Объективные факторы формирования ситуации реформ. 2 страница

Действия Ланского, разославшего 75 экземпляров рескрипта На­зимову + Высочайшее повеле­ние об учреждении Главного комитета (подпис. 8 января 1858 г., объявл. 18 февраля 1858 г. вместе с указанием губернаторам публи­ковать рескрипты в «Губернских ведомостях» = к моменту открытия губернских дворянских комитетов «по улучшению быта крестьян» зона гласности дошла и до местной печати.

Формирование губернских комитетов осуществлялось следующим образом: на уездных дворянских собраниях избирались по три представителя (два члена и один кандидат в члены) от уездов и им давались наказы, какие позиции отстаивать. Кроме избранных членов сомитетов в них входили по два члена от правительст­ва, т. е. назначенные властями. Председательствовал в комитете губернский предводитель дворянства, который имел своего заместителя. 20 марта 1858 г. губернаторам было разослано распоряжение «О предметах, не подлежа­щих обсуждению губернских комитетов»: «Поскольку правительство готовит законодательст­во об устройстве местного управления и полиции в уездах, а также о действиях и составе будущих уездных присутствий, комитеты из дворян-помещиков могут не входить в суждение о сих важных, но касающих­ся не местного, а общего в империи устройства предме­тах».

21 апреля 1858 г. = «Программу занятий губернских дворянских комитетов об улучшении быта крестьян» «для руководства деятель­ностью комитетов» регламентирова­ла их инициативу, исключала возможность отстаивания крепостного права в помещичьей деревне и свидетель­ствовала о постепенном назревании идеи отказа от предполагаемых сепаратных погубернских положений в пользу единого для всей империи законодательного акта. Формулировка десяти разделов проекта положения, которые выработаны, по свидетель­ству Главного комитета, «для удобства общерос­сийского свода». Вот эти разделы. I. Переход крестьян из крепостного сословия в срочнообязанные. II. Сущность срочнообязанного положения. III. Поземельные права помещиков. IV. Усадебное устройство крестьян. V. Надел крестьян землей. VI. Повинности крестьян. VII. Устройство дворовых людей. VIII. Образование сельских обществ. IX. Права и отношения помещиков. X. Порядок и способы исполнения.

Функции комитетов = сбор сведений о состоянии помещичьих имений: коли­чество крестьян по последней ревизии, которая заверши­лась в 1858 г.; число тягол, т. е. единицы обложения государственными и помещичьими повинностями, – обыч­но один крепостной и одна крепостная составляли одно тягло; число работников (работником считался мужчина от 18 до 60 лет и женщина от 17 до 50. Лица более молодого или старшего возраста привле­кались к работе, но считались полуработника­ми); количество земли под усадьбой и количество усадеб; общее количество земли в имении и ее распределение по использованию помещиком и крестьянами, с указанием количества на душу, тягло и работни­ка. Предлагалось определение ценности усадьбы, ее строений и земли, земли в имении (так назыв. «ходячая» цена = та, за которую покупалась или продавалась десятина земли в данной местности; наемная плата за десятину, стоимость обработки, средний валовой доход с десятины различных угодий: пашни, сенокосной и т. п.). Помещики отвечали на вопросы: промышленные (кроме земледелия) занятия крестьян, подробный перечень повинностей; характеристика дворовых и их бытового устройства, перечень «умельцев» (количество писарей, певчих, садовников, мельников, сахароваров и пивоваров, пастухов и пр.), сведе­ния о числе грамотных и способах распространения грамотности.

По письмам М. Е. Салтыкова-Щедрина, который был вице-губернатором Рязанской губернии, мы можем с хронологической последова­тельностью восстановить историю на при­мере Рязанского губернского комитета. 29 июня 1858 г.: «Эманципация, которую здесь называют «мадам эманципация», производит на всех какое-то тусклое впечатление. 25-го числа были здесь выборы в члены Комитета (писатель везде употребляет прописную букву, подчеркивая свое отношение к этому учреждению ), но так как выборы были по уездам, то результаты не все еще известны. В числе известных не много утешительного: выбирают большею частью горланов. На одном дворянском собрании один отставной военный долго крепился и молчал, но под конец не выдержал и выразился так: «Отлично, господа! Все это хорошо! Только я вам вот что скажу: хоть вы пятьсот рублей штрафу положите, а уж я по мордасам их колотить все-таки буду!»

В Рязанском комитете = проект князя С. В. Волконского: продать крестьянам на душу по 1,5–2 дес. земли полевой и усадебной по 60 руб. серебром за десятину (продажная средняя цена на десятину в это время в Рязанской губернии колебалась в пределах 38 руб.). Земля должна быть выделена в отдельный участок => перенос усадеб, следовательно, замену окультуренной усадебной земли на худшую по качеству.

Проект меньшинства – А. И. Кошелева и Д. Ф. Сама­рина = разделение земли на владельческую и мирскую, на последнюю помещик имел неполное право собственности, так как оно было ограничено правом пользования крестьян. Эту землю крестьяне имеют право выкупить, они также имеют право на все свое имущество, даже приобретенное в свое вре­мя на имя помещика. Срочнообязанное состояние кончает­ся с момента выкупа земли, и его 12-летний срок не обязателен. Проект меньшинства был первым из проектов, признавшим необходимость сохранения земельных наделов за крестья­нами, что соответствовало интересам крестьян, которые, по свидетельству того же Семенова-Тян-Шанского, гово­рили: «Повинности – дело проходящее, а земля – дело вечное; те отбудешь да и забудешь, а без земли плохо, и миру взять ее неоткуда. Теперь дело устраивается навсег­да: если мы ныне будем обделены землею, то впоследствии помочь этой беде уже будет нельзя».

Введение нового Эст­ляндского положения 1856 г., которое было разработано тамошним дворянством и призвано регулировать вопрос о крестьянских повинностях за пользование помещичьей землей, так как крестьяне вышли на волю без всякой земли. К июню ими было охвачено уже свыше 70 мыз (помещичьих имений), крестьяне оказали сопротивление воинским частям, вызванным для усмирения; началась «война в Махтре» (селение – центр восста­ния). В июне Ланской представил Александру II доклад «О бунтах крестьян в Эстляндской губернии против воинской команды», содержание которого побудило царя в тот же день – 3 июня, – когда он получил доклад, отправить генерала своей свиты Н. В. Исакова на место происшествия. Движени­ем была охвачена 1/₅ крестьянского населения => «война в Махтре» дала толчок радикализации первоначальных осно­ваний «улучшения быта крестьян». Летом 1858 г. гул крестьянского возму­щения ворвался в тишину кабине­тов, показав опасность без­земельного освобождения крестьян.

О влиянии «Колокола» на общественное мне­ние в России cвидетель­ствует письмо Тургенева Герцену от 7 янва­ря 1858 г., через полгода после выхода первого но­мера: «Кста­ти еще – вот тебе анекдот, который, однако, ты не разгла­шай. Актеров в Москве вздумали прижать, отнять у них их собственные деньги; они решились отправить от себя депутатом старика Щеп­кина искать правды у Гедеонова (молока от козла). Тот, разумеется, и слышать не хочет; «тогда, – говорит Щеп­кин, – придется пожаловаться министру. – Не смейте. – В таком случае, – возразил Щепкин, – остается пожало­ваться «Колоколу». Гедеонов вспыхнул и кончил тем, что деньги возвратил актерам. Вот, брат, какие штуки выки­дывает твой «Колокол».

10 августа 1858 г. Александр II выехал на смотр войск, расположенных в центральных губерниях России, посе­тил Тверскую, Московскую, Костромскую, Ярославскую, Нижегородскую и Владимирскую, а по дороге на Варша­ву – Смоленскую, Минскую, Виленскую и Ковенскую гу­бернии. За сорок дней поездки (она завершилась 20 сен­тября) он выступил с речами во всех 10 губерниях, отста­ивая «главные основания» рескриптов. В его речи пе­ред московским дворянством. «Я всегда говорю правду и, к сожалению, благодарить вас теперь не могу. Вы помните, когда я, два года тому назад, в этой самой комнате го­ворил вам о том, что рано или поздно надобно приступить к изменению крепостного права и что надобно, чтобы оно началось лучше сверху, нежели снизу. Мои слова были перетолкованы. После того я об этом долго думал и, помолясь богу, решился приступить к делу. Когда вследствие вызова Петербургской и литовских губерний были даны мной рескрипты, я, признаюсь, ожидал, что московское дворянство первое отзовется, но отозвалось нижегород­ское, а Московская губерния – не первая, не вторая, даже не третья. Это мне было прискорбно...». он раскрывает свою особую заинте­ресованность в поддержке московского дворянства: «Пом­ните, что на Московскую губернию смотрит вся страна. Я готов всегда сделать для вас все, что могу; дайте же мне возможность стоять за вас». Он прямо говорит, что счи­тает дворянство «первой опорой престола», но «вы для своей же пользы должны стараться, чтобы вышло благо для крестьян... Понимаете ли, господа?». И здесь он ре­шительно критикует трактовку усадебной оседлости Мос­ковского комитета и заявляет: «Я под усадебной оседлос­тью понимаю не одни строения, но и всю землю».

Лейтмотив выступлений = призыв к помещикам гармонизи­ровать «частные выгоды свои с общей пользой», т. е. госу­дарственными интересами. Если ограничиться губерниями, ко­торые посетил царь, и временем его поездки: в сентябре крестьяне с. Твердиславля Нерехтского уезда Костромской губернии самовольно установили дни отбывания барщины помещице, а когда помещица их зас­тавляла работать в другие дни, 12 крестьян отправились с жалобой на владелицу. Причину этого «своеволия» гу­бернатор генерал-майор И. В. Романус недвусмысленно видит вуверенности крестьян в скором освобождении. Только за август – сентябрь 1858 г. «Хроника» крестьян­ских выступлений на почве ожидания освобождения нас­читывает 25 записей (статей) по губерниям, которые по­сетил Александр II, причем многие из этих выступлений сопровождались прошениями на имя царя.

Проект «Положения о временных генерал-губернаторах» был одобрен Александ­ром II еще в мае 1858 г. Был даже составлен поимен­ный список генерал-губернаторов, которые наделялись чрезвычайной властью для наблюдения за деятельностью губернских комитетов и оказания помощи в реализации реформы. Основная их задача виделась в обеспечении «общественного спокойствия». Защищая введение генерал-губернаторского надзора, Александр II в июле писал: «Кто может поручиться, что, когда новое положение будет проводиться в испол­нение и народ увидит, что ожидания его, т. е. свобода по его разумению, не сбылись, не настанет для него минута разочарования? Тогда будет поздно посылать отсюда (т. е. из столицы)особых лиц для усмирения. Надобно, чтобы они были на местах». Этим руко­водствовался и Ростовцев, предлагая систему зако­ноположений, которая заменит патриар­хальную власть помещика, «державшую доселе в спокой­ствии всю Россию, но при новом порядке вещей уже не­возможную». Детализируя основы формирования местной власти, начиная с сельского мира и кончая «временными генерал-губернаторами», он постоянно подчеркивает мысль о необходимости сильной власти.

=> ростки будущих реформ – судебной, земской, военной = Ростовцев расширил горизонты преобразований. В его рассуждениях = стере­отипы консервативного мышления, например в аргумен­тации необходимости общинного устройства села: «Народу нужна еще сильная власть, которая заменила бы власть помещика. Без мира помещик не собрал бы своих доходов ни оброком, ни трудом, а правительство своих податей и повинностей». Но есть и иная линия в рассуждениях: «Личная свобода... должна вести крестьянина и к свободе труда, как к источнику его бла­госостояния. Без этих условий освобождение крестьян было бы только одним именем, и потому необходимо огра­дить надежность этих условий. Для сего необходимо вклю­чить в законоположения об освобождении крестьян и та­кие элементы, которые постепенно, безостановочно, в исто­рическом их развитии усиливали бы возможность крестья­нам делаться поземельными собственниками и вызвали Россию к новой жизни без потрясений государственных...».

Задачи Главного комитета при рассмотрении проектов губернских комитетов = «1. Чтобы крестьянин немед­ленно почувствовал, что быт его улучшился. 2. Чтобы поме­щик немедленно успокоился, что интересы его ограждены. 3. Чтобы сильная власть ни на минуту на месте не коле­балась, отчего, ни на минуту же, и общественный по­рядок не нарушался». Формула пыталась совместить несовместимое.

При экспертизе проектов вопрос о поземельных отношениях крестьян и по­мещиков получил следующую редакцию в «Главных осно­ваниях»: «Способствовать всеми возможными мерами к ограждению большого сельского хозяйства, но без стес­нения личной свободы крестьян и без нарушения тех прав, кои будут им дарованы, оказывая всемерно покровитель­ство устройству и малых хозяйств, дабы сохранить нашу земледельческую промышленность и устранить всякое опа­сение в доставлении хлеба, нужного для продовольствия войска и городов, и поддержать нашу хлебную торговлю с иностранными государствами». Главный комитет приз­нал = ориентация только на интересы крупного, т. е. помещичьего, хозяйства грозит нарушением хлебного баланса, который необходим государству => государственная необходимость поддержки и крес­тьянского сельского хозяйства => признание комитетом выкупа крестьянами полевого надела в качестве всеобъемлющего принципа реформы, т. е. неотвратимости буржуазной эволюции как помещичьего, так и крестьян­ского хозяйства в результате реформы.

Трудность = разноголосица предложений в проектах различных гу­бернских комитетов, альтернативные решения, содержащиеся в проектах большинства и мень­шинства одного комитета, создавала трудности даже для бюрократической операции сведения разноречивых данных => первоначально планировав­шаяся канцелярская операция => серьезное экспертное изучение. Если принцип сепарат­ных положений для каждой губернии будет реализован, то не избежать волнений крестьян, которые будут в одном и том же регионе на разных условиях освобождены от крепостной зависимости. Выход = подготовка единого законодательно­го акта об освобождении крестьян.

В декабре 1858 г. П. П. Семенов (Тянь-Шанский) завершил записку = не рассматривать каждый проект от­дельно, составить попредметный общий свод, приступить к составлению единого законопроекта, который включит общее положение по юридическим и административным вопросам и местный отдел об устройстве быта крестьян. Вопрос о выкупе = отдельная часть предполагаемого общего за­конопроекта.

Эту работу следует поручить особому вневедомствен­ному учреждению из чиновников, а также из сведущих членов губернских комитетов. Предполагаемое учреждение – низшее по сравнению с Главным комитетом – ра­ботает самостоятельно. Ростовцев одобрил записку и, вне­ся в нее идею о создании двух комиссий — по юриди­ческим и административным и по хозяйственно-бытовым вопросам, в январе 1859 г. за своей подписью пред­ставил ее царю. Семенов-Тян-Шанский вспоминает: «12 февраля до по­лудня я был удивлен тем, что Ростовцев пришел сам ко мне в мою скромную квартиру... Он мне передал дословно весь свой разговор с государем (а Ростовцев просил три дня на размышление, сославшись на непод­готовленность к решению такой ответственной задачи)и прибавил, что он, как мне известно, не имеет решительно никого, кому он мог бы, кроме меня, по устано­вившимся между нами отношениям, сообщить все тяжелые для него сомнения, препятствующие ему принять пред­ложение государя. Поэтому он и пришел ко мне за сове­том. Я был совершенно поражен таким необыкновенным доверием Ростовцева в самую решительную для него мину­ту и только тут понял, что сделался для Ростовцева, в силу его одиночества, тем же, чем он сам был для государя». Мемуары П. П. Семенова-Тян-Шанского. Т. 3. С. 125. Двухчасовая беседа завершилась тем, что Ростовцев согласился с доводами Семенова о необходи­мости принять предложение царя и попросил Семенова стать управляющим делами в новом учреждении. 14 февраля 1859 г. князь А. Ф. Орлов на правах председательствующего в отсутствие царя в Главном ко­митете сообщил Ростовцеву резолюцию царя на записке Главного комитета: «Исполнить, но с тем, чтобы предсе­дательство в Редакционных комиссиях было поручено ге­нерал-адъютанту Ростовцеву, если он согласится принять эту обязанность на себя». В ответе Ростовцев сообщил о своем согласии и добавил: «Принимаю я не с согласием и желанием, но с молитвою, с благоговением, со страхом и чувством долга. С молитвою к Богу, чтобы он сподобил меня оправдать доверенность Государя. С благоговением к Государю, удостоившему меня та­кого святого призвания. Со страхом пред Россиею и пред потомством. С чувством долга пред моею совестью. Да простит мне Бог и Государь, да простит меня Россия и потомство, если я подымаю на себя ношу не по моим силам, но чувство долга говорит мне, что ношу эту не поднять я не вправе. Этот отзыв на призыв Государя почтительнейше про­щу подвергнуть пред Его Императорским Величеством, созидающим в России народ, которого доселе не существо­вало».

Ставка на привлечение в работе, по определению Ю. Ф. Самарина, «свободного совещательного элемента в государственном вопросе»,+широкие полномочия Ростовцева, обес­печивавшие суверенность и независимость от высших государственных учреждений, созда­ли высокий авторитет Редакционным комиссиям и благо­приятные условия для их деятельности. Однако все это были только возможности, реализовать которые должны были реальные люди. Их было 17 человек – представи­телей от министерств и ведомств и 21 – эксперты, отобран­ные Ростовцевым из местных помещиков и вообще «све­дущих людей».

Се­менов, характеризуя непременного члена Ре­дакционных комиссий (назначенного царем), С. М. Жу­ковского, определенного Ростовцевым в качестве предсе­дателя юридического отделения: не имел «ни широкого государственного ума и гениальности сообра­жений Милютина». Степан Михайлович Жуковский родился в 1818 г., учился в Благородном пансионе Петербургского универси­тета и, окончив его в 1835 г., поступил на службу в канцелярию наместника Царства Польского Паскевича, при котором находился и его отец. В 1838 г. его переводят в канцелярию Комитета министров. После тяжелой опера­ции он в 1843 г. уехал за границу на лечение, а в 1845 г. вновь поступил на службу, в го­сударственную канцелярию, где к 1853 г. дослужился до должности помощника статс-секретаря, управляя отделе­нием дел государственного секретаря. В 1856 г. произведен в чин действительного статского советника и ис­правлял должность статс-секретаря в департаменте Цар­ства Польского. Когда был учрежден «Комитет для рас­смотрения постановлений и представлений о крепостном праве» в январе 1857 г., направлен в помощь государст. секретарю В. П. Буткову – определило назначение непременным членом Ре­дакционных комиссий.

Вторым непременным членом был Яков Александрович Соловьев. Он родился в 1820 г. в семье небогатых дворян и с малых лет наблюдал жизнь крестьян. «Мне живо представились горячие мечты об освобождении крестьян, которые я лелеял чуть не с детства», – вспо­минал он впоследствии. В 1841 г. он блестяще окончил юридический факультет Московского университета, где подружился с поэтом А. Н. Майковым. Соловьев по­селился в деревне и начал заниматься сельским хозяйст­вом, но через два года стал чиновником Министерства государственных имуществ по департаменту сельского хо­зяйства, который тогда возглавлял будущий товарищ министра внутренних дел А. И. Левшин. В начале 40-х годов Министерство госимуществ реформировало систему податей государственной деревни, перенеся обложение повинностей с крестьянской души на крестьянскую землю. Для этой цели были созданы кадастровые комиссии по определению ценности земли. Это была первая в Рос­сии кадастровая работа, которая по своим масштабам осталась единственной. Соловьев включился в нее, взявшись под­готовить инструкцию для кадастровых работ. Когда он докладывал подготовленный им проект инструкции, пред­седатель специальной комиссии Министерства А. П. Заблоцкий-Десятовский спросил 24-летнего автора, откуда он заимствовал материал для составления параграфов. Соловьев ответил: «Из моих собственных наблюдений». Этот ответ, не лишенный определенной бравады, все же соответствовал истине, наблюдения его действительно были глубокими, и проект предложенной им инструкции был принят без поправок. Когда инструкция бы­ла утверждена, Соловьев вновь покинул Петербург ради работы в кадастровых комиссиях по Смоленской, Влади­мирской и Самарской губерниям. «Петербурга с его чинов­ничьим миром я не любил», – признавался впоследствии Соловьев и объяснял причину: «В провинции я узнал жизнь и людей, там я был более человеком, чем чиновни­ком, а в Петербурге наоборот». Его работа в кадастро­вых комиссиях не была чисто чиновничьей, в результате ее он издал выдающийся труд «Сельскохозяйственная статистика Смоленской губернии», получивший премии и Академии наук, и Географического общества. Вскоре Соловьев был приглашен Левшиным в Министерство внутренних дел для работы в Земском отделе Централь­ного статистического комитета, который должен был за­няться реформой помещичьего села.

Николай Алексеевич Милютин был потомком энергич­ного выходца из Сербии, обосновавшегося в России в конце XVII в. Его предок был возведен Петром I в дво­рянское достоинство за успешное выполнение поручения Петра об изучении постановки производства шелка в Лионе и Италии. Он был основателем первой в России шелковой мануфактуры, которая процветала до начала XIX в. Памятниками этого расцвета были дома с лавка­ми на Невском проспекте, так называемые «Милютины лавки». Ко времени рождения Николая, в 1818 г., дела пришли в упадок. Отец Николая, Алексей Михайлович, служил в Министерстве иностранных дел и дослужился до чина действительного статского советника. Мать была родной сестрой П. Д. Киселева, влиятельного государ­ственного деятеля, реформатора управления государствен­ной деревней, за что Николай I как-то назвал его «на­чальником штаба по крестьянскому делу». В семье было пятеро детей, двум из них: старшему Дмитрию (родился в 1816 г.) и Николаю – выпала честь войти в историю страны, они известны как энергичные деятели эпохи бур­жуазных реформ. В 1835 г. Николай Алексеевич посту­пает на службу в хозяйственный департамент Мини­стерства внутренних дел. Молодой чиновник, по собствен­ной оценке, занимался «канцелярскою хриею», что его не удовлетворяло.

Но в 1841 г. он написал записку о голоде в части губерний страны и его причинах. Эта записка была за­мечена министром А. С. Строгановым, который вызвал Милютина к себе. Как вспоминал Николай Алексеевич, он не на шутку испугался, полагая, что ему предстоит путешествие в не столь отдаленные губернии. Строганов со своей стороны был поражен молодостью автора зрелой записки и тут же предложил ему подготовить записку о «полезности железных дорог» для России. Как известно, в России того времени была одна железнодорожная вет­ка из Петербурга в Царское Село, скорее экзотическое, чем экономически полезное сооружение. Строганов был против строительства железных дорог, и молодому чинов­нику пришлось это учитывать, хотя он был не согласен со своим шефом. Милютин блистательно справился со сложной задачей, что решило его судьбу: он стал быстро продвигаться по служебной лестнице, сделавшись незаме­нимым чиновником в Министерстве, так как оставался на виду при всех последовательно менявшихся минист­рах. Перовский, сменивший Строганова, не делал ни одно­го шага без того, чтобы Милютин ему не готовил со­ответствующие материалы. Перовский, как известно, был сторонником постепенного освобождения крестьян от кре­постной зависимости, так что антикрепостнические настро­ения Милютина под его началом могли только окреп­нуть. Не имея формально университетского образования, Милютин не переставал учиться. Знание двух иностран­ных языков позволило ему читать новейшую литературу по политической истории Франции, политэкономии, соци­ологии, статистике. С В. П. Боткиным, известным за­падником, он совершил поездку в Испанию в 1846 г., был близок к Н. А. Некрасову, среди его друзей был М. А. Языков – близкий В. Г. Белинскому человек. Не без ведома Киселева Милютин негласно обследовал поло­жение помещичьей деревни ряда губерний России в экс­педиции Заблоцкого-Десятовского (так что положение деревни он знал не по благостным отчетам губернаторов), но к крестьянскому вопросу он в годы правления Перов­ского прямого доступа не имел – еще Строгановым был назначен начальником городского отделения хозяйствен­ного департамента МВД. На этом посту он провел го­родскую реформу. В течение 1842–1846 гг. он разраба­тывал новое городовое положение для Петербурга, кото­рое в феврале 1846 г. получило силу закона. Основная его идея – общественное самоуправление городским хо­зяйством.

Вместе со старшим братом Дмитрием он деятельно участвует в работе Русского географического общества, основанного в 1845 г., и возглавляет борьбу за вы­движение на важнейшие участки деятельности обще­ства русских специалистов, например вместо статистика П. И. Кеппена возглавил отделение статистики общества Заблоцкий-Десятовский, а М. И. Надеждин заменил К. М. Бэра, руководившего этнографическим отделением. Многие члены Редакцион­ных комиссий знали друг друга не только в силу своих служебных связей, но и по совместной работе в Геогра­фическом обществе. К моменту, когда в 1852 г. он стал директором хозяйственного департамента, Милютин приобрел такой опыт, что новый министр Бибиков – прямая противопо­ложность Перовскому – на вопрос Киселева о племянни­ке ответил: «Лучше его спросите, доволен ли он мною; я же могу только сказать, что, если бы государь мне велел уйти из Министерства и самому назначить себе преемника, я без всякого колебания указал бы ему на Милютина». Под его руководством и при ближайшем его участии было осуществлено восьмитомное издание о городских поселениях в России, ряд сборников о ценах на землю в 50-х годах XIX в. и даже «Очерк Нижегород­ской ярмарки». Милютин был подготовлен к делу, которое ему пред­стояло совершить.

Вторым членом от Министерства внутренних дел был А. К. Гирс, потомок обрусевшего шведа, который во вре­мена Северной войны начала XVIII в. дважды попадал в плен к русским и наконец решил поселиться в России. Отец Гирса был начальником таможни в Радзивилове, одной из двух главнейших таможен на западной границе России, мать – сестрой адмирала Литке. Вместе со своим братом Н. К. Гирсом, будущим министром иностранных дел России, он учился в Царскосельском лицее, который окончил в 1835 г. двадцатилетним молодым человеком. В 1836 г. поступает на службу в Министерство внутрен­них дел, где в 40-е годы назначается чиновником особых поручений. Автор статьи «О поземельной собственности в России», он в 1845 г. становится членом Русского географического общества, а затем и его секретарем. Таким образом, Гирс был не рутинным чиновником, а человеком с широкими научными интересами, что не могло не влиять и на чиновную службу. С таким багажом он пришел в Редакционные комиссии.

От Государственного совета был зачислен в Редакцион­ные комиссии его статс-секретарь Андрей Парфенович Заблоцкий-Десятовский. Ему минул 51 год, и он мог считаться патриархом той чиновной когорты, которая формировалась Ростовцевым. Сын небогатого помещика Черниговской губернии, он учился в Новгород-Северской гимназии, а затем в Московском университете. В 1827 г. окончил физико-математический факультет с золотой ме­далью. В 1832 г. защищает магистерскую диссертацию по физико-математическим наукам на тему «О способах исследования кривых линий второго порядка». Поступает на службу в хозяйственный департамент Министерства внутренних дел и становится редактором «Журнала Ми­нистерства внутренних дел». С 1835 г. – правитель кан­целярии статистического отдела Министерства – положил начало статистическому обследованию Петербурга, издавматериалы этого обследования под названием «Статис­тическое обозрение Петербурга». Чиновником особых по­ручений в V отделении с. е. и. в. к. он пробыл недолго, так как при образовании Министерства государственных имуществ его создатель, реформатор государственной де­ревни П. Д. Киселев, приглашает его на службу. Заблоц­кий-Десятовский связывает свою судьбу с Киселевым: «Я обязан многим Киселеву. Но в особенности тем, что учился у него трем общеизвестным добродетелям: закон­ности, порядку, предусмотрительности». Эти добродетели конечно же выработали у Заблоцкого-Десятовского взгляд на свою службу как на служение интересам отечества. В 1840 г. он становится редактором «Журнала Минис­терства государственных имуществ» – издания, вошед­шего в историю русской научной публицистики. Когда че­рез год ему Киселев поручил организовать обследова­ние положения крепостных внутренних губерний России, в котором, как мы видели, участвовал и Милютин, он представил правдивую записку по этому вопросу. Ее значение трудно переоценить, так как Киселев начал обследование по прямому указанию Николая I. Заблоц­кий-Десятовский начал издавать вместе с В. Ф. Одоевским журнал «Сельское чтение» (1845–1847 гг.), рассчитан­ный на крестьянского читателя, открыл школы в государ­ственной деревне (это были вообще первые светские шко­лы для крестьян) и написал для них «Ручную книгу грамотного поселянина», «Рассказы о Боге, человеке и природе». В. Г. Белинский приветствовал появление этих книг – этого вполне достаточно для их характеристики. В 1846 г. Заблоцкий-Десятовский командируется за гра­ницу для изучения положения в льняной промышлен­ности. В 1851 г. он уже действительный статский совет­ник, член ученого совета Министерства госимуществ, а с 1856 г. – директор департамента сельского хозяйства. Ког­да Министерство возглавил М„ Н. Муравьев, он закрыл этот департамент, чтобы избавиться от сподвижника П. Д. Киселева, правда оставив его членом совета минист­ра госимуществ – нельзя было пренебречь ученой репу­тацией Заблоцкого-Десятовского. В феврале 1859 г. назначен исправляющим должность статс-секретаря департамента экономии Государственного совета и в этом качестве стал членом Редакционных комиссий.

Члены-эксперты Редакционных комиссий, приглашен­ные Ростовцевым от имени царя, не поддаются столь однозначной оценке. Среди них были три председателя губернских дворянских комитетов, девять членов этих ко­митетов, восемь помещиков – не членов комитетов и рек­тор Киевского университета М. X. Бунге, 36-летний выда­ющийся экономист и финансист.

Ю. Ф. Самарин родился в 1819 г. в Петербурге в состоятель­ной и родовитой дворянской семье. Его отец занимал видное место при дворе вдовствующей императрицы Ма­рии Федоровны. Получив прекрасное домашнее образо­вание, Самарин в 1834 г. поступает на словесное отделе­ние философского факультета Московского университета, слушает лекции Погодина и Шевырева. После окончания университе­та со званием кандидата по первому отделению философ­ского факультета в 1838 г. предпочел научное поприще. Он сближается с К. С. Аксаковым, находит в философских построениях А. С. Хомякова методологические основы для своей дис­сертации о Стефане Яворском и Феофане Прокоповиче Диссертация, защищенная в 1844 г., – памятник исторических взгля­дов славянофилов. Но профессура, ожидавшая Самари­на, не состоялась: его отец по­желал, чтобы сын пошел на государственную службу. В 1846 г. Самарин, находясь на службе в Министерстве внутренних дел, прикомандировывается к «Комитету по устройству быта лифляндских крестьян». Комитет был создан в связи с постоянными выступлениями латыш­ских крестьян против немецких баронов, использовавших бедственное положение крестьян, освобожденных от крепостной зависимости еще в начале XIX в., но не обес­печенных землей. Самарин познакомился с деятельностью 30-летнего местного помещика Фелькерзама, который, преодолев эгоистические интере­сы своего сословия, выработал предложения об обеспе­чении крестьян землей. Самарина – Аксакову: «В моих глазах был решен важный вопрос о праве на землю лифляндских крестьян не соединенными силами двух министерств, а 30-летним помещиком, никогда не служившим». Отсюда он сделал вывод о том, что «все важные воп­росы, которые занимают и будут впоследствии занимать правительство, разрешены будут не людьми служащими, не чиновниками, а частными людьми, знакомыми с теми сферами жизни, с которыми связывают их свободные со­чувствие или интересы, т. е. учеными, купцами, помещи­ками и проч.». В конце 40-х годов он осознал необхо­димость общественной инициативы в решении государст­венных задач, но не находим в его перечне кре­стьян. Может быть, они подразумевались под прочими, а может быть, здесь сказывалось убеждение автора в том, что крестьяне еще не доросли до способности участия в та­кой работе. Самарин на первое место поставил ученых, а не помещиков.

В 1849 г. Самарин публикует «Письма из Риги», в ко­торых клеймит засилье немецких баронов в Прибалтике => недовольство министра внутрен­них дел, автор был заключен в крепость. Через 12 дней пребывания в крепости он был помилован Нико­лаем I, но покинул сто­лицe. Его прикомандировали к сибирскому губернатору, но через два месяца за вредное влияние на общество спровадили в распоряжение генерал-губернатора Юго-Западного края Бибикова. Здесь ему пришлось столкнуться с тем же вопросом, что и в Прибалтике; там социальную напряженность создавали отноше­ния немецких баронов с латышским и эстонским крестьян­ством, здесь – польской шляхты с украинским кре­стьянством. Самарин все более убеждается в «мертвящей силе» (его выражение) крепостного права, осложненного рели­гиозно-этнической несовместимостью владельцев и кресть­ян. Эту проблему он тщательно изучает и в одном из своих писем приходит к выводу: «Шевелится один... вопрос – это уничтожение крепостного состояния. Если бы дожить до этого времени». В ожидании этого времени и в связи с окончательной отставкой с весьма престижного поста пра­вителя канцелярии генерал-губернатора Самарин переез­жает в Москву. В 1854 г. он начал писать трактат о кре­постном праве и мерах его отмены, в 1856 г. в виде записки рас­пространяет => известность и одобрение общественных кругов. Самарин изучает положение крестьян за ру­бежом, крестьянскую реформу в Пруссии (Штейна и Гарденберга). В 1858 г. он помещает в ряде номеров начавшего издавать­ся «Сельского благоустройства» исследование «Упразднение крепостного права и устрой­ство отношений между помещиками и крестьянами в Прус­сии». Снятие цензурных ограничений печати по вопросам реформы => возможность публицисти­ческой деятельности Самарина в славянофильских органах «Русская беседа» и «Сельское благоустройство».

Чтобы подчеркнуть необычность вновь созданного органа, Ростовцев отказался от традиций деятельности департаментов и министерств. 2 марта 1859 г. на своем бланке он разослал приглашения к себе на квартиру 10 членам Редакционных комиссий. Николай Семенов так описывает начало заседаний 4 мар­та: «Все съехались на Васильевском острове, в квартиру Я. И. Ростовцева, которую он занимал в особом казенном Доме, принадлежавшем первому кадетскому корпусу. Всех приезжавших принимала супруга его, Вера Николаевна... Сначала отслушали молебен, с коленопреклонением, о благополучном начинании дела и его совершении. Служил священник первого корпуса с причтом. Из кадет этого корпуса был составлен хор певчих. По окончании молебна Ростовцев пригласил своих новых сотрудников (а здесь были Милютин, Гирс, Любощинский, Н. П. Се­менов, Булыгин, Калачов, Жуковский, Соловьев, два экс­перта Булгаков и П. П. Семенов и секретарь Остряков ) в особо приготовленную для заседаний комнату. Она была расположена между библиотекой Ростовцева и его кабинетом. Она выходила дверью на балкон в до­вольно обширный для столицы сад, откуда одно дерево еще и поныне (писалось в 80-е годы XIX в. ) сво­бодно раскидывает густые ветви через каменную ограду почти на пол-улицы... Всякое стеснение и принуждение с самого начала были изгнаны из собрания. Подавали чай, курили, и беседа шла свободно». Создание условий для работы он начал с формирования библиотеки: были собраны все тома двух изданий Полного собрания законов Рос­сийской империи и Свода законов 1857 г., все частные проекты реформы, специальные журналы и оттиски статей по крестьянскому вопросу, в том числе и листы герценовского «Колокола», которые посылались комиссии III отделением с. е. и. в. канцелярии. Об этом Ростовцев на одном из заседаний сказал: «Для того чтобы мы все знали, что об нас будут писать за границей, я буду вас просить, чтобы вы и из «Колокола» заимствовали и приня­ли в соображение все, что только может быть полезно и применимо к исправлению наших трудов и усовершенство­ванию проекта положения». Шокированный Арапетов воскликнул: «Как, неужели заимствовать у Герцена?!» Ростовцев спокойно ответил: «Что нам за дело до лично­стей? Кто бы ни сказал полезное, мы должны воспользо­ваться». «Я желаю только блага Рос­сии, – сказал он членам комиссий. – Вы призваны, госпо­да, совершить большой труд. Я буду уметь оценить его. Это дело щекотливое (кто же у кого заимствовал этот термин, царь у Ростовцева или наоборот? ), язнаю. Мой выбор пал на вас: обо всех вас я слышал от вашего предсе­дателя; он мне всех рекомендовал. Я уверен, что вы любите Россию, как я ее люблю, и надеюсь, что исполните все доб­росовестно и оправдаете мое к вам доверие. На случай сом­нения и недоразумений при исполнении моих предна­чертаний посредником между вами и мной будет ваш пред­седатель, он будет доводить обо всем происходящем до моего сведения. Я надеюсь, что с вами мы приведем это дело к благополучному окончанию. Да поможет вам Бог в этой трудной работе, я вас не забуду. Прощайте».

Дата добавления: 2017-02-01