Память о том , что я здесь был – налицо . 3 страница

Канаме не могла понять, что происходит. Почему они повторяют свои слова,

которые прозвучали несколько секунд назад? Вертолет жутко закачался, потом

накренился и заскользил боком, быстро теряя высоту. Переплетения стальных труб

бросились в лицо.

Снова голоса:

– …Уходите вверх – тогда мы будем в безопасности, – настаивал Леонард.

– Откуда вы знаете?! Скороподъемность у нас никакая – мы не сможем! Я

прячусь внизу!

Второй пилот кричал в истерике:

– Как так?! Почему мы на такой малой высоте?..

– …Скороподъемность у нас никакая – мы не сможем! Я прячусь внизу!.. Что

такое?! Откуда повреждение хвоста?.. – вторил ему первый пилот.

– Ручку на себя, остолоп!!!

– Спасите! Я ничего не понимаю! Наверное, меня контузило!..

– Кончать бредить!..

– Почему мы еще в воздухе?! Мы уже должны были разбиться!!!

Ужас, звучавший в голосах летчиков, казалось, передался вертолету. Крупно

дрожа, он заваливался набок, и панорама ржавых руин в иллюминаторе тоже

переворачивалась и нависала над головой, словно чугунная сковородка. Посредине

покрытых мраком развалин возникло еще более темное и страшное зияющее отверстие,

приближающееся и расширяющееся, словно громадная жадная пасть.

Лопасти несущего винта врезались в какую-то стальную трубу. Раздавшиеся с

пулеметной скоростью барабанные удары сменил чудовищный визг, от которого

помутилось в голове, и металлический хруст. Прыгающую, как кабинка аттракциона

кабину осветили ярчайшие искры, снопом брызнувшие из соударяющихся металлических

конструкций. Потом все погасло, и глаза затопила беспросветная тьма. Канаме швырнуло

вперед и вниз, из кресла, потом снова, еще сильнее. Наплечные ремни врезались в грудь,

не давая дышать. Наушники соскочили с головы, и она услышала мучительный стон

Лемона.

Ми-26 пробил тонкую ржавую крышу и рухнул в цех, прикрывавший шахту.

Ее зев проглотил фюзеляж вертолета, лишившегося всех выступающих частей и

слегка притормозившего свое падение. Намотанные на фюзеляж фермы, кабели и трубы

задержали его на несколько мгновений. Но вертолет продолжал рывками проваливаться в

темноту. Когда же, на какой глубине прекратится это падение?

«Может быть, у этой дыры вообще нет дна»? – это было последнее, что мелькнуло

в голове у Канаме.

– … Урц-6! Вступил в бой с БР противника!.. – донеслось из наушников. Но у

Соске не было времени сочувствовать Курцу. Он не взобрался еще и на половину высоты,

которую требовалось преодолеть по стенке шахты, когда наверху страшно загремело, и

чуть ли не им на головы обрушился гигантский русский вертолет.

– Что?!

Рассыпая искры и обдирая бока о бетон, фюзеляж встал на нос и рывками сползал в

устье дыры – пока его с трудом удерживало переплетение стальных кронштейнов, тонких

труб и кабелей, которые он в процессе падения утянул с собой из надшахтного

пространства. Уступая тяжести шестидесятитонного груза, они выгибались и лопались

одна за другой.

Ми-26 рухнет прямо в шахту. В распоряжении Соске осталось не более десяти или

двадцати секунд. Времени на раздумья просто не было.

– Спускаемся, держитесь! – крикнув, чтобы услышала Тесса, Соске пристегнул

карабином запасную веревку к ближайшему кронштейну, торчащему из бетона, и изо всех

сил оттолкнулся ногами от стены.

Не стоило и пытаться взбираться вверх, навстречу скользящему вертолету.

Единственной возможностью уцелеть осталась попытка как можно скорее достичь дна

шахты, раньше, чем он рухнет туда, и укрыться в поперечных штреках – ведь на

протяжении ствола не было ни одного ответвления.

Он просвистел одним прыжком метров восемь. Еще раз оттолкнуться. Соске мог

бы дюльферять еще быстрее, но вес двоих человек грозил вывести скольжение из-под

контроля.

Сверху донесся угрожающий треск. Вертолет провалился еще на несколько метров,

войдя тупым носом точно в ствол шахты. Он едва держался – еще пара секунд и огромная

туша неудержимо пойдет вниз. Сюда.

В дыру дождем посыпались обломки – от Ми-26, но большей частью от местных

конструкций. Кусок дюраля царапнул по плечу и отскочил. В зеленоватом свете очков

ночного видения медленно, как во сне, выросла черная тень. Обломок трубы размером с

подушку падал точно на голову Соске. Упершись ногами, он сманеврировал, прикрывая

от удара вжавшуюся лицом в его спину Тессу. Труба тяжело врезалась в левую руку,

поднятую, чтобы защитить голову, и отлетела в сторону. Едва не выпустив веревку, он

удержался и прыгнул дальше. Вниз. Еще два или три толчка. При каждом сотрясении из-

за плеча доносился тоненький писк Тессы. Дна все не было. Циркульная площадка

возникла в зеленоватом поле прибора ночного видения, когда высота составляла метров

двенадцать.

Наконец, вертолет все же сорвался. Увлекаемая огромной тяжестью махина,

рассыпая искры от трения по шершавому бетону, с душераздирающими стонами и

визгами неумолимо пошла вниз, заняв почти все сечение ствола шахты. Картина

напоминала то, что увидел бы в свои последние секунды неразумный муравей,

забравшийся на дно минометного ствола, в который заряжающий уже кинул тяжелую

мину. Веретенообразный фюзеляж Ми-26, лишившийся всех выступающих частей,

действительно очень напоминал артиллерийский снаряд.

Последний толчок от стены. На середине полета Соске внезапно ощутил, что

поддержка веревки сверху исчезла. Вертолет срезал кронштейн, к которому крепился

верхний конец.

– И-и-и-и!!!

Вместе с привязанной к спине Тессой Соске рухнул на бетон с высоты четырех

метров. Чтобы не раздавить ее, он сумел в последний миг извернуться и упасть не на

спину, а на бок. Воздух с шумом вырвался из легких, в глазах помутилось. Игнорируя

боль, он с трудом поднялся и отцепил веревку. Грохот и скрежет скользящего вертолета

надвигался, но у него не было ни мгновения, чтобы посмотреть вверх. Убедившись, что

Тесса не отцепилась и все еще висит на спине, он бросился в первый же портал

горизонтального штрека, который попался на глаза.

Вертолет уже едва не прихлопывал пятки.

Еще чуть-чуть. Четыре шага, три…

– Ух!..

Он прыгнул вперед – из последних сил, насколько еще хватило, и проехал животом

по грязному полу. В спину ударил оглушительный металлических грохот, порыв ветра

сбил бы с ног, если бы Соске уже не лежал, уткнувшись носом в ржавый металлический

лист, которыми был крыт пол тоннеля. Оглянувшись, он увидел в метре от своих подошв

смятые гармошкой, неузнаваемые дюралюминиевые конструкции, полностью

перегородившие портал штрека. Вертолет врезался в дно.

Они уцелели чудом.

Но радоваться было рано. Соске, превозмогая боль, поднялся и похромал вперед, в

темноту прямоугольного штрека. Воздух заполнил резкий запах авиационного керосина.

Если вертолет загорится, и топливные баки взорвутся в этом замкнутом пространстве,

беглецы поджарятся мгновенно. Нужно было уносить ноги – как можно быстрее.

– Тесса?

Ответа не было. Скорее всего, она потеряла сознание, но он чувствовал, как

поднимается и опускается ее грудь – Тесса дышала. Не успел он почувствовать

облегчение, как понял, что легкое тело, которое должно было быть прочно прихвачено

веревкой, медленно сползает со спины. Он попытался поддержать ее, но левая рука, все

еще онемевшая от удара железкой несколько секунд назад, не поднялась выше плеча.

Единственное, что он успел сделать – присесть, чтобы наездница не грохнулась с размаху.

Тело девушки соскользнуло и бессильно распростерлось на металлическом полу.

В этот миг все вокруг дрогнуло и заскрипело, стенки прохода задрожали, а целая

секция пола внезапно просела одним концом, превратившись в наклонный пандус. Прямо

перед глазами раскрылась широкая темная дыра.

Подземелье не кончалось на этом уровне, под ними обнаружились новые

обширные пустоты. Неужели сотрясение от падения тяжелого вертолета заставит рухнуть

все проржавевшие и едва державшиеся крепи и переходы? Соске видел свою руку,

замедленно, словно во сне, пытающуюся дотянуться до Тессы, поймать ее, и – ржавые

листы пола, разваливающиеся на куски, проваливающиеся, как в рушащемся карточном

домике.

Он не успел. Отбитая левая рука, которой он пытался удержаться сам,

промахнулась, и он рухнул вниз, в беспросветно черную дыру.

Последний оглушительный удар и сотрясение.

Финал?

Нет

Она осталась жива.

Открыв глаза навстречу кромешной темноте, Канаме слабо застонала, пытаясь

собраться с мыслями.

Где я?.. Что со мной?

В плечо и грудь впился привязной ремень. Кресло, к которому она была

пристегнута, теперь оказалось обращено вниз, и торчало перпендикулярно вертикальной

стенке, в которую превратился пол кабины.

Нос защипало от раздражающего запаха. Керосин – и очень много. Где-то над

головой все еще свистела и громыхала так и не остановившаяся до конца турбина. Канаме

поняла, что нужно выбираться – и как можно быстрее.

– Эй! Есть кто-нибудь живой? – позвала она.

– До конца не уверен… но, кажется, да, – донесся сбоку слабый голос Лемона.

Расстегнув пряжку своего ремня, Канаме уцепилась за спинку, чтобы не свалиться вниз, и

пошарила рядом, пытаясь дотянуться до собрата по несчастью. Под руку сразу попалось

что-то удобное и ухватистое, но, когда она взялась покрепче, француз издал странный

звук.

– Ой.

– А, простите… Ой!!!

Поняв, что именно она сцапала, Канаме ойкнула сама и быстро вытерла ладошку о

куртку.

– Ого, вот это я понимаю – девичья реакция.

– Кончайте шутки шутить, нужно удирать отсюда.

Канаме нащупала ремень, прихватывающий тело Лемона к носилкам, и распустила

его.

– Согласен. Но вот смогу ли идти – не знаю...

– А придется! Или вам охота здесь подохнуть?

Расстегнув второй ремень, она поддержала Лемона. Он застонал сквозь зубы –

пробитая нога давала о себе знать. Полагаясь на зрительную память, она пошарила под

подлокотником крайнего кресла. Кажется, там должен быть аварийный фонарик. Он

действительно нашелся и даже загорелся, дав некоторое представление о сложившейся

ситуации.

Провалившийся в шахту носом вниз Ми-26 встал на попа. Пилотская кабина

оказалась разбита и смята гармошкой, судя по выпучившейся переборке, которая теперь

оказалась внизу, под ногами.

– Люк…

– Да, вон он. Сможете?..

– Попробуем.

Внизу, сразу за шпангоутом, на котором крепилась переборка, разделявшая кабину

и пассажирский отсек, виднелся перекосившийся от удара овальный люк. Используя

спинки кресел как лестницу, Канаме спустилась к нему. Лемон, волоча раненую ногу,

последовал за ней.

Не теряя времени, Канаме повернула задвижку и пнула дюралюминиевую дверцу.

Та лишь заскрипела, но не открылась. Новый удар – изо всех сил. Отбитое колено

онемело, но люк сидел как влитой.

– Канаме, это без толку. Поищем другой выход.

Игнорируя совет Лемона, она сорвала с крепления на переборке пузатый красный

огнетушитель. Неожиданно тяжелый – она едва удержала его в руках. Размахнувшись,

Канаме с разворота шарахнула баллоном по дверце.

Люк остался заклиненным. Но она почувствовала, что тот слегка подался. Еще

разок!

– Бесполезно. Давай поищем другой выход…

– Ах ты, зар-р-р-раза!!!

Представив перед собой физиономии своих врагов, тех, кого она ненавидела

больше всех на свете, Канаме яростно зарычала и ударила так, что дрогнул весь корпус

вертолета. Раздался звук лопающегося металла задвижки, и дверца резко отскочила,

образовав щель, в которую мог пролезть человек.

– Вот так. Уматываем отсюда!

– Я поражен, – покачал головой Лемон.

Луч фонарика выхватил бетонную стенку напротив люка и пол шахты метрах в

двух внизу. Высоко, но спуститься все же было возможно. Едкий туман керосиновых

испарений заставлял глаза слезиться. Учитывая, что в баках оставалось тонн десять

топлива, пожара и взрыва можно было ожидать в любую секунду.

– Выбираемся.

Не успел Лемон договорить, как из-за спины донесся слабый стон. Оглянувшись,

они увидели у противоположного от люка борта человека, скорчившегося на

превратившейся в пол переборке. Один из охранников, следивших за Канаме. Он сильно

пострадал, но был еще жив.

– Лезем, Канаме.

– Но ведь…

– Это враг. Не тормози.

– Н-нет. Я так не могу. Лезьте первым.

Выпихнув Лемона из дверцы, Канаме бросилась к раненому.

– Вы можете двигаться? Нужно выбраться отсюда.

Ответом был только стон. Контуженный охранник не мог говорить. Его нога

неестественно перегнулась, скорее всего – перелом. Встать он тоже не мог.

– Терпите, будет больно! – крикнула Канаме и, ухватив обеими руками за

воротник, рывками поволокла его к люку.

Она и представить не могла, что человек может быть таким тяжелым. Ей

пришлось отчаянно дергать его, надрываясь и вкладывая все оставшиеся силы. Дыхание

рвалось из груди, глаза заливало потом.

– И-и-и – раз!.. Еще – раз!!!

Охранник опять застонал, хватая воздух широко раскрытым ртом, но люк был уже

близко. Канаме с разбегу пропихнула его в щель

– Быстрее! – кричал уже спустившийся вниз Лемон, протягивая руки. Когда тело

раненого вылезло по пояс, его перевесило, и охранник рухнул вниз головой, сбив

француза с ног.

– Мердэ1!..

Канаме спустилась к ним, ловко ступая по выступам корпуса.

– Бежим, быстрее!

Она подперла плечом едва двигающегося охранника с одной стороны, волочащий

ногу, но слегка размявшийся Лемон – с другой. Троица торопливо заковыляла к

маячившему рядом порталу тоннеля.

Он был настолько широким и высоким, что туда легко мог проехать грузовик.

– Что это за дырка?

– Неважно – нам сюда.

Шатаясь и спотыкаясь на заплетающихся ногах, они спешили прочь. Сотрясение от

падения вертолета заставило конструкции и подпорки опасно перекоситься, некоторые

рухнули. Прямо на глазах широкая ржавая панель отвалилась с потолка с

душераздирающим скрежетом и повисла, раскачиваясь на двух болтах. Беглецы не ушли и

на десяток метров, когда сзади дохнуло жаром, и тоннель озарил кровавый пляшущий

свет пожара.

– Нога… я больше не протяну…

– Держитесь. Иначе нам конец!

Разлившийся в обломках вертолета керосин попал на какие-то раскаленные части

турбин или виной было короткое замыкание – но пожар все же вспыхнул, неудержимо и

грозно.

1 Merde (франц.) – дерьмо.

У стенки тоннеля стоял старый грузовик, прогнивший, вросший в пол спущенными

восемнадцать лет назад колесами. Из последних сил Канаме рванулась вперед, протащила

Лемона и охранника еще немного и запихнула за него, в какое-никакое укрытие.

«Как ни старались, далеко не ушли. Хватит ли»?.. – не успела она додумать эту

мысль, как взорвался топливный бак.

Ударная волна и вал раскаленного воздуха пронеслись по тоннелю, горящие

обломки запрыгали, отражаясь от стен и шипя в лужах на полу. Куски дюралевой

обшивки, превратившиеся в зазубренные бумеранги, вонзились в кабину грузовика.

Температура повысилась настолько, что Канаме и остальные почувствовали себя словно в

жарко натопленной бане.

Канаме скорчилась, прикрыв голову руками и задержав дыхание, чтобы не сжечь

легкие. В висках жарко стучала кровь, на спине выступил и мгновенно испарился пот. Она

ждала, когда все вокруг затопит бушующее, словно в доменной печи, пламя.

Прошло десять секунд.

Нерешительно открыв глаза в подсвеченную кроваво-красным пламенем темноту,

она поняла, что задыхается. Легкие жадно требовали кислорода, но пронесшаяся над

головами огненная волна сожгла его практически весь – без остатка.

Голова пошла кругом, рот раскрылся в удушье, хватая раскаленный воздух –

судорожные, резкие, бесполезные вдохи. Казалось, еще немного и сознание померкнет,

канет в жаркую пустоту.

Но всего через несколько секунд она почувствовала, что зрение немного

проясняется. Волосы уже не трещали на голове, горящее лицо охладило легкое, но

заметное дуновение. Сквозняк. Туннель оказался незамкнутым. Мало того, продукты

горения, прорываясь вверх, создали устойчивую тягу, как в печной трубе, высасывая

холодный воздух с нижних этажей. Затхлый и сырой, он показался Канаме сейчас

настоящим живительным газом – она снова могла дышать. Чтобы не наглотаться

ядовитого дыма, клубившегося под потолком тоннеля, она пригнулась еще ниже, и хрипло

позвала:

– Лемон-сан… вы целы?

– Как тебе сказать… – слабо ответил тот. – …В общем… да. И, знаешь ли, я

кажется, знаю, почему Соске так влюбился в тебя.

– Да? Почему же?

– Поразительная сила. Я – под впечатлением, – хохотнул он, немного смущенно.

Озадаченная Канаме постаралась вспомнить, что же такого она могла натворить.

Вроде бы, ничего особенного, все, как всегда…

– …Ну, не знаю. Но это навевает… воспоминания. Да.

Лемон удивленно поднял брови. Канаме задумчиво продолжала:

– Вся эта беготня и взрывы… когда мы были вместе, это творилось беспрерывно.

Страшно неудобно. Тьфу.

Она решительно поднялась на ноги и отряхнула коленки.

«Белиал» Леонарда бесшумно парил в воздухе, бесстрастно наблюдая за

величественным и страшным падением тяжелого вертолета.

Ми-26, «Гало», по натовской классификации, проваливался в шахту посреди руин

промышленной зоны полигона.

Леонард только что покинул его грузовой отсек и, безусловно, мог бы

предотвратить катастрофу.

Мог бы удержать фюзеляж Ми-26 от провала в подземелье и оттащить его от

шахты. Мог бы разорвать манипуляторами кабину и выхватить оттуда Чидори Канаме.

Но он не сделал ничего.

Зависнув над шахтой, он рассматривал обломки вертолета, рухнувшие на самое

дно, на площадку старого подъемника, в высокочувствительный тепловизор. Он

прекрасно рассмотрел, как девушка и француз сумели выбраться из перекошенного люка

и укрыться в поперечном штреке. Ах, как трогательно – она подставила плечо раненному

амальгамовскому боевику, спасать которого была ничуть не обязана.

Она выжила даже тогда, когда вертолет вспыхнул. Леонард был убежден в этом.

Еще бы – она обязана была уцелеть.

– Атаковавший вертолеты М9 отступил, – доложил по радио Вильгельм Каспер,

внимательно изучив окрестности. Он пилотировал бронеробот типа «Элигор» –

усовершенствованный «Чодар». – Вижу следы посадки транспортно-десантного «Пейв

Мара», но он тоже ушел. Вступаю в охранение.

– Вас понял, высаживаем десант. Город скоро будет под контролем, – ответил

Калинин.

– Тогда – полагаюсь на вас, джентльмены. Я спускаюсь вниз.

– В подземные сооружения? В одиночку?

– Да. Мне нужно исследовать их. Чидори Канаме и француз спаслись и теперь

прячутся глубоко под землей.

– Я отправлю людей вниз, если вы не возражаете.

– Как вам угодно, – безразлично ответил Леонард и отключил связь.

Его машина плавно пошла вниз, сканируя окрестности всеми видами датчиков,

накапливая информацию и сравнивая ее с разведданными, применяя их к ландшафту и

определяя топографию подземных сооружения полигона. Его целью была все та же

центральная лифтовая шахта посреди промышленной зоны полигона.

Вертолет все еще пылал на дне гигантской дыры, превратив ее в жерло адской

топки. Но поток пламени и дыма, возносящийся от корчащихся в огне обломков, покорно

расступался перед «Белиалом». Бронеробот завис над самым пеклом. В следующий миг

невидимая сила сокрушила раскаленную дюралюминиевую клетку, в которую

превратился Ми-26, одним движением сбив и задушив ревущее пламя. Огонь, облака

густого черного дыма, металлические обломки – все брызнуло по сторонам, освобождая

дорогу Леонарду. Подошвы ступоходов «Белиала» твердо встали на дно шахты. Мягкая

посадка.

– Итак…

Опустив машину на колено, он открыл люк кокпита.

Отступив на максимальное расстояние, позволяющее поддерживать связь с Тессой

и Соске по ультракоротковолновым радиостанциям, и укрывшись в гористом распадке,

Курц и экипажи вертолетов МН-67 собрались, чтобы обсудить дальнейшие действия.

Замаскированные машины и разбросанные вокруг сейсмические датчики движения

несколько снизили вероятность внезапного нападения красного бронеробота, с которым

они столкнулись несколько минут назад.

– …Так как же нам связаться с командиром и Соске?

Курц, который выбрался из кокпита заляпанного грязью М9, подошел к

спрятанному среди разлапистых сосен «Пейв Мару» как раз вовремя, чтобы услышать

вопрос одного из пилотов, собравшихся на опущенной аппарели грузового отсека.

Говорил пилот Гейбо-4, итальянец по фамилии Сальвио. Курц устало присел на рампу и

ответил:

– Никак. Хоть мы и не знаем, выжили они или нет, но вызывать их на

ультракоротких частотах даже по шифрованному защищенному каналу нельзя – нас

запеленгуют и вычислят местонахождение.

– А «Туатха де Данаан»?

– Даже если мы установим связь через спутник – ТДД за полмира от нас. Чем они

помогут? Подкрепления не появятся из воздуха. Мао и Крузо выполняют свои

собственные задания. Мы в глубокой заднице, господа.

– Пока мы можем смыться, все еще не так уж хреново, – бросил командир Гейбо-6

младший лейтенант Фишер. Американец по происхождению и вручил Курцу бутылку

минералки. Тот стащил наушники и, не колеблясь, вылил ее себе на голову. Несмотря на

зябкий ночной воздух, его щеки горели лихорадочным румянцем. Фишер продолжал:

– Противник не в курсе, что там остались двое наших. Если Соске возьмется

ныкаться в таких запутанных руинах, найти его будет нелегко. Командир сказала, что им

потребуется несколько часов, чтобы закончить дела. Если они спрячутся и переждут, мы

тоже можем ждать их хоть всю ночь, так?

– Не выйдет, – покачал головой Курц и присосался к бутылке, где еще что-то

булькало. Сальвио и Фишер были младшими лейтенантами, но им и в голову не

приходило указывать Курцу, всего лишь старшине. Установленные субординацией ранги

еще больше размывало то, что они практически не отличались по возрасту, прослужили

уже почти два года бок о бок и участвовали во множестве совместных боевых операций.

Да и в нынешнем Митриле звания остались разве что для удобства обращения. Сальвио и

Фишер прекрасно знали, что в таких ситуациях мнение Курца, боевого оперативника SRT,

имеет гораздо больший вес, и не собирались его оспаривать.

– Фу-у-ух, – утерев рот, Курц продолжил. – Супостаты наверняка заметили, что там

садился вертолет, который высаживал Тессу и Соске. В мертвом городе нетрудно

проследить отпечатки ног. Следы тренированного бойца и неуклюжей девушки, ведущие

внутрь промзоны. Им хватит, чтобы узнать, кто это.

– Думаешь, они догадаются?

– Потому, что наш противник – майор?

Митриловцы, служившие на «Туатха де Данаан», до сих пор называли Александра

Сергеевича Калинина просто «майором». Едва ли они выражали так свою печаль, давнюю

привязанность и разочарование – нет, скорее, это была просто привычка.

– Не только. Кроме майора, среди врагов – тот самый человек.

– «Тот самый человек»? Кто это?

– Мой учитель, – мрачно и зло проговорил Курц. – Слышали такое имя –

Вильгельм Каспер?

– Хм. Что-то такое вспоминается. Кажется, читал про него в каком-то журнале. Тот

самый немец?

– В точку. Отпрыск династии снайперов. Его дед перебил множество солдат

союзников во время второй мировой и заслужил рыцарский железный крест. Об отце до

сих пор ходят жуткие рассказы в Индокитае и Африке. Внук тоже оказался не промах –

Вильгельм уложил больше ста человек во время гражданской войны в России, в Ливане и

Таджикистане. Раньше он служил в армии ГДР, а после объединения подался в наемники.

– Выходит, он настоящий мастер своего дела?

– Сказать «мастер» – ничего не сказать. Он настоящий дьявол. Слышали про самый

дальний выстрел в истории снайпинга? Две тысячи пятьсот метров1. Один сержант из

американской морской пехоты сумел завалить иракского офицера, используя снайперскую

винтовку пятидесятого калибра и новейший баллистический вычислитель. В почти

безветренную погоду.

– У всех олимпийских стрелков упали челюсти, наверное.

– Я не хочу сказать, что американцу просто повезло, или за него все сделала

электроника, или он попал с десятого раза. Нет, он молодец. Рекорд Каспера составляет

всего 1520 метров. На тысячу метров меньше мирового. Но он стрелял из винтовки 308

1 В альтернативном мире FMP американские войска не успели вторгнуться в Афганистан и повоевать с теми

самыми отважными и благородными моджахедами, среди которых рос и мужал Сагара Соске. А между тем,

самый дальний зафиксированный снайперский выстрел в реальной истории был сделан именно там, только

стрелял канадский снайпер Роб Фурлонг, поразивший с дистанции 2430 м. афганца (недобитого в свое время

злыми советскими оккупантами, но уже вполне нехорошего в 2002 году) из винтовки Tac-50 калибра 12.7

мм. С третьего выстрела.

калибра с деревянной ложей. Ночью, под дождем, на ветру со скоростью 15 метров в

секунду, который дул перпендикулярно. И это был всего один выстрел.

– Надо думать, проделать такое непросто?

– Еще бы. По сравнению с пулей пятидесятого калибра, 308-я намного легче,

энергия во много раз меньше. Плюс плохая погода. Баллистическая траектория выглядела

очень замысловато. Он воспользовался малюсеньким окошечком между порывами ветра.

Если вы расскажете об этом коллегам по профессии, они просто поднимут на смех, –

мрачно продолжал Курц. – Но я видел сам. В тот момент сидел рядом с ним

наблюдателем.

Перед его глазами снова, как живая, встала та ненастная ночь.

Пустынная улица. Обгорелые руины, ни огонька на земле и небо цвета запекшейся

крови. Мелкий надоедливый дождь. Деревья, растущие вдоль улицы, размахивали на

ветру обломанными ветками. Вдали громыхала и перекатывалась канонада – работала

артиллерия израильской армии.

Это была комната в полуразрушенном многоквартирном доме. Он смотрел в

сторону цели через огромную дыру в стене.

1520 метров.

От пустой и выгоревшей многоэтажки, стоящей на командующем местностью

холме, до парадной лестницы небольшой гостиницы, которую посетил нужный объект,

дистанция составляла 1520 метров.

Объектом являлся руководитель военизированной группировки. Совещание ее

штаба скоро должно было закончиться, а объект – покинуть гостиницу. Промежуток, за

который он должен был миновать расстояние от двери до бронированного лимузина,

ожидавшего перед подъездом, составлял не более пяти секунд.

1520 метров.

Любой профессиональный стрелок сказал бы, что эта дистанция и эти условия не

оставляют шансов, покачал головой и уложил оружие в футляр. Планка недосягаемой

высоты. Нечто из мира сказок.

Какая глупость. Он не попадет.

Так думал Курц, всматриваясь в бинокль. Он уже израсходовал весь свой запас

насмешек и теперь просто сказал, что пора собрать манатки, вернуться в лагерь и запить

это дело.

Стрелок не ответил. Пропустил слова Курца мимо ушей.

Он лежал на мокром от дождя полу под прикрытием стены, и его тело, казалось,

срослось с ложей винтовки. Правый глаз впаялся в прицел. Медленное, спокойное,

Дата добавления: 2017-01-14