Сибирское море

Март

Межа

Миссия

Подверженность

Хронометраж

Ох, не точны красивые часы, Упавшие с вокзального развала В мазут и снег минувшей полосы, Прекрасной всем, чего недоставало.

Отважные рожать своих детей, За вечером мы вечер избывали, И разве что случайные детали До мозга пробирали нас костей.

Уже зияли лозунги и знаки, Сулившие вот-вот переворот, Мы шли и шли, лунатики, зеваки, А время всё, казалось, не идёт.

А кровь напротив – ниточкой бежала – То из носу, то набело по льну... И всё, чего тогда недоставало, Пошло сегодня на небо ко дну.

Крестьяне, свиньи, астронавты*, Как душу рёвом ни трави – Пожалуй, тут внезапно прав ты: Мы все подвержены любви...

Нужде, влечению, желанью – Не божества, так естества, Что нашу спесь и гордость ланью Гнёт о сустав, как дважды два.

Земля – увы, не Переландра**, Не избежать на ней рожна. Тонка смородина скафандра, И плазмалемма – ох, нежна.

А митохондрии – послушай! – Шумят, как прибалтийский лес... Но, ближе чем к ядру, тем глуше: Шероховата ЭПС***.

119

И пыль тут кажется живою, В ней брезжит тщательный расчёт, И если что, то всё - травою, Мясистым трыном порастёт.

*Намек на название альбома рок-группы «Kula Shaker» - «Peasants, Pigs

and Astonauts» (1999)

** Переландра - название Венеры в «Космической трилогии» К.-С. Льюиса,

где эта планета призвана исправить неудачу творения, вызванную

грехопадением человека на Земле.

*** ЭПС - эндоплазматическая сеть.

РЁТЕ8 аАЬА№ТЕ8

Орлом назвал тоскливых чисел решку И наречён в истории Земли Галантным веком. Видимо, в насмешку Над перегноем алчности и тли.

Там сладкий дым неспешного кажденья Сменяли смрадом пир и кавардак И тайну несчастливого рожденья Закладывал во мраке тайный брак.

Европа с мушкой, до смерти под мухой, Глумясь над мушкетёром и слугой, Не то что молодящейся старухой, А впавшей в детство пялилась каргой.

Запутан в кружевах, слегка придушен Поблёкшей паутиной слабых строф, Вольтером в горло за полночь укушен, Галантный век отнюдь не был таков:

Доднесь его соблазнов живы бесы, Берущие за гузку не судом -Капризом подменяют интересы И брезгают рассудком и трудом.

Из Египта и Марокко, Из Туниса и Магриба, Паруса воздев высоко, Полетит корвет, как рыба,

120 глава двадцать вторая

Поплывёт быстрей, чем птица, Над лиловыми волнами, Наберёт, чтоб нам лечиться, Трав целебных в Суринаме.

Чтобы мыться и плескаться Нам с тобой в чудесной ванне, Трюм завалит – умотаться! – Красной солью на Тайване.

Купит наш купец надёжный Зелье дивное в Калькутте, Сложит, скроет в осторожный Рундучок в своей каюте.

Встретим с башни на рассвете Тень спасительного груза, Рады новому, как дети, Шагу нашего союза.

Уж всяко больше половины С тобой мы прожили уже, А всё мне слышен запах глины В ночной невидимой меже,

Где я лежу до полусмерти, Сражён безвременьем хмельным, А надо мной дерутся черти До крови с ангелом моим.

Скопленья звёздные взметая, В разгон молекулы-миры, То грохнет вечность холостая, То лопнут времени шары.

Под дых оглоблей пробужденья – И водка выветрится вмиг... До воскресения с рожденья Не проберёшься напрямик.

Как далеко во мгле вчерашней, С лучом от фары, быстр и чист, Мотором тарахтит над пашней Кристально трезвый тракторист!

глава двадцать вторая 121

* * *

Ты могла бы остаться на море И, не встретив, покинуть меня В Мариуполя тесном разборе, В мелководье морского коня.

В белой-белой соломенной шляпе С невоспитанно красным цветком – На колени к немёртвому папе, По траве и песку босиком.

Ты могла бы остаться в солёном, Загасившем волною гортань, Ни на миг ни испугом, ни стоном, Ни движением в грязь или дрянь...

И тебя не нашёл бы я сроду – И вовек, не подумав искать, Во свою бесконечную воду, Что ни миг, погружаясь на пядь,

Кабы ангел-хранитель прохожий Не схватил тебя за локоток И не вытянул: – Что ж это? Что же? – Не давая уйти в водосток.

Открою окно, потому что внутри уже стало Совсем невозможно и попросту нечем дышать. Открою – и пусть воцаряется скрежет металла И c улицы ввалится смрадная с гиканьем рать.

Пускай раздаются направо, кругом и налево Рычание поршней и пение лживых гудков И в комнату рвутся, из зимнего вылетев зева, Удар урагана и хватка морозных тисков!

Да врежет, визжа, продиктованной низом измены Об верное сердце сломавшая зубы фреза! Пускай расшибутся об кухни нагретые стены Свирепые смерчи и снов ледовитых гроза!

За всем этим вихрем, за старой, как мир, круговертью Я вижу, я чую распухшей от гриппа ноздрёй: Весна наступает, и наново в битву со смертью Март-месяц кидается, как безрассудный герой.

122 глава двадцать вторая

Он выпил вина сорок чарок, ни много ни мало, И в путь на закате выходит, и в полночь идёт, И тигр его ждёт, притаившись на дне перевала, И тигра он спьяну рукой безоружной убьёт.

Ах, понятная даль Академгородка! Только юности жаль, Да и жизнь коротка.

Отдаём и взамен Ничего не берём. Лаборант – супермен, За углом – космодром.

Яшин круче Пеле, В полной радуге лиц Не найти на Земле Краше наших девиц.

Даже те, что глядят Через колбы стекло, Не вмещаются в ряд, Дай хоть каждой весло.

Коммунизма леса – Легковесный каркас, Но в воде – паруса В приполуденный час.

Поднимаюсь бегом На знакомый этаж, Да и вниз босиком, С волейболом – на пляж.

Моря пресного бег – Рукотворная ширь. Жалко, лето не век: Сдох и высох мизгирь.

Но ракеты летят, Ускоритель гудит, И забыт Герострат, И никто не забыт.

глава двадцать вторая 123

Рисунок

В моём простом карандаше, По-птичьи, что ли, долгоносом, Как жук в лавандовом саше, Как Ленин в утлом шалаше, Измучен финским сенокосом,

Уснул маяк...

Напрягом трёх пурпурных крон Транзистор в нём горел, как призма, О том, что бытие не сон, Близка победа коммунизма И космос будет покорён...

И вдруг иссяк.

И я объёмную морковь Вонзил с размаху в лист альбомный, Пролив с кистей на контур тёмный Медовой акварели кровь.

А вот войны смертельный ход В листа того же обороте: Горит над танком самолёт И лупит пушка по пехоте.

А вот с огромной высоты Глядит лохматое светило Туда, где взрывы, как кусты, И смерти золотая жила...

И вот чего там только нету! И тьме найдётся цвет и свету... А нет – убежища душе В моём простом карандаше.

124

ГЛАВА № 23

Возможно, это и неважно, но либо читатель поймёт поэта, либо поэту придётся понять читателя, и поэзия на этом за­кончится.

* * *

Я не Холли Голайтли, А ты не Рик Блэйн. И не зови меня – Холли, Растягивая и понижая голос На «о».

Лучше никак не зови. Знаю и так:

Всё, что ты говоришь, – Адресовано мне. Ведь ты равнодушен ко всем, Кроме меня. А мне странно Быть для тебя Единственной радостью.

Мне предстоит

Выйти замуж не раз,

Купить много нужных,

Ещё больше ненужных вещей.

А тебе...

Не знаю,

Что тебе предстоит.

Мы просто однажды Перепутали сцены Из разных фильмов.

* * *

Сидишь у окна, За которым неслышно Струится свет. Почти не вижу тебя. Разговариваем. Скайп прислушивается К нам.

Наконец, сделав выбор Между светом И тобой, Говорю:

«Пересядь от окна. Пожалуйста. Только твой абрис вижу».

125

Отвечаешь:

«Хорошая строчка –

Только твой абрис вижу».

И пальцем указательным

То ли грозишь,

То ли стихотворение написать

Заклинаешь.

Пишу.

Дата добавления: 2017-01-13