ФЕВРАЛЯ (Слово)

МОЛИТВА

АРХАНГЕЛ ГАВРИИЛ

Однажды архангел Гавриил услыхал из рая голос Бога — Бог благословил какого-то человека. Ангел сказал: «Верно, что важный слуга Всевышнего, верно, какой-нибудь святой пустынник, мудрец». Ангел спустился на землю, чтобы найти этого человека, но не мог найти его ни на небе, ни на земле. Тогда он обратился к Богу и сказал: «О, Господи! Покажи мне путь к этому предмету твоей любви». Бог отвечал: «Поди в де­ревню, и там в одном маленьком храме ты увидишь огонь». Ангел спустился к храму и там увидел, что человек молится перед идолом. Ангел вернулся к Богу и сказал: «О, Господи, неужели ты с любовью смотришь на идолопоклонника». Бог сказал: «Я не смотрю на то, что он неверно понимает Меня. Понять Меня, какой Я точно есмь, никто из людей не может. И самый великий мудрец из людей так же далек от истинного понимания того, что такое Я, как и этот человек. Я смотрю не на ум, а на сердце. Сердце же этого человека ищет Меня и поэтому близко ко Мне».

Персидское (Аттар)

...Знает Отец ваш, в чем вы имеете

нужду, прежде вашего прошения...

Мф. VI, 8.

— Нет, нет и нет! Этого не может быть... Доктор! Да разве ничего нельзя? Да что же вы молчите все?!

Так говорила молодая мать, выходя большими, решитель­ными шагами из детской, где умирал от водянки в голове ее первый и единственный трехлетний мальчик.

Тихо разговаривающие между собою муж и доктор замол­чали. Муж робко подошел к ней, ласково коснулся рукой ее растрепанной головы и тяжело вздохнул. Доктор стоял, опус­тив голову, своим молчанием и неподвижностью показывая безнадежность положения.

— Что ж делать! — сказал муж. — Что же делать, милая...

— Ах, не говори, не говори! — вскрикнула она как будто злобно, укоризненно и, быстро повернувшись, пошла назад в детскую.

Муж хотел удержать ее.

— Катя! не ходи...

Она, не отвечая, взглянула на него большими усталыми глазами и вернулась в детскую.

Мальчик лежал на руке няни с подложенной под голову белой подушкой. Глаза его были открыты, но он не глядел ими. Из сжатого ротика пузырилась пена. Няня со строгим, торжественным лицом смотрела куда-то мимо его лица и не пошевелилась при входе матери. Когда мать вплоть подошла к ней и подсунула руку под подушку, чтобы перенять ребенка от няни, няня тихо сказала: «Отходит!» — и отстранилась от матери. Но мать не послушалась ее и ловким, привычным движением взяла мальчика себе на руки. Длинные вьющиеся волосы мальчика запутались. Она оправила их и взглянула в его лицо.

— Нет, не могу, — прошептала она и быстрым, но осто­рожным движением отдала его няне и вышла из комнаты.

Ребенок болел вторую неделю. Во время болезни мать по нескольку раз в день переходила от отчаяния к надежде. Во все это время она спала едва ли полтора часа в сутки. Все это время она не переставая по нескольку раз в день уходила в свою спальню, становилась перед большим образом Спасите­ля в золотой ризе и молилась Богу о том, чтобы он спас ее мальчика. Чернолицый Спаситель держал в маленькой чер­ной руке золоченую книгу, на которой чернью было написа­но: «Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас». Стоя перед этим образом, она молилась, все силы своей души вкладывая в свою молитву. И хотя в глубине души и во время молитвы она чувствовала, что не сдвинет горы и что Бог сделает не по ее, а по-cвоему, она все-таки молилась, читала известные молитвы и свои, кото­рые она сочиняла и говорила вслух с особенным напряже­нием.

Теперь, когда она поняла, что он умер, она почувствова­ла, что в голове ее что-то сделалось, как будто сорвалось что-то и стало кружиться, и она, придя в свою спальню, с удивлением оглянулась на все свои вещи, как будто не узнавая места. Потом легла на кровать и упала головой не на подушку, а на сложенный халат мужа и потеряла сознание. И вот во сне она видит, что ее Костя, здоровый, веселый, сидит с своими кудрявыми волосами и тонкой белой шейкой на креслице, болтает пухлыми в икрах ножками и, выпятив губки, старательно усаживает куклу-мальчика на картонную лошадку без одной ноги и с проткнутой спиной. «Как хорошо, что он жив, — думает она. — И как жестоко то, что он умер. Зачем? Разве мог Бог, Которому я так моли­лась, допустить, чтобы он умер? Зачем это Богу? Разве он мешал кому-нибудь? Разве Бог не знает, что в нем вся моя жизнь, что я не могу жить без него? И вдруг взять и измучить это несчастное, милое, невинное существо и разбить мою жизнь, и на все мои мольбы отвечать тем, чтобы у него оста­новились глаза, чтобы он вытянулся, захолодел, закостенел».

И она опять видит. Вот он идет. Такой маленький, в такие высокие двери идет, размахивая ручонками, как большие ходят. И глядит и улыбается... «Милый! И его-то Бог хотел из­мучить и уморить! Зачем же молиться Ему, если Он может де­лать такие ужасы?»

И вдруг Матреша, девочка, помощница няни, начинает что-то говорить очень странное. Мать знает, что это Матре­ша, а вместе с тем она и Матреша и ангел. «А если она ангел, то отчего у нее нет за спиной крыльев?» — думает мать. Впро­чем, она вспоминает, что кто-то — она не помнит кто, но кто-то заслуживающий доверия, — говорил ей, что ангелы быва­ют теперь и без крыльев. И ангел-Матреша говорит: «Напрас­но вы, сударыня, на Бога обижаетесь. Ему никак нельзя всех слушать. Они часто о таком просят, что одному сделаешь, другого обидишь. Вот сейчас по всей России молятся, да ка­кие люди! Самые первые архиереи, монахи в соборах, в цер­квах над мощами, все молятся, чтобы Бог дал победы над японцами. А ведь это разве хорошее дело? И молиться об этом не годится, да и угодить-то Ему никому нельзя. Японцы тоже молятся, чтобы им победить. А ведь Он один у нас, ба­тюшка. Как же ему быть?»

— Как же Ему быть, барыня? — говорит Матреша.

— Да, это так. Это старое. Это еще Вольтер говорил. Все это знают, и все это говорят. Я не об этом. А отчего же Он не может исполнить просьбу, когда я прошу не о вредном о чем-нибудь, а только о том, чтобы не уморить моего милого маль­чика. Я ведь без него жить не могу, — говорит мать и чувству­ет, как он обнимает ее за шею своими пухлыми ручонками, и она своим телом чувствует его тепленькое тельце. «Хорошо, что это не случилось», — думает она.

— Да ведь не одно это, барыня, — пристает Матреша так же бестолково, как всегда, — ведь не одно это. Бывает, что и один просит, да никак невозможно сделать Ему того, что он хочет. Нам это вполне известно. Я-то ведь знаю, потому что я докладываю, — говорит Матреша-ангел точно таким голо­сом, каким она вчера, когда барыня посылала ее к барину, го­ворила няне: «Я-то знаю, что барин дома, потому что я докла­дывала».

— Сколько раз приходилось докладывать, — говорит Матреша, — что вот хороший человек — из молодых, все больше просит помочь ему, чтобы он дурных дел не делал, не пьянствовал, не распутничал, просит, чтобы из него, как за­нозу, вынули порок.

«Как, однако, хорошо говорит Матреша», — думает барыня.

— А Ему никак нельзя этого, потому каждому надо само­му стараться. Только от старания и польза бывает. Вы сами, барыня, давали мне читать сказку о черной курице. Там рас­сказано, как мальчику черная курица дала за то, что он ее спас от смерти, волшебное конопляное зернышко, такое, что, пока оно у него в штанах и кармане лежало, он не уча все уроки знал, и как он от этого самого зернышка совсем пере­стал учиться и память потерял. Нельзя Ему, батюшке, из людей вынимать зло. И им не просить об этом надо, а самим вырывать, вымывать, вывертывать его из себя.

«Откуда она эти слова знает?» — думает барыня и гово­рит:

— Ты все-таки, Матреша, не отвечаешь мне на вопрос.

— Дайте срок, все скажу, — говорит Матреша. — А то и так бывает: докладываю, что разорилась семья не по своей вине, все плачут, вместо хороших комнат живут в угле, даже чаю нет, просят хоть как-нибудь помочь им. И тоже никак нельзя Ему сделать по-ихнему, потому Он знает, что это им же не на пользу. Они не видят, а Он, батюшка, знает, что, если бы они в достатке жили, они бы вдрызг избаловались.

«Это правда, — думает барыня. — Но зачем же она так вульгарно выражается о Боге? «Вдрызг»... это совсем нехорошо. Непременно скажу ей при случае»...

— Но я не про то спрашиваю, — повторяет опять мать. — Я спрашиваю: зачем, за что хотел это твой Бог взять у меня моего мальчика? — И мать видит перед собой своего Костю живого и слушает его, как колокольчик, звонкий, детский, его особенный, милый смех. — Зачем они взяли его у меня? (Если Бог мог это сделать, то Он злой, дурной Бог и совсем не надо Его и не хочу знать Его. И что же это такое? Матреша уже совсем не Матреша, а какое-то совсем другое, новое, странное, неясное существо, и говорит это существо не устами вслух, а каким-то особенным способом, прямо в сердце матери.

— Жалкое ты, слепое и дерзкое, зазнавшееся создание, — говорит это существо. — Ты видишь своего Костю, каким он был неделю тому назад со своими крепенькими, упругими членами и длинными вьющимися волосами и с наивной, ласковой и осмысленной речью. Но разве он всегда был такой? Было время, когда ты радовалась, что он выговаривает «ма­ма» и «баба» и понимает кто — кто, и еще прежде ты восхи­щалась тем, что он стоял дыбочки и, качаясь, перебегает мяг­кими ножками к стулу, а еще прежде вы все восхищались тем, что он, как зверок, ползает по зале, а еще прежде радовались, что он узнает, что держит безволосую головку с дышащим те­мечком, а еще прежде восхищались тем, что берет сосок и на­жимает его своими беззубыми деснами. А еще прежде радова­лись, что он, весь красный и еще не отделенный от тебя, жа­лостно кричит, обновляя свои легкие. А еще прежде, за год, где был он, когда его совсем не было? Вы все думаете, что вы стоите и что вам и тем, кого вы любите, следует всегда быть такими, какие они сейчас. Но ведь вы не стоите ни минуты, все вы течете, как река, все летите, как камень, книзу, к смер­ти, которая, рано или поздно, ждет вас. Как же ты не понима­ешь, что если он из ничего стал тем, что он был, то он не оста­новился бы и ни минуты не оставался бы таким, каким был, когда умер; а как из ничего сделался сосунком, из сосунка сделался ребенком, так из ребенка сделался бы мальчиком-школьником, юношей, молодым человеком, взрослым, ста­реющим, старым. Ты ведь не знаешь, чем он был бы, если бы остался жив. А я знаю.

И вот мать видит в отдельном, ярко освещенном электри­чеством кабинете ресторана (один раз муж возил ее в такой ресторан), перед столом с остатками ужина видит одутловато­го, морщинистого, с подведенными кверху усами, противно­го, молодящегося старика. Он сидит, глубоко затонув в мяг­ком диване, и пьяными глазами жадно оглядывает развра­щенную, подкрашенную, с оголенной белой толстой шеей женщину и пьяным языком выкрикивает, повторяя несколь­ко раз, неприличную шутку, очевидно, довольный одобри­тельным хохотом такой же другой, как он, пары.

— Неправда, это не он, это не мой Костя! — вскрикивает мать, с ужасом глядя на гадкого старика, который тем и ужа­сен, что что-то есть в его взгляде, в его губах, напоминающее особенное Костино. «Хорошо, что это сон, — думает она. — Костя настоящий — вот он». И она видит беленького, голень­кого, с пухлыми грудками Костю, как он сидит в ванне и, хо­хоча, болтает ножонками, не только видит, но чувствует, как вдруг он охватывает ее обнаженную по локоть руку и целует, целует и под конец кусает ее, не зная, что бы ему еще сделать с этой милой ему рукой.

«Да, вот это Костя, а не тот ужасный старик», — говорит она себе. И на этих словах просыпается и с ужасом признает действительность, от которой уже некуда проснуться.

Она идет в детскую. Няня уже обмыла и убрала Костю. С восковым и утончившимся носиком, с ямочками у ноздрей и приглаженными от лба волосиками он лежит на каком-то возвышении. Вокруг горят свечи и стоят на столике в головах белые, лиловые и розовые гиацинты. Няня поднимается со стула и, подняв брови и вытянув губы, смотрит на поднятое кверху каменно-неподвижное личико. Из другой двери на­встречу матери входит Матреша с своим простым, добродуш­ным лицом и заплаканными глазами.

«Как же она мне говорила, что нельзя огорчаться, а сама плакала», — думает мать. И она переводит свой взгляд на по­койника. В первую минуту ее поражает и отталкивает ужас­ное сходство мертвого личика с тем лицом старика, которого она видела во сне, но она отгоняет эту мысль и, перекрестив­шись, притрагивается теплыми губами к холодному, восково­му лобику, потом целует сложенные остывшие маленькие ручки, и вдруг запах гиацинтов как будто что-то новое гово­рит ей о том, что его нет и никогда больше не будет, и ее душат рыдания, и она еще раз целует его в лоб, и в первый раз она плачет. Она плачет, но плачет не безнадежными, но по­корными, умиленными слезами. Ей больно, но она уже не возмущается, не жалуется, а знает, что то, что было, должно было быть, и потому было хорошо.

— Грех, матушка, плакать, — говорит няня и, подойдя к маленькому покойнику, вытирает сложенным платочком слезы матери, оставшиеся на восковом лбу Кости. — От слез его душеньке тяжело будет. Ему хорошо теперь. Ангельчик безгрешный. А жив бы был, кто знает, что бы было.

— Так, так, а все-таки больно, больно! — говорит мать.

Лев Толстой

После долгого разговора постарайся вспомнить все то, о чем было говорено, и ты удивишься, как пусто и ненужно и часто дурно было многое, а иногда и все то, что говорилось.

Глупому человеку лучше всего молчать. Но если бы он знал это, он бы не был глупым человеком.

Саади

Когда ты говоришь, слова твои должны быть лучше мол­чания.

Арабская поговорка

Если один раз пожалеешь, что не сказал, то сто раз пожа­леешь о том, что не промолчал.

Добрые не бывают спорщиками; спорщики не бывают добрыми.

Мудрые не бывают учены. Ученые не бывают мудры. Истинные слова не бывают приятны. Приятные слова не бывают истинны.

Лао-Тсе

Ручной труд полезен уже тем, что избавляет от пустых разговоров.

Хочешь быть умным, научись разумно спрашивать, вни­мательно слушать, спокойно отвечать и переставать говорить, когда нечего больше сказать.

Лафатер

Если люди долго спорят, то это доказывает то, что то, о чем они спорят, неясно для них самих.

Вольтер

Сколько нелепостей говорится людьми только из жела­ния сказать что-нибудь новое.

Вольтер

Язык немого лучше языка лгуна.

Турецкая поговорка

————————

Если имеешь время подумать, прежде чем начинать гово­рить, то подумай, стоит ли, нужно ли говорить, не может ли повредить кому-нибудь то, что ты хочешь сказать.

Дата добавления: 2017-01-14