Освещение Пугачевского восстания в трудах дореволюционных историков

Для начала стоит остановиться на работе, которая не представляет собой цельного труда по истории Пугачевского восстания. Однако событиям интересующего нас периода отведено значительное место. Это работа военного писателя Владимира Богдановича Броневского (1784 – 1835). Броневский, был морским офицером. «В 1818 вышел в отставку с флота в чине капитан-лейтенанта. С 1819 до 1828 был инспектором тульского дворянского Александровского училища, а с 1829 до 1832 года помощником директора пажеского корпуса. В 1833 уволен со службы в чине генерал-майора. Во время и после службы Броневский занимался активной литературной деятельностью»[23]. Среди его крупных исторических трудов есть книга «История Донского Войска» (1834). Где бунту посвящена вся XI глава, с описание основных событий и личности самого Пугачева. Основной упор работы делается на рассмотрение жизни Пугачева до мятежа. О лидере бунтовщиков, автор писал, «Емелька Пугачев бесспорно принадлежал к редким явлениям, к извергам, вне законов природы рожденным, ибо в естестве его не было и малейшей искры добра, того благого начала, той духовной части, которые разумное творение от бессмысленного животного отличают»[24]. Причем Броневский подчеркивает, что это было свойственно Пугачеву не только тогда, когда он выдавал себя за Петра III, но еще раньше, когда он служил в армии. «В звании Есаула разъезжая по Волге, приучал руку к резне, сердце к варварству, а взоры к ужасам»[25].

В главе охвачены и основные моменты бунта. Разбирая причины столь быстрых и легких побед бунтовщиков, Броневский обращал внимание на состав поддержавших его людей, а именно «выпущенные из тюрем преступники, Донские и Волжские Казаки, фабричные, Башкирцы и разная сволочь, вскоре составили значительную толпу тем более опасную, что, по случаю войны с Турцией, в сем крае не было войск»[26].

Местные власти в связи с этим должны были приложить максимум усилий для организации имеющихся у них сил. И подавить бунт еще тогда, когда он не приобрел угрожающих масштабов, но «робость и непростительная оплошность Оренбургского Губернатора Генерала Рейнсдорфа были главною причиною успехов разбойника»[27]. Как результат этих действий «Все предано было огню и мечу; множество деревень, заводов, почти все дворянские усадьбы, церкви, монастыри, и более 40 городов обращены были в кучу пепла и развалин»[28]. Продолжая описывать преступления Пугачева, Броневский в красках расписывает зверства, которые он творил в отношения местных жителей. «Он вешал помещиков, истреблял их семейства даже до последнего младенца; казнил попов и купцов, резал и крестьян богатых, пытками вымучивая у тех и других скрытые деньги, серебряную посуду и другое имущество. Иных жарил малым огнем на вениках, с других сдирал кожу, вытягивал жилы, сажал на кол, рубил на части и убивал»[29]. Закономерным итогом этих и многих других преступлений пугачевцев стала реакция властей. Понимая, что местные власти не в силах самостоятельно разобраться с бунтовщиками, принимается решение о формирование и отправка отрядов во главе с Бибиковым, Суворовым и Михельсоном для подавления бунта.

Подобные описания встречаются у других авторов, но работа Броневского ценна материалом, собранным, прежде всего о самом Пугачеве. Поскольку освещение личной жизни такого человека, имеет не посредственное отношение к тем событием, лидером которых он был.

Интересные данные можно подчерпнуть из работы историка-писателя, редактора "Варшавского Дневника" Петра Карловича Щебальского. «Родился в 1810 году; происходил из небогатых дворян Псковской губернии. 2 декабря 1829 г. поступил в артиллерийское училище, как тогда считали — в службу фейерверком»[30]. Но карьерная служба не сразу пошла в гору. «За участие в дуэли был разжалован в канониры (1842); за военные подвиги на Кавказе (1842—1848) восстановлен в прежнем чине и возвращен в гвардию; заведовал дивизионной школой гвардейской артиллерии; был полицмейстером в Москве, затем назначен чиновником особых поручений при Главном управлении цензуры»[31]. С 1883 по 1886 год Щебальский работал редактором журнала «Варшавский дневник».

В период своей литературной деятельности им была написана книга «Начало и характер Пугачевщины». В своей работе автор касается ряда очень важных моментов. Так он акцентирует внимание специфике края. Пытается понять, почему бунт происходит там, где всего лишь сто лет назад поднимал на бунт Степан Разин. Стремясь разобраться, Щеальский охватывает круг особенностей данного региона. В частности касается состава местного населения «Отличительная черта этого обширного края состоит в том, что он заключает в себя большую примесь иноверческих и инородческих племен…»[32]. К этому еще надо прибавить, что «и само русское население края представляло особенности, благоприятствовавшие развитию между ним элементов брожения. В этом краю встречались в большом размере казачество, в то время, еще повсюду протестовавшее против стеснения старинной казацкой вольности»[33]. Что является важным аспектом. Ведь столь разнообразные группы население вели к противоречиям не только между собой, но и в отношении царского правительства. И этим можно было воспользоваться, так как разногласие с властями были намного сильнее.

Важное значение имеет и политика правительства повлекшая за собой брожение и недовольство среди местного населения и как результат, участие в бунте большого числа людей. А именно находящиеся на территории региона заводы с прикрепленными крестьянами. Щебальский пишет «заводы управлялись не самими владельцами, а наемниками, и преимущественно иностранцами, которые сверх суровости, в то время обыкновенно, вносили в отношения к рабочему люду вовсе не скрываемое презрения. Исходя из этого, не трудно понять, почему население заводов позднее присоединится к Пугачеву. К этому можно добавить живших в этих краях старообрядчество «нижегородские и иргизские скиты»[34]. Умелая манипуляция недовольством людей помогло Пугачеву найти себе опору. Не последнюю роль в этом сыграло отождествление себя c Петром III. Причем добрым царем «слышу, что вы и вся чернь обижены; так я хочу за вас вступится»[35]. Подобные заявления находили отклик у людей и обеспечивали бунтовщику новых приверженцев.

Интересный момент связан с тем, как власть стремилась скрыть бунт от мира и от народа «русское общество того времени было хорошо вышколено и упорно молчало о том, о чем правительство не желало чтобы говорилось; а правительство хотело избежать гласности по настоящему делу, видно из того, что оно до января 1774 года, ни одним словом не давало знать своим дипломатическим агентам за границей об Оренбургских проишествиях»[36].

Оправдывая необходимость казни Пугачева, Щебальский пишет, что «Пугачев был по своим делам страшный злодей: им было предано смерти не менее 1.500 человек в числе которых были дряхлые старики, и дети, и женщины. Что еще раз только подтверждало тезис о жестокости и беспощадности бунта Пугачева, красной нитью идущей через работы дореволюционных историков.

Вторая половина XIX века стала временем написания наиболее крупных работ посвященных событиям 1773-1775 гг. в дореволюционной историографии. Причем к написанию уже подходили историки, получившие доступ в ранее закрытые архивы. Выход этих работ, начавшийся после отмены крепостного права вряд ли случаен. И возможно царское правительство преследовало здесь свои интересы. Однако факты остаются фактами. Одним из историков, которому было разрешено, без каких-либо ограничений работать с архивными материалами, был Николай Федорович Дубровин (1837-1904) генерал от артиллерии, известный историк. Окончил артиллерийскую академию. «После непродолжительной службы он в чине полковника был прикомандирован к главному штабу для военно-исторических работ (1869) и в 1882 г. назначен членом военно-ученого комитета. В 1887 г. Дубровин был избран в адъюнкты (младшая учёная должность - должность лица, проходящего научную стажировку) Академии наук, в 1890 г. - в экстраординарные и в 1900 г. — в ординарные академики, а с 1893 г. занял должность ученого секретаря Академии наук»[37]. Военный историк советского периода Л. Г. Бескровный так писал о нем: «Н. Ф. Дубровин занимает особое место среди военных историков второй половины XIX века. По существу, он не примыкает ни к одному из течений, определившихся в военно-исторической науке того времени. Круг интересов Н. Ф. Дубровина обширен. Он занимается не только вопросами военной истории, но также истории дипломатии и внутренней политики России»[38].

Занимаясь изучением внутренней политики, Дубровин обратил внимание и на Пугачева. Итогом работы в этой области, стала книга «Пугачев и его сообщники» напечатанная в 1884г. в 3-х тома. Историком было привлечено огромное количество фактического материала и множество ранее неизвестных фактов. Это труд Дубровина одним из самых полных и ценных источников об истории Пугачевского бунта. В монографии освещены главные эпизоды сражений отрядов Пугачева с 1773 года до подавления восстания, даны подробные сведения о Пугачеве и пугачевцах. Ценным является и приводимая карта боевых действий, позволяющая проследить направления, как повстанческих отрядов, так и правительственных войск. Большое значение отводиться и причинам восстания. В первом томе, Дубровин анализирует не только действия Пугачева, но рассматривает события предшествовавшие этому. А именно он обращается к теме Яицкое казачье восстание (1772), которое так же сыграло свою роль в будущих событиях. Тем самым, автор не замыкается лишь на восстании. Были проанализированы события, произошедшие не задолго, до прихода Пугачева на Яик. Но не только в этом ценность книги. Отдельно можно выделить «Библиографический указатель статей и книг, относящихся до Пугачевского бунта». Собранные им данные представлены с краткой оценкой достоинств и недостатков источников. Что уже само по себе является большой работой. В своих оценках, Дубровин характеризует восстания под предводительством Е. Пугачева как бессмысленный и беспощадный мятеж, пронесшийся по Поволжью и Уралу, унесший множество жизней, уничтоживший материальные ценности и дорого обошедшийся самому крестьянству, которое за свое «буйство» заплатило большой кровью. Правительство и дворянство не простили восставшим, что они поспели встать под знамена «набеглого царя»[39].

Тем самым книга «Пугачев и его сообщники» не потеряла своей актуальности и сегодня. И по-прежнему представляет интерес не только для историков, но и для широкого круга читателей интересующихся историей и событиями пугачевского восстания в частности.

События бунта нашли отражения на страницах книги Александра Ипполитовича Дмитриева-Мамонтова. Российский историк, в конце 1870-х – начале 1880-х годов занимавший должность вице-губернатора Томска. Благодаря высокому служебному положению в сибирской администрации, имел доступ к секретным документам о государственных преступлениях и восстаниях на территории Сибири. На основе чего в 1895 году написал очерк «Пугачевский бунт в Зауралье и Сибири». Как видно название говорит само за себя. Извлеченные автором данные из официальных архивных документов, позволили осветить события бунта и деятельность лиц, стоявших во главе гражданских и военных сфер государственного управления и в особенности Зауралья и Сибири. Широко представленная переписка государственных чиновников проливает свет, на не согласованы действия на местах. Как пример, письмо оренбургского губернатора Рейнсдорпа генералу Деколонгу, в котором он «как только узнал о движении войск с Сибирской линии, писал Деколонгу, отговариваясь, что он не предварял о событиях во вверенном ему крае на том основании, что не думал, чтобы злодейства плута Пугачева столь расширились и мнил здешними войсками разрушить»[40]. Власти явно не до оценивали опасности и масштаба восстания. Историк обращает внимание и на другие моменты. А именно элемент соперничества среди военного командования, чтобы снискать славу в подавлении восстания. Так генерал Рейнсдорп писал полковнику Стипушину «для поимки известного государственного злодея Пугачева воинских сил собрано в Оренбурге уже не мало, то вашему высокоблагородию от своего места отлучатся не для чего»[41].

Полезные сведение приведены Дмитриевым-Мамонтовым относительно количества сил находящихся в непосредственном подчинении местных властей. Такая характеристика позволяет оценить возможности подразделений в подавление волнений и их способность маневрировать на такой территории. Более того, труд Дмитриева-Мамонтова представляют богатый материал для исследования страны в отношении экономическом и политическом, а также для пополнения сведений о состояния военного дела в Екатерининскую эпоху.

В иллюстрированном варианте труда «Пугачевский бунт в Зауралье и Сибири» опубликованы редкие портреты Пугачева, карты и схемы Оренбургской. Историк детально рассматривает ход восстания, успехи и поражения пугачевского войска, его движение и передвижения правительственных войск. Автор стремится понять причины, движущие силы и идеологию восставших, рассматривает шаги Е. Пугачева по привлечению народа на свою сторону: указы, воззвания, дарование земли и воли крепостным. Рассмотрены народные представления о сакральной личности царя, которые строились на вере в непогрешимость истинного монарха и ответственности за все зло и неправду аристократии и чиновников. Но кроме этого, не последнее место отводиться зверствам пугачевцев «Взявши крепость, Хлопуша всю команду ее приколол, поручика Лопатина на дороге избил, а так же заколол на дороге двух женщин»[42]. Или показания одного из казаков сбежавших от Пугачев «Со всех убитых людей, как со своих, так и с наших, он злодей Пугачев всю одежду приказывает снимать и на оных ничего не остается и все те мертвые тела валяются без всякого прибору»[43].

Эти и многие другие данные собранные Дмитриевым-Мамонтовым позволяют более полно взглянуть на события бунта в Зауралье и Сибири. Локализация историка на этих территориях позволила дать более глубокий анализ ситуации и пути ее развития, как со стороны царского правительства, так и со стороны восставших.

Дата добавления: 2015-08-31