В городе

В лесу

Мумия

Cфинкс

Клеопатра

Она

Nosce te ipsum

В ней все избыточно.

Она – стихия ветра!

Стремительное смертное пике!

В ней высота величия Ай – Петри.

Как молнии горят в ее руке!

Она ли ночью в лунном облаченьи

Читает свиток Млечного пути?..

Исполнены высокого значенья

Её мечты, призыв: «Лети! Свети!»

Преобразилась близ неё пустыня,

Забились звонко стайки ручейков!

Для всех живущих всюду – Берегиня!

Исток всех песен и волшебных слов!

Она царит! Таинственна, незрима…

Никто не видел милого лица.

Мы всё спешим. Бежим, не глядя, мимо.

Куда? Да к неизбежности конца!

Давайте остановимся. Мгновенье,

Волшебный миг давайте ощутим!

Небесных чар дыханье, дуновенье.

И с нею к звёздам ночью полетим!

(1990-е гг.?.)

«Инь» светоносное

Я, чье имя – Безупречность,

Красотой свожу с ума.

Приношу с собою Вечность

В ваши хрупкие дома.

Средоточьем плавных линий

Женской поступи скольжу.

Я в венке из белых лилий

Навсегда заворожу.

Я легка, неуловима.

Явь, похожая на сон.

Я желанна, я любима.

Лунный свет в меня влюблен.

Светлый князь в тоске томится.

Отыскать меня велит.

То – русалка, то – Жар – птица,

То – Изида, то – Лилит.

Кто со мною повстречался,

О покое позабудь.

Кто с мечтою повенчался,

Против ветра выбрал путь.

Надо мной не властно время.

Возрождаясь вновь и вновь,

Я смягчаю жизни бремя.

«Воплощенная любовь!» –

Пел Катулл, Петрарка, Данте.

Воспевали Лорка, Блок.

Сочинили фолианты:

«Совершенство создал Бог…»

Но в журналы – хуже лепры!

Я сгораю от стыда!

Оскорбительно нелепо –

Как попала я туда?

Не ханжа, не пуританка –

Амазонки гордый лик!

Нынче всюду – чужестранка.

Разве в Прошлом Звездный миг?

Где былое поклоненье?

Пылкий трепетный восторг?

Я прекрасна без сомненья.

Прочь, постыдный жалкий торг!

В храм любой войти я смею!

Мрамор одухотворю!

Как никто любить умею.

Я в огне зари горю.

Каждый смертный покорится

Вечной власти женских чар.

Пусть светлеют души, лица,

Принимая звездный дар!

01.1997 (?)

Изида ли? Исчадье ада?

Рабу полночная награда.

Презренны губы и глаза.

Змея ли, гибкая лоза?

До боли охватить запястья!

Стон вырвать исступленной страсти!

Склонился Цезарь перед ней:

«Я не любил сильней, нежней…»

Порочна и властолюбива,

Обворожительно красива,

И грациозна и стройна,

И демонически умна.

Неотразимая улыбка –

И под ногами смертных – зыбко.

Небрежно – величавый жест.

Добра, пока не надоест.

В лиловом ливне звездопада –

Простого смертного услада.

Но с первым проблеском зари –

Неумолимое: «Умри!»

Я часа жду – один из многих –

И одержимых и убогих –

Взойти на ложе до утра.

Звезда затеплилась. Пора.

03.06.1997

Палящий зной. Расплавлены, распяты

Молитвенно барханы пали ниц.

Воспалены, кровоточат закаты,

Оплакивая гибель певчих птиц.

А ночью – иней звездный. Цепенеют

Громады пирамид. И лик луны

Над стонами пустыни леденеет.

Росою утром плачут валуны.

Песчаных бурь слепое беснованье –

Змеиных жал каленая картечь.

Вой ветра – первобытное рыданье.

Вакхические вихри – смерть и смерч.

Я выстою еще тысячелетья.

Я свято тайны древние храню

Среди камней, что плачут на рассвете,

Среди руин, предавшихся огню.

От смертных скрыта, неприкосновенна

Божественная мудрость всех веков,

Как ни моли коленопреклоненно. –

Живое воплощенье вещих снов!

Но близко пылкий сердцем юный странник –

Паломник, пилигрим ли, херувим? –

От жажды умирающий избранник.

И розы расцветают вслед за ним.

Дитя луны и озера лесного,

Он вырос в смутном шелесте берез.

И улыбалась месяца подкова,

Не ведая тоски и горьких слез.

Но как – то южный ветер, пролетая,

Целуя лебединой стаи след,

Прошелестел: «Прекрасна Русь святая.

Но для меня Египта краше нет!»

Там пирамиды.

Сфинксы.

Мудрость. Сила.

Там – колыбель.

Начало всех начал.

Люблю широкие разливы Нила.

Угрюмое молчанье диких скал».

Дитя луны и озера лесного

Покинул край березовый.

Я жду

Всесильного магического слова

Едва произнесенного в бреду…

25.09.2000

Она лежит в углу в музейном зале.

«Как сирота», – Вы про нее сказали?

Бессмертное величие – и тлен.

Все смотрят сверху – вниз. А не с колен.

Здесь фараон? В расцвете сил и славы,

Не удержавший скипетр державы?

Так жалко притулившийся в углу…

«Кощунственно! Да лучше бы в золу

В мгновенье ока разом превратиться.

Да сколько можно надо мной глумиться?!

Безбожники! Неведом кары страх!

Предайте погребенью стылый прах!»

Беспомощно лежат в музейном зале

На перепутье, словно на вокзале,

Останки фараоновы в углу

На стертом и затоптанном полу.

25.03.2000

Солнышка лесного смех задорный.

На полянах – жаркий горицвет.

Лес певучий над рекой просторной

Светоносной аурой одет.

Мед смолы янтарной. Тяжесть хвои.

Захмелевший хоровод берез –

В кружеве теней. Века покоя

Бережет зеркально – светлый плес.

Лог. За елкой колкой – дуб дуплистый.

Рябь – озноб осиновых ветвей.

Свет гнилушек ночью самой мглистой.

Мухоморы у трухлявых пней.

Заросли малины, голубики.

Земляника спелая в траве.

Как улыбки солнечные блики

В нежной малахитовой листве.

Медуница, папоротник, мята.

Из – под листьев, ржавых и сырых, –

Сыроежки. К осени – опята.

Подберезовик, таясь, притих.

На земле – обглоданные шишки…

Где ты, рыжий маленький зверек?

Дроби косоглазого плутишки. –

Юно звонок старенький пенек.

На колючей шапке – ягод горстка.

Мишка в ореоле диких пчел.

Встала дыбом на загривке шерстка.

Чу! Долбит усердно дятел ствол.

Пересвисты, трели, перезвоны.

Мошкары неумолимый рой.

Треснувшей ольхи глухие стоны

С отслоившейся сухой корой.

Быстрый бег встревоженной лосихи, –

По подлеску – треск сухих ветвей.

Гнездышко щегла и щеголихи.

В мураве – крылатый муравей.

Это все до боли мне родное!

Я – москвичка? В сердце берегу

Детство подмосковное лесное,

Крест рисуя веткой на снегу.

14.01. 1997

Город – синтетические джунгли!

Муравейник и пчелиный рой.

Все спешат, как будто бы по углям!

Четкий ритм, шальной людской прибой.

Частый пульс тревожных магистралей.

Рыжий свет вечерних фонарей.

Где–то там волнующие дали,

Тайный зов неведомых морей.

Оробел бессонный ветер странствий,

Заплутавший в улицах Москвы.

В каменном удушливом убранстве –

Лоскуток небесной синевы.

Неужели где – то есть просторы?

Лунность белоствольная берез

Снится по ночам с немым укором.

Снится дом у речки, где я рос.

Я в плену «текучки», обязательств.

Мне бы на недельку отпуск взять.

Одолев преграды обстоятельств,

Повидать тоскующую Мать.

Ранним утром, выспавшись на сене,

На рыбалку – прямо по росе

К ивняку сквозь заросли сирени…

Но живу я в городе как все.

Город – синтетические джунгли.

Муравейник и пчелиный рой.

Все спешат как будто бы по углям.

И за далью дальней – дом родной.

10.06. 1998

***

За экстазом заката –

Сизый вечер как дым.

По каньону Арбата –

Под дождем проливным.

За барьером агоний –

Небывалый покой.

В прошлом – Цезарь, Антоний

И мираж – Антиной.

Свет оранжевый влажный –

Апельсиновый блеск –

Льет в пролив трехэтажный.

Смутной жалобой – плеск.

Стайкой – девушки. – Птицы?

Пряди мокрых волос,

Нежно светятся лица

Первым снегом берез.

Мечет дождь свои стрелы,

Лакируя Арбат.

Мир обнять бы хотела:

Первый встречный – мне брат!

Ни о чем не жалею.

Ничего не прошу.

Ты, Москва, – всех милее! –

Снова сердцем решу.

06.11.1996

Дата добавления: 2015-08-31