Красовский В. Е 4 страница. Ростовы в «Войне и мире» – идеал семейного бытия, основанного на добрых отношениях между близкими людьми

Ростовы в «Войне и мире» – идеал семейного бытия, основанного на добрых отношениях между близкими людьми. Они легко переживают неурядицы, в их отношениях друг с другом нет места холодной рассудочности. Ростовы близки к национальным традициям: гостеприимны, нерасчетливы, любят деревенскую жизнь, народные праздники. «Фамильные» черты Ростовых – искренность, открытость, простодушие, внимательное отношение к людям. В 1812 г. они принимают нелегкие решения: соглашаются отпустить Петю в армию, покидают Москву, отдают подводы раненым. Ростовы живут интересами нации.

Семейный уклад Болконских совершенно иной. Их жизнь подчиняется жесткому регламенту, раз и навсегда установленному домашним «деспотом», старым князем Николаем Андреевичем. Он воспитывает княжну Марью по особой системе, не выносит, когда ему противоречат, и потому часто ссорится с дочерью и сыном. Хотя отношения внутри семьи внешне очень прохладны, поскольку Болконские – люди с сильными характерами, все они по‑настоящему привязаны друг к другу. Их объединяет скрытая, не выражающаяся в словах родственная теплота. Старый князь гордится сыном и любит дочь, чувствует себя виноватым в ссорах с детьми. Только перед смертью он дает волю чувству жалости и любви к дочери, которое раньше тщательно скрывал.

Николай Ростов и Марья Болконская – образец счастливой супружеской пары. Они дополняют друг друга, ощущая себя единым целым (Николай сравнивает жену с пальцем, который нельзя отрезать). Он поглощен занятиями хозяйством, поддерживает достаток семьи, заботясь о будущем материальном благополучии детей. Марья в их семье – источник духовного начала, доброты и нежности. Порой кажется, что они абсолютно разные люди, поглощенные своими интересами, но это не только не разобщает, но, наоборот, еще крепче объединяет их. Любовь Николая к жене, подчеркивает Толстой, – «твердая, нежная и гордая», в нем не угасает «чувство удивления перед ее душевностью». Он гордился тем, что «она так умна, и хорошо сознавал свое ничтожество перед нею в мире духовном и тем более радовался тому, что она с своею душой не только принадлежала ему, но составляла часть его самого». Марья – отличный воспитатель, стремящийся понять интересы детей. «Детский дневник», который она ведет, не только не вызывает насмешек Николая, чего она втайне опасалась, – наоборот, «это неустанное, вечное душевное напряжение, имеющее целью только нравственное добро детей, – восхищало его» (эпилог, ч. 1, XV).

Семейная жизнь Пьера и Наташи в изображении Толстого – почти идиллия. Цель их супружества не только продолжение рода и воспитание детей, но и духовное единение. Пьер «после семи лет супружества… чувствовал радостное, твердое сознание того, что он не дурной человек, и чувствовал он это потому, что он видел себя отраженным в своей жене». Наташа – «зеркало» мужа, отражавшее «только то, что было истинно хорошо» (эпилог, ч. 1, X). Они настолько близки, что способны интуитивно понимать друг друга. Наташа часто «угадывала» «сущность желаний Пьера». Ради семьи им пришлось пожертвовать многими привычками: Пьер находился «под башмаком своей жены» и «не смел» делать ничего, что шло бы в ущерб интересам семьи, Наташа бросила «все свои очарованья». Но эти жертвы, подчеркивает Толстой, – мнимые: ведь Пьер и Наташа просто не могут жить иначе.

На другом полюсе романа – изображение «неподлинных», «случайных» семей. Таковы Курагины: связь между членами этой семьи – формальная, отношения между родителями и детьми поддерживаются только ради приличия. По словам князя Василия, дети – его «крест». Княгиня завидует собственной дочери. Все Курагины эгоистичны и порочны: князь Василий фактически продает свою дочь, Элен заводит себе множество любовников и даже не считает нужным скрывать это, для Анатоля нет ничего важнее чувственных наслаждений. «Фамильные» черты Курагиных – ординарность и глупость, что они тщательно маскируют, неукоснительно соблюдая правила светского приличия. К удивлению Пьера, знавшего, что жена глупа, Элен считалась в свете «умнейшей женщиной». Брак Пьера и Элен не случайно оказался неудачным: Элен вышла замуж по расчету, а Пьер не испытывал к ней ничего, кроме физического, «животного» влечения. Дети с самого начала не были целью их супружества – Элен цинично заявляет, что она «не дура, чтобы желать иметь детей».

Семья Друбецких также далека от толстовских представлений о настоящей семье. Борис не уважает свою мать, видя ее готовность унижаться ради денег, но очень скоро приходит к выводу, что карьера и материальное благополучие – самое главное в жизни. Он женится на Жюли Карагиной ради ее денег, превозмогая отвращение к ней. Образовалось еще одно «случайное», непрочное семейство: ведь и Жюли вышла замуж за Бориса только для того, чтобы не остаться старой девой.

«Мысль семейная» в романе неразрывно связана с проблемой воспитания. Жизнь и духовное развитие детей и подростков – одна из излюбленных толстовских тем. Юность многих героев романа, особенно молодых Ростовых, – счастливая и беззаботная пора, с которой им жаль расстаться. Наташа говорит Николаю после охоты в Отрадном: «Я знаю, что никогда уже я не буду так счастлива, спокойна, как теперь» (т. 2, ч. 4, VII). Но Толстой не склонен идеализировать юность: ведь это только этап в становлении личности героев. От первых сцен романа, овеянных поэзией детства и юности, повествование движется к зрелой поре их жизни, в которой они обретают счастье в семье и воспитании собственных детей. Каждая пора жизни человека представляется писателю одинаково важной и поэтической.

В основе толстовской педагогической концепции лежат принципы Ж.‑Ж. Руссо. Воспитание должно быть «естественным», незаметным, детей нельзя «держать строго». Слишком «рассудочный» подход к ним способен даже в дружных семьях привести к нежелательному результату. В самом деле, Вера, единственная из всех Ростовых, производит неприятное впечатление, несмотря на красоту, хорошие манеры и «правильность» суждений. Она поражает своим эгоизмом и неспособностью войти в контакт с людьми. Оказывается, ее «совсем иначе воспитывали», чем Наташу, которую мать балует. Ростовы и сами понимают свой промах. «Я старшую держала строго», – сетует графиня. «Что греха таить… графинюшка мудрила с Верой», – вторит ей Илья Андреевич (т. 1,ч. 1, IX).

Толстой показал два варианта воспитания, окрашивающие юность в светлые или мрачные, безрадостные тона. Первый – «ростовский»: у старших Ростовых нет каких‑то особых принципов воспитания, их общение с детьми – стихийный «руссоизм». В семье Ростовых допускаются баловство и проказы, развивающие в детях непосредственность и жизнерадостность. Второй – метод воспитания, которого придерживается старый князь Болконский, крайне требовательный к детям, предельно сдержанный в выражении отцовских чувств. Марья и Андрей становятся «романтиками поневоле»: идеалы и страсти глубоко спрятаны в их душах, маска равнодушия и холодности тщательно скрывает их романтическую одухотворенность. Молодость Марьи Болконской – суровое испытание. Строгость отцовских требований лишает ее ощущения радости и счастья – естественных спутников юности. Но именно в годы вынужденного затворничества в родительском доме в ней идет «чистая духовная работа», увеличивается духовный потенциал, делающий ее столь привлекательной в глазах Николая Ростова.

Юность – время не только чарующе прекрасное, но и опасное: велика вероятность ошибок в людях, в выборе пути. И Пьеру, и Николаю, и Наташе в юности приходится расплачиваться за свою излишнюю доверчивость, увлечение светскими соблазнами или избыток чувственности. Житейский опыт и соприкосновение с историей развивают в них чувство ответственности за свои поступки, за семью и судьбу своих близких. Николай Ростов, проиграв большую сумму денег, попытался возместить ущерб, нанесенный семье, сократив деньги, идущие на его содержание. Позже, когда Ростовым грозило разорение, он решил заняться хозяйством, хотя военная служба казалась ему более приятным и легким занятием. Наташа, не оправившаяся от горя после смерти князя Андрея, считает, что должна посвятить себя матери, разбитой известием о гибели Пети.

Особенно тяжелые испытания выпали на долю мягкого и доверчивого Пьера. Его жизнь напоминает движение на ощупь, ведь, в отличие от других героев романа, он воспитывался вне семьи. Пример Пьера доказывает: даже самые прогрессивные педагогические принципы не могут подготовить человека к жизни, если рядом с ним нет родных, духовно близких людей.

Образ Наташи Ростовой. Наташа Ростова – воплощение «живой жизни», самый обаятельный женский образ, созданный Толстым. Ее главные качества – удивительная искренность и непосредственность, любовь к людям. Все это делает Наташу, не обладающую совершенной пластической красотой, удивительно привлекательной для окружающих.

Душевная щедрость и чуткость постоянно проявляются в ее поступках и в отношениях с людьми. Она всегда готова к общению, душевно расположена ко всем людям и ожидает ответной доброжелательности. Даже с малознакомыми людьми она быстро достигает максимальной откровенности и полного доверия, располагая к себе улыбкой, взглядом, интонацией, жестом. Не случайно Наташа в письмах к князю Андрею не может передать того, что «привыкла выражать голосом, улыбкой и взглядом» (т. 2, ч. 4, XIII). Важная черта толстовской героини, «графинечки», воспитанной эмигранткой‑француженкой, – органическая, инстинктивная близость национальному духу и «приемам», «неподражаемым, не изучаемым, русским». Наташа, подчеркивает Толстой, «умела понять, что было… во всяком русском человеке» (т. 2, ч. 4, VII).

Наташа – воплощение естественности, ею руководит «разумный, естественный, наивный эгоизм». Верность себе в каждой конкретной ситуации, невнимание к мнению и оценкам окружающих – признаки ее целостного, органического мировосприятия. Избыток жизненной энергии – причина многих «неразумных» увлечений Наташи, но гораздо чаще неуемная жажда жизни помогает ей принять единственно правильное решение. В кризисных ситуациях Наташе не приходится обдумывать свое поведение: поступки совершаются как бы сами собой. Например, во время отъезда из Москвы в 1812 г. она настаивает, чтобы подводы Ростовых были отданы для раненых, потому что «это так нужно», даже не представляя, что можно поступить иначе.

Неукротимая сила жизненности, присущая Наташе, передается людям, нередко вокруг нее возникает атмосфера веселого оживления. Она обладает даром заражать всех своей жизненной энергией. Расстроенный крупным карточным проигрышем, Николай Ростов слушает ее пение и забывает о своем несчастье. Князь Андрей, увидев Наташу в Отрадном и случайно услышав ее ночной монолог, чувствует себя помолодевшим: любовь к ней наполняет жизнь человека, еще недавно чувствовавшего себя стариком, радостью и новым смыслом. И Пьеру передается жажда жизни, которую он с удивлением увидел в юной Наташе. Она влияет на людей непроизвольно и бескорыстно, сама не замечая своего воздействия на них. Сущность жизни Наташи, подчеркивает Толстой, – любовь, которая означает не только потребность в счастье и радости, но и самоотдачу, самоотречение.

Толстой находит поэзию в каждом из возрастов Наташи, показывая процесс ее взросления, постепенного превращения девочки‑подростка, какой она впервые появляется в романе, в девушку и затем – в зрелую женщину. В эпилоге Наташа не менее счастлива, чем в начале романа. Она проходит путь от полудетской жизнерадостности и беззаботной, своевольной юности через раскаяние и мучительное сознание своей греховности (после истории с Анатолем), через боль от утраты близкого человека – князя Андрея – к счастливой семейной жизни и материнству.

Эпилог романа – развернутая полемика Толстого с идеями женской эмансипации. После замужества все интересы Наташи сосредоточены на семье. Она выполняет естественное предназначение женщины: ее девичьи «порывы» и мечты в конечном счете вели именно к созданию семьи. Когда эта «бессознательная» цель была достигнута, все остальное оказалось неважным и «отпало» само собой. «Наташе нужен был муж. Муж был дан ей. И муж дал ей семью» (эпилог, ч. 1, X) – такими по‑библейски афористичными словами писатель подводит итог ее жизни. Выйдя замуж, она бросила «все свои очарованья», потому что «чувствовала, что те очарования, которые инстинкт научал ее употреблять прежде, теперь только были бы смешны в глазах ее мужа». По мнению Толстого, удивившая многих перемена в Наташе – вполне естественная реакция на требования жизни: теперь ей было «совершенно некогда» «украшать» себя, для того чтобы «нравиться другим». Только старая графиня своим материнским чутьем поняла ее состояние, она «удивлялась удивлению людей, не понимавших Наташи, и повторяла, что она всегда знала, что Наташа будет примерною женой и матерью» (эпилог, ч. 1, X).

Наташа Ростова в эпилоге – толстовский идеал женщины, выполняющей свое естественное предназначение, живущей гармоничной жизнью, свободной от всего ложного и наносного. Наташа нашла смысл своего существования в семье и материнстве – это и сделало ее сопричастной всей стихии человеческой жизни.

Мастерство психологического анализа. Толстой использует весь арсенал художественных средств и приемов, позволяющих воссоздать сложную картину внутреннего мира героев, «диалектику души».

Основными средствами психологического изображения в романе «Война и мир» являются внутренние монологи и психологические портреты.

Толстой одним из первых продемонстрировал огромные психологические возможности внутренних монологов. Изображая главных героев, писатель создает как бы ряд моментальных «рентгеновских снимков» их души. Эти словесные «снимки» обладают замечательными качествами: беспристрастностью, достоверностью и убедительностью. Чем больше доверяет Толстой своему герою, чем больше стремится показать значительность и важность его духовных исканий – тем чаще внутренняя речь заменяет авторские характеристики психологии героев. При этом Толстой никогда не забывает о своем праве комментировать внутренние монологи, подсказывать читателю, как их следует интерпретировать.

В романе «Война и мир» внутренние монологи используются для передачи психологии нескольких главных героев: Андрея Болконского (том 1, часть 4, гл. XII, гл. XVI; том 2, часть 3, гл. I, III; том 3, часть 3, гл. XXXII; том 4, часть 1, гл. XXI); Пьера Безухова (том 2, часть 1, гл. VI; том 2, часть 5, гл. I; том 3, часть 3, гл. IX; том 3, часть 3, гл. XXVII), Наташи Ростовой (том 2, часть 5, гл. VIII; том 4, часть 4, гл. I), Марьи Болконской (том 2, часть 3, гл. XXVI; том 3, часть 2, гл. XII; эпилог, часть 1, гл. VI). Внутренние монологи этих героев – признак их сложной и тонкой духовной организации, напряженных нравственных исканий. Толстой тщательно воссоздает духовные автопортреты героев, добиваясь, чтобы читатель почувствовал текучесть, изменчивость, пульсацию самых разных, порой противоречивых, перебивающих друг друга, мыслей, чувств, переживаний. Внутренняя речь каждого героя предельно индивидуализирована. Заглядывая с помощью писателя в тайники их души, мы видим, как из хаоса и противоречий внутреннего «космоса» в этих людях «на наших глазах» вызревают идеи, мнения, оценки, формируются нравственные принципы, а иногда и программы поведения. В форме внутренней речи Толстой передает впечатления некоторых других героев, например Николая Ростова (том 1, часть 2, гл. XIX; том 1, часть 4, гл. XIII; том 2, часть 2, гл. XX) и Пети Ростова (том 3, часть 1, гл. XXI; том 4, часть 3, гл. X).

Следует заметить, что внутренняя речь отнюдь не является универсальным приемом психологической характеристики. Этот прием не используется в изображении большинства героев романа «Война и мир». Среди них не только те, к кому Толстой испытывает явную антипатию (семьи Курагиных, Друбецких, Бергов, Анна Павловна Шерер), но и такие герои, к которым автор относится «нейтрально» или неоднозначно: старый князь Болконский, старики Ростовы, Денисов, Долохов, государственные деятели, полководцы, многочисленные второстепенные и эпизодические персонажи. Внутренний мир этих людей приоткрывается только тогда, когда сам автор считает нужным сообщить о нем. Толстой включает информацию о психологии героев в их портретные характеристики и высказывания, выявляет психологический подтекст поступков и поведения.

Внутренние монологи Андрея Болконского, Пьера Безухова, Наташи Ростовой, Марьи Болконской являются «знаками» их принадлежности к особой группе – группе «любимых», внутренне близких Толстому героев. Духовный мир каждого из этих людей динамичен, колеблется между осознанным, устойчивым и бессознательным, недовоплощенным в мысли и чувстве. Все они – яркие индивидуальности. И это также видно в самом содержании, темпе и направлении внутренних изменений. Границы их характеров подвижны и легко преодолимы. Поэтому любые застывшие, одномоментные характеристики их внутреннего облика были бы заведомо неполными. Специфическим средством углубленного психологического изображения таких людей и является внутренний монолог. В тех случаях, когда психологический облик человека стабилен, устойчив, Толстой не выходит за рамки традиционных форм и приемов психологизма.

Рассмотрим один из сравнительно небольших внутренних монологов (т. 2, ч. 5, X; внутренняя речь выделена курсивом, разрядкой – слова, подчеркнутые Толстым). Его «автор» – Наташа Ростова, вернувшаяся из театра, где она впервые встретилась с Анатолем Курагиным и сразу же была «побеждена» его красотой, уверенностью, «добродушной ласковостью улыбки». Подсаживая Наташу в карету, Анатоль «пожал ее руку выше кисти».

«Только приехав домой, Наташа могла ясно обдумать все, что с ней было, и вдруг, вспомнив о князе Андрее, она ужаснулась и при всех, за чаем, за который все сели после театра, громко ахнула и, раскрасневшись, выбежала из комнаты. «Боже мой! Я погибла! – сказала она себе. – Как я могла допустить до этого?» – думала она. Долго она сидела, закрыв раскрасневшееся лицо руками, стараясь дать себе ясный отчет в том, что было с нею, и не могла ни понять того, что с ней было, ни того, что она чувствовала. Все казалось ей темно, неясно и страшно. […] «Что это такое? Что такое этот страх, который я испытывала к нему? Что такое эти угрызения совести, которые я испытываю теперь?» – думала она.

Одной старой графине Наташа в состоянии была бы ночью в постели рассказать все, что она думала. Соня, она знала, с своим строгим и цельным взглядом, или ничего бы не поняла, или ужаснулась бы ее признанию. Наташа одна сама с собой старалась разрешить то, что ее мучило.

«Погибла ли я для любви князя Андрея, или нет?» – спрашивала она себя и с успокоительной усмешкой отвечала себе: «Что я за дура, что я спрашиваю это? Что ж со мной было? Ничего. Я ничего не сделала, ничем не вызвала этого. Никто не узнает, и я его больше не увижу никогда, – говорила она себе. – Стало быть, ясно, что ничего не случилось, что не в чем раскаиваться, что князь Андрей может любить меня и такою. Но какою такою? Ах боже, боже мой! зачем его нет тут!» Наташа успокоивалась на мгновенье, но потом опять какой‑то инстинкт говорил ей, что хотя все это и правда и хотя ничего не было, – инстинкт говорил ей, что вся прежняя чистота любви ее к князю Андрею погибла. И она опять в своем воображении повторяла весь свой разговор с Курагиным и представляла себе лицо, жест и нежную улыбку этого красивого и смелого человека, в то время как он пожал ей руку».

Наташа пытается понять, что же произошло с ней в театре, потеряла ли она право на любовь князя Андрея или нет. Она возмущена собой, ее мучают угрызения совести, страх перед будущим. Эти настроения сменяются другими: героиня успокаивает себя, рассудок подсказывает ей, что ничего страшного не произошло. Но кружение мыслей и чувств вновь возвращает Наташу к началу душевного процесса, к прежнему чувству стыда и ужаса.

Писатель активно вмешивается во внутренний монолог, четыре раза прерывая его, уточняя и усиливая авторскими сообщениями о переживаниях Наташи. Внутренний монолог распадается на ряд внутренних реплик, что еще больше усиливает впечатление о хаосе, внезапно возникшем в душе героини.

Комментируя ее состояние, Толстой старается сохранить интонацию внутренней речи. Однако авторские характеристики, в отличие от внутреннего монолога, спокойны, уравновешенны. Исчезают сбивчивость, импульсивность, неясность, свойственные психологическому автопортрету Наташи. Мудрый автор как бы дорисовывает его, проясняя главное, в чем героиня не хочет признаться себе: она полюбила Анатоля. Воспоминания о мгновениях близости к нему – светлые и радостные. Это верный признак рождающейся любви. Воспоминания о князе Андрее ничего, кроме тягостного чувства стыда и отчаяния от нравственного «падения», не вызывают. О своей любви к жениху Наташа забыла. «Ах боже, боже мой! зачем его нет тут!» – абсолютно искренне сожалеет она, но князь Андрей в сущности уже и не нужен ей. Инстинкт подсказал Наташе, что «прежняя чистота любви ее» погибла. В последней фразе автор, «переводчик» невнятного голоса инстинкта, уточняет: погибла не «прежняя чистота любви», а сама любовь Наташи к князю Андрею.

Толстой, как правило, подробно комментирует внешний облик и поведение героев, раскрывая их внутреннее состояние. Например, лицо Бориса Друбецкого, встретившегося с Николаем Ростовым в Тильзите, «в первую минуту, когда он узнал Ростова, выразило досаду. – Ах, это ты, очень рад, очень рад тебя видеть, – сказал он однако, улыбаясь и подвигаясь к нему» (т. 2, ч. 2, XVIII). Наташа в драматический момент своей жизни «от самой двери встретила Пьера лихорадочно‑блестящим, вопросительным взглядом. Она не улыбнулась, не кивнула ему головой, она только упорно смотрела на него, и взгляд ее спрашивал его только про то: друг ли он, или такой же враг, как и все другие, по отношению к Анатолю? Сам по себе Пьер, очевидно, не существовал для нее» (т. 2, ч. 5, XIX). Душевное состояние Наташи передается в данном случае указанием на полное отсутствие жестов и вопросительное выражение ее лица. Иногда же лицо героя отражает неудачную попытку скрыть свое душевное движение. Например, когда Николай Ростов проигрывал в карты Долохову, «лицо его было страшно и жалко, особенно по бессильному желанию казаться спокойным» (т. 2, ч. 1, XIV).

Лаконичные портреты героев Толстой дополняет психологически выразительными «моментальными фотографиями» их жестов и мимики. Один из самых запоминающихся психологических «стоп‑кадров», передающих состояние Наташи во время бала, – ее первый танец с князем Андреем: «"Давно я ждала тебя", – как будто сказала эта испуганная и счастливая девочка своею проявившеюся из‑за готовых слез улыбкой, поднимая свою руку на плечо князя Андрея» (т. 2, ч. 3, XVI). Порой сами герои романа угадывают смысл жестов, движений, мимики, даже не видя человека. Так, Пьер в темноте барака чувствовал, что у Платона Каратаева, когда тот заговорил с Пьером, «морщились губы сдержанною улыбкою ласки» (т. 4, ч. 1, XII). Толстой подчеркивает присущую духовно близким героям романа способность тонко чувствовать друг друга.

Рассказ о впечатлениях героев – одно из средств психологической характеристики: не сам предмет, а его восприятие героем важно для писателя. Например, впечатления Наташи от оперного спектакля отражают ее внутреннее состояние: «После деревни и в том серьезном настроении, в котором находилась Наташа», все вокруг казалось ей «дико и удивительно». Наташа «не могла следить за ходом оперы, не могла даже слышать музыку: она видела только крашеные картоны и странно наряженных мужчин и женщин, при ярком свете странно двигавшихся, говоривших и певших; она знала, что все это должно представлять, но все это было так вычурно‑фальшиво и ненатурально, что ей становилось то совестно за актеров, то смешно на них» (т. 2, ч. 5, IX).

Иногда Толстой отмечает резкое несоответствие между тем, что герой испытывает, и тем, как он воспринимается со стороны. Пьер на дуэли с Долоховым внешне спокоен, несмотря на то что находится в состоянии растерянности. Веселый тон Николая Ростова скрывает его отчаяние во время игры в карты с Долоховым, позже развязность в неприятном разговоре с отцом не соответствует переполняющему его чувству вины. Толстой подчеркивает контраст между холодным достоинством, с которым держится Наташа Ростова после истории с Анатолем, и переполняющим ее чувством стыда и отчаяния.

Одно из художественных открытий автора – сцены с «выключенным звуком». Так, Пьер на вечере Бергов не слышит, а именно видит, что между Андреем и Наташей что‑то происходит. Шестилетняя крестьянская девочка Малаша во время совета в Филях наблюдает за спором Бенигсена и Кутузова, не понимая слов.

Толстой‑психолог не отказывается от живописной пластики, но прямое обозначение внешности персонажей уравновешивает анализом психологической подоплеки движений, жестов, мимики. Например, Наташа на балу «стояла, опустив свои тоненькие руки, и с мерно‑поднимающейся, чуть определенною грудью, сдерживая дыхание, блестящими, испуганными глазами глядела перед собой, с выражением готовности на величайшую радость и на величайшее горе. Ее не занимали ни государь, ни все важные лица, на которых указывала Перонская, – у нее была одна мысль: "Неужели так никто не подойдет ко мне"» (т. 2, ч. 3, XVI). Начав с описания внешнего облика Наташи, Толстой постепенно развертывает характеристику ее душевного состояния. Внутренние реплики и монологи Наташи обогащают психологическую «информацию», которой насыщены ее пластические портреты.

Дата добавления: 2017-01-13