за ним последовал Касо, указывая путь Шеридану и Деленн. На всякий случай юноша не опускал руку с оружия, чтобы быть наготове, если, паче чаяния, кто-нибудь попытается помешать им.

Внезапно ноги Шеридана опять начали подгибаться. Он прислонился к стене, чтобы не упасть. Деленн схватила его за руку, на ее лице не осталось ничего, кроме беспредельной тревоги.

- Что с тобой?

Шеридан пытался побороть охвативший его приступ, чем бы ни был он вызван, но все безрезультатно.

- Меня... тянет обратно. Давай, спеши, не жди меня.

- Нет. Я тебя не оставлю, - решительно ответила Деленн, покачав головой.

Шеридан оторвался от стены и попытался идти дальше, и даже сумел свернуть в следующий коридор... Но затем боль взяла верх над ним.

- Нет. Не могу... Время сильнее меня...

Деленн крепко обняла его.

- Тогда возьми с собой в прошлое мои слова. Береги как зеницу ока те мгновения, которые еще есть у тебя. Наслаждайся каждым прожитым мигом, пока это еще будет в твоих силах, потому что иной возможности у тебя уже не будет.

Деленн знала, что она не вправе сказать ничего сверх того, что она уже сказала ему. Что она не вправе воспользоваться шансом изменить прошлое. Кто же может знать наверняка, к каким изменениям могут привести ее слова? Если они окажутся неправильными, то и Дэвид, возможно, так никогда и не будет рожден, и Тени, возможно, окажутся триумфаторами в той войне... да все, что угодно, может случиться. Ведь не было никакого способа выяснить, и никакой инстинкт, никакой здравый смысл не мог ей ничего подсказать, не мог убедить ее, что не стоит раскрывать рот...

И потому она, словно со стороны, услышала, как ее грешный рот произносит запретные слова:

- Джон... услышь меня, не летай на З'Ха'Дум. Ты понял? Не летай на З'Ха'Дум...

Отчаянно вцепившись в него, Деленн желала лишь одного - защитить его своим телом от любых невзгод, но внезапно Шеридан оторвался от нее и шмякнулся об стену, словно его ударил огромный невидимый кулак. Его начало трясти, голова дергалась то туда, то сюда, а затем, с невероятным усилием, он сумел сфокусировать свой взгляд на Деленн.

- Деленн... - прошептал он. - Я... у меня что-то с головой, я... - Он в полном недоумении огляделся по сторонам. - Как мы здесь оказались? Как...

Касо остановился и замер в ожидании. Он смотрел на них с едва сдерживаемой нервозностью, явно весьма обеспокоенный тем, что поблизости может появиться кто-нибудь. Осознав, что вышла непредвиденная заминка, Дунсени оглянулся и нетерпеливым жестом предложил им последовать вперед.

- Чего вы ждете? - требовательно спросил он.

Шеридан переводил недоуменный взгляд с одного на другого.

- Вы... ведете нас к Лондо?

- Мы только что побывали у него, - ответила Деленн. - Джон... мы не можем задерживаться здесь, чтобы обсуждать это. Давай позднее. Тогда мы сможем...

Внезапно Шеридан вцепился в руку Деленн с такой силой, что боль передалась даже в ее плечо. Впрочем, он тут же спохватился и ослабил хватку.

- Вавилон 4, - прошептал он. - Флуктуации времени... Это ведь было оно...

- Да, - ответила Деленн, испытывая некоторое облегчение от того, что ей не придется объяснять ему все от начала до конца.

- Я думал, что у меня внезапно возникло дежа вю, - сказал Шеридан, озираясь по сторонам.

Повинуясь внезапному позыву, Деленн поинтересовалась:

- З'Ха'Дум... Ты...

- Летал ли я туда? - Шеридан кивнул. - Да. - Голос его при этом звучал так, будто он извинялся перед ней, очевидно, помня ее сокровенную просьбу... и чувствуя неловкость за то, что он все равно ее не послушался.

Деленн же почувствовала странную смесь облегчения и боли, нахлынувших на нее одновременно. Облегчение от того, что, хотя она на мгновение и позволила себе слабость, поставив под удар все, что было или могло бы быть... но все-таки ничего не изменилось. И боль от того, что, значит, в ближайшие три года Джон все-таки покинет ее. Время, отпущенное ему как отсрочка смертного приговора, будет истекать. А если бы он не полетел на З'Ха'Дум...

- Ох уж эти <если бы>, - сказал ей Шеридан много лет назад. И с легкомысленной усмешкой пояснил: - Мой отец любил повторять... <Если бы да кабы во рту выросли грибы, то был бы не рот, а целый огород>. - Деленн никогда до конца этого не понимала, но, тем не менее, общий смысл был очевиден.

- Мистер Президент, - сказал Дунсени с чрезвычайно вымученной вежливостью, и жестом указал вперед.

Не вдаваясь в дальнейшее обсуждение, Шеридан и Деленн поспешили дальше по коридору. Серия резких поворотов, и они оказались у выхода из дворца. На близлежащей площадке стоял в полной готовности шаттл.

- Это персональная посадочная площадка императора, - проинформировал их Дунсени. Его поведение со всей очевидностью свидетельствовало, что для императора дать им возможность воспользоваться ею означало исключительную честь. И по мнению Дунсени, поведение Шеридана и Деленн отнюдь не свидетельствовало, что они понимают, какая высокая честь им оказана. - Он выразил пожелание, чтобы я передал вам, что, как он надеется, этот шаттл будет в достаточной мере удовлетворять вашим потребностям.

- А как насчет Дэвида? - тут же спросил Шеридан и повернулся к Деленн. - Где он?

Деленн положила ладонь на его руку и сказала решительно:

- Лондо заверил меня, что с Дэвидом все в порядке. Что он окажется вне этого мира, и об этом Лондо позаботится лично. Идем, - и она потянула Шеридана ко входу в шаттл.

Если бы он тверже держался на ногах и если бы голова соображала сейчас хоть немного получше, Шеридан, наверно, оказал ей большее сопротивление. Но даже и в нынешнем своем состоянии, он все равно возражал, пытаясь упираться, не безапелляционно, но решительно обозначая свое мнение. И каждый шаг сопровождал новым словом или фразой:

- Мы... не... улетим... без... Дэвида...

- Об этом уже позаботились, сэр, - заверил его Касо. Он сопровождал их в шаттл. - Вы должны срочно улететь отсюда...

Очевидно, к Шеридану уже вернулись его обычные решительность и хладнокровие, потому что, стоя уже на пороге шаттла, он вдруг обернулся и обратился к гвардейцу:

- Послушай, сынок. Мы вовсе не <должны> делать что-либо, если это <что-либо> встает поперек дороги чему-то действительно важному; а сейчас для нас самое важное, это вернуть нашего сына. - Хотя у Шеридана и дрожали руки, он потряс пальцем перед лицом Касо. - Если его нет на борту...

- Джон! - раздался взволнованный возглас Деленн, в котором, однако, одновременно звучало и облегчение. - Посмотри!

Дэвид валялся посреди шаттла, словно гигантский тюк с наспех упакованными пожитками. Деленн подбежала к нему, в жажде убедиться, все ли в порядке с сыном. И вздохнула с облегчением, увидев, что грудь юноши вздымается и опускается в удивительно спокойном темпе дыхания.

- Дэвид... Дэвид, проснись...

- Не думаю, что это будет благоразумно. Или даже вообще возможно, - сказал Дунсени. - Он спит, потому что мы дали ему большую дозу снотворного.

- Вы усыпили его! - встревоженно воскликнула Деленн.

- Ну... технически, мы подложили снотворное в его еду.

- Что вы сделали с моим сыном?! - сурово рявкнул Шеридан.

Если, дав волю своему гневу, Шеридан ставил перед собой задачу запугать Дунсени, то он не достиг своей цели. Возможно, во взгляде старого камердинера и появилась тень беспокойства, но лишь очень слабая тень.

- Мы не сделали ничего сверх того, что было необходимо.

Деленн внезапно все поняла. Она отогнула воротник рубашки Дэвида, возле самого его горла. Маленькая протоплазменная лепешка - тварь, именуемая Стражем - по-прежнему сидела на юноше, и единственный глаз чудища был сейчас закрыт. Страж спал, столь же крепко, как и Дэвид.

- Во имя Валена... - прошептала Деленн.

- Как видите, - мягко сказал Дунсени, - мы поступили с ним так же, как в подобных случаях сам император поступает с собой, только терапию провели несколько более интенсивную. Как я уже сказал, это было необходимо. Никому не спастись, если вас двоих увидит его... напарник.... - Лицо Дунсени перекосилось от омерзения. - Возможно, Дракхи и в самом деле покидают нашу планету, хвала Великому Создателю. Но если бы Страж бодрствовал, нельзя сомневаться, что один из их звездолетов нашел бы время, чтобы нанести с небес удар по нашему шаттлу.

- Он еще какое-то время пролежит без чувств, - сказал Касо. - Но, возможно, недостаточно долго, чтобы вы успели добраться до Минбара... хотя, я надеюсь, достаточно, чтобы вы оказались, по меньшей мере, в далеком космосе, в нескольких зонах перехода отсюда.

- Если он все-таки проснется раньше времени, ни в коем случае не говорите ему, где вы находитесь. Мы надеемся, что даже Страж не в силах сообщить Дракхам такую информацию, которой не владеет его носитель. - Дунсени еще раз с беспокойством огляделся по сторонам. - Просто так стоять и разговаривать здесь контрпродуктивно. Улетайте. Немедленно.

Шеридан быстро прошел в кабину шаттла, Деленн осталась возле Дэвида, нежно поглаживая его волосы. Она до сих пор не могла до конца поверить в то, что он снова был с ними. Она взглянула на Дунсени, который стоял снаружи у шаттла и с невозмутимым видом следил, как закрывается его люк. Позади него в отдалении вырисовывались на фоне темного неба контуры горящего города. Как раз в тот момент, когда люк должен был закрыться окончательно, Дунсени сказал - без малейшего намека на иронию:

- Спасибо за визит на нашу прекрасную Приму Центавра. Надеемся, что вы остались довольны путешествием. Прилетайте к нам снова.

И люк закрылся.

--------- Глава 14 ---------

Далеко, далеко от всего этого:

На смертном одре лежала некая женщина-центаврианка.

Служанки, ухаживавшие за ней, порхали вокруг нее, как мотыльки, перелетали с места на место, меняли примочки на ее голове, горевшей в лихорадке, пытались предотвратить обезвоживание и позаботиться обо всех ее нуждах. Но умирающая мало обращала на них внимания, возможно, даже не понимала, что они находятся рядом с ней. Она безотрывно смотрела в потолок, хотя глаза ее при этом были такими остекленевшими, что трудно было понять, видит ли она в самом деле хоть что-нибудь.

Временами даже казалось, что смотрит она вовсе не на потолок, а сквозь него. И видит места, в которые невозможно заглянуть, миры, удаленные на много световых лет отсюда, и события, которых она не могла видеть, о которых она даже не могла знать... и тем не менее, почему-то, знала...

* * *

В тот момент, когда Г'Кар почувствовал, как чужие пальцы сжали его горло, он понял, что пути назад уже не будет. Он понял, что это и в самом деле битва всей его жизни... и битва за его жизнь. Но не на Лондо он смотрел, удваивая усилия, чтобы сокрушить горло императора. Он полностью сфокусировался на том глазе, который, проснувшись, уставился на него: единственном, немигающем глазе.

И он видел в этом глазе ужас, и этот ужас придал ему новые силы.

<Сильнее, Лондо! Спаси нас! Спаси нас! Мы не хотим умирать!>

Лондо видел зловещий красный глаз Г'Кара, уставившийся на его плечо. И понял, что, в конце концов, Г'Кару пришлось вести битву не с ним, а с угнездившейся на нем тварью. Разум Лондо практически отключился от происходящего. И это было символично: ведь уже много лет, как Лондо стал марионеткой темных, закулисных сил, зримым воплощением которых и являлся Страж.

Но даже размышляя подобным образом, Лондо чувствовал, как руки его наращивают усилия, сжимая смертельные тиски на горле Г'Кара. Паника Стража вливала в одряхлевшее тело императора новые силы, и ему хотелось кричать: <Быстрее, Г'Кар! Быстрее! Прежде чем станет слишком поздно!> Но его дыхательное горло, уже слишком сильно поврежденное, не могло справиться с этой задачей. Шансы на победу отсутствовали, и лишь по воле Стража он продолжал молча сражаться.

<Лондо! Ты можешь его остановить! Ты можешь убить Нарна, и мы сможем жить дальше, и нам станет гораздо лучше, у тебя будет гораздо больше времени на самого себя, мы можем даровать тебе это, мы будем к тебе добрее, и Дракхи будут к тебе добрее, люби нас, Лондо, останови его!>

Лондо слышал, что когда умираешь, вся жизнь пробегает заново у тебя перед глазами...

По мере того, как пальцы Г'Кара все глубже впивались в него, его разум начинал меркнуть, и Лондо ожидал, что сейчас-то он и увидит все, но не было ничего... Время растягивалось, а перед глазами у него по-прежнему не было ничего... время сгущалось вокруг него, а перед глазами так ничего и не было...

Ничего...

<Лондо... бейся... бейся... спаси нас... Шив'кала... Дракх, властелин сумрака, спаси нас... не исчезай, не уходи, спаси нас, спаси тех, кто служит тебе...>

Слова, слова, слова... так много слов...

Поначалу это казалось Г'Кару невероятным. Он, в конце концов, родился воином, и терпеть не мог слова, и все же именно слова стали в конечном счете его главным оружием, наносящим раны более глубокие, чем любой клинок, разбивающим больше дверей, чем любой таран. Слова, слова, слова... слова из прошлого нахлынули на него:

<Никто не является тем, кем кажется...>

<Я не для того сражался, чтобы, сбросив одного тирана, тут же самому занять его место...>

<Во внешних мирах кто-то есть, На'Тот...>

<Того будущего, к которому мы привыкли, больше нет...>

Эти и сотни других фраз выскакивали из разных уголков его памяти, боролись друг с другом за то, чтобы быть вновь услышанными, за то, чтобы он вспомнил именно эти фразы, пережил и оценил их один последний раз, в тот последний миг, когда он соскользнет в небытие.

Г'Кар навалился на Лондо и рухнул вместе с ним на пол, не отпуская рук с горла императора, и не отводя взгляда со злобного существа, уставившегося на Г'Кара своим единственным глазом. Как бы ему хотелось услышать, как это безротое существо вопит от ужаса. И тут он понял, что каким-то непостижимым образом, на самом деле он и вправду слышит его... Нет, не слышит... чувствует...

Чувствует его... Чувствует все...

Чувствует вновь агонию, пережитую им при виде висящего на дереве отца, при последнем вздохе сказавшего сыну, что тот может гордиться им...

Чувствует теплоту крови, облившей его... крови первого убитого им центаврианина...

Чувствует боль от раздавливающих его гравиколец, надетых на него Деленн...

Чувствует боль потери и унижение, вызванное предательством Лондо Моллари по отношению ко всему его народу...

Чувствует позор бесчестья, будучи изгнанным из Совета Вавилона 5 после падения Нарна... И прилив отчаянной гордости за свою прощальную речь на этом совете...

Чувствует мучительную боль выколотого глаза... и понимание, что это было ничто по сравнению с плетьми Картажи, обрушившимися на его спину...

Чувствует эйфорию триумфа, разрывая свои цепи в тронном зале Картажи и видя шок на лицах центаврианских поработителей, только теперь осознавших, с кем они имеют дело...

Чувствует просветление, которое он пытается передать в своих писаниях...

Чувствует дружбу с Лондо, чего, как он думал, никогда уже не может случиться...

Чувствует гордость за свои первые успехи... мягкую упругость женского тела, прижавшегося к нему... запах свежего воздуха... тепло солнечного восхода... прохладу заката... руки на его горле... боль... отступает... его труд... еще не завершен... не до конца... влага... на его руках, слезы Лондо, оплакивающего свою судьбу, слезы, залившие руки Г'Кара... рука... короля... спасти короля... спасти Вселенную... спасти... Лондо...

Лондо! Не сдавайся! Ты можешь спасти нас! Тьма... в ней всегда скрывается кто-то... И я боюсь тьмы... Лондо... Возлюби нас... Лондо... Лондо...

* * *

Ничего... По-прежнему ничего... Неужели? Он был... ничем?

<Ничего. Я не видел... ничего>.

Когда Кош вынырнул из своего скафандра... Чтобы спасти Шеридана в тот раз... Лондо тоже стоял там... и слышал, как все вокруг шепчут в изумлении:

<Валерия... Дрошалла... Г'Лан...>

Они все... что-то видели... И лишь Лондо, прищурившись от ослепительного света... не видел...

<Ничего. Я не видел... ничего>.

Ничего... Никчемность пустой души... Пустота прoклятой души... Ничего...

<Лондо! Спаси нас... спаси... спаси...>

Спаси... спаси нас...

Спаси меня...

А затем...

...Затем мысленный образ того самого момента, который долгие годы уже сидел глубоко в его памяти... внезапно ожил... детали обрели плоть, и он, наконец, увидел... он увидел...

...существо. Огромное существо, с распростертыми крыльями, смотревшее куда-то вверх... Нет, не вверх, вниз... прямо на него, с улыбкой, и у него было лицо... Женское лицо, сверкающее, игривое... Это была Адира, и она улыбалась ему, и говорила ему, что нечего бояться, и протягивала к нему свои руки.. и он дотянулся до ее рук... и почувствовал, что из глаз у него хлынули слезы, слезы радости... А позади нее, начал прорисовываться берег моря...

Черные щупальца обвились вокруг его рук, пытаясь оттащить его назад...

...И он бился с ними, в последней своей битве, единственной настоящей битве в своей жизни, единственной, исход которой действительно мог иметь для него какое-то значение, и его пальцы уже почти дотянулись до нее...

<Лондо... ты не смеешь уйти... ты ведь наш навсегда... ты...>

Никогда больше я не подчинюсь никому, я свободен, - провозгласил он мысленно, и потянулся к ней, к ее теплу, к ее красоте, красоте этого крылатого сияющего существа, и его пальцы наконец дотянулись до нее... И в тот самый момент, когда они соприкоснулись, живительной молнией вырвалась энергия, и эта энергия заполнила его, и взорвалась внутри него, и весь мир обратился в чистую, незапятнанную белизну...

* * *

Далеко, далеко от всего этого:

Глаза женщины-центаврианки ожили, впервые за долгое время вернувшись из далеких миров в окружавшую ее реальность, и увидели служанок, хлопотавших вокруг нее. И голосом, поразившим всех своей силой и твердостью, она сказала:

- Ого. И теперь-то вдруг я ему понадобилась? Как это типично для него...

...И сразу после этого в глазах ее отразился покой, и они закрылись навсегда, и Тимов, дочь Алгула, императрица в изгнании, отошла в мир иной...

--------- Глава 15 ---------

Ренегар и Гвинн стояли возле шаттла Вира, яростно жестикулируя ему, призывая поскорее подняться на борт. Гвинн, похоже, пыталась выставить про себя оценку Сенне, критическим взором оглядывая ее с ног до головы. Судя по всему, Сенне не грозило дождаться одобрения с ее стороны. Впрочем, это удавалось лишь очень немногим. И потому она перевела взгляд на небеса, явно предвидя возможность того, что кто-нибудь из Дракхов каким-то образом обнаружит их и отомстит за все происшедшее. Но приблизившись к шаттлу, Вир вдруг замедлил шаг, а затем и вовсе остановился.

- Какого черта? Что ты делаешь? - требовательно спросил Ренегар.

Сенна обернулась и в недоумении глянула на него.

- Вир?

Вир, словно школьник, сжимал в руках большой ранец. Внезапно он впихнул его в руки Сенне, поспешно чмокнул ее в щеку, развернулся и направился ко дворцу.

- Я возвращаюсь, чтобы помочь Лондо.

- Ты не в силах помочь ему, - решительно возразила Гвинн. - Ты только погубишь самого себя.

- Погублю самого себя? - устало повторил Вир. - Ты ведь так до сих пор и не поняла, не так ли, Гвинн. Все, что могло пойти мне на пользу, давно уже сгинуло. Я привык с презрением относиться к возможности собственной смерти. И насколько я понимаю, это как раз и было бы для меня теперь лучшим исходом. Я не в силах погубить себя; Вира Котто погубили уже давным-давно. Я могу лишь покончить с собой, и поверьте мне, в данный момент такая перспектива меня совершенно не волнует.

Он вновь развернулся и побежал назад, во дворец. За его спиной Ренегар выкрикнул:

- Ты вновь строишь из себя дурака!

- Долгая практика, - откликнулся Вир.

Ренегар, не веря своим глазам, следил, как он удаляется, а затем покачал головой и обратился к женщине-техномагу:

- Будем ли мы ждать его возвращения?

- Только если мы такое же дурачье, как и он, - отрезала Гвинн. - Пошли.

Она направилась к шаттлу, и остановилась в дверях... Ей даже и оглядываться не нужно было, чтобы понять, что Ренегар не сдвинулся с места. Равно как и Сенна.

- Улетайте без меня, если хотите, - заявил Ренегар. - Я буду ждать здесь.

- И я тоже, - поддержала его Сенна.

Гвинн тяжело, с изнеможением вздохнула, а затем сказала:

- Нет. Мы улетаем. Прямо сейчас.

Ренегар молча отвернулся, а затем вдруг почувствовал руку Гвинн на своем плече. Вторую руку колдунья положила на плечо Сенне. И забормотала какие-то странные слова, и каждый из них вдруг почувствовал некий зуд, быстро подбиравшийся к их головам... А затем Гвинн просто потянула их за собой, и оказалось, что оба они не в силах сопротивляться ее настойчивому желанию затащить их в шаттл.

* * *

В тронном зале царила могильная тишина. Почему-то Вир предчувствовал, что так оно и будет, еще до того, как зашел сюда. И знал, что он увидит, зайдя в тронный зал. В самом деле, там они и лежали, Лондо и Г'Кар, вцепившись руками друг другу в горло. И от этой сцены почему-то веяло ощущением завершенности, окончательности, словно после многих лет ожидания свершилось, наконец, то, чему суждено было свершиться.

Большая императорская печать валялась на полу рядом с ними. Вир медленно подобрался к ней и поднял. Он вертел ее в руках, упивался ее тяжестью и качал головой от недоверия. У него было ощущение, что, подняв эту печать, он принял на свои плечи всю тяжесть ожиданий Примы Центавра, всю тяжесть перечеркнутых надежд и разбитых обещаний славного будущего.

Глаза его были сухими. У него не осталось уже слез, которые следовало бы обронить здесь.

Он вгляделся в лицо Лондо. Жизнь покинула императора. Но перед смертью на лице у него, как ни странно, застыла умиротворенная улыбка.

Затем он перевел взгляд на Г'Кара, на его единственный глаз...

Глаз, горящий красным... и этот глаз еще двигался. Едва заметно подергивался.

- Великий Создатель... - выдохнул Вир, не в силах поверить своим глазам. - Г'Кар...

Глаз Г'Кара на мгновение сфокусировался на Вире, а затем ушел куда-то в сторону: он словно указывал Виру... на нечто... у самых его ног.

Вир инстинктивно посмотрел в ту сторону, куда указывал глаз Г'Кара... и, охнув от ужаса, отступил на шаг.

Существо, похоже, мучилось от непереносимой боли. Его щупальца бесшумно бились, а ужасный единственный глаз заплыл, покрывшись коростой. На боку у него зияла дыра, словно у шершня, вырвавшего свое жало, чтобы оторваться от жертвы. И оно было всего в дюйме от Вира, и оно еще не умерло, цепляясь за жизнь со сверхъестественной решимостью.

Страж, лежа на полу, смотрел на Вира, хотя, возможно, он не столько видел, сколько просто ощущал его присутствие рядом с собой.

И Вир закричал, но в крике его уже не было ужаса. Наоборот, в его крике бушевали гнев и ярость, каких ни разу он не испытывал ранее в своей жизни. Схватив императорскую печать, он обрушил ее вниз, на Стража. Раздался тошнотворный хлюпающий звук, и Вир мог поклясться, что одновременно услышал у себя в голове визг... Конечно, он понимал, что на самом деле это невозможно, ведь у твари не было рта, и тем не менее он услышал. И он был уверен, что это не игра воображения.

Когда Вир поднял с пола печать, то увидел, что раздавленная масса на полу все еще трепещет. Впрочем, ему было неважно, в самом деле она шевелится, или нет, приступ ярости оказался настолько силен, что Вир бросил бы печать в эту тварь еще и еще раз, даже если бы она не сдвинулась и на сантиметр.

Он метнул печать в Стража третий раз, четвертый, пятый. Он уже сбился со счета. Он потерял ощущение времени и не помнил уже, зачем он это делает. А затем с изумлением вдруг осознал, что рыдает, и слезы, которых, как ему казалось, у него не осталось уже, хлещут из глаз, словно прорвав плотину. Вир перебрал все ругательства, какие только смог измыслить об этой твари и тех, кто стоял за ней, все оскорбительные слова из своего тайного запаса, слова, которые он еще никогда не решался произнести, и, как ему казалось, никогда не посмеет произнести. Тронный зал наполнился звоном императорской печати, которая становилась все более помятой и покореженной с каждым новым ударом.

Наконец, ярость Вира иссякла, он отступил на шаг, чтобы увидеть результаты своего буйства. Страж превратился в бесформенную вязкую массу, разбрызганную по полу. Вир отбросил в сторону печать, не задумываясь об ее священном статусе в традиции его народа. Печать осталась лежать на полу, как бесполезный кусок металла, каким - насколько Вир понимал - она теперь и стала.

Он взглянул на Г'Кара, и сразу понял, что жизнь покинула великого Нарна. Теперь уже Вир засомневался, а был ли тот и в самом деле жив, когда Вир зашел в тронный зал. Может, подергивание его алого глаза было не намеренным, безмолвным предупреждением... а просто посмертным спазмом, столь сильно напоминавшим последний героический поступок. Сейчас Вир не мог сказать этого наверняка, и вряд ли сможет узнать хоть когда-нибудь.

- Скажи своим хозяевам, - прорычал Вир, обращаясь к покрывавшему пол мерзкому желе, которое когда-то было живым существом, - что их время истекло. Прима Центавра принадлежит только центаврианам, и больше никому.

- Попробуй сказать это сам.

Эти слова прозвучали как хриплый шепот, раздавшийся за спиной у Вира. Он резко обернулся и увидел прямо перед собой полдюжины Дракхов. Одного из них он узнал сразу же.

- Шив'кала, - сказал Вир.

- Вир Котто, - ответил Шив'кала. - В конце концов... мы встретились лицом к лицу... Настоящие враги наконец раскрыли себя.

- Вы не сможете контролировать меня, - заявил Вир.

- Ты еще так мало знаешь, - прорычал Дракх. - Но мы тебя выучим.

Дракхи надвигались на него, и Вир попробовал поскорее ретироваться. Однако пройти к двери оказалось уже невозможно. Дракхи взяли его в полукольцо, и единственный оставшийся проход вел к окну, выпрыгнув из которого, могли бы найти свою смерть даже не один, а целая сотня Виров.

Дата добавления: 2015-07-13