Фредерик ван Ренсселлер Дей 5 страница

Вовсе не так уж плохо жить такой жизнью.

Он удивился сам себе. Ведь с того инцидента в Токио прошло совсем немного времени.

–… Соске, слышишь меня?!

Настойчивый голос Нами, жужжащий в наушниках, привел его в чувство.

– Что?..

–…Глуши мотор, дурень! Солярка денег стоит!

– Так точно, выключаю.

Ювелирно маневрируя в ограниченном пространстве бокса, Соске завел «Сэведж» внутрь нарисованных на заляпанном маслом бетонном полу парковочных линий и заглушил дизель. Используя оставшийся в конденсаторе заряд, он опустил бронеробота в коленопреклоненную позицию и зафиксировал суставы. После чего, согласно процедуре, ему осталось лишь отключить систему управления.

Едва он открыл бронекрышку кокпита и спрыгнул на пол, механики сгрудились вокруг, радостно крича и размахивая руками. За их спинами подпрыгивал Лемон с цифровой фотокамерой, пытаясь найти просвет и щелкнуть. Он собирался сегодня должным образом фотофиксировать матч с трибуны, но, как всегда, забыл обо всем на свете и спохватился лишь, когда Соске уже покинул Арену.

– Вот столпились!.. Пропустите, пропустите!

Нами отпихнула с дороги Эша и остановилась прямо перед Соске. Неловко откашлявшись и зарумянившись, она сказала:

– Ты отлично постарался. Вот – сегодняшняя премия.

– Благодарю.

Соске вежливо принял пачку банкнот из рук Нами.

– Э-э… это была очень хорошая работа, – Нами смущенно подняла глаза, заалелась еще пуще и, словно стесняясь своих слов, торопливо отступила поглубже в толпу.

– Если я не ошибаюсь, она поражена в самое сердце, – рассудительно проговорил Эш несколько дней спустя, когда они вместе с Соске сидели на пустых бочках в уголке бокса во время обеденного перерыва.

Когда-то Эш служил механиком в армии Германской Демократической Республики. В начале девяностых годов, после начала внутренних неурядиц в Советском Союзе, но еще до того, как по всей Восточной Европе пронесся разрушительный шторм мятежей, пограничных конфликтов и гражданских войн, обе Германии загадочным образом воссоединились. Однако Эш оказался среди множества «восточных немцев», которые так и не смогли найти работу. Незадолго до воссоединения, когда на вооружение сухопутных частей стран Варшавского договора начали поступать первые бронероботы типа Рк-89, он в течение трех дней прошел курсы обслуживания новых боевых машин. Этот опыт определил его дальнейшую жизнь. Когда бурные ветры занесли его в этот отдаленный город в юго-восточной Азии, он прибился к команде Нами, и его технические навыки оказались здесь весьма востребованными.

– Кто поражена? Кем?

– Нами. Тобой.

– Вот как. Понятно. Весьма вероятно, – поразмыслив, просто ответил Соске. Глаза Эша округлились.

– O-o-o?! Сильные слова, парень!

– Насколько я могу судить, по стандартам этого города мои навыки пилотирования стоят достаточно высоко. Для нее, как для владельца команды, ценить меня – естественно.

– Нет, это вовсе не то, что я подразумевал… – раздраженно пожал плечами Эш, и вздохнул. – Я хотел сказать, что ты начинаешь нравиться ей, как мужчина нравится женщине. Если бы ты посмотрел внимательно, то заметил бы, что Нами довольно популярна. Шустрая девчонка, за словом в карман не лезет, верно? Не унывает, что бы ни случилось. Почти все парни из команды, да и не только из нашей, пытались за ней приударить. Но обломались. Хм, я тоже.

– Мне кажется, вы неправы. Она разговаривает с Лемоном гораздо больше, чем со мной, – с сомнением в голосе сказал Соске.

Они все еще жили втроем, и он определенно мог утверждать, что Нами беспрерывно болтала только с Лемоном. Сам же Соске, как человек немногословный, говорил только тогда, когда было что сказать. Если к нему не обращались прямо, он никогда не вступал в разговор. Никогда не спорил. Поэтому Нами, в основном, общалась с ним по хозяйственно-бытовым темам: «Хочешь печенья?» или «Чайку налить?»

– Потому что ей легче общаться с мастером Лемоном. Чтобы поговорить с тобой, ей нужно сначала найти какой-нибудь повод, раз уж ты такой молчун. По мне, так это выглядит довольно забавно.

– Может быть, она меня терпеть не может?

– Вот уж не думаю, – засмеялся Эш. – Когда тебя нет в паддоке, знаешь, что первое спрашивает Нами? «Соске не видели?» Если бы ты ее не интересовал, она бы так себя не вела.

– Все равно, я не совсем понимаю, о чем вы.

– Хм. А что касается тебя, парень?

– Меня?

– Что ты сам думаешь о Нами?

Слова Эша впервые заставили Соске серьезно задуматься о том, как он относится к своей взбалмошной нанимательнице.

Нами мне нравится.

Наверное, его чувства к ней можно выразить именно так. Недаром же ему так легко расслабиться, когда они вечером оказываются втроем, и Нами весело болтает с Лемоном о каких-то пустяках. Неспроста ему все труднее становится деликатно отводить глаза, когда утром перед зеркалом Нами сушит полотенцем волосы и торопливо затягивает их в конский хвостик, прежде чем бежать в паддок.

Почему так? Почему к нему странным образом возвращаются те неопределенные, непонятные, будоражащие эмоции, с которыми он, казалось бы, навеки распростился?

Потому, что Нами напоминает о ней.

Энергичная и сильная. Всегда готовая посмеяться и подшутить над ним, но тонко чувствующая, когда пора остановиться, чтобы не обидеть. Беззаботная и веселая, а в следующий миг пылающая неукротимым боевым духом.

Должно быть, он просто неровно дышит к такому типу девушек.

– Можно заключить, что она мне нравится, – словно решив математическую задачку, выдал Соске рассудительным голосом, не представляя, что любая женщина, услышавшая эти слова, сказанные таким тоном, пришла бы в бешенство. Увы, никто и никогда не учил Соске, что чрезмерная прямота и открытость в отношениях с женщинами иногда бывают… м-м-м, излишними. Он вырос и жил в неласковом мире, где «любовь» была скорее бранным словом. Наемники, его товарищи по оружию, были совсем не похожи на нормальных семейных мужчин и имели по поводу женщин свои собственные, достаточно циничные соображения. Для них женщина была – словно порт для моряка. Порт, где он может загулять, и, заливаясь пьяными слезами, уснуть, забыв про бурное холодное море. Пока не придет пора к нему вернуться. Соске не мог рассматривать их отношения с подружками, как образцовые, и не хотел у них учиться. Именно поэтому, отбросив эту грязь и пошлость, он инстинктивно выбрал единственный возможный для себя путь. Быть с Канаме честным, верным и преданным – только так он мог выразить свои чувства.

Теперь эти чувства остались единственным, что толкает его вперед. Он живет и сражается здесь только ради нее.

Для меня нет ничего важнее.

Так думал Соске. Из глубины души и до конца. Теперь ему не надо было принимать в расчет чужие мнения, его никто не вынуждал. Общепринятые представления о добродетели для него тоже сейчас ничего не значили.

Именно поэтому, опускаясь на парашюте в манипуляторе «Арбалета», плавно, словно пушинка, сквозь темное зимнее небо рождественской ночью, он не стал уклоняться от ответа на вопрос Терезы Тестаросса. Наверное, он любит Канаме. Да, это так. Сейчас он думал точно так же.

Но что, если…

…Если Нами задаст ему тот же самый вопрос, что и Тесса? Как ответить?

Я не знаю.

Соске с отстраненным удивлением почувствовал в себе эту странную неуверенность.

Почему ему вдруг становится трудно вызвать из памяти образ Канаме? Ведь прошло всего два месяца. Но ее улыбающееся лицо – воспоминание настолько дорогое, что, казалось бы, его не сотрет даже пламя раскрывшихся перед ним, наконец, адских врат – почему оно словно подернулось печальной вуалью?

Он не мог вспомнить цвет ее туфель.

Он не помнил, на каком запястье она носила старые часы, память о матери.

Но что больнее всего ударило Соске, так это то, что из его памяти выскользнул цвет ленты, которой Канаме подвязывала волосы каждый день.

Красная лента?

Кажется, она была красной. Или все-таки желтой? Он не был теперь уверен.

И это притом, что его род занятий требовал, чтобы такие подробности были намертво врезаны в память. Хотя бы для того, чтобы быстро передать по радио ее словесный портрет в случае чрезвычайной ситуации.

Что же происходит?

Почему он не может удержать ее образ перед глазами? Почему его память так непрочна?

– Отчего ты вдруг посерьезнел? – осведомился Эш, обратив внимание на угрюмое выражение лица Соске. – У тебя на родине осталась женщина?

– Нет, – пробормотал он, упершись взглядом в заляпанный масляными пятнами бетонный пол.

В этот момент, легка на помине, в бокс вбежала Нами.

– Опа, а вот и она. Т-с-с-с! – театрально подмигнув, Эш сделал вид, что застегивает рот на молнию. Намекая, очевидно, что этот разговор останется между ними.

– Эш! Какой-то у тебя слишком долгий обеденный перерыв! Работать пора!

– Ай-ай[9], мэм.

Отвесив преувеличенный поклон, Эш направился к распотрошенному бронероботу. Нами же подошла к Соске, который убирал пустые коробки из под еды, и сунула ему под нос листок бумаги. Он был плотно покрыт сложночитаемыми каракулями.

– А вот это для тебя, Соске.

– Что это?

– Список покупок. Запчасти и расходные материалы, главным образом. Сходите вместе с Лемоном.

Соске взял записку и неторопливо ознакомился. Потом задумчиво проговорил:

– В списке много специальных частей для бронероботов. В нормальных магазинах они недоступны.

– Да ты что?! Ни разу не бывал на Толкучке? – брови Нами в удивлении взлетели вверх.

– Толкучка? Я только слышал о ней.

– Там вы запросто купите все, что есть в списке. Отправляйтесь туда, где из города выходит восточный тракт. Мимо Толкучки не пройдете.

По обеим сторонам узкой улочки, носившей гордое название «тракт», сгрудились неисчислимые множества хлипких прилавков и ручных тележек с разложенным товаром. Здесь можно было найти любые механизмы, узлы и запчасти для бронероботов, какие только можно было представить. Изобилие ассортимента поражало, неизмеримо превосходя армейские технические склады. Атмосфера же буйного восточного базара моментально заставляла забыть про унылый шелест выписываемых накладных и счет-фактур. На пятьсот метров от городских ворот царила почти карнавальная вакханалия, пиршество свободного коммерческого духа и предпринимательства, сдобренное изысканными специями наисовременнейших технологий.

Эта часть города – Толкучка, о которой говорила Нами – собственно и делала Намшак тем самым Намшаком, слухи о котором расползались далеко за границы разоренной войной страны. Сюда стекались, словно притянутые магнитом, узлы и запчасти для всех бронероботов, когда-либо побывавших на вооружении хотя бы одной страны. Здесь можно было найти детали производства заводов множества стран со всех континентов.

Электромускульные пакеты сделанные во Франции. Оптические датчики производства Чешской республики. Германские титановые фермы – части скелетной основы корпуса, напоминающие о палеонтологическом музее. Системы охлаждения, выпущенные в Израиле. Японское оптоволокно, свисающее пучками, словно лапша-соба. Процессорные ядра – гордость американской Силиконовой долины.

Один из прилавков украшала громадная стальная кисть от манипулятора бронеробота, словно нацелившаяся сцапать зазевавшего покупателя, а рядом с ней возвышалась грифельная доска, на которой мелом был грубо накарябан прайс-лист:

1: межпозвоночные сочленения, выпуска 95 года, производство GTTO, родные

2: юзаная бедренная ферма «Сэведжа», китайская, прошла испытание боем

3: трансформатор системы Rj23, стандарт IFAV, почти новый

Вперемежку с запчастями бронероботов, повсюду громоздилась бытовая электроника, компьютеры, софт DVD и аудиодиски – как на самом обычном рынке. Все кипело, бурлило, продавалось и приносило прибыль. Многие из торговцев были вовсе не связаны с Ареной, а их товары были рассчитаны на обычных покупателей или туристов.

Однако среди толпы нормальных покупателей тут и там мелькали специфические фигуры. Безошибочно узнавались засланцы из маленьких и свободолюбивых развивающихся стран – по голодному блеску в глазах. Какой-то военный атташе в мундире неизвестной армии неуклюже пытался через переводчика заставить упрямого продавца уступить хотя бы немного.

– Напоминает Акихабара[10].

Соске живо вспомнил толкотню и суматоху «Электрического города», куда его разок затащил на выходные одноклассник, Казама Синдзи. Конечно, местной Толкучке было далеко до Акихабара по размерам, но бурлящая атмосфера была почти такой же.

Лемон в ответ приподнял бровь:

– Хо-хо, мой приятель, который там бывал, мне рассказывал. Это место известно как Порно-сити, верно?

– Электрический город.

– Так его называли раньше. Теперь там сплошная хентай-манга и лоликонские порно-симуляторы.

– Не видел. Полагаю, он толкался у других лотков.

– Думаешь? – удивленно бросил Лемон и вонзил зубы в огненно красную перченую сосиску, возникшую в его руке, как по волшебству. – …Ух, термоядерная сосиска…

– Не ешьте.

– …Но вкусная, зараза.

– Я слышал, что все французы – эпикурейцы.

– Распространенное предубеждение. Чтобы ты знал, я просто люблю гастрономические приключения.

– Понятно, – рассеянно ответил Соске, продираясь через бурлящую на рынке толпу. Он не показывал вида, но был изрядно удивлен.

Повсюду с легкостью продавалось военное оборудование, оружие и боеприпасы. Так же непринужденно, как запчасти для БР. Хотя он и раньше слышал о странной репутации этого города, он все равно с трудом верил глазам.

Поразительно.

Где еще в этом мире найдешь город, где устраивают распродажи на детали для штурмовых вертолетов и танков? Нами рассказывала, что платежеспособному человеку тут совсем несложно получить в свое полное и безраздельное пользования крупнокалиберную гаубицу с боекомплектом.

Он помнил, что еще совсем недавно бронероботы – новейший вид боевой техники – так же как из запчасти к ним были скрыты завесой строгой секретности и находились на вооружении исключительно у армий крупных и мощных государств. Единственным способом приобрести их были длительные и напряженные переговоры с представителями специализированных концернов-производителей, с непременного разрешения государственной власти и военных министерств, которые безбожно накручивали цену, выжимая из покупателя последние соки. Теперь все изменилось. Когда Соске наемничал в этой части юго-восточной Азии 2 или 3 года назад – он и представить себе не мог такой фантастический город.

– С каких это пор гироскоп производства Tи-Ай Корпорэйшн стал стоить 400 долларов? – со вздохом произнес он, рассматривая цены на очередной вывеске.

– Дорого?

– Необычайно дешево. Самая низкая цена, которую я раньше видел, составляла две тысячи. Всего год назад, мы покупали сразу дюжину.

– Ничего себе. Это действительно дешево, – проговорит Лемон с интересом. – Бронероботы в последнее время как-то чрезвычайно быстро расплодились. Может быть, вложить денежки в такой процветающий бизнес?

– Все не так просто.

Соске на память внезапно пришли слова Андрея Сергеевича Калинина. Он до сих пор не имел представления о том, где сейчас этот человек – среди мертвых, или среди живых. Но его слова, сказанные, казалось, много лет назад – так много с тех пор произошло событий – прозвучали в ушах Соске тревожным колоколом.

«Этот мир ненормален».

Скорость, с которой бронированные титаны заполонили весь мир, даже он – представитель молодого поколения – не мог не находить странной. С недавних пор Соске стал ощущать это все резче и острее. Темпы развития новых оружейных систем били все рекорды, ни один из старых видов оружия не смог состязаться бы с ними.

А ведь люди, азартно торгующиеся на этом рынке, даже представить себе не могли чудовищной мощи последних экспериментальных образцов. Никто не мог знать этого лучше, чем Соске, уже имевший опыт пилотирования «Арбалета», оснащенного лямбда-драйвером. Глядя на этих людей, принимающих новинки как должное, без сомнений, он все лучше понимал неестественность «черных» технологий.

Почему? Почему они распространяются, словно раздуваемый ветром пожар?

Стоило ли задумываться об это простому солдату, мелкому винтику, обязанному всего лишь исправно крутиться в громадном механизме? Он все равно ничего не может изменить в этом странном мире. Но он не мог отделаться от ощущения, что за туманным занавесом секретности плавно, мощно и грозно движется скользкое мускулистое тело.

Возможно, что его товарищи из Митрила чувствовали то же самое.

Странность. То, о чем не принято было говорить. То, что постоянно сидело в подсознании болезненным отравленным шипом…

Бип-бип. Электронный звук вырвал Соске из глубокой задумчивости. Встрепенувшись, он понял, что Лемон только что снял его профиль своей миниатюрной дигитальной камерой.

– Фотографировать людей без спроса. Вам не кажется, что это невежливо?

В ответ на подозрительный взгляд Соске, Лемон лишь беззаботно пожал плечами:

– Я бы никогда не снял по-настоящему хороших кадров, если бы переживал из-за бестактности и нарушения приличий. Не спрашивать же всякий раз разрешения.

– Другими словами, вы серьезно относитесь к своей профессии?

– Правильно. Во мне живет художник.

– Используя карманную цифровую камеру, сложно создать произведение искусства.

Соске вложил в эти слова столько яда, что Лемон передернулся и странно хихикнул.

– Для фотографа в безупречно иллюминированной фотостудии, пускающего слюни перед соблазнительными супермоделями, это, может быть, и справедливо. Но если ты колесишь по миру в поисках сенсаций, компактность и малый вес гораздо практичнее. Если бы я таскал с собой дорогущую и тяжелую зеркалку, ее бы моментально украли, и дело с концом. Мне хватает и этой.

– Звучит разумно.

– Три миллиона пикселей – это много. Достаточно для моего искусства, – сбросив шутовскую маску, честно ответил Лимон. Но в следующий миг его взгляд снова преисполнился любопытства, и он уставился на Соске. – Меня все больше интересует твое боевое мастерство. Его ведь тоже можно назвать искусством.

Соске промолчал.

– Ты нисколько не похож на заурядного мальчишку-наемника. Каждый раз, когда я вижу, как ты сражаешься на Арене, мне кажется, что ты дерешься не просто ради того, чтобы заработать себе на жизнь. Тебя ведет что-то большее. Настоящая цель. Ты все вкладываешь, чтобы достичь ее, верно? Если бы это было не так, ты не смог бы побеждать так безукоризненно.

Их взгляды встретились. Впервые с момента их встречи Соске ясно понял, что Мишель Лемон – вовсе не тот беспечный гуляка-репортер, которым казался. Эти умные глаза за стеклами очков, казалось, говорили: «Я понимаю, и ты понимаешь».

– Твой великолепный боевой стиль не назовешь тривиальным. Как фотограф, я вижу безошибочно. Практически, его можно назвать одной из форм искусства. Само совершенство. Когда ты пилотируешь бронеробот, это становится очевидно даже таким любителям-неспециалистам, как я. Думаю, ты и сам это понимаешь.

– …Наверное, так, – пробормотал Соске, безошибочно понимая, что это не простые похвалы. – Но это единственное, чем я могу гордиться.

Он понял это не так давно.

Дизайн, музыка, рисование, фотография. В Токио Соске встречались люди, обладавших разными талантами. Они творили и в ответ получали признание публики, богатство и восхищение. Кто знает, что больше их притягивало – радость творчества или восторженный трепет зрителей перед их талантом?

Что же есть у меня?

Раньше Соске считал, что ему нечем гордиться, и божественная искра таланта обошла его стороной. Теперь же можно было взглянуть на себя с другой стороны.

Боевое искусство.

Только в сражении лежал единственный способ, которым он мог выразить себя. Стремительный, завораживающий и страшный танец среди артиллерийской канонады, разрушения и смерти. Безумный и одновременно хирургически расчетливый боевой экстаз. Единственное, во что он вкладывал душу без остатка. Единственное, на что он обречен…

Канаме.

Но ведь, тогда получается, что я и Чидори…

Сердце сжалось, грудь Соске пронизала боль.

– Э-э, прости за этот разговор. Я не думал, что это может быть так тягостно для тебя, – осторожно заговорил Лемон, когда его прервал визг тормозов.

На улице за их спинами резко остановились две полицейские машины с моргающими мигалками. Покупатели, которые оказались вокруг, или быстро и опасливо отступили в текущую мимо толпу, или, наоборот, с жадным любопытством придвинулись поближе.

Двое полицейских выскочили из автомобилей, выхватив револьверы. Прикрываясь распахнутыми дверцами, они моментально нацелили оружие на Соске и Лемона.

– Стоять!!!

Ошарашенный Лемон непроизвольно попытался нырнуть за соседний рекламный щит, но Соске остановил его.

– Лучше сделать, как они говорят.

– А?.. Н-ну, хорошо, – робко ответил Лемон. Набрав побольше воздуха, он выпрямился и, приняв независимый вид, спрятался за спиной Соске. Полицейский пролаял дальнейшие распоряжения:

– Руки вверх! Медленно, так, чтобы я видел! Повернуться спиной, стать на колени, скрестить лодыжки. Тихо и плавно!..

– М-месье полицейский, полагаю, тут вкралась какая-то ошибка… – неуверенно закинул удочку Лемон.

– Быстро!!!

– То быстро, то медленно, вы бы уж определились… – поворчав себе под нос, Лемон повиновался командам полицейского. Соске сделал то же самое.

Полицейские приблизились, и, через несколько мгновений, они уткнулись носами в грязную заплеванную мостовую, с жестко заломленными назад руками.

Подкатился третий полицейский автомобиль, с характерным щелчком раскрылась дверца. Покорно лежа на животе, Соске и Лемон не могли, как следует, разглядеть новоприбывшего. Прозвучали тяжелые неторопливые шаги, блестящие ботинки, оказавшись в поле зрения, обошли их вокруг и остановились впереди. Полицейский был весьма упитанным. Хотя его щеки были выпуклыми и румяными, непосредственно переходя в жирную шею, острые, узко разрезанные и приподнятые к уголкам глаза смотрели отнюдь не дружелюбно. Его рост был невелик, но он брал шириной. Форменная рубашка растянулась на огромном налитом животе, едва помещающемся в штанах. По первому впечатлению он больше всего напоминал свинью, решившую заняться прямохождением.

– Было получено сообщение, что двое парней-иностранцев занимаются воровством на рынке, – заговорил офицер высоким и неприятным голосом. – Информация поступила из надежного источника. Мы прибыли на место так быстро, как только смогли, и я чрезвычайно рад, что подозреваемым не удалось скрыться. Однако, это прискорбно. Кто бы мог подумать, что такими неприглядными вещами занимаются члены команды, которая столь блестяще выступает на Арене.

Обвинение было настолько наглым и вызывающе глупым, что можно было бы посмеяться. В немного другой ситуации. Сейчас же Лемон не смог сдержаться и сердито закричал, пытаясь приподнять лицо из грязи:

– Да?! Что за чертовщина? А когда кто-то убил Рика, вы и через час не торопились приехать по вызову, ай!..

Полицейский, который держал его, покрепче нажал на затылок, уткнув лицом в землю. Из груди Лемона вырвался непроизвольный стон.

– Лучше бы тебе помолчать, заграничный гость. Мы просто делаем свою работу, – сказал полицейский со смешком.

– Кто же этот трудолюбивый человек, что снизошел до нас? – скучающим тоном, словно ему сейчас не приходилось целовать грязь, спросил Соске. Фиолетовые губы толстяка искривились.

– Тебе нет необходимости знать, иностранец. Можешь называть меня просто – Шеф.

– Хорошо, это легко запомнить.

– Рад, что тебе понравилось.

Шеф снова скривился, потом хмыкнул и плотоядно облизнулся.

– И рекомендую тебе не быть таким надменным…

Носок его начищенного сапога метнулся вперед, в лицо Соске, но остановился, едва задев щеку. Скосив глаза, Соске увидел свое отражение в сверкающей глянцевой коже.

Опустившись на одно колено, не жалея выглаженных форменных брюк, Шеф с трудом наклонился и интимно прошептал ему прямо в ухо:

– В следующий раз я не остановлюсь. Понимаешь? Сагара Соске-кун.

Глава третья: Настоящая схватка

– Выходи. Ты следующий.

Команда сопровождалась пробирающим до костей металлическим визгом и лязгом, гулко разнесшимся по унылому коридору. Открыв ржавую дверь камеры, тюремщик указал пальцем на Соске.

С тех пор, как они были арестованы, прошло несколько часов, и на улице вечерело.

Неожиданный и несправедливый арест по подложному обвинению. Полиция, которая должна блюсти закон и покой граждан, занимается делами совершенно противоположными. Что же, обычное дело для стран третьего мира.

Камера предварительного содержания была чудовищно грязной, что, впрочем, ничуть не удивило Соске. Вздохнув про себя, он подумал, что все могло быть и хуже. Зиндан или земляная яма, например. Впрочем, наступающая ночь, которую им предстояло провести здесь, тоже обещала быть неуютной.

Голые бетонные стены и пол были неимоверно грязны, с потолка капал вонючий конденсат. Тяжелое зловоние от неплотно прикрытой параши практически сшибало новичков с ног, а эскадрильи жирных навозных мух, важно барражирующих повсюду, довершали картину. Из зарешеченного оконца под потолком, намного выше человеческого роста, сочился жиденький вечерний свет.

Излишне было говорить, что продолжительное нахождение в подобном месте отнюдь не было полезным для физического и душевного здоровья. Местные обитатели – несколько тощих оборванцев – являли собой печальный пример.. Дрожа от промозглой бетонной сырости, они расползлись по углам. Уставившись остановившимися взглядами в никуда, они кашляли, чесались и что-то безумно бормотали себе под нос.

Полицейский-тюремщик вызвал только Соске. Лемону, который сидел рядом с ним, предстояло остаться одному в неприятной компании других заключенных. Теперь он смотрел в спину Соске, и в его глазах смешались беспокойство и усталость.

– Соске…

– Не волнуйтесь, – прежде, чем выйти из камеры, Соске ободряюще кивнул ему. И это было все.

Со скованными за спиной руками его провели по коридору и по лестнице на второй этаж полицейского участка. В комнату для допросов.

Здесь ничего не было, кроме пары грубых стульев, сваренных из металлических труб и голой лампочки под потолком, режущей глаза ярким хирургическим светом.

Ноздреватые бетонные стены усеивало множество отвратительных темных пятен. Кровь? Результат допросов «с пристрастием»?

Да, здесь были не только разбрызганные кровавые пятна. По углам, среди пыли и мусора были рассыпаны какие-то маленькие коричневые предметы, похожие на камешки.

Это были… зубы?

Выдранные плоскогубцами? Выбитые свирепыми ударами пудовых кулаков служителей здешней безумной Фемиды? Сколько же «гостей» здесь побывало, чтобы набралось такое количество трофеев? Должно быть, тут нарочно не подметают, чтобы насладиться страхом очередной жертвы, заключил Соске про себя.

Однако, вместо страха, тоски и уныния, его охватила странная ностальгия. В своей недолгой, но бурной жизни он насмотрелся на зинданы, камеры и гауптвахты, и теперь они скользили мимо его сознания, не впечатляя. Чтобы пробить ментальную броню, толстую задубелую шкуру, которой он привык защищаться от ядовитых шипов внешнего мира, этих наивных декораций было недостаточно. Может быть, кому-нибудь это и показалось бы странным, но в этом отвратительном месте, которое, если подумать, могло стать его персональным кладбищем, перед внутренним взором Соске проплывали совсем другие картины. Наверное, из тех, что теперь бережно хранились под бронированным панцирем. Глубоко внутри.

Комната в Токио. В ней так тепло. Просторный класс, затопленный потоками сияющего солнечного света. Тарелка с домашним карри, приготовленная заботливыми руками. Волшебное ощущение покоя. Звонкий смех...

Мир, к которому он больше не принадлежит. Теперь он идет совсем иным путем.

Я должен стать оружием.

Высокоточным оружием, которое безупречно выполняет свои функции. Разит насмерть.

На электрические цепи и холодную логику прицельной системы не влияют человеческие страхи. Не действует человеческая боль.

Соске неподвижно сидел на железном стуле, не выказывая ни тени эмоций. Безучастный взгляд пристально уперся в темное пятно на стене допросной комнаты. Дыхание оставалось ровным, сердце, вместо того, чтобы трепетать и колотиться от страха, медленно леденело, тикая размеренно и четко, подобно прецизионному таймеру бомбы с замедленным подрывом. Органы зрения и слуха… нет – боевые рецепторы – обострялись, утончались, все глубже проникая невидимыми осторожными щупальцами в окружающее пространство. Звуки утратили обертоны, но зато порог слышимости ощутимо увеличился. Ушли лишние краски и оттенки, обнажив сухие геометрические очертания поля боя.

Острее. Холоднее.

К нему вернулся Касим.

Соске сознательно и упорно совершенствовал этот процесс с того самого времени, как оставил Токио. Возродить в себе убийцу – ему больше ничего не оставалось. И он преуспел в этом. Хотя неожиданная встреча с Нами и Лемоном и притормозила окончательное превращение.

Прошел примерно час, пока, наконец, не заскрипела дверь.

Это был Шеф.

Дата добавления: 2017-01-14