Между Рюриковичами и гедиминовичами 2 страница

Ногай «с честью» принял Дмитрия и дал ему большое войс­ко. По приходе в 1284 г. на Русь ногайской рати Андрей струх­нул и отказался от Великого княжества Владимирского. И вели­ким князем вновь становится Дмитрий.

А теперь обратимся к внутренним делам Новгорода. Для от­ражения шведской экспансии¹¹⁵ новгородцы построили на севе­ре Карельского перешейка крепость Корелу, обороной которой ве­дал служилый князь Борис Константинович, по-видимому, пред­ставитель младших ветвей тверских князей. В 1314 г. местное на­селение Корелы (чухонцы) вырезали русских и впустили в город шведов. (К этому времени Борис Константинович был уже ото­зван).

В Новгороде тверской наместник Федор быстро собрал войс­ко и пошел на Корелу. Теперь те же чухонцы без боя открыли ворота новгородцам и выдали им как шведский гарнизон, так и заводчиков резни 1314 г. Федор, не мудрствуя лукаво, перебил и шведов, и «нереветников».

Но пока Федор бил шведов, к Новгороду подошло войско князя Федора Ржевского, нанятого Москвой. Федор Ржевский аресто­вал остававшихся в Новгороде тверских чиновников и, пополнив свое войско новгородской вольницей, двинулся на Волгу грабить Тверское княжество. На перехват Ржевскому вышел Дмитрий (ше­стнадцатилетний сын великого князя владимирского Михаила) с тверской ратью. Но до битвы дело не дошло. Простояв б недель, до морозов, на разных берегах Волги, новгородцы заключили мир с Дмитрием. В до говоре было зафиксировано старинное право Новгорода принимать к себе и высылать князей только по реше­нию веча, без всяких разрешений со стороны великого князя вла­димирского.

Новгородцы взяли к себе князем Юрия Московского «по всей воле новгородской». Последнее означало, что брать надо по чину, скажем, по среднеевропейским расценкам, а Михаил Тверской только весной 1312г. собрал с Новгорода полторы тысячи гри­вен серебра.

Зимой 1314/15 г. Юрий Московский приехал в Новгород со своим младшим братом Афанасием, которого он и оставил в Нов­городе. Однако вылазка Юрия в Новгород вызвала жалобу хану Михаила, который в то время находился в Орде. Юрий был выз­ван в Орду, куда и прибыл летом 1315 г.

Хан Узбек, разобравшись в «Новгородской земле», принял сто­рону Михаила и отправил в Новгород татарское войско под на­чалом «окаянного Таитемеря». Татары должны были помочь Михаилу утвердиться в Новгороде.

В конце 1315 г. тверичи и татары двинулись на Торжок, а от­туда собирались идти на Новгород. В Новгороде собралось вече, кончившее дракой — богатые стояли за Москву, а бедные — за Тверь. В итоге московский князь Афанасий Данилович и его по­мощник Федор Ржевский выступили из Новгорода на помощь Торжку «с новгородскими бояры без черных людей».

Шесть недель стоял князь Афанасий с новгородцами в Торж­ке, ожидая подхода противника, а 10 февраля 1316 г. у стен Тор- жка началось сражение. В Новгородской летописи о нем сказа­но: «Тогда же поиде князь Михаиле со всею Низовьскою землею и с татары к Торжуц; новгородци же с князем Афанасьем и с новоторжци изидоша противу на поле. Бысть же то попущением Божием: съступившема бо ся полком обеима, бысть сеча зла, и створися немало зла, избиша много добрых муж и бояр новго-родскых... и купец добрых много, а иных новгородцев и ново-торжцев Бог весть; а инии остаток вбегоша в город и затвори-шася в городе с князем Афанасьем».

Посланник Михаила заявил осажденным: «Выдайте мне Афа­насия и Федора Ржевского, так я с вами мир заключу». На это новгородцы ответили: «Не выдаем Афанасия, но помрем все че­стно за святую Софию». Тогда Михаил потребовал выдать хотя бы одного Федора Ржевского. Новгородцы и на это не согласи­лись поначалу, но потом были вынуждены выдать Федора, да еще заплатили Михаилу 50 тысяч гривен серебра и заключили мир. Позже Михаилу удалось схватить Афанасия Даниловича и часть новгородских бояр и отправить их в Тверь заложниками. В Новгороде был выбран новый посадник из предложенных ве­ликим князем владимирским кандидатур.

Дружина Юрия разбита, а вся казна достается тверичам. Мос­ковский князь бежит, не разбирая дороги, и оказывается... в Пскове. Видимо, он готов был бежать и дальше — в Литву или в Орденские земли. Но Дмитрий Тверской почему-то не требует у Пскова выдачи беглого московского князя. Зато с запада Пскову начинают угрожать литовские рыцари. Принять начальство над псковской ратью Юрий отказался и уехал в Новгород. Тогда при­звали из Литвы князя Давыда Гродненского, который сумел от­разить нападение рыцарей.

Новгородские бояре отправили Юрия на весьма прибыльное дело — наказать жителей Устюга, отказавшихся платить дань Гос­подину Великому Новгороду. А дань была очень велика и состо­яла в основном из ценнейших мехов, собранных на Северном Урале и в Зауралье. Зимой 1323/24 г. Юрий с новгородским войском разорил Устюг. Теперь у него было, что везти в Орду. Причем, на сей раз он поехал не через Владимиро-Суздальскую Русь, а новгородцы провели его северными окраинами своих земель к реке Каме, а оттуда по Каме и Волге Юрий добрался до Орды.

Узнав о появлении Юрия в Орде, Дмитрий Тверской немед­ленно отправился туда же. Он сказал братьям, что боится, что «са­мого яко отца моего оклеветают». Тверь была оставлена на сред­него брата Александра.

И вот 21 ноября 1324 г. в Сарае Дмитрий встречает своего врага Юрия Московского. Инцидент произошел недалеко от сарайско-го кафедрального храма, куда оба князя направились для торже­ственного богослужения по случаю праздника Введения во храм Пресвятой Богородицы.

Обратим внимание, это была шестая годовщина убийства отца Дмитрия в Орде, когда Юрий надругался над мертвым тверским князем. Тут Дмитрий допустил роковую ошибку, не сумев сдер­жать своих чувств. Он лично убил московского князя. Конечно, убил не так, как убили его отца. На шее князя Юрия не было колоды, зато на боку висела сабля. Это был честный поединок.

Однако хан Узбек приказал убить Дмитрия Тверского. Вели­ким князем владимирским стал Иван Данилович Калита. Понят­но, что первым делом Калита послал сказать новгородцам: «ре­бята, делиться надо» (дань получали с закамских земель, «закам-ское серебро»). Новгородцы отказали, и Калита захватил Тор­жок и Бежецкий Верх. Новгородское вече разделилось на две партии: одна предлагала заключить мир с Москвой и уступить великому князю московскому, а другая предлагала обратиться за помощью к Литве.

Новгородцы послали к Калите архимандрита Лаврентия с двумя боярами с приглашением князя в Новгород, но Калита не поехал. Тогда новгородцы попытались еще раз заключить миро­вую. Сам владыка Василий поехал к Калите, который в это время находился в Переяславле. Владыка и сопровождавшие его бояре от имени Великого Новгорода предложили князю 500 рублей с тем, чтобы он отказался от захваченных на Новгородской земле слобод. Но Иван Данилыч их не стал слушать.

Известие об этом вызвало взрыв негодования в Новгороде. Вече постановило звать в князья новгородские литовского князя На-риманта, сына Гедемина. Он был православным и имел христи­анское имя Глеб. В октябре 1333 г. Наримант-Глеб прибыл в Нов­город и был встречен колокольным звоном. Как писал Костома­ров: «Весь Новгород присягнул ему как один человек»¹¹⁶. Ново­му князю дали в кормленье, в отчину и в дедину с правом передачи этого кормленья по наследству, Ладогу, Ореховский горо­док, Карельский город с Карельской землей и половину Копорья.

Иван Данилович Калита, узнав о приходе литовского князя с дружиной в Новгород, на время утих. Мало того, он предпринял «ответный ход», и зимой 1333/34 гг. женил наследника престола 17-летнего Семена Ивановича на Айгусте, дочери великого князя Гедемина. В 1334 г. по каким-то причинам Наримант уехал в Лит­ву, но при этом формально остался новгородским князем и по­лучал «кормление».

Но «закамское серебро» не давало спать спокойно московско­му князю, и в 1337 г. он тайно послал рать в Заволочье, чтобы на месте захватить столь желанное серебро. Новгородцы срочно по­слали в Литву за Наримантом, но тот отказался ехать, а вместо этого велел своему сыну Александру, сидевшему в Орешке и охранявшему Новгородскую землю от шведов, идти с дружиной в Заволочье. Однако новгородцы разделались с московской ра­тью еще до подхода Александра Наримантовича.

Ссоры с московским князем не прекращались. В 1339 г. новго­родцы привезли ему обыкновенный ханский выход (дань), но Калита потребовал двойной дани, сославшись на требование хана Узбека. Новгородские власти отвечали: «Изначала не бывало того: по старой пошлине новгородской и по грамотам прадеда твоего, Ярослава Володимировича».

Калита начал готовиться к новому походу на вольный город, но 31 марта 1340г. скончался.

Наследником Калиты стал его старший сын Симеон (1316 — 1353гг.). По семейной традиции Симеон с братьями уже летом 1340 г. съездил с богатыми дарами в Орду. Туда же направились еще три князя-конкурента: Константин Михайлович Тверской, Василий Давыдович Ярославский и Константин Васильевич Суз­дальский. Но, как и следовало ожидать, Москва заплатила боль­ше, и Симеон получил от Узбека ярлыки на Московское и Ве­ликое Владимирское княжества. Ну а поистратившиеся в Орде Симеон с братьями отправились «за зипунами» в Новгород.

Новгородцы уплатили дань и соблюли все договоры с Мос­квой. Тогда Симеон устроил провокацию, его бояре начали гра­бить жителей Торжка. Доведенные до отчаяния жители послали просить помощи у Новгорода. Новгородцы выслали отряд, который внезапно овладел Торжком, новгородцы схватили вели­кокняжеских наместников и сборщиков дани вместе и их жена­ми и детьми, начали укреплять город и послали в Москву ска­зать Симеону: «Ты еще не сел у нас на княжении, а уже бояре твои насильничают».

Так нашелся повод. Симеон собрал союзников князей и от­правился в поход на Новгород, взяв с собой митрополита Феогноста. Как будет сказано позже, грек к тому времени стал если не ручным, то очень послушным.

Новгородцы, узнав, что Симеон стал собирать войско, попыта­лись кончить дело миром и послали владыку Василия бить че­лом к митрополиту, а тысяцкого — к великому князю. Симеон согласился на мир по старым новгородским грамотам, но взял за это «черный сбор» по всей волости и тысячу рублей с Торжка, после чего отпустил наместника в Новгород.

К неправым поборам новгородцы уже давно привыкли, но на сей раз великий князь потребовал, чтобы новгородские послы тысяцкий и бояре пришли к нему босыми и просили мира, стоя на коленях. Понятно, какое оскорбление было нанесено лучшим людям Господина Великого Новгорода, но они смирились, пред­почтя бесчестие разорению родного города. С тех пор Симеон получил прозвище Гордый. Замечу, что слово «гордый» в те вре­мена звучало почти как ругательство, недаром попы часто цити­ровали Апостола Петра: «Бог гордым противится, а смиренным дает благодать».

Новгородцы капитулировали и стали платить. Зимой 1346 г. Новгород посетил сам Симеон Гордый — высматривал, что еще можно взять.

Видимо, усиление власти московских князей в Новгороде по­служило причиной ухудшения отношений с Литвой. Согласно Нов­городской летописи, великий князь литовский Ольгерд со своим братом Кейстутом явился в новгородских пределах на устье реки Пшаги, впадающей в Шелонь, и послал сказать новгородцам: «Я хочу с вами разделаться, меня лаял ваш посадник Евстафий Дворянинцев: назвал меня псом!» Затем Ольгерд разослал свои отряды разорять новгородские волости по рекам Шелони и Луге. Несколько мест литовцы разорили, а с Порхова взяли откуп — 300 новгородских рублей.

Новгородское ополчение вышло было против литовцев на Лугу, но без битвы повернуло назад. Вернувшись в Новгород, воеводы созвали вече и вызвали на суд Евстафия Дворянинцева. «Ты наделал войны! — кричали ему новгородцы, — Ты лаял короля, а через тебя теперь взяли волости наши!» И убили его прямо на вече. Если верить летописи, Ольгерд был удовлетворен каз­нью Дворянинцева и вышел из новгородских пределов.

В 1362 г. великим князем владимирским стал Дмитрий Ивано­вич, будущий Донской, которому от роду было всего 12 лет. Не прошло и трех лет, а 15-летний мальчик обратил взор на Госпо­дина Великий Новгород. Причем, его бояре нашли новый повод, о котором стоит рассказать поподробнее.

Уже говорилось об огромных территориях на севере и севе­ро-востоке, колонизированных Великим Новгородом, а также ва­тагами его добрых молодцев, прототипом которых стал былин­ный герой Васька Буслаев. Ходили добры молодцы в походы и на шведов, и на норвежцев.

С начала XIV века лихих молодцев стали называть ушкуйни­ками по названию морского или речного парусно-гребного суд­на — ушкуя. Ушкуи использовались как военные и торговые суда. Но в историю они вошли как военные корабли новгородской вольницы — ушкуйников.

Впервые о походах ушкуйников летописцы упоминают в 1320 г. В тот год Новгородская республика оказалась в критическом по­ложении. С юго-запада напали литовцы, с запада — немецкие рыцари вели толпы грабителей-чухонцев. За Карельский пере­шеек — древнюю отчину Господина Великого Новгорода — шла длительная война со шведами, и вдобавок, на северные владения республики напали норвежцы.

В 1320 г. и 1323 г. ушкуйники нанесли ответные удары по Нор­вегии. В 1320 г. новгородец Лука разорил область Финмарнен, рас­положенную от южного берега Варангер-фьорда до района г. Тром-се. А в 1323 г. ушкуйники уже громили область Халогаланд юго-западнее Тромсе. Норвежское правительство, не сумев противо­стоять ушкуйникам, обратилось в 1325 г. за помощью к папскому престолу для организации «крестового похода» против русских и карел. Надо полагать, что походы ушкуйников произвели дол­жное действие и на шведов. В 1323 г. Швеция заключила с Гос­подином Великим Новгородом компромиссный Ореховецкий мир.

Можно ли представить, что добрые молодцы-ушкуйники по­везли бы свою добычу в виде дани в Орду, наперегонки попол­зли бы к ханскому трону с доносами друг на друга, как это де­лали те же нижегородские, московские, рязанские и другие кня­зья.

В жилах новгородцев текла кровь русских и варягов, которым при Игоре и Олеге платил дань Византийский император, а при Святославе покорилась вся Волга и Каспий. И ушкуйники ре­шили впредь не мелочиться с нищими норвежцами, а заставить платить дань... Золотую Орду. Логика проста — раз Орда такая большая — от Днепра до Енисея, да еще и Золотой зовется, зна­чит у них должны быть деньги и, видимо, немалые.

Первый крупный поход ушкуйники предприняли в 1360 г. С боями прошли по Волге до Камского устья, а затем взяли штурмом большой татарский город Жукотин (Джукетау близ со­временного города Чистополя). Захватив несметные богатства, ушкуйники вернулись в Кострому. Но хан Золотой Орды Хи-дырь отправил послов к русским князьям с требование выдачи ушкуйников. Перетрусившие князья (суздальский, нижегородс­кий и ростовский) тайно подошли к Костроме и с помощью части ее жителей захватили ничего не подозревавших ушкуйников. Князья поспешили выдать ушкуйников на расправу хану. Зат­мил страх перед татарами князьям не только совесть, но и ра­зум. Ведь такие вещи ушкуйники не спускают. В ответ они и сожгли Нижний Новгород, а Кострому — так стали грабить по­чти каждый раз, как проплывали мимо.

Но эти, так сказать, карательные меры не отвлекали ушкуй­ников от основной задачи — борьбы с Ордой.

В 1363 г. ушкуйники во главе с воеводами Александром Аба-куновичем и Степаном Лепой вышли к реке Оби. Здесь их рать разделилась — одна часть пошла воевать вниз по Оби до самого Ледовитого океана (Студеного моря), а другая пошла гулять по верховьям Оби на стыке границ Золотой Орды, Чагатайского Улуса и Китая. По масштабам их путешествия не уступят и Афа­насию Никитину. Вернувшись с добычей, ушкуйники не угомо­нились. В 1366 г. они с тем же воеводой Александром Абакуно-вичем уже промышляли на среднем течении Волги. Опять поле­тела ханская жалоба московскому князю. Димитрий послал гроз­ную грамоту в Новгород. А новгородские бояре ответили, как ведется на Руси, отпиской — «Ходили люди молодые на Волгу без нашего слова, но гостей (купцов) твоих не грабили, били только басурман». По мнению новгородцев, бить басурман — дело жи­тейское, а насчет своей непричастности бояре слукавили. Действи­тельно, основную массу ушкуйников составляла новгородская го­лытьба и пришельцы с низу (Смоленск, Москва, Тверь), но в боль­шинстве случаев ими руководили опытные новгородские воево­ды Осип Варфоломеевич, Василий Федорович, тот же Абакуно-вич и др. Оружием и деньгами ушкуйников снабжали богатые новгородские купцы, причем не безвозмездно — вернувшись, уш­куйники щедро делились добычей.

Тогда московские бояре надоумили князя Дмитрия взять в за­ложники несколько знатных новгородцев, в том числе Василия Даниловича с сыном, Профия Киева и других. Новгородские вла­сти были вынуждены пойти на компромисс. Понятно, что своих молодцев они Москве не выдали — не было того обычая в Гос­подине Великом Новгороде, а частью добычи пришлось поделиться и выкупить заложников. Обратим внимание, что московские кня­зья действовали в отношении Новгорода агрессивно. А вот Нов­город ни разу за всю историю не нападал на Москву, а только оборонялся.

Чтобы более не возвращаться к теме, скажу, что походы новго­родских ушкуйников продолжались. Ушкуйники имели перво­классное вооружение, и не стоит их представлять толпой кресть­ян в зипунах с топорами да рогатинами. Это были профессио­нальные бойцы, умело действовавшие как в пешем, так и в кон­ном строю. Ушкуйники имели и традиционный набор наступа­тельного вооружения — копья, мечи, сабли; причем саблям отда­вали предпочтение. Из метательного оружия были луки и ар­балеты, в том числе и стационарные, стрелявшие тяжелыми сталь­ными стрелами.

С 1360 по 1375 год ушкуйники совершили 8 больших похо­дов на среднюю Волгу, не считая малых налетов. В 1374 г. ушкуй­ники в третий раз взяли город Болгар (недалеко от Казани), затем пошли вниз и взяли сам Сарай — столицу Великого хана.

В 1375 г. новгородцы на семидесяти ушкуях под началом вое­вод Прокопа и Смолянина явились под Костромой. Московский воевода Александр Плещеев с пятью тысячами рати вышел на­встречу им. У Прокопа было всего полторы тысячи ушкуйников, но он их разделил на две части: с одной вступил в бой с москов­ской ратью, а другую отправил тайно в лес в засаду. Удар этой засады в тыл Плещееву решил дело. Москвичи разбежались, а ушкуйники в очередной раз взяли Кострому. Отдохнув пару недель в Костроме, ушкуйники двинулись вниз по Волге. Уже по традиции они нанесли «визит» в города Болгар и Сарай. При­чем правители Болгара, наученные горьким опытом, откупились большой данью, зато ханская столица Сарай была взята штурмом и разграблена.

Паника охватывала татар при одной вести о приближении ушкуйников. Отсутствие серьезного сопротивления и сказочная добыча вскружили головы ушкуйникам. Они двинулись еще даль­ше к Каспию. Когда ушкуйники подошли к устью Волги, их встре­тил хан Салгей, правивший Хазтороканью (Астраханью), и не­медленно заплатил дань, затребованную Прокопом. Мало того, в честь ушкуйников хан устроил грандиозный пир. Захмелевшие ушкуйники совсем потеряли бдительность, и в разгар пира на них бросилась толпа вооруженных татар. Так погибли Прокоп, Смолянин и их дружина, лишь немногие удальцы вернулись на Русь. Это было самое большое поражение ушкуйников. Но под­робности этой трагедии скорее подчеркивают силу ушкуйников, чем их слабость. Татары даже не попытались одолеть их в от­крытом бою, Хазторокань была не первым, а очередным городом, где ханы с поклоном предлагали дань, чтобы их только остави­ли в покое.

Так как же, скажет читатель, символ веры наших историков — «Куликовская битва переломила хребет Золотой Орде» неверен? Что ж, выходит, ушкуйники перебили хребет Орде? Увы, реаль­ная история не терпит никаких догм. За два десятилетия ушкуй­ники убили больше татар, чем погибло на Куликовом поле. Но в условиях полигамии в Орде за 1380г. родилось на два порядка больше мальчиков, чем было убито в боях с русскими с 1360 по 1380 годы. Так что, ни князь Димитрий, ни воевода Прокоп фи­зически не могли сломить хребет Золотой Орде.

Другой вопрос об огромной моральной победе русского наро­да. Расходились по городам и посадам добрые молодцы с замор­скими драгоценностями, да с красотками из ханских гаремов. Воз­вращались к родным очагам рабы ордынские, угнанные в неволю много лет назад, по которым отплакали родные и отпели попы.

Слушал народ русский рассказы седых старцев, как за тридевять земель в столицу Сарай пришли богатыри русские, полонян пра­вославных освободили, а всех басурман побили. Не Русь, а Орда Руси стала платить дань.

Были ли ушкуйники вместе с князем Димитрием на реке Непрядве в 1380 году? Увы, нет — не любила вольница москов­ских князей. Но зато каждый ратник в московском войске знал, что идет он не на непобедимую Батыеву или Дюденеву рать, а на войско, не сумевшее дважды за десять лет защитить свою сто­лицу.

Продолжались походы и после Куликовской битвы, и взятия Москвы ханом Тохтамышем. Бить татар у ушкуйников стало не подвигом, а промыслом. В 1392г. они опять взяли Жукотин и Казань. В 1409 г. воевода Анфал повел 250 ушкуев на Волгу и Каму...

Московские князья сделали все, чтобы об ушкуйниках забы­ли. Царские и советские историки писали о них редко, неохотно и всегда с укором. Мол, воевали с татарами не так и не там, а главное, проявляли излишнюю самостоятельность, надо было пой­ти под начало мудрого Дмитрия Донского, и вот тогда...

Но наступила «перестройка», и в Казани началось издание неподцензурных Москве книг по истории Татарстана. И практи­чески в каждой книге — горестные сетования о погромах мир­ных татарских городов, учиненных ушкуйниками. Получается, что в XIV веке жил да поживал мирный татарский народ на берегах Волги и Камы, а вот ушкуйники житья им не давали своими «разбойничьими» и «массированными» набегами.

Возможно, объективное изложение фактов режет ухо части чи­тателей, которые привыкли воспринимать все действия московс­ких владык как благодеяния ради великой цели — соединения русских земель.

Однако ни одного документального подтверждения, что Иван Калита и его потомки до Василия II включительно мечтали о «великой России» попросту нет. Все они думали лишь о сиюми­нутных выгодах. Риторический вопрос, почему наши историки и писатели хулят русских князей за то, что они не хотели ос­тавлять земли своих дедов и идти добровольно в Московское княжество, а население их княжеств не желало помимо татарско­го ярма получить еще и московское. Вот, к примеру, Юрий Лощиц пишет: «Олег [Рязанский — А.Ш.] способен был сузить зрение на какой-то одной точке, надолго забыть напрочь про все остальное, про русское целое, которое больше Рязани, больше Москвы. Для него Москва, как и для многих его современников, все еще была одним из русских княжеств, ничем качественно от них не отличающимся. Ей просто везло и везет, но все это может сто раз измениться, вперед выступят другие, но и они возоблада­ют лишь на время, условно, по указке ли Орды, по внутреннему ли согласию княжества-соседа»¹¹⁷.

А вот пассаж о Господине Великом Новгороде: «Дань с них берут немалую? Так и со всех берут, даже с самых захудалых, безлапотных тверских да ростовских мужичишек. Разве то дань, что с новгородцев взимается? Они с каждой гривны огрызок за щеку прячут, сундуками все хоромы заставлены, так что и гостю ступить негде. И все недовольны Москвой. Да куда они денутся без Москвы-то в своем скудоумии? Сколько раз им Москва по первой же просьбе помощь посылала — от немца, от шведа, от той же Литвы, с которой нынче шушукуются... Нет, что ни говори, а легкомыслый народ новгородцы, заелись волей-то, упились ею как балованным медом, совесть свою с волховского моста на дно спу­стили... Ну так что ж! Не хотят по-доброму, можно и по-сильно­му»¹¹⁸.

Ах, какие бескорыстные люди московские князья — защища­ют Новгород и Псков от врагов! Но почему же тогда, получив достойную плату за защиту, не откланяться, а надо обирать воль­ные города, а их население делать своими холопами? То, что Алек­сандр Невский один раз спас Псков от немцев, сейчас знает каж­дый школьник, а литовского князя Довмонта, десятки раз спа­савшего Псков от врагов, знает лишь узкий круг историков. И это при том, что Александр Невский стал «казенным» святым — по указу московских князей, а потом Петра I, а вот Довмонт стал бук­вально народным святым, и чтят его простые люди без указаний сверху более пяти столетий

Историк А.А. Зимин в книге «Витязь на распутье» пишет: «Панегиристы разных родов внушали читателям, что все было ясно и предопределено. «Москве самим Богом было предназна­чено стать "третьим Римом"», — говорили одни. «Москва стала основой собирания Руси в силу целого ряда объективных, благо­приятных для нас причин», — поучающе разъясняли другие.

О первых — что говорить! Хочешь верь, хочешь нет. А вот о вторых — стоит. При ближайшем рассмотрении все их доводы оказываются презумпциями, частично заимствованными из общих исторических теорий, выработанных на совсем ином (как прави­ло, западноевропейском) материале. Главная из них заключается в том, что создание прочного политического объединения земель должно было произойти вследствие определенных экономичес­ких предпосылок — например в результате роста торговых свя­зей. Указывалось еще на благоприятное географическое положе­ние Москвы, и, наконец, отмечалась роль московских князей в об­щенациональной борьбе с татарами. Эти два объяснения не соот­ветствуют действительности. Никаких «удобных» путей в райо­не Москвы не существовало. Маленькая речушка Москва была всего-навсего внучкой-золушкой мощной Волги. Поэтому города на Волге (Галич, Ярославль, Кострома, Нижний) имели гораздо более удобное географическое (и торговое) положение.

М.К. Любавский писал, что древнейшее Московское княжество сложилось на территории, обладавшей «сравнительно скудными природными ресурсами. Здесь относительно мало было хлебо­родной земли — преимущественно на правой стороне р. Москвы; не было таких больших промысловых статей, какие были в дру­гих княжествах, — соляных источников, рыбных рек и озер, бор­товых угодий и т.д.» Транзитная торговля (о роли которой пи­сал В.О. Ключевский) едва ли могла захватить широкие массы местного населения, тем более что начала и концы путей, по ко­торым она велась, не находились в руках московских князей. Москва, писал П.П. Смирнов, «как торговый пункт не обладал преимуществами в сравнении с такими городами, как Нижний Новгород или Тверь».

Не был Московский край и средоточием каких-либо промыс­лов...

Ну а Москва? В районах, прилегающих непосредственно к ней, не было никаких богатств — ни ископаемых, ни соляных коло­дезей, ни дремучих лесов. «В результате хищнического истреб­ления лесов, — писал С.Б. Веселовский, — строевой лев в Под­московье, главным образом сосна и ель, уже в первой половине XVI в. стал редкостью». Уже в 70-х годах XV в. появляются запо­ведные грамоты, запрещающие самовольную порубку леса.

Дорогостоящий пушной зверь был выбит. Только на юго-вос­токе Подмосковья сохранилась менее ценная белка. В первой чет­верти XV в. в последний раз в Подмосковье упоминаются бобры (на реке Воре). Поэтому зоркий наблюдатель начала XVI в. Сигизмунд Герберштейн писал, что «в Московской области нет... зверей (за исключением, однако, зайцев)».

Наиболее значительные места ловли рыбы располагались по крупным рекам, особенно по Волге, Шексне, Мологе, Двине, а так­же на озерах — Белоозере, Переелавском, Ростовском, Галицком и др.

Москва не была и тем единственным райским уголком для тех, кто желал скрыться от ордынских набегов, приводивших к запу­стению целых районов страны (таких, как Рязань). Место было небезопасное: татары не раз подходили к Москве, Владимиру, Коломне и запросто «перелезали» через Оку. Гораздо спокойнее чувствовали себя жители более западных (Тверь) или север­ных (Новгород) земель»¹¹⁹.

Что же возвысило Москву? Совокупность случайных и зако­номерных факторов. Случайные факторы не стоит перечислять, их читатель найдет в книге более чем достаточно. Основных же закономерных фактора три: умелое использование московскими князьями «татарского батога»; приручение митрополитов и ис­пользование их в качестве тяжелой артиллерии в борьбе с кон­курентами; и большая на порядок беспринципность и жестокость по сравнению с другими князьями.

Возникает риторический вопрос, почему мы должны считать новгородцев изменниками, когда они ради спасения своего горо­да от московско-татарских войск принимали у себя литовских князей? Причем, как я уже неоднократно говорил, литовских толь­ко по названию, а на самом деле православных людей с русски­ми именами, говоривших, писавших и думавших по-русски.

С 1383 г. и, по крайней мере, до 1387 г. в Новгороде был князем Патрикей, сын уже известного нам литовского князя Нариманта Гедеминовича. В январе 1386 г. на Новгород в очередной раз по­шел войной Дмитрий Донской. Патрикей Наримантович возгла­вил новгородское войско. Как писал Костомаров: «Запылали новгородские волости; прибегали в город поселяне, извещали, что враги грабят имущество, сожигают жилища, гонят в плен жен­щин и детей»¹²⁰.

Но Донской не решился на бой с Патрикеем, а новгородцы были верны своей извечной тактике: лучше платить деньгами, а не кро­вью. К московскому князю отпра­вился владыка Алексей, предло­жил Дмитрию 8 тысяч рублей и обещал наказать виновных в «раз­боях на Волге». Дмитрий согла­сился.

Деньги ему новгородцы выда­ли, а вот ушкуйников наказывать не стали. Любопытно, что 3 тыся­чи рублей дал сам Новгород, а еще 5 тысяч взыскали с Заволочья, поскольку де большинство молод-цев, побивших в последний раз татар, было как раз из Заволочья. Между тем новгородские бояре, желая оправдаться перед на­родом в своих уступках Дмитрию Донскому, свалили все на кня­зя. И пришлось Патрикею Наримантовичу Новгород покинуть. Вместо него в 1389г. прибыл князь Семен (Лугвень) Ольгердович.

Дата добавления: 2017-01-14