Смерти и длилась до скончания веков. 6 страница

представителей европейской мифологической школы в

фольклористике, к которой принадлежал Афанасьев, - мировое древо вообще является символом небесно-космической иерархии

мира. Оно повернуто кроной к земле, а ствол и корни уходят в неоглядные дали Вселенной (рис. 145). Видимая вершина, с точки зрения мифологов, - это доступные земному наблюдателю тучи и

облака. Мнение достаточно распространенное, в XIX веке оно доминировало. Но традиции подобных взглядов уходят в самые глубины народного миросозерцания. Один из самых известных и древнейших русских заговоров гласит: "На море на Океане, на острове на Кургане стоит белая береза, вниз ветвями, вверх кореньями". Имеется значительный соблазн интерпретировать причудливый образ представленным из Космоса. Сверху с точки зрения космонавта (тем более неземлянина) деревья представляются перевернутыми: ближе к наблюдателю находятся ветви и крона, дальше - корни; отсюда образ - корнями вверх

(хотя верх и низ с космической точки зрения - понятия сугубо относительные).

В действительности же смысловая нагрузка, закодированная в символе мирового древа, является совершенно иной. Мировое древо служит обозначением космического жизненного процесса, направленного из прошлого через настоящее в будущее. Корни такого древа - в прошлом, а крона в настоящем; вот почему из

быстротечного "теперь" оно представляется растущим вверх (на

самом деле - уходящим вглубь).

Следовательно, мировое древо - код для обозначения временных процессов, суть которых невозможно выразить на языке

Евклидовой геометрии; сам же трехмерный (объемный) или двухмерный (изобразительный) образ мирового древа - символ,

опорный образ мысли, помогающий человеку проникнуть в суть и в глубь объективной реальности. В наибольшей степени это относится к явлениям жизни, которые и не обрисовать иначе, как в форме пространственно-плоскостного (или объемного) образа. Потому-то оно и именуется древом жизни.

Устойчивый этот образ, проходящий через историю всех эпох и миросозерцания всех народов, получал и философскую интерпретацию. В частности, неоплатонистская концепция эманации [истечения] однозначно связывает явление активности жизни и понятие первожизни с образом древа. "...[Представляй себе] жизнь огромного древа, обнимающего собою все, в то время как начало его пребывает везде неизменным и нерассеянным по всему [древу] и как бы расположенным в корне. Это начало, стало быть, с одной стороны, дает древу всеобъемлющую многообразную жизнь, с другой же стороны, остается самим собой, будучи не многообразным, а началом многообразия [жизни]"99.

Вообще же понятие эманации для славяно-русского мировоззрения не является инородным заимствованием. Напротив, эманация представляет собой коренной принцип древнейшей славянской религии. Это особо подчеркивалось еще

Н.И.Костомаровым в ранней его работе "Славянская мифология"100, не потерявшей, впрочем, своей историко-методологической актуальности и по сей день.

Представить эманацию наглядно чрезвычайно трудно, поскольку органы чувств фиксируют не сам процесс, а лишь некоторые его результаты. Однако в сознании имеются механизмы для воссоздания интегративных схем мирового эманационно-жизненных явлений, так как человек сам есть феномен и венец жизни. Делается это, как правило, с помощью устойчивых и закодированных образов, вроде древа жизни. Но имеется еще один канал, хорошо знакомый и доступный каждому, позволяющий непосредственно соприкоснуться с процессами, по сути своей являющимися эманационными. Это - музыка, музыкальная гармония,

музыкальный лад.

Даже если взять простейшую мелодию, то последовательное соединение во времени различных звуков дает картину гармонического явления, проистекающего из глубины души (при творении музыкального произведения или мысленном его воспроизведении), голоса, музыкального инструмента или их совокупности (оркестра). При этом речь не идет о процессах чисто физических (звуковые колебания в виде упругих волн) или физиологических (работа голосовых связок в сочетании с дыханием). Никакими колебаниями молекул (или атомов), физическим описанием движения звуковой волны невозможно раскрыть (или воссоздать) сущность музыкальной гармонии, ее восприятие в форме целостного музыкального образа или творческого акта, приведшего к его созданию. Все это возникает на иных природно-духовных уровнях, соединяется на иных невещественных принципах и прорывается в обыденный мир по неизвестным современной науке каналам. В песне данный процесс соединен со словом. Да и само слово имеет то же космическое происхождение, что и музыка.

Древние мыслители Запада и Востока учили о космической сущности музыки и ее влиянии на структуру Космоса. Стройная и последовательная теория о космической природе музыки существовала в Древнем Китае. В известном памятнике "Люйши чунцю" (III в. до н.э.) говорится о космогоническом процессе, порождающем первозвук, который возникает при образовании неба и земли, возникновении Космоса из Хаоса. При этом звук, или звуки, рождающиеся в самый момент космогенеза, а затем сопутствующие каждому новому циклу космического времени, гармоничны с момента своего зарождения, образуя мелодию и музыку. Телом же музыки является космический эфир101.

О музыкальной гармонии небесно-космических сфер учили пифагорейцы и средневековые чернокнижники. Величайший русский композитор конца XIX - начала ХХ веков Александр Николаевич

Скрябин (1872 - 1915) считал, что музыка пронизана космическим звучанием и что посредством музыки человек способен

проникнуть в глубочайшие тайники Космоса.

Это подтверждается и данными современной науки, согласно которым любые музыкальные инструменты являются голографическими воспроизводящими устройствами и через их посредство воспроизводится как общая голограмма Вселенной, так и ее отдельные голографические матрицы102. Другими словами, музыка напрямую связывает слушателей с Космосом и его гармонией.

Сказанное относится к сущности и ритмике танца. Известный английский физиолог и исследователь искусства Х.Эллис трактовал танец как часть космического целого и проявление общей гармонии Вселенной: "Мы совершенно правы, когда рассматриваем не только жизнь, но и всю Вселенную как танец". Танец, по Эллису, "это внутреннее и совершенно определенное проявление общего ритма, того самого общего ритма, которому подчиняется не только жизнь, но и вся Вселенная, если, конечно, можно позволить себе так именовать сумму тех космических влияний, которые доходят до нас из Вселенной"103. К этому необходимо добавить, что всякий танец сопровождается мощным выделением энергии, и эти групповые или индивидуальные энергетические "всплески" напрямую корреспондируются с энергоинформационным полем Вселенной.

Итак, Космос и Жизнь нераздельны. А потому нераздельны жизнь и музыка, жизнь и песня. Когда говорят: душа или сердце поет, - подразумевается, что в этом песнопении проступают

черты космической гармонии. Само понятие "музыкальный лад"

несет космический отпечаток, ибо в русском языке и в

древнерусском понимании понятия "лад" и "космос" тождественные.

Тождественность Жизни и Космоса символизирует мировое древо. Следовательно, оно же символизирует неразрывность триады-кода "космос-жизнь-песня (музыка)". Недаром говорят: русская душа -

как русская песня. Русская душа космична потому, что космична русская песня. И наоборот: русская песня космична потому, что космична русская душа.

Поклонение деревьям в далеком прошлом также было неотделимо от народной музыки, песнопений и обрядовых танцев. Отголоски некоторых из стародавних традиций сохранились и поныне: они живут, например, в украшении елок (изредка - и

иных деревьев) на Рождество и Новый год.

Обычай украшать деревья и приносить им жертвы уходит своими корнями в доарийское прошлое и существовал у многих народов разных континентов. Древние руссы, например, поклонялись дубам, обвешивали их стрелами, кусочками хлеба и мяса. По свидетельству византийского императора Константина Багрянородного, на острове Хортица у днепровских порогов рос один из таких священных дубов - объект обязательного

поклонения для русских, спускавшихся вниз по Днепру. Здесь,

помимо даров, приносили в жертву живых петухов104. Известно

также, что петух как провозвестник Солнца нередко само это

дневное светило и олицетворял. Такое сугубо языческое

представление сохранялось на протяжении многих тысячелетий и

просочилось даже в христианскую литературу. В определенной мере

об этом свидетельствует соловецкий апокриф XIV века "О всей

твари", где поминается космическо-солнечный кур (петух) с

головой до небес: "Есть кур, ему же глава до небеси, море до

колена. Егда же солнце омывается в Кияне, тогда же Акиян

всколебается и начнут волны кура бить по перью, - он же

<...> речет кукареку"105.

Вообще же петух - тотемно-магическая птица и несет двойную нагрузку - положительную и отрицательную. С одной стороны, его крик прогоняет нечистую силу и вредоносные ночные

призраки; с другой стороны, петух сам может навлечь беду, если

не соблюсти некоторые обязательные условия (например, нельзя

долго держать одного и того же петуха, его обязательно нужно

через год-другой зарезать, иначе непременно случится несчастье

в доме (пожар), в семье (болезнь), с хозяином (смерть) и т.д.).

Священный дуб славян, кстати, сохранился до нынешних времен и является мемориальным памятником историко-культурного заповедника на острове Хортица. Что касается магической триады: "дуб-петух-небо", то она закодирована в известной русской сказке о петухе и жерновках (сборник Афанасьева, No 188). Обронил старик желудь, и вырос из него мгновенно до самого неба исполинский дуб. Влез старик по волшебному дубу на небо (олицетворяющему Вселенную), походил по нему и нашел петушка (возможно, в данном конкретном случае олицетворяющем Солнце). Петушок дарит старику волшебные жеровки, способные накормить кого угодно, а затем спасает их от похитителя. Сам петушок тоже волшебный: он и в огне не горит, и в воде не тонет.

Поклонение дубам - древнейшая индоевропейская традиция, распространенная повсеместно, где произрастали эти лесные

великаны и долгожители. Из античной истории и поэзии хорошо

известна священная дубрава Зевса Додонского. Додонский оракул

был основан пришлыми пеласгами в Эпире на севере Балканского

полуострова (почему Гомер и называет Зевса Пеласгийским), но

вскоре приобрел всеэллинскую значимость106. О нем с величайшим

почтением говорится в "Илиаде". Додонские жрецы предсказывали

судьбу и предначертывали линию жизни по шелесту листьев

священного дуба. Именно в покорности додонским прорицаниям

упрекает скиталицу Ио Прометей в Эсхиловой трагедии:

Там шелесом чудесные дубы

Тебе вещали прямо без загадок,

Что Зевсовою будешь ты женой...

Кстати, память о Додоне сохранилась и в русском фольклоре и его использовал Пушкин в "Сказке о золотом петушке", наименовав так злополучного царя. В действительности царь Додон

- это более чем смутное и сильно видоизмененное воспоминание о былом владыке - Зевсе Додонском.

Но дуб - лишь одно из священных деревьев русского народа. Своеобразным символом России выступает белая береза. С березой связан и главный весенне-летний праздник. С момента введения на Руси христианства он приурочивается к Троице (пятидесятый день после Пасхи). Последняя (седьмая) неделя после Пасхи именовалась Семиком и на нее приходились так называемые зеленые святки. Именно этот краткий период характеризуется самым богатым циклом песен, игр, хороводов, гаданий, предсказаний. Одна из самых знаменитых русских народных песен "Во поле березонька стояла" с повтором:

Некому березку заломати,

Некому кудряву заломати, -

относится именно к семикско-троицким хороводным песням. Их христианская номинация чисто условная. На самом деле это самый что ни на есть древнеязыческий праздник. "Березку заломати" требовалось для того, чтобы сломать (иногда ломалась только макушка) и принести в дом, украсить его снаружи и внутри. Или чтобы поставить на видном месте и украсить лентами, бусами, платками. Или походить с ней по улице. Устраивалась и трапеза, главным блюдом была яичница, она символизировала в неосознаваемой форме древние забытые представления о Космическом яйце и Солнце, которое символизировал желток.

Гораздо чаще березку украшали прямо в лесу. И там же одновременно завивали и развивали ее ветви (откуда один из припевов "Дубинушки": "Разовьем мы березу, разовьем мы кудряву"). Девушки плели венки и гадали о будущем. С утра до ночи водились женские хороводы. Праздник был исключительно женский, уходящий своими корнями в матриархальную старину; мужчины к нему и близко не подпускались, лишь позднее нравы несколько смягчились. Праздновалось само таинство жизни, носителем которого являлась женщина. И березка символизировала это таинство, выступая как подлинное Древо жизни.

Пик неформальных семикско-троицких празднеств приходился на Духов день. Вопреки общеизвестным религиозным истолкованиям, именно в этот день до предела обнажалась подлинная подоплека древних языческих обрядов и их ярко выраженная сексуально-оргиастическая сущность. До недавнего времени истинный смысл троицкой обрядности был известен ограниченному кругу людей: непосредственным участникам, наблюдателям и этнографам-фольклористам. Последние, однако, не могли опубликовать собранные сведения из-за их откровенной "срамоты". Лишь в самое последнее время в печати стали появляться тексты языческого происхождения, записанные в Смоленской, Калужской и других областях107.

Срамные троицкие песни, исполняемые исключительно женщинами, носили вызывающе похабный характер и сопровождались плясками со столь же выразительной жестикуляцией. О матриархальных пережитках свидетельствует также и непременное изготовление чучела бабы с подчеркнуто большими грудями. Оно делалось из двух березок, обряжалось в платье, украшалось лентами и в долгом шествии с песнями и танцами относилось к реке, раздевалось и топилось. Это языческое шествие с трясучкой и ловлей мужчин (!) во многом напоминает аналогичные ритуальные действия, устраиваемые во время античных дионисий и вакханалий.

В синтетическом образе греко-римского Диониса-Вакха - Бога вина и веселья - отчетливо прослеживается и дендрическая (древесная) сущность этого общеиндоевропейского культа.

Сохранились многочисленные и подробнейшие свидетельства о разнузданных народных празднествах в его честь. Несмотря на более чем прохладное отношение со стороны официальных властей и жречества, дионисии и вакханалии были чрезвычайно популярны и живучи в среде широких масс. Традиции прадионисийской культуры с непременными элементами карнавальности сформировались задолго до появления прапредков эллинов и италийцев в Средиземноморье и до последнего времени обнаруживались и в славяно-русских обычаях.

Дионис - один из самых поздних Олимпийских Богов. К сонму небожителей он был приписан едва ли не самым последним и с трудом вписался в сложившуюся структуру религиозных верований. По версии позднейших мифографов, рождение Диониса - случай из ряда вон выходящий. Неистощимая на изощренную месть ревнивая Гера решила извести Семелуочередную пассию любвеобильного Зевса

- и надоумила доверчивую фиванскую царевну попросить владыку Олимпа явиться перед ней во всем своем божественном величии.

Зевс предстал перед возлюбленной, которая была уже на шестом месяце беременности, в клубке сверкающих молний и вмиг испепелил ее. Недоношенного ребенка владыка Олимпа успел выхватить из пламени и зашить к себе в бедро. Через три месяца родился здоровый сын - будущий Бог Дионис.

Между тем к моменту складывания Олимпийской религии и ее временного торжества культ Диониса был уже чрезвычайно распространен в Малой Азии да и по всему Европейскому континенту. Правда, имя у Бога было иное: "иноименный Пра-Дионис", как нарек его Вячеслав Иванов во всемирно известной монографии, посвященной данной проблеме.

Что же отличает индоевропейского Пра-Диониса от эллинистического Вакха? Дионис-Вакх - классическое Божество,

связанное с вином и виноградом как главным продуктом виноделия.

Однако виноград произрастает исключительно в теплолюбивых странах. В северных же регионах в культ был возведен его дендрический коррелят - плющ. Судя по всему, в символике

прадионисийства и дионисийства плющ появился гораздо ранее виноградной лозы. Им обвит священный посох Диониса, увенчанный сосновой (или еловой) шишкой и именуемый тирсом (рис. 146).

Тирс в отдельности также являлся объектом поклонения и символизировал стилизованный возбужденный фаллос. В Древней Греции повсеместно распространено было примитивное изображение Диониса Дендрита в виде фаллоподобного деревянного столба -

символа плодородия. В русском фольклоре память об этом обычае

сохранилась в известной присказке-докуке: "Жил-был царь, - у

царя был двор, - на дворе был кол, - на колу мочало... Не

начать ли сказку сначала?" Старожилы глухих уголков северного

края свидетельствуют, что у местных охотников, промышляющих

вдали от посторонних глаз, и по сей день сохранился обычай

ставить где-нибудь на лесной заминке деревянный столб -

олицетворение тайных плодородных сил, способствующих удачной

охоте. Дионис, как и Гермес, - итифаллическое Божество

("итифаллический" означает "относящийся к прямостоящему

фаллосу"). Только Гермес выражал возбужденный фаллос в камне

(гермы и менгиры), а Дионис - в древовидном посохе (тирс и

обтесанный кол посреди двора). Можно предположить, что в

архаическую эпоху древней истории каменная и деревянная

атрибутика соответствовала различным родоплеменным и общинным

тотемам.

Впоследствии каменная и деревянная специфика тотемических культов сошла на "нет", в ряде случаев произошло слияние одних и тех же функций, в частности - Гермеса и Диониса. Так, на

острове Делос сохранились остатки храмового комплекса в честь

Диониса-Итифаллического. Изваяние - чисто символическое - в виде гигантского фаллоса, водруженного на отесанный постамент,

на котором сохранился еще и рельеф в виде птицы с фаллоподобной головой108. Скульптура сильно повреждена: все относящееся к фаллическому культу было безжалостно уничтожено как несовместимое с идеологиями новых религий - христианства и

ислама - по мере их победоносного распространения в Средиземноморье, Западной, Восточной и Северной Европе, на

Ближнем Востоке и во всем мире.

Характернейшая отличительная черта дионисийского культа - необузданные оргии с бесконтрольно-сексуальным финалом (на Руси это именовалось "свальный грех"). Кроме того, в античной Греции, Риме и подвластных им странах дионисии и вакханалии сопровождались неумеренным винопитием. Сверх того, особенно там, где виноград не произрастает, опьянение достигалось наркотическим путем. К наркотикам примешивался и плющ, который был возведен в ранг обожествленного растения. Он же выступал одним из основных эпитетов и даже синонимов Диониса: сказать Дионис и Плющ считалось одним и тем же.

Однако воздействие снадобья, приготовленного с примесью плюща, было во много раз сильнее и опаснее, чем вина. Человек попросту безумел, терял рассудок и контроль за своими поступками, превращался в кровожадного убийцу. Шествия и радения одурманенных наркотиком толп сопровождались дикими конвульсиями и бессвязными выкриками, преследованием и растерзанием всего живого.

Особенно неистовствовали женщины, прозванные менадами (буквальный перевод - "безумствующие"). Наркотическое снадобье

они вводили прямо во влагалище и превращались в сексуально

необузданных фурий. Полуобнаженные, едва прикрытые звериными

шкурами, увитые плющом и обвешанные задушенными змеями, со

спутанными волосами и искусственными фаллосами в руках, которые

впоследствии трансформировались в ритуальные свечи, - менады с

дикими воплями носились по лесам и горам, преследуя мужчин, и,

насладившись с ними, разрывали их на части, пили кровь своих

жертв, а также других растерзанных живьем животных. Тем самым

они как бы приобщались к телу и крови самого [Пра]Диониса,

который, по наиболее распространенной версии, был растерзан

титанами, а куски его тела оказались разбросанными по всей

земле, и лишь Зевсу удалось оживить собранные части. Кстати,

активное вмешательство титанов в земную жизнь Диониса - лишнее

подтверждение глубокой древности и архаичности последнего.

Античные источники отмечают многоликость Бога Диониса. По позднейшей эллинистической традиции он отождествлялся с многими другими Богами109. Но первоначально выступал мифологическим эквивалентом Солнцебога Аполлона. Как уже говорилось, по представлениям древних, существовало минимум две ипостаси Солнца - дневная и ночная. Когда Солнце садилось за горизонт,

считалось, что оно уходит под землю и превращается там в особое

ночное светило. Дионис как раз и олицетворял такое ночное

солнце - в отличие от Аполлона, олицетворявшего дневное.

Зимой Солнце "прячется под землей" дольше, чем летом. Потому-то именно зимой (декабрь - январь) отмечались (малые)

дионисии и вакханалии, от которых берут начало европейские

новогодние карнавалы с их обязательным наряжанием деревьев. В

ареале расселения славян прадионисийские и дионисийские

новогодние празднества соединились с чествованием Коляды -

Космического колеса Колы с уже описанными выше ряжеными и колядованием. По аналогии с дневным и ночным Солнцем Коло (Коляда) может быть расценено как зимнее Солнце, в таком случае Ярилу можно считать весенним Солнцем, а Купалу - летним.

Любопытно, что на Русском Севере зимние святки и связанное с ними колядование именуются Виноградьем, которое входит в припев колядок. И это там-то, где никакого винограда и в помине нет! Но, может быть, он раньше здесь произрастал? Когда климат был совсем иной? А нерасчлененная гиперборейская культура сформировала культ [Пра]Диониса!

Культ растительности, деревьев и "священных рощ" сохранялся в России вплоть до ХХ века, повсеместно - на

Севере, частично - в других областях, например, в Тверском крае. Этнографами задокументировано: "священные рощи" и

отдельные почитаемые деревья "не шевелили", то есть их запрещалось рубить. Другими словами, на них как память о древних тотемах распространялось "табу". Считалось, что нарушение запрета чревато многими несчастиями.

В конце прошлого века близ Череповца Вологодской губернии был отмечен следующий случай. Крестьянин, который вопреки запрету начал пережигать уголь в священной роще, внезапно ослеп, что немедленно посчитали местью деревьев человеку110.

Неискоренимое двоеверие русских людей выражалось также и в том, что, как правило, в "священных рощах" ставился крест, а то и часовня, где непременно развешивались полотенца с магическим орнаментом. Сюда же приносили дары: шерсть, масло, лоскутки ткани. И здесь же резали кур - явный рудимент языческих

верований и отголосок древних жертвоприношений. Впрочем, обычай

этот сохранялся на протяжении всего христианского периода

истории России. Еще в XIII веке анонимный автор жаловался, что

"даже попове и книжницы" веруют в Перуна и Хорса, "подкладывают

им требы [жертвы. - В.Д.] и куры им режут"111.

Первобытно-языческая вера в природно-жизненную силу растительности как высшее Божественное Начало по сей день сохранилась в традиционном марийском культе деревьев и празднествах, отмечаемых в священных рощах. Так, во время праздника поля по окончании посевной в дубовую рощу близ Йошкар-Олы верующие приносят жертвенные блины, творог, мед, крашеные яйца и т.п., устраивают коллективную трапезу и моления, обращенные к Солнцу. Сходные обычаи существуют и у других коренных народов России.

В древности же они были распространены повсеместно. Древние германцы верили, что в каждом дереве, кусте, цветке живет особый дух растительности - покровитель всего живого.

Ритуалы и жертвоприношения, связанные с растительным миром, призваны были содействовать увеличению урожая, повышению производительности и плодоношения. М.Элиаде так суммировал некоторые общие моменты, выработанные индоевропейскими и неиндоевропейскими народами на протяжении многих тысячелетий: вера в дух деревьев выражалась в: 1) мифологической тенденции сравнивать Космос и человека с Мировым древом, 2) традиции связывать судьбу человека с жизнью дерева, 3) населении деревьев добрыми и злыми духами, 4) обычае наказывать преступников возле дерева.

В процессе дальнейшей эволюции религиозных верований наблюдение за растительностью, "засыпающей" зимой и пробуждающейся весной, привело к возникновению представлений об умирающем и воскресающем Боге. Непрерывность и повторяемость жизненного процесса, неотвратимость жизни и смерти и преодоление смерти через жизнь - все это обобщено и в

символе-коде Древа жизни. Обретя его и впитав - сознательно

или бессознательно - его содержание, человек сам как бы

растворялся в данном символе, а вернее - самом вселенском

течении жизни, которое отображено в образе Мирового древа.

Культ коровы и сопряженный с ним культ быка характеризует ту стадию в развитии человеческих цивилизаций, когда она перешла к высокопродуктивному (мясо и молоко) животноводству, связанному в конечном счете с оседлым образом жизни. Культ быка, возможно, предшествует культу коровы и относится к переходному периоду от промысловой стадии охоты на дикого быка (тура и зубра - в Евразии, бизона - в Северной Америке) к

одомашниванию (при этом приручен был только строго определенный

вид - зубр и бизон так и остались дикими животными). Кроме

того, Эпоха быка (коровы) непосредственно сопрягается с Эпохой

колеса, так как одомашненный бык был основной тягловой силой в

растянувшейся на века и тысячелетия миграции индоарийских,

семито-хамитских и других народов. А впоследствии он стал

(наряду с конем) одной из главных тягловых сил при пахоте (что

относится уже к более поздней стадии развитого земледелия).

В эпоху первобытного переселения протоэтносов колесо как средство передвижения соперничало с полозьями. В условиях северных и средних широт Евразии это соперничество сменилось устойчивым балансом: летом использовался воз (телега) с колесами, зимой - сани с полозьями. (В раннюю историческую

эпоху сани использовались и зимой, и летом, а приоритет саней

перед колесными средствами передвижения зафиксирован в

некоторых древних похоронных обрядах.) Что касается

индоевропейской миграции, то своими успехами она обязана

главным образом колесу. Мобильные орды индоариев, погруженные

со всем скарбом на возы с впряженными быками, представляли

несокрушимую силу для слабо защищенных аборигенов. Возы

выстраивались в линию, быки опаивались возбуждающим напитком

(предположительно из мухоморов), и эта лавина, сметая все на

своем пути, устремлялась вперед. По крайней мере так арии

завоевывали Индостан, сокрушив предшествующую оседлую

цивилизацию.

Случалось в критические минуты, что к бычьим хвостам привязывали паклю, поджигали и выпускали обезумевших и разъяренных животных на врага. Эта древнеарийская тактика, основанная на использовании быков в наступлении и обороне (когда защитная линия по окружности составлялась из возов), практиковалась очень долгое время: ее использовали табориты во время Гуситских войн, запорожские и другие казаки.

Культ быка и его атрибута в виде черепов, масок и изображений уходит в самую глубину веков. Глиняная модель храма, украшенная бычьими рогами, найдена при раскопках поселения Трипольской культуры на реке Рось (IV тысячелетие до н.э.). В Туве на скалах Вижиктич-Хая близ поселка Кызыл-Мажалык обнаружены петроглифы Солнечных быков, все тело которых испещрено солярными знаками112. Среди многих солярных петроглифов, обнаруженных в урочище Тамгалы близ Алма-Аты, есть изображение Солнцебога, стоящего на быке113 (рис. 147). Аналогичная атрибутика известна и в других культурах (рис.

148).

Обожествление быка и коровы, обращение их в культ неизбежно означало и наделение их космическими функциями. В Древнем Двуречии, Средней Азии, Индии и Иране бык олицетворял Лунное Божество. В древнегреческой мифологии Луна также символизировала быка или корову. В первую очередь это объясняется тем, что лунный серп по своей естественной форме более всего напоминает коровьи (или бычьи) рога. Именно поэтому эллинская Богиня Луны - Селена представлялась передвигающейся

по небу в колеснице, запряженной коровами. Известно также

изображение Селены с коровьими рогами (храм в Элиде).

Этимологически русские слова "луна" и "месяц" восходят к праиндоевропейскому прошлому. Особый интерес представляет практически полное сходство этрусско-латинской номинации и символики со славянской традицией. Так, из древнеримской мифологии известна Богиня Ночного света, которая именовалась точно так же, как и в русском языке, - Луна (по ее имени был

Дата добавления: 2015-08-31