Между Рюриковичами и гедиминовичами 1 страница

Первоначально отношения с князьями Рюриковичами опре­делялись какой-то грамотой Ярослава Мудрого, данной новгород­цам. Но сама эта грамота до нас не дошла, и что в ней написа­но — можно только гадать. Но с 1265 г. новгородцы, приглашая к себе князя, каждый раз заключают с ними индивидуальный до­говор.

А зачем новгородцам вообще был нужен князь? Ведь у них административными делами ведал посадник, церковными — вла­дыка, а военными — тысяцкий. Но в Новгороде не было сильной военной организации, и права тысяцкого имели ограничения. Князь же требовался в основном как полководец для защиты от внешнего врага. Он должен был иметь талант и опыт в военных делах. Авторитет тысяцкого в войсках был несоизмеримо ниже княжеского. Да и вообще на Руси князь был символом войска, его знаменем. Часто бывало, что воины русских княжеств отка­зывались идти в бой без князя. Поэтому на поле брани при от­сутствии взрослых князей выводили 8—12-летних князей Рю­риковичей, которые отдавали приказы, нашептанные воеводами. А князь Святослав Игоревич в X веке первый раз участвовал в битве в возрасте... трех лет. Ребенка посадили на лошадь, и он первым бросил копье, тем самым дав сигнал к началу сражения. Копье, понятно, было легким дротиком и упало у ног лошади. Тем не менее, русские полки смело пошли в бой.

Немалую роль играла и дружина князя, состоявшая из про­фессионалов высокого класса. Несколько упрощая ситуацию, можно сказать, что новгородцы нанимали себе «кондотьера» с дружиной.

В некоторых случаях князья вместе с новгородскими предста­вителями участвовали в переговорах с иностранными государ­ствами. При этом решающее слово всегда оставалось за новго­родцами. Характерный случай произошел в 1292 г., когда в Нов- город прибыли немецкие послы по поводу разграбления немец­кого двора. Переговоры шли одновременно и с великокняжес­кими боярами на Городище, и в самом Новгороде с новгородца­ми: тысяцким и двумя боярами. Новгородцы подкрепляли свои доводы прежним договором с немцами, заключенным от лица ве­ликого князя и Великого Новгорода. Но когда великий князь со­гласился признать законность требуемой немцами компенсации за убытки, понесенные немецкими купцами, новгородцы отказа­лись платить, и великий князь ничего не мог поделать. Шесть раз великий князь посылал к новгородцам дать ему ответ, наконец, лично просил их, но все было напрасно. Князь прекрасно созна­вал свое бесправие в этом вопросе и лишь оправдывался перед немецкими купцами. «Воздайте им тем, что они вам наделали», — это все, что могли посоветовать великокняжеские бояре послам.

Большинство же договоров с иностранными государствами Господин Великий Новгород заключал только от своего имени и не привлекал к переговорам князей.

Вступление князя в должность ознаменовывалось присягой Господину Великому Новгороду, которую князь подтверждал, целуя крест. В свою очередь, представители городской власти также целовали крест князю. Князь в любой момент мог отка­заться от должности. Для этого он должен был созвать вече и публично сложить с себя крестное целование Новгороду. Другой вопрос, что князья часто просто бежали с Городища без всякого предупреждения. В свою очередь, и вече могло в любой момент прогнать князя.

Из договоров, сохранившихся до нашего времени, видно, что князь был поставлен, насколько возможно, вне связей с жизнью Новгорода. Земли считались достоянием святой Софии и Вели­кого Новгорода. Князь не имел права покупать или принимать в дар в Новгородской земле имений, не мог брать закладников и, следовательно, совершать сделок. Правила эти касались и род­ни князя, и его дружинников. Князю позволялось торговать в Нов­городе, но только через посредничество коренных новгородцев, и, следовательно, это дозволение ограничивалось правом пускать капитал в оборот.

Без участи избранного вечем посадника князь не имел права назначать правителей в землях, подчиненных Великому Новго­роду, отдавать в кормление принадлежащую Новгороду землю, давать кому бы то ни было грамоты, нарушать изданные прежде грамоты. Князь не имел права вершить суд без участия посадни­ка, лишать волостей, раздавать их в собственность, наказывать без суда, и вообще без воли веча и без участия посадника делать какие бы то ни было распоряжения. Все это распространялось также и на его дружинников.

Важный момент — князь и его дружина не могли жить в Нов­городе. Для этого имелась специальная крепость вне городских стен, именуемая Городищем. Комментарии тут, я думаю, излишни.

Лишенный права на недвижимые имения, князь имел указан­ные Новгородом ряд других доходов. В их число входили суд­ные пошлины, которыми князь делился с посадниками. Пошли­ны эти выплачивались на суде виновной стороной. Для сбора суд­ных пошлин ежегодно (обычно в Петров день) но волостям рас­сылались проезжий судьи. Князю также давались доходы с не­которых мест Новгородской земли, и для этого он мог посылать туда для сбора своих тиунов. Но размер этих доходов опреде­лялся заранее. Краями, определенными для княжеских доходов, были половина Волока Дамского и часть в Торжке. Хотя Вели­кий Новгород мог назначить и другие места для сбора княжес­ких доходов. К примеру, литовским князьям, приглашенным в Новгород, давались другие волости в кормление.

Великий Новгород предоставлял своим князьям право охоты в определенных местах и в определенное время. К примеру, в Русу князья могли ездить только на третью зиму, а в Ладогу для зве­роловства — только на третье лето. Князьям давали в пользова­ние «рыболовли», также в определенном месте и в определенное время, и право медоварения, с такими же ограничениями: «а в Ладогу тобе слати осетрника и медовары; а ездить тобе, княже, в Ладогу на третье лето».

В XIV —XV веках московские князья вымогали с Новгородс­кой волости черный сбор. Это не был постоянный доход или го­довой налог. Брался он однажды во всякое великое княжение и почти всегда силой. Новгородцы соглашались на черный сбор только тогда, когда не могли отвязаться от притязаний на него великого князя.

Несколько упрощая ситуацию, можно сказать, что конфликт между Господином Великим Новгородом и владимирскими, а затем московскими князьями заключался в статусе князя.

Домонгольский период истории Великого Новгорода выходит за рамки данной работы. Поэтому я начну с батыева нашествия.

Пока часть татарских войск шла к реке Сить, где собирались дружины владимирских князей, другая часть осадила город Тор­жок. В Торжке не оказалось ни князя, ни княжеской дружины, и оборону возглавил «Иванко посадник Новоторжскыи, Яким Влункович, Глеб Борисович, Михаиле Моисеевич», то есть вер­хушка купеческого посадского населения. Жители Торжка заб­лаговременно обратились за помощью к Господину Великому Новгороду, который периодически бывал сюзереном Торжка. Замечу, что в Новгороде в 1237 —1238гг. князем был молодой Александр Ярославич, будущий Невский¹⁰⁰. Новгородские влас­ти и Александр могли вместе или порознь (в этом вопросе они были независимы друг от друга) оказать помощь Торжку, но они и пальцем не пошевелили.

Как гласит Тверская летопись, татары окружили весь город тыном, «также как и другие города брали, и осаждали окаянные город две недели. Изнемогли люди в городе, а из Новгорода им не было помощи, потому что все были в недоумении и в страхе. И так поганые взяли город, убив всех — и мужчин и женщин, всех священников и монахов. Все разграблено и поругано, и в горькой и несчастной смерти предали свои души в руки гос­пода месяца марта в пятый день, на память святого Конона, в сре­ду четвертой недели поста. И были здесь убиты: Иванко, посад­ник новоторжский, Аким Влункович, Глеб Борисович, Михаил Мо­исеевич. А за прочими людьми гнались безбожные татары Сели­герским путем до Игнатьева креста и секли всех людей, как тра­ву, и не дошли до Новгорода всего сто верст. Новгород же со­хранил бог, и святая и великая соборная и апостольская цер­ковь Софии, и святой преподобный Кирилл, и молитвы святых правоверных архиепископов, и благоверных князей, и преподоб­ных монахов иерейского чина»¹⁰¹.

И вот уже 200 лет историки спорят, кто помимо сил небесных спас Новгород. Так, С.М. Соловьев пишет, что татары, «не дошедши ста верст до Новгорода, остановились, боясь, по некоторым известиям, приближения весеннего времени, разлива рек, таяния болот, и пошли к юго-востоку на степь»¹⁰². И эта осторожная фраза вскоре превратилась в каноническую версию и вошла в наши школьные учебники. Кто-то говорит, что в боях с русски­ми татары были обескровлены и побоялись идти на Новгород.

Историк В.В. Каргалов утверждает, что татары вообще не соби­рались брать Новгорода, а до Игнатьева креста дошел лишь не­большой татарский отряд, преследовавший беглецов из Торжка.

Булгарские же летописи дают весьма четкое и недвусмыслен­ное объяснение. Дело в том, что еще в конце 1237 г. в Новгород была прислана грамота с печатью Великого хана с обещанием не разорять город, если новгородцы не будут помогать великому князю владимирскому. Князь Александр Ярославич, городские и церковные власти (три независимые силы Новгорода) дали со­гласие и действительно держали строгий нейтралитет, пока та­тары громили северо-восточные русские земли.

В начале XIII века новгородцы были избавлены от нападений шведов, поскольку там шла война между готским и шведским вла­детельными домами. В середине 20-х годов XIII века эта борьба закончилась усилением властных кругов феодалов, между кото­рыми первое место занимал род Фолькунгов, владевший наслед­ственно достоинством ярла. Могущественный представитель этой фамилии Биргер, побуждаемый папскими посланиями, предпри­нял в 1249 г. крестовый поход против Руси. Заметим, что в 1239 г. папа Гонорий призвал рыцарей-крестоносцев соединиться со шве­дами в борьбе с Русью и финскими племенами.

Достоверные данные о силе шведского войска отсутствуют, хотя в трудах наших историков и всплывают неведомо откуда появив­шиеся числа. Так, И.А. Заичкин и И.Н. Почкаев¹⁰³ пишут о пяти­тысячном войске и ста кораблях ярла Биргера.

Согласно «Повести о житии и о храбрости благоверного и великого князя Александра» Биргер, прибыв с войском в устье Невы, отправил в Новгород своих послов заявить князю: «Аще можещи иротивитйся мне, то се есмь уже зде, пленяя землю твою». Это, по-видимому, интерполяция составителя «Повести о жи­тии...», поскольку внезапность нападения зачастую была решаю­щим фактором в сражениях на севере.

На самом деле шведов заметила новгородская «морская охра­на». Эту функцию выполняло ижорское племя во главе со своим старейшиной Пелугием (Пелгусием). По версии «Повести о жи­тии...» Пелугий, де, был уже православным и имел христианское имя Филипп, а все остальное племя оставалось в язычестве. Мор­ская стража ижорцев обнаружила шведов еще в Финском заливе и быстро сообщила о них в Новгород. Наверняка существовала система оперативной связи: устье Невы — Новгород, иначе само существование морской стражи становится бессмысленным. Воз­можно, это была оптическая система связи — огни на курганах; возможно — конная эстафета; но, в любом случае, система опове­щения срабатывала быстро. В дальнейшем морская стража вела скрытое наблюдение за шведскими кораблями, вошедшими в Неву.

Князь Александр, которому было около 20 лет¹⁰⁴, быстро со­брал дружину и двинулся на ладьях по Волхову к Ладоге, где к нему присоединилась ладожская дружина.

Ярл Биргер находился в полном неведении о движении нов­городской рати и решил дать отдых войску на южном берегу Невы у впадения в нее реки Ижоры.

15 июля 1240г. «в 6-м часу дня»¹⁰⁵ русское войско внезапно напало на шведов. Согласно «Повести о житии...», Александр Ярославич лично ранил копьем в лицо ярла Биргера. Внезапность нападения и потеря командующего решили дело. Шведы стали отступать к кораблям.

Александр Невский не имел желания постоянно заниматься новгородскими делами, но и не хотел отказываться от денег Рес­публики. Выход был найден просто: в 1252 г. он заставил новго­родцев взять князем своего старшего сына Василия. Но в 1255 г. горожане прогнали Василия и взяли себе князем Ярослава Ярос-лавича — младшего брата Александра Невского. В 1252 г. Ярос­лав был на стороне Андрея Ярославича против Неврюя и Не­вского. В результате ему пришлось бежать в Псков. Видимо, Ярос­лав Ярославич был более опытным военачальником, чем Васи­лий, но главное заключалось в другом — тверской князь был из­гнанником и врагом татар, и куда больше подходил на роль «кон­дотьера», чем сын великого князя владимирского.

Василий бежал в Торжок и там дождался войска своего отца. Ярослав Ярославич не захотел воевать с братом и покинул Нов­город, но новгородское войско вышло навстречу Невскому. Од­нако до битвы дело не дошло, новгородцам пришлось покорить­ся Александру. Как гласит летопись: «Посол Александров явил­ся на вече и объявил народу волю княжескую: «Выдайте мне Ананию посадника, а не выдадите, то я вам не князь, еду на город ратью». Новгородцы отправили к нему с ответом владыку и тысяцкого: «Ступай, князь, на свой стол, а злодеев не слушай, на Ананию и всех мужей новгородских перестань сердиться». Но князь не послушал просьб владыки и тысяцкого. Тогда новго­родцы сказали: «Если, братья, князь согласился с нашими измен­никами [т.е. со сторонниками князя — А.Ш.], то бог им судья и св. София, а князь без греха», — и стоял весь полк три дня за свою правду, а на четвертый день Александр прислал объявить новое условие: «Если Анания не будет посадником, то помирюсь с вами». Это требование было исполнено: Анания свергнут, его место занял Михалко Степанович, и Василий Александрович опять стал княжить в Новгороде»¹⁰⁶.

В 1255 г. умер Батый. Ему наследовал болезненный сын Сартак. Он процарствовал около двух лет, и в 1257 г. Золотая Орда досталась брату Батыя Берке, которому было примерно 56 лет. Одним из первых мероприятий нового хана стала всеобщая пе­репись населения Руси на предмет взимания дани. В начале лета 1257 г. о татарской переписи узнали и в Новгороде. Несколько недель город был в смятении. И вот в Новгород приехал Алек­сандр Невский с татарскими послами, которые потребовали де­сятины и тамги¹⁰⁷.

Новгородское вече не согласилось с требованием татар. Горо­жане послали богатые дары Берке и отпустили послов с миром. Замечу, что даже Василий, сын Невского, княживший в Новгоро­де, был против дани татарам. При приближении отцовской дру­жины Василий бежал в Псков. Каким-то способом Александру удалось схватить сына и отправить его в Суздаль, а потом он жестоко расправился с руководством дружины Василия. Это был единственный успех Невского, обложить же вольный Новгород данью ему не удалось.

В начале 1259 г. перед Новгородом вновь появился Александр с войском и татарские послы — «окаянные татары сыроядцы». Появиться в городе «сыроядцы» не рискнули и стали просить Александра: «Дай нам сторожей, а то убьют нас». И Невский ве­лел посадскому сыну и детям боярским по ночам охранять та­тарских послов. Но татарам вскоре наскучило ждать. «Дайте нам число, или побежим прочь», — говорили они.

Александр начал шантажировать новгородцев, и, заметим, де­лал он это не бескорыстно. Как писал историк Н.И. Костомаров: «Этот платеж выхода привязал его [Новгород — А.Ш.] к особе великого князя, который был посредником между ханом и князь­ями и русским народом всех подчиненных земель»¹⁰⁸.

В конце концов, новгородцы уступили, «и начали ездить ока­янные татары по улицам, переписывая домы христианские». За­кончив перепись, татары уехали, вскоре уехал и Александр, оста­вив в Новгороде своего второго сына Дмитрия.

Новгородцы подчинились силе, а не авторитету Невского. Как только он умер, Дмитрий был с позором изгнан из города. Новым князем новгородцы взяли себе младшего брата Невского Ярос­лава Ярославича. Одним из достоинств нового князя была его жена — дочь новгородского боярина¹⁰⁹.

Как писал Костомаров: «Заключая договор с Ярославом, нов­городцы припомнили ему, что прежний князь делал насилия Нов­городу, но того вперед не должно быть. В самом деле, обращение князя с Новгородом и Новгорода с князем в это время носит признаки равенства. Ярослав, говоря с новгородцами, выражался о князьях так: «Братия мои и ваши». В 1269 году Новгород не поладил с князем за то, что он употреблял во зло право охоты около города, держал много ястребов, соколов и собак, выводил из города иноземцев и делал поборы: — вече судило его и из­гнало. Напрасно Ярослав хотел примириться с вечем и присы­лал сына своего Святослава. — «Простите мне этот раз, — гово­рил он через сына: — вперед буду так поступать; целую крест на всей воле вашей». Новгородцы закричали: — «Мы не хотим тебя! Ступай от нас добром, а не то прогоним тебя, хоть тебе и не хо­чется идти от нас!»»¹¹⁰.

Замечу, что все требования новгородцев носили исключительно экономический характер: князь незаконно отдал позволение ло­вить рыбу в Волхове «гогольным ловцам», а те, видимо, делились с князем; перечисляли незаконные поборы князя с новгородс­ких бояр и купцов, а также притеснения заморский гостей.

В итоге Ярослав был вынужден с позором покинуть Новго­род, а горожане послали в Переяславль Залесский за правившим там князем Дмитрием Александровичем, вторым сыном Алексан­дра Невского. Дмитрий же не захотел усобицы, или не имел до­статочно сил. Во всяком случае, он отказался ехать в Новгород, заявив: «Не хочу взять стола перед дядею».

Тем временем Ярослав послал беглого новгородского тысяцкого Ратибора к хану Менгу Тимуру (Темир, племянник Берке) за помощью, и тот передал хану: «Новгородцы тебя не слушают. Мы просили у них дани для тебя, а они нас выгнали, других убили, домы наши разграбили и Ярослава обесчестили». Хан, выс­лушал, поверил и отправил войско в помощь Ярославу.

Страшная опасность нависла над Новгородом, да и над дру­гими русскими землями, ведь татары грабили всех подряд, не разбирая правых и виноватых. Выручил Новгород самый млад­ший (на 1270 год) сын Ярослава Всеволодовича костромской князь Василий Квашня. Он не только мечтал о владимирском престоле, но и побаивался за свой удел от происков слишком властолюби­вого брата Ярослава.

Василий послал новгородцам сказать: «Кланяюсь святой Со­фии и мужам новгородцам: слышал я, что Ярослав идет на Нов­город со всею своею силою, Димитрий с переяславцами и Глеб с смолянами. Жаль мне своей отчины». Но Василий не ограничил­ся одними сожалениями, он сам поехал в Орду и сказал хану, что новгородцы правы, а Ярослав виноват, и хан велел своему посланному к Ярославу войску вернуться с дороги.

А новгородцы между тем построили острог возле города, все свое имущество вывезли из крепости, а когда у Новгорода по­явились передовые отряды Ярослава, то все горожане от мала до велика вышли с оружием в руках. Узнав об этом, Ярослав оста­новился в Русе, и послал в Новгород свои мирные предложе­ния: «Обещаюсь впредь не делать ничего того, за что на меня сер­дитесь, все князья в том за меня поручатся». Новгородский боя­рин Лазарь Моисеевич ответил: «Князь! Ты вздумал зло на свя­тую Софию, так ступай: а мы изомрем честно за святую Софию. У нас князя нет, но с нами Бог и Правда и святая София, а тебя не хотим».

Новгородцы могли себе позволить так разговаривать с Ярос­лавом — татары к нему на подмогу не приходили, а к Новгороду собралась вся волость. Псковичи, ладожане, корела, ижора, вожа-не — все пришли к устью Шелони и стояли неделю на броде, а войско Ярослава — на другом берегу реки. Но до драки дело не дошло, поскольку явился новый посредник — митрополит при­слал грамоту, в которой писал: «Мне поручил бог архиепископию в Русской земле, вам надобно слушаться бога и меня: крови не проливайте, а Ярослав не сделает вам ничего дурного, я за то ручаюсь. Если же вы крест целовали не держать его, то я за это принимаю епитимью на себя и отвечаю перед богом».

Грамота эта подействовала: Ярослав снова послал к новгород­цам с поклоном, новгородцы помирились с ним и опять посади­ли у себя княжить. Зимой Ярослав уехал во Владимир, а отту­да—в Орду. В Новгороде своим наместником он оставил бояри­на Андрея Вратиславовича, а в Пскове — литовского князька Айгуста. Видимо, князь псковский Довмонт (Тимофей) на какое-то время допустил до власти этого Айгуста.

Ярослав Ярославич умер в 1272 г., возвращаясь из Орды. На законных основаниях Великое княжество Владимирское перешло к последнему оставшемуся в живых Ярославичу — костромско­му князю Василию. Вскоре в Новгород одновременно прибыли послы Василия Ярославича и его племянника переяславского князя Дмитрия Александровича. Оба князя метили в князья нов­городские. Казалось бы, новгородцы должны были выбрать сво­его избавителя от татар — Василия. Но вече предпочло Дмитрия. Дело в том, что все Ярославичи, включая Невского, ездили в Нов­городе не столько «оборонять землю Русскую» от злых шведов и немцев и не для объединения русских земель, а «за дохода­ми». Благодетель Василий запросил слишком много и его не при­няли.

Василий обиделся на вольный Новгород, а главное, деньги ему были нужны позарез и он позвал в союзники нового тверского князя Святослава Ярославича, унаследовавшего отцовский трон¹¹¹. Оба князя призвали и татарские войска. Во главе татарского войска, шедшего с Василием, стоял великий баскак Амраган. Кро­ме того, в костромском войске был зять Василия Ярославича та­тарин — князь Айдар.

В Твери и Костроме были ограблены и брошены за решетку новгородские купцы. Войска Василия и Святослава, двигавшие­ся порознь, вторглись в новгородские пределы. Василий взял Тор­жок. «Князь велики тферский Святослав Ярославич... иде с та­тары царевыми, и воеваша Новогородцкия власти: Волок, Бежи-чи, Вологду, и со многим полоном возвратишася во Тферь»¹¹².

Обратим внимание, Никоновская летопись подчеркивает: «та­тары царевы», то есть не отряды наемников, а регулярные войска золотоордынского хана.

«Смутишася новгородцы, — говорится далее в Никоновской летописи, — и бысть страх и трепет на них, глаголюще: «Отьвсюду намъ горе! Се князь велики володимерский, а се князь велики тферский, а се великий баскак царев [ханский — А.Ш. ] с та­тары и вся Низовская [Суздальская — А.Ш.] земля на нас».

В августе 1273 г. князю Дмитрию Александровичу пришлось по­кинуть Новгород и отправиться в родной Переяславль, а Новго­род согласился на все условия Василия Ярославича.

Историки не располагают достоверными данными о русско-татарских отношениях во время правления Василия Ярославича, но похоже, что в середине 70-х годов XIII века татарские войска постоянно дислоцировались на Руси. Великий князь владимирс­кий Василий физически не мог их так быстро вызвать из Орды для расправы над Новгородом.

Оценивая правления трех великих князей владимирских — братьев Ярославичей Александра, Даниила и Василия, можно сде­лать несколько очевидных выводов. За время их правления тя­жесть татарского ига в Северо-Западной Руси не только не ос­лабела, а наоборот, усилилась. Ярославичи сделали нормой при­зыв татарских орд для расправы с личными врагами. Власть великого князя владимирского не усилилась, а несколько ослабе­ла. Внешняя экспансия великих князей владимирских была на­правлена исключительно на Новгород и Псков. О причинах та­кого внимания к богатым купеческим городам я писал — Ярославичам нужны были деньги. С помощью «низовых» князей Нов­городу и Пскову удалось в описываемый период отбить нападе­ния как Тевтонского ордена, так и литовцев. Однако не только подчинить себе Новгород и Псков, но даже как-то изменить в свою пользу взаимоотношения с этими городами владимирским кня­зьям не удалось.

Старший сын Невского Василий после своего неудачного кня-женья в Новгороде совершенно исчез с политической арены. Не­которые историки даже считают, что отец заключил его в темни­цу, где Василий и скончался. В любом случае, умер он в 1271 г., не оставив потомства. Поэтому в 1276 г. Великое княжество Вла­димирское в законном порядке перешло к следующему сыну Невского — переяславскому князю Дмитрию.

Новый великий князь владимирский первым делом занялся Псковом и Новгородом, то есть тем же, чем начинали его пред­шественники. Новгородцы немедленно после смерти Василия при­знали Дмитрия Александровича своим князем. В 1279г. он, по словам летописца, выпросил у новгородцев позволения поставить для себя крепость Копорье, и в том же году деревянная крепость была готова. На следующий год Дмитрий опять поехал в Копо­рье вместе с посадником Михаилом и знатными новгородцами и заложил уже каменную крепость.

Но в 1281 г. новгородское вече выступило против Дмитрия. По­водом к ссоре послужила именно крепость Копорье. Нашему чи­тателю, воспитанному на советских учебниках истории и филь­ме «Александр Невский», покажется непонятным, почему новго­родцы воспротивились постройке крепости в ключевом пункте своей западной границы вблизи Финского залива. Действитель­но, крепость Копорье играла крайне важную роль в обороне Нов­города от немцев и шведов. Но, как уже говорилось, «низовые» князья не только не хотели даром «защищать землю Русскую», но их не устраивали и нормальные выплаты, скажем, средние по Европе, где многие города платили за свою защиту местным фе­одалам. Владимирские князья поначалу соглашались на умерен­ные суммы, а потом начинали попросту грабить новгородцев и псковичей хуже всяких шведов и немцев¹¹³.

Дмитрий немедленно собрал войско и двинулся на Новгород для расправы над недовольными. Переяславцы грабили и жгли новгородские волости. В итоге Господин Великий Новгород зап­росил мира и принял все условия Дмитрия.

Но тут в распрю между Новгородом и великим князем влади­мирским встревает его младший брат Андрей Городецкий. Про­звище это Андрей получил давно, ведь удельным князем Горо­децким он стал сразу после смерти отца (Александра Невского), будучи еще ребенком 6 — 8 лет, но после смерти в 1276 г. бездет­ного князя Василия Ярославича Андрею удалось присоединить к своему уделу Кострому.

Андрей Городецкий со своей русско-татарской армией действо­вал в стиле Батыя и Неврюя. Джон Феннел писал: «Соединен­ные силы начали разорять и грабить Русскую землю. Районы Мурома, Переславля, Владимира, Юрьева Польского и Суздаля пострадали первыми. Затем войско двинулось на север, к району Ростова, а на западе дошло до Твери и Торжка, опустошив эти земли. Троицкий летописец, оставивший самое подробное описа­ние этой, как он выражается, «первой рати Андрея» и сильно настроенный против Андрея, дает себе полную волю и нагнетает атмосферу ужаса, мучений и гибели, обрушивая поток довольно стертых клише: мужчин, женщин и детей убивают или угоняют в неволю; монахинь и попадей насилуют; города, деревни, мона­стыри и церкви разоряют; иконы, книги, драгоценные камни и церковные чаши (потиры) разграбляют; «и бяше велик страх и трепет на христианском роде»»¹¹⁴.

Дмитрий Александрович не рискнул дать генеральное сраже­ние русско-татарской рати брата, а решил отступить с дружиной, боярами и семьей в свою новопостроенную каменную крепость Копорье. Однако на берегу озера Ильмень князя Дмитрия окру­жили новгородские полки. В ходе переговоров новгородцы раз­решили князю с дружиной пройти в Копорье, но взяли двух его дочерей и бояр в заложники, а также часть, а то и всю казну кня­зя, а Дмитрию сказали: «Отпустим их тогда, когда дружина твоя выступит из Копорья». Заложники и казна были отправлены подальше — в отдаленную крепость Ладога в низовьях Волхова. Но Дмитрий, прибыв в Копорье, решил там остаться и переж­дать нашествие татар. При этом он допустил тактическую ошиб­ку, отправив начальника копорского гарнизона своего зятя Дов-монта с частью войска на захват крепости Ладога — то ли дочек пожалел, то ли казну.

Возмущенные нарушением перемирия новгородцы осадили Ко­порье, и Дмитрий был вынужден согласиться на почетную капи­туляцию. Князю и гарнизону было разрешено беспрепятственно с оружием покинуть крепость. Затем новгородцы до основания срыли укрепления Копорья.

1 января 1282 г. Дмитрий уехал «за море», по-видимому, в Шве­цию. Довмонту же удалось захватить Ладогу и освободить за­ложников, но больше он ничем не мог помочь своему тестю.

Андрей Городецкий отметил большим пиром победу над бра­том. Он богато одарил ордынских воевод, в том числе и Федора Чермного. Затем Андрей, подобно своим предшественникам, по­ехал в Новгород, где вече признало его своим князем.

Но через несколько дней Андрей узнал, что Дмитрий вернул­ся из-за моря со шведскими наемниками. Дмитрий прибыл в родной Переяславль и начал собирать войско.

Андрей срочно покинул Новгород, прибыл во Владимир, а от­туда в Городец, и вместе с любимым боярином Семеном Тонили-евичем отправился жаловаться в Орду к хану Туда-Менгу (Тудаю), брату и приемнику Менгу-Тимура. Андрей уверил хана, что Дмитрий не хочет повиноваться Золотой Орде и платить дань. Хан поверил и дал Андрею большое татарское войско.

В отсутствие Андрея тверской князь Святослав Ярославич, млад­ший брат Невского, и его племян­ник московский князь Даниил Александрович, соединившись с новгородской ратью, двинулись на Переяславль. Союзники сошлись с войском Дмитрия Александро­вича, но никто не решился на бит­ву. Противники простояли друг против друга 5 дней, а затем зак­лючили мир, условия которого до нас не дошли.

Через несколько недель по­явился и Андрей Городецкий с большой татарской ратью. И опять Дмитрий не рискнул биться с татарами, а предпочел бегство, на сей раз не к берегам Балтики, а к Черному морю. Шведские наем­ники хороши против своего брата — русского князя, а вот про­тив татар лучше всего двинуть... татар.

В причерноморских степях кочевала огромная орда хана Ногая, уже давно вышедшая из повиновения Золотой Орды. Замечу, что к тому времени южнорусские удельные княжества Курское, Рыльское и Липецкое платили дань то сарайским ханам, то Ногаю, и не подчинялись великим князьям владимирским.

Дата добавления: 2017-01-14