Объективные факторы формирования ситуации реформ. 3 страница

Члены-эксперты Редакционных комиссий, приглашен­ные Ростовцевым от имени царя, не поддаются столь однозначной оценке. Среди них были три председателя губернских дворянских комитетов, девять членов этих ко­митетов, восемь помещиков – не членов комитетов и рек­тор Киевского университета М. X. Бунге, 36-летний выда­ющийся экономист и финансист.

Ю. Ф. Самарин родился в 1819 г. в Петербурге в состоятель­ной и родовитой дворянской семье. Его отец занимал видное место при дворе вдовствующей императрицы Ма­рии Федоровны. Получив прекрасное домашнее образо­вание, Самарин в 1834 г. поступает на словесное отделе­ние философского факультета Московского университета, слушает лекции Погодина и Шевырева. После окончания университе­та со званием кандидата по первому отделению философ­ского факультета в 1838 г. предпочел научное поприще. Он сближается с К. С. Аксаковым, находит в философских построениях А. С. Хомякова методологические основы для своей дис­сертации о Стефане Яворском и Феофане Прокоповиче Диссертация, защищенная в 1844 г., – памятник исторических взгля­дов славянофилов. Но профессура, ожидавшая Самари­на, не состоялась: его отец по­желал, чтобы сын пошел на государственную службу. В 1846 г. Самарин, находясь на службе в Министерстве внутренних дел, прикомандировывается к «Комитету по устройству быта лифляндских крестьян». Комитет был создан в связи с постоянными выступлениями латыш­ских крестьян против немецких баронов, использовавших бедственное положение крестьян, освобожденных от крепостной зависимости еще в начале XIX в., но не обес­печенных землей. Самарин познакомился с деятельностью 30-летнего местного помещика Фелькерзама, который, преодолев эгоистические интере­сы своего сословия, выработал предложения об обеспе­чении крестьян землей. Самарина – Аксакову: «В моих глазах был решен важный вопрос о праве на землю лифляндских крестьян не соединенными силами двух министерств, а 30-летним помещиком, никогда не служившим». Отсюда он сделал вывод о том, что «все важные воп­росы, которые занимают и будут впоследствии занимать правительство, разрешены будут не людьми служащими, не чиновниками, а частными людьми, знакомыми с теми сферами жизни, с которыми связывают их свободные со­чувствие или интересы, т. е. учеными, купцами, помещи­ками и проч.». В конце 40-х годов он осознал необхо­димость общественной инициативы в решении государст­венных задач, но не находим в его перечне кре­стьян. Может быть, они подразумевались под прочими, а может быть, здесь сказывалось убеждение автора в том, что крестьяне еще не доросли до способности участия в та­кой работе. Самарин на первое место поставил ученых, а не помещиков.

В 1849 г. Самарин публикует «Письма из Риги», в ко­торых клеймит засилье немецких баронов в Прибалтике => недовольство министра внутрен­них дел, автор был заключен в крепость. Через 12 дней пребывания в крепости он был помилован Нико­лаем I, но покинул сто­лицe. Его прикомандировали к сибирскому губернатору, но через два месяца за вредное влияние на общество спровадили в распоряжение генерал-губернатора Юго-Западного края Бибикова. Здесь ему пришлось столкнуться с тем же вопросом, что и в Прибалтике; там социальную напряженность создавали отноше­ния немецких баронов с латышским и эстонским крестьян­ством, здесь – польской шляхты с украинским кре­стьянством. Самарин все более убеждается в «мертвящей силе» (его выражение) крепостного права, осложненного рели­гиозно-этнической несовместимостью владельцев и кресть­ян. Эту проблему он тщательно изучает и в одном из своих писем приходит к выводу: «Шевелится один... вопрос – это уничтожение крепостного состояния. Если бы дожить до этого времени». В ожидании этого времени и в связи с окончательной отставкой с весьма престижного поста пра­вителя канцелярии генерал-губернатора Самарин переез­жает в Москву. В 1854 г. он начал писать трактат о кре­постном праве и мерах его отмены, в 1856 г. в виде записки рас­пространяет => известность и одобрение общественных кругов. Самарин изучает положение крестьян за ру­бежом, крестьянскую реформу в Пруссии (Штейна и Гарденберга). В 1858 г. он помещает в ряде номеров начавшего издавать­ся «Сельского благоустройства» исследование «Упразднение крепостного права и устрой­ство отношений между помещиками и крестьянами в Прус­сии». Снятие цензурных ограничений печати по вопросам реформы => возможность публицисти­ческой деятельности Самарина в славянофильских органах «Русская беседа» и «Сельское благоустройство».

Чтобы подчеркнуть необычность вновь созданного органа, Ростовцев отказался от традиций деятельности департаментов и министерств. 2 марта 1859 г. на своем бланке он разослал приглашения к себе на квартиру 10 членам Редакционных комиссий. Николай Семенов так описывает начало заседаний 4 мар­та: «Все съехались на Васильевском острове, в квартиру Я. И. Ростовцева, которую он занимал в особом казенном Доме, принадлежавшем первому кадетскому корпусу. Всех приезжавших принимала супруга его, Вера Николаевна... Сначала отслушали молебен, с коленопреклонением, о благополучном начинании дела и его совершении. Служил священник первого корпуса с причтом. Из кадет этого корпуса был составлен хор певчих. По окончании молебна Ростовцев пригласил своих новых сотрудников (а здесь были Милютин, Гирс, Любощинский, Н. П. Се­менов, Булыгин, Калачов, Жуковский, Соловьев, два экс­перта Булгаков и П. П. Семенов и секретарь Остряков ) в особо приготовленную для заседаний комнату. Она была расположена между библиотекой Ростовцева и его кабинетом. Она выходила дверью на балкон в до­вольно обширный для столицы сад, откуда одно дерево еще и поныне (писалось в 80-е годы XIX в. ) сво­бодно раскидывает густые ветви через каменную ограду почти на пол-улицы... Всякое стеснение и принуждение с самого начала были изгнаны из собрания. Подавали чай, курили, и беседа шла свободно». Создание условий для работы он начал с формирования библиотеки: были собраны все тома двух изданий Полного собрания законов Рос­сийской империи и Свода законов 1857 г., все частные проекты реформы, специальные журналы и оттиски статей по крестьянскому вопросу, в том числе и листы герценовского «Колокола», которые посылались комиссии III отделением с. е. и. в. канцелярии. Об этом Ростовцев на одном из заседаний сказал: «Для того чтобы мы все знали, что об нас будут писать за границей, я буду вас просить, чтобы вы и из «Колокола» заимствовали и приня­ли в соображение все, что только может быть полезно и применимо к исправлению наших трудов и усовершенство­ванию проекта положения». Шокированный Арапетов воскликнул: «Как, неужели заимствовать у Герцена?!» Ростовцев спокойно ответил: «Что нам за дело до лично­стей? Кто бы ни сказал полезное, мы должны воспользо­ваться». «Я желаю только блага Рос­сии, – сказал он членам комиссий. – Вы призваны, госпо­да, совершить большой труд. Я буду уметь оценить его. Это дело щекотливое (кто же у кого заимствовал этот термин, царь у Ростовцева или наоборот? ), язнаю. Мой выбор пал на вас: обо всех вас я слышал от вашего предсе­дателя; он мне всех рекомендовал. Я уверен, что вы любите Россию, как я ее люблю, и надеюсь, что исполните все доб­росовестно и оправдаете мое к вам доверие. На случай сом­нения и недоразумений при исполнении моих предна­чертаний посредником между вами и мной будет ваш пред­седатель, он будет доводить обо всем происходящем до моего сведения. Я надеюсь, что с вами мы приведем это дело к благополучному окончанию. Да поможет вам Бог в этой трудной работе, я вас не забуду. Прощайте».

Дата добавления: 2017-02-01