Полипарадигмальность лингвистики

Существует точка зрения, в значительной мере подтверждающаяся историологией лингвистики, что «в истории наук о человеке явно чередуются две парадигмы <…> Одна парадигма – это та, в рамках которой исследователь поступает с объектом исследования так, как если бы человека создала исключительно природа. Другая парадигма обязывает исследователя помнить, что человека создала прежде всего культура» [Фрумкина 1995: 104]; возникает своего рода «качание маятника» [Там же], которое уже достаточно традиционно называют сменой системоцентрической (или лингвоцентрической) и антропоцентрической парадигм.

Вехи на этом пути мировой лингвистики хорошо известны: Гумбольдт

(впервые связавший язык, мышление и культуру народа) – Шлейхер (с его приравниванием спонтанных языковых законов к естественным законам природы) – Соссюр (как «отец» семиотики и лингвистики «в самой себе и для себя») – Сепир и Уорф (вернувшие в лингвистику проблему языка и культуры) – Хомский (с именем которого связывают «когнитивную революцию» в современной науке о языке). Однако далеко н е в с е ли н г в и с ты с о г л а с ны с а б с о лют и з а ц и е й о п п о з и ц и и д в у х п а р а д и гм, а тем более с торжеством антропоцентризма над системоцентризмом в данный период. И история лингвистики, и ее современное состояние показывают, что распределение направлений и школ (или «малых парадигм») по этим двум «большим парадигмам» оказывается очень условным. В частности, компаративизм с его специфическим предметом и задачами исследования представляет собой особую сравнительно-историческую, или генетическую, «большую парадигму» [Кубрякова 1995: 171].

Антропоцентрический подход вовсе не отрицает взгляда на язык как целое, как систему, хотя понимание языковой системы меняется, поскольку субъектом системных связей оказывается сам носитель языка. Так, семантические поля как тип наиболее широких системных связей в лексике одновременно рассматриваются и как фрагменты языковой картины мира (см. «Семантический словарь» Н.Ю. Шведовой), т.е. тезауруса языковой личности, и наоборот – концепты как основные ментальные (когнитивные) сущности репрезентируются в языке семантическими полями, центром которых являются имена концептов; основу ассоциативно-вербальной сети как предречевого способа хранения системы языка в памяти языковой личности составляет пересечение парадигматических и синтагматических связей слов и словоформ (т.е. классических видов внутрисистемных отношений) и т.п.

Достаточно прочитать в коллективной монографии «Язык и наука конца 20 века» статью Ю.С. Степанова «Изменчивый “образ языка” в науке ХХ века», а тем более статью В.З. Демьянкова «Доминирующие лингвистические теории в конце ХХ века», чтобы убедиться в богатстве лингвистической «палитры». В ней, во-первых, сохраняются в трансформированном виде многие теоретические концепции XIX в., а во-вторых, сосуществуют – нередко регионально обособленные – концепции, сформировавшиеся во второй половине ХХ в. на основе различных современных философских теорий:

генеративизм, породивший “хомскианскую революцию” [Демьянков 1995: 245-254],

интерпретационизм, возродивший на новом уровне герменевтику [Указ. соч.: 251-254];

категориальные грамматики искусственных и естественных языков, в частности грамматика Монтегю [Указ. соч.: 254-262];

функционализм [Указ. соч.: 262-273],

теория прототипов [Указ. соч.: 273-277],

«лингвистика текста» [Указ. соч.: 278-280],

анализ дискурса [Указ. соч.: 280-285],

теория речевого действия и речевых актов [Указ. соч.: 286-288],

«принцип кооперированности» (П. Грайс) [Указ. соч.: 298-304],

конверсац-анализ («анализ разговора») [Указ. соч.: 295-298],

«этноментализм» (этнография речи и этносемантика, восходящие к идеям Э. Сепира) [Указ. соч.: 289-295],

когнитивная лингвистика [Указ. соч.: 304-307].

К этому списку стоит добавить получившие особенно активное развитие в последние два десятилетия концептуальный анализ, теорию «ключевых слов культуры» (А. Вежбицкая), онтолингвистику (т.е. лингвистику детской речи), гендерную лингвистику. Весьма показателен в этом отношении представленный (с отсылкой к В.З. Демьянкову) в статье Ю.С. Степанова «Изменчивый “образ языка” в науке ХХ века» и остроумно обозначенный им как «фасеточное» видение языка список различных его аспектов, которые нашли отражение в работах современных американских ученых [Степанов 1995: 29-30]. Студентам предлагается самим соотнести каждый аспект с той или иной «большой (или даже малой) парадигмой»:

language and communication

language and culture

language and gestures

language and informing

language and man

language and mind

language and nation

language and national spirit

language and reality

language and society

language and speech

language and thought

language and world

language as a functional system

language as activity

language as calculus

language as classificatory system

language as code

language as cognitive instrument

language as conventon

language as energeia

language as form

language as functional system

language as instrument of communication

language as instrument

language as message vs. language as

ecspression

language as representation

language as secundare modelling system

language as semiotic code

language as semiotic

language as structure

language as system vs. language as

activity

language as system

language as tool of communication

Из этого «красноречивого списка», по мнению автора, невозможно вывести какое-либо удовлетворительное единое понимания языка, кроме одного: «язык есть совокупность его аспектов» [Указ. соч.: 30]. Однако не есть ли это причина того, что ли н г в и с т и к а о б р е ч е н а н а п о л и п а р а д и гма л ьн о с т ь?

Дата добавления: 2017-01-14