Четкость старой фотографии в фильме Холлиса Фрэмптона

Выходные

Экзамен

на пять с плюсом вызубрила твои письма наизусть но вот беда

никто о них не спрашивает

дыхание до пятницы душа до четверга на выходные муж и дети и семья я вся в отключке я вся в заплатах остановлюсь на две минуты а оказалось на два дня

* * *

долька лунного лимона чай остыл на берегу никого только месяц

160 глава тридцатая

притворюсь коровой чтобы ты меня не нашёл

в египет меня все равно не пустят

гера от зависти к моему вымени

скукожилась

уже не та не та

тихо собака воет скулит внизу на той стороне дым кто-то сжигает мосты

гера в траурном платье спускается к монастырю лицо в мелких морщинах тайнопись шрифт рунический

литинститут

и странницей и как агарь

с ребенком на руках с утра пораньше

на киевский вокзал

московское метро что ад для Эвридики и намело

небесные качели чуть вздрогнули

и смог и гул трамваев

ребенок спит как ослик в яслях

и первый снег коварен и лукавый

верблюжьими колючками в лицо шлю телеграммы

а деньги кончились пришлёшь

волхвов не видно

разве что таджики

спешат в пустыню с тюками с поклажей

Марией мне не стать ни Анной

до Брянска выспалась и снились караваны

ГЛАВА № 31

161

Если в свободное время ты занимаешься поэзией – ты сти­хотворец. Но если поэзия в свободное время занимает тобой, то ты, скорей всего, поэт.

* * *

Мы пришли за Иваном до Марьи И бросали снежками в окошко. Марья крикнула: «Сдохните, твари! Он опять у своей намдавошки. Вы просили Ивана стать чаем? Вы просили Ивана дать хлеба? Он сказал, опыт с чаем случаен, И стал деревом, вырос до неба. И шумит в тополином угаре, Подставляя дупло птичьей воле». Мы сказали: «Любви тебе, Марья». И пошли до Степана, он – поле.

* * * Сестре
Открой окно, мы втянем нашу память

Из этих мест, что страшно так оставить. Где на запястьях шрамы или феньки У девочек, что подпирают стенки. Где лес и дол и Summertime и Энди, Сосед, что отбыл в мир иной намедни, Паук висит, как дух святой под люстрой, И снег идёт своей походкой шустрой. Нас двое здесь, где свет нас не покинул, Где режут руки, будто это стимул, Где за окном смеркается и брезжит, А у ворот стоит зубовный скрежет. Где нет икон, но каждый угол красный, И мы решили, будто не напрасно Бог нас слепил с себя как под копирку И завязал на сжатой ручке бирку.

* * *

Ты видишь, дом горит, а из окна, Видна продрогшая до косточек страна. А мы в дыму и видим только нас. Мы знаем: здесь огонь своих не сдаст. Мы знаем: то, что выжило в огне, Не нужно Богу или Сатане – Оно в земной юдоли навсегда, Пока с потопом не придёт вода…

162 глава тридцать первая

* * *

О, как прекрасно спетое в июле – Резиночки, как струночки… «Харэ! Подпрыгнули бы выше – утонули!» И дети, что скакали во дворе, Вдруг замирают, жадно ловят звуки И смотрят вверх, и верят в чудеса. А посреди небесной этой скуки Ложится белой пеной полоса. «Меня возьми, возьми, летящий к звёздам! Пусть будет пусто мне, мне не впервой!» И побежать, и осознать, что поздно, Врезаясь в землю глупой головой.

* * *

Если я съем этот гриб, он исполнит желание? Стану я больше, чем мир или меньше соломинки? Скоро проглотит лес солнце и кровопускание В небе, а здесь, на земле, огороды и домики. Ручками, ручками, в грядочках азбука Щавеля. Что ты там вычитал? Сказку про смерть и рождение. Первый садовник, удобривший камешки Авелем Был просто яблоком с яблони грехопадения. Капают бурые капельки ржавого вентиля, Шланг для полива, как змей, возле дома на привязи. А за воротами страшная улица Брейгеля, Из темноты кто-то шепчет мне «Милая, вывези». Я отвечаю, простите, сама тут не местная, Я собиралась исчезнуть ещё до двенадцати, Только мне тридцать уже, надо мною вселенная, Но развлекаюсь я лишь огородом и танцами.

* * *

Бегите же, не стойте, как ослы, Застигнутые ливнем, прячьте лица! Для вас в аду уже кипят котлы, И влага в лужах резво пузырится. Да, это сложный, очень сложный квест: Дойти до дома не испачкав уши. Воды так много, что ж, несите крест, Мы обратим заблудших этих души, Поднимем в небо тысячи икон, Чтоб разом окропить родную паству… А я всё жмусь под старенький балкон, Привязана к эвклидову пространству…

глава тридцать первая 163

* * *

Какие потрясающие вопли

Похожие чуть-чуть на крики чаек,

Где детвора в ручьях морозит сопли.

Гирлянды простыней, трусов и маек,

Как мои флаги, вновь полощут в ветре

Невидимые мартовские прачки.

Не по делам, но мне дано по вере

Теперь вставать пред Богом на карачки,

Коленки разбивать о лёд весенний…

Какая вопиющая неправда,

Что нам на всех не хватит воскресений,

Что не пришедшим в срок не будут рады.

164

ГЛАВА № 32

Путники никогда не ходят по дорогам, они их прокладыва­ют. Думать, что у путника есть определенная цель, – зна­чит не понимать предназначения путника.

Надеюсь, возвращение теперь

в текучесть неравного не состоится:

клок бумажного пепла,

как утопающий, цепляется за

раскалённую спираль газовой плиты.

Дата добавления: 2017-01-13