КАТЕГОРИИ: Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748) |
Голубая эротика 1 страница
...В культурном отношении однополая Томас Манн Хотя все геи любят мужчин, они любят разных мужчин и делают это по-разному. Парадокс мужского гомоэротизма в том, что он содержит в себе много женственного, фемининного и одновременно гипертрофирует некоторые типичные свойства маскулинности и мужского сексуального воображения. Насколько исключительно гомоэротическое воображение? В гетеросексуальной выборке Кинзи 86-87% взрослых белых мужчин не имели гомосексуальных снов и мастурбационных фантазий; только 2,5-3,5% опрошенных испытывали их часто(1). Мастерс и Джонсон нашли, что хотя эротические фантазии гомо- и гетеросексуалов нередко перекрещиваются (quot;натуралы" иногда воображают однополые сцены, а гомосексуалы -- разнополые), между ними есть существенные различия. Гетеросексуалы воображают, в порядке убывающей частоты, секс с новым партнером, сцены сексуального насилия, наблюдение за чужой сексуальной активностью, гомосексуальные контакты и групповой секс. Гомосексуалы чаще видят отдельные элементы мужской сексуальной анатомии (член, ягодицы и т. п.), сцены сексуального насилия, разнополый секс, нежные отношения с незнакомыми мужчинами и групповой секс(2). У австралийских мужчин, которых спрашивали не только о частоте тех или иных эротических фантазий, но и о том, что их сильнее всего возбуждает, фантазий, не соответствующих сексуальной ориентации (гомосексуальные сцены у "натуралов" и гетеросексуальные -- у геев), оказалось значительно меньше, чем у испытуемых Мастерса и Джонсон; содержание эротических фантазий позволяет безошибочно отличить геев от гетеросексуалов(3). В мастурбационных фантазиях немецких гомосексуалов на первом месте мечты о каком-то неопределенном, реально не существующем идеальном партнере, затем следуют воспоминания о прошлом сексуальном переживании и/или партнере, о какой-то особой сексуальной технике, о знакомом, но недостижимом мужчине, о партнере, которого гей любит или с которым дружит, о групповом сексе, о ком-то, кого мужчина видел, но лично не знает, фантазии, навеянные эротическими материалами. Соотношение этих фантазий и образов зависит от конкретных эротических предпочтений и личного опыта индивида(4). Определенное переплетение гомо- и гетеросексуальных фантазий у одного и того же человека прямо предполагается теориями Фрейда и Кинзи. Но они различаются как по степени распространенности, так и по своим психологическим функциям. По мнению Ричарда Айси(5), гетеросексуал в своих гомосексуальных фантазиях большей частью видит себя в "женской" роли, это подрывает его уверенность в своей маскулинности; у гомосексуалов такие фантазии тревоги не вызывают. У гетеросексуала гомоэротические фантазии часто бывают средством психологической самозащиты от нежелательного гетеросексуального контакта; для гея влечение к мужчине органично. У гетеросексуалов первые гомоэротические фантазии появляются в юности, на фоне подростковой гиперсексуальности; у геев они возникают в детстве, в подростковом возрасте они уже вполне осознаны. Гетеросексуалы воспринимают гомоэротические фантазии как нечто неприятное, неестественное; геям они приятны, хотя иногда под влиянием негативных социальных установок они пытаются их подавить. У гетеросексуального мужчины гомоэротические фантазии чаще всего появляются в кризисные моменты, когда он чувствует себя жертвой агрессии и конкуренции; у геев они более или менее постоянны. Феноменологически, по типу переживания, однополая любовь практически не отличается от разнополой. Предметом любви является не пол, а конкретный индивид, точнее -- образ. Любовная речь не связана ни с гомо-, ни с гетеросексуальностью(6). Гомоэротические тексты, в которых отсутствует прямое указание на пол любимого существа, без малейшего труда принимаются за описание и выражение гетеросексуальных чувств, и наоборот. Говоря словами Александра Володина, Дульцинея может быть какой угодно, был бы Дон Кихот Дон Кихотом. Но если существуют разные типы или "цвета" любви, причем разные люди неодинаково склонны к ним и это в известной степени связано с их половой/гендерной принадлежностью, то однополая любовь может иметь свою специфику. Главная экзистенциальная проблема любви -- как слиться с другим человеческим существом и в этом слиянии утратить и затем заново обрести себя -- в однополом варианте выглядит несколько иначе, чем в разнополом. Женщина всегда остается для мужчины Другой, с ней можно слиться только на мгновение, но при этом всегда остается различие и даже полярность. Влюбленный мужчина жаждет общаться с женщиной, обладать ею и/или отдаться ей, ревнует ее к другим, но не идентифицируется с нею, не мечтает стать ею или таким, как она. Она -- Другая, уподобиться ей невозможно. В однополой любви присутствует иллюзия безграничности: влюбленный мечтает обладать предметом любви и одновременно -- уподобиться ему или уподобить его себе. Грани между "быть" и "иметь" в гомосексуальном желании часто размыты. Диалектика слияния, идентификации с Другим и одновременно выхода за пределы собственного Я -- большая метафизическая проблема. Герои романа Мишеля Турнье "Метеоры" однояйцевые близнецы Жан и Поль настолько похожи и близки друг к другу, что их называют общим именем Жан-Поль. Как большинство близнецов, мальчики в детстве имели сексуальные контакты друг с другом, позже их эротически привлекают одни и те же люди и с кем бы они ни общались, их мысли и желания в конечном счете обращены друг к другу. Чтобы разорвать эту связь, Жан пытается жениться, но Поль разрушает его план. Любовь, связывающая близнецов, -- привязанность к собственному подобию, где Другой -- точная копия Я. Гетеросексуальная пара, напротив, основана на различии и взаимодополнительности. Гомосексуальная пара стоит на полпути между этими полюсами, стараясь создать близнецовую ячейку, но с разнородными элементами. Отвергая продолжение рода, развитие и время, гомосексуал постоянно и безуспешно "ищет брата-близнеца, с которым он мог бы слиться в бесконечном объятии"(7). Эта метафизическая конструкция, подчеркивающая имманентный нарциссизм и иллюзорность гомосексуального желания, выглядит абстрактной, но психологические элементы, на которых она зиждится, -- нерасчлененность потребности быть и иметь, -- обнаруживаются чуть ли не в каждой гомосексуальной автобиографии. Десятилетний Жене впервые осознал себя, когда однажды, увидев мальчика на велосипеде, он вдруг почувствовал страстное влечение к нему и не мог решить, чего ему больше хочется: быть этим мальчиком или иметь его. Первое эротическое чувство пятилетнего Мисимы при виде юноши-золотаря: "Хочу быть таким, как он". И еще: "Хочу быть им"(8). "Я никогда не хотел трахать их, потому что хотел быть ими", -- вспоминает свои впечатления в школьном спортзале Пол Монетт(9). Глядя на играющих в баскетбол подростков, юный герой повести Мартина Шектера испытывает "не просто тягу к их красоте, а желание каким-то образом быть ими, иметь их сноровку, их уверенность"(10). "Нет ничего более волнующего, чем воспринимать тело мужчины и думать, что между ним и тобой нет разницы"(11). Ив Наварр не хочет "ничего знать о другом, кроме его тела. И его имени". Однако он мечтает не просто получить от чужого тела удовольствие, а "...целиком войти в тело другого и одеться в него. Уйти и жить одетым в другого, в другом. Войти в него, как в новую пижаму. Стать другим. Другим, любимым. Так мало других"(12). В акте сексуального присвоения тела Другого субъект сам становится Другим, но не Посторонним, а Любимым. Любимым -- кем? Самим собой? Тем, чье тело он присваивает? Или кем-то третьим? Нарциссическое упоение собственным телом, напряженный аутоэротизм, и одновременно -- повышенная самокритичность, недоверие к себе, постоянная игра со смертью, страстный поиск Другого и готовность раствориться в нем и подчиниться ему... Фрейд и психиатры не придумали эти симптомы, а только гипертрофировали их, недооценив, с одной стороны, их связь с социальными факторами, затрудняющими геям принятие себя, а с другой стороны -- наличие огромных индивидуальных различий (один любуется в зеркале своей красотой, другой -- своим безобразием), не связанных с сексуальной ориентацией. Индивидуальные различия между геями в этом отношении значительно больше, чем групповые различия между геями и гетеросексуала-ми. Гомосексуальный Вертер психологически ближе к гете-росексуальному Вертеру, чем к гомосексуальному Дон Жуану. Философия и особенно психиатрия склонны драматизировать особенности однополой любви. Но их можно рассматривать и в комическом ключе. Это касается, в частности, "гомосексуальной ревности". Ленивые и предубежденные полицейские, не желая утруждать себя раскрытием направленных против геев преступлений, охотно списывают их на "патологически сильную гомосексуальную ревность", порождающую кровавые разборки. Большей частью это выдумки. Поскольку в гомосексуальных отношениях желание обладать партнером уравновешивается идентификацией с ним, а общество не дает геям тех "прав" друг на друга, которые существуют в патриархальном гетеросексуальном браке, геи относятся к нарушениям нормы сексуальной исключительности терпимее гетеросексуалов, а сила и формы проявления ревности у них столь же индивидуальны, как у "натуралов". Геи отбивают друг у друга любовников, не доверяют друг другу, сплетничают, ссорятся из-за привлекательных молодых людей. Эти измены и перемены сразу же становятся известны всем и каждому, драматизируются и театрализуются. По словам Эдмунда Уайта, геевская "ревность (я не хочу, чтобы ты спал с этим парнем) на самом деле может быть замаскированной формой желания или зависти (мне самому хочется спать с этим парнем). Много лет назад я был безнадежно влюблен в человека, который не хотел спать со мной, а сам был отчаянно влюблен в третьего парня. Мне так и не удалось соблазнить своего любимого, зато я получил довольно тщеславное и философское утешение, переспав со своим соперником. Он предпочел меня мужчине, которого я любил, и таким образом я стал соперником собственного возлюбленного. Подобный кульбит возможен только в геевской жизни"(13). Оден однажды признался друзьям, что оказался "в тройной переделке: сексуально ревную, как жена, тревожусь, как мама, и соперничаю, как брат"(14). Каковы гомоэротические каноны красоты и привлекательности? Для ответа на этот вопрос нужны три типа источников: 1) высокое искусство, 2) коммерческая гомоэротика и 3) специальные сексологические исследования. В истории мирового изобразительного искусства мужская нагота изображалась чаще женской, европейская живопись нового времени, в которой обнаженное женское тело появляется чаще мужского, в этом смысле -- исключение. Однако действительный вопрос не столько в том, чья нагота изображается чаще и откровеннее, сколько в том, как это делается и кому адресовано изображение. Во всех обществах, где власть принадлежала мужчинам, мужское и женское тело изображались по-разному: женщина более или менее пассивно позирует, открывая свою наготу оценивающему эротическому взгляду потенциального зрителя-мужчины, тогда как мужчина, даже полностью раздетый, остается субъектом, который не позирует, а действует: "Мужчины действуют, а женщины являются. Мужчины смотрят на женщин. Женщины наблюдают себя, в то время как на них смотрят"(15). В отличие от женского тела как символа эротической красоты или материнства, мужское тело обычно изображалось как символ власти и силы или как символ красоты и удовольствия, которое может быть преимущественно эстетическим или эротическим или смесью того и другого(16). Красота мужского тела -- не столько в его пропорциональности, сколько в силе, твердости и активности. Пассивная расслабленная поза делает мужчину уязвимым и женственным, превращая его в сексуальный и тем самым гомоэротический объект(17). Однако каноны мужской красоты исторически изменчивы. В дворянской культуре XVII-XVIII вв. женственная внешность и расслабленность считались признаками аристократизма и всячески культивировались. Прекрасные Адонисы Тициана и Рубенса, с нежными чертами лица и округлыми формами тела, так же гетеросексуальны, как и их авторы. Антони Ван Дейк, имевший огромный успех у женщин, на знаменитом автопортрете изобразил себя томным юношей с расслабленной кистью (это считается одним из самых надежных внешних признаков гомосексуальности). Так же изысканно нежен на его портрете граф Леннокс, в туфлях на высоких каблуках и с длинными локонами. Еще раньше Пьеро ди Козимо изобразил нежным юношей с вьющимися волосами и расслабленной кистью спящего после утомительной ночи любви с Венерой Марса. Этот канон женственной маскулинности резко изменился под влиянием пуританства, когда для мужчины стало модно быть не изящным, а сильным и суровым. Одна из главных гомоэротических "икон" нового времени -- образ святого Себастьяна, принявшего христианство римского легионера, по приказу императора Диоклетиана расстрелянного за это из луков. Мученический сюжет давал художникам широкие возможности для показа красивого обнаженного и беспомощного мужского тела. Сначала святого Себастьяна большей частью изображали зрелым, мускулистым, бородатым мужчиной*. Художники Возрождения (Гвидо Рени, Перуджино, Боттичелли, Антонио да Мессина, Караваджо и др.) сделали его нежным женственным юношей, почти мальчиком, что давало обильную пищу гомоэротическому воображению с садомазохистским уклоном, позволяя зрителю, в зависимости от собственных пристрастий, идентифицироваться как с Себастьяном, так и с его мучителями. "Святого Себастьяна" кисти Фра Бартоломео даже убрали из церкви, потому что он возбуждал греховные помыслы у прихожанок, а возможно, и у самих монахов. Юкио Мисима подростком, просматривая альбом репродукций, наткнулся на картину Гвидо Рени: "Обнаженное тело божественно прекрасного юноши было прижато к дереву, но кроме веревок, стягивавших высоко поднятые руки, других пут видно не было. Бедра Святого Себастьяна прикрывал кусок грубой белой ткани. Это ослепительно-белое тело, оттененное мрачным, размытым фоном, светоносно. Мускулистые руки преторианца, привыкшие владеть луком и мечом, грациозно подняты над головой; запястья их стянуты веревкой. Лицо поднято вверх, широко раскрытые глаза созерцают свет небесный, взгляд их ясен и спокоен. В напряженной груди, тугом животе, слегка вывернутых бедрах -- не конвульсия физического страдания, а меланхолический экстаз, словно от звуков музыки. Если б не стрелы, впившиеся одна слева, под мышку, другая справа, в бок, можно было бы подумать, что этот римский атлет отдыхает в саду, прислонившись спиной к дереву... Естественно, все эти мысли и наблюдения относятся к более позднему времени. Когда же я увидел картину впервые, всего меня охватило просто какое-то языческое ликование. Кровь закипела в жилах, и мой орган распрямился, будто охваченный гневом, сосуды набухли, как под влиянием гнева"(18). Святой Себастьян стал самым знаменитым гомоэротическим образом и символом нового времени. Но для кого этот образ гомоэротичен? Для художника? Или для его заказчика? Или для зрителей того времени? Или для современного гея-искусствоведа? В живописи нового времени обнаженных мальчиков-подростков изображали чаще, чем взрослых мужчин; их нагота не выглядела эротической и меньше табуировалась**. Образ мальчика-подростка символизировал прежде всего невинность, чистоту и гармонию, пробуждая в мужчине элегические воспоминания и мечты о том, каким он когда-то был или мог бы стать. В то же время пластичность, незавершенность подросткового тела стимулирует желание дополнить его, вложить нечто свое. Люди прошлого века, за исключением лично причастных, не замечали гомоэротических обертонов образов нагих и полунагих мальчиков и юношей Александра Иванова, Кузьмы Петрова-Водкина, Генри Скотта Тьюка, лорда Фредерика Лейтона, Саймона Соломона и Томаса Икенса. В конце XIX -- начале XX в. в художественных фотографиях барона Вильгельма фон Гл едена, Винченцо Гальди, Вильгельма фон Плюшова и барона Корво (Фредерика Рольфе) эфебофилия стала более откровенной и чувственной. Не нарушая правил пристойности и не показывая ничего вульгарного, они заставляют свои модели принимать соблазнительные томные позы, кокетливо демонстрируя свою элегантную наготу потенциальному зрителю (и покупателю). При этом контраст между здоровой простонародностью сыновей сицилийских рыбаков и аристократическим изяществом их поз (изобразительный эквивалент "благородных юных пролетариев" тогдашней литературы) усиливал их сексуальную притягательность. Интересный пример исторической трансформации гомоэротической "иконы" -- "Этюд обнаженного юноши" Ипполита Фландрена (1837)(19). Студенческая работа молодого художника, который в дальнейшем стал мастером религиозной настенной живописи, была куплена Наполеоном III, почти полтораста лет выставлена в Лувре и многократно репродуцировалась. Ничего явно эротического в этюде Фландрена нет. От идеально сложенного обнаженного юношеского тела веет одиночеством и грустью. Поскольку гениталии юноши скрыты его согнутыми коленями, картина никого не шокировала и в то же время открывала большой простор гомоэротическому воображению, породив множество подражаний и вариаций. В 1899 г. немецкий художник Ганс Тома в картине "Одиночество" точно воспроизвел фландреновскую позу, но когда его обвинили в плагиате, объяснил, что "его" мальчик -- более жесткий, мускулистый и "нордический". Фредерик Холланд Дэй и Вильгельм фон Гледен перенесли созданный Фландреном образ в художественную фотографию, первый -- в виде снимка нагого юноши на фоне лирического вечернего ландшафта (1898), второй -- в виде одиноко сидящего на скале, на фоне горной гряды, "Каина" (1900). За этим последовали новые трансформации, сделавшие сексуально нейтральное юношеское тело более вирильным, атлетическим и сексуальным. На нескольких фотографиях Роберта Мэпплторпа в позе фландреновского юноши снят сидящий на высоком столике или табурете могучий черный атлет, за согнутыми коленями которого свисают внушительные гениталии. Таким образом, поза модели осталась прежней, а ее тело, настроение и смысловая нагрузка образа радикально изменились. Романтический образ Фландрена, гомоэротическое прочтение которого было лишь одной из многих возможностей, стал откровенно гомосексуальным. Смена нормативного канона маскулинности и реабилитация мужской наготы после эпохи викторианского ханжества были связаны с развитием физической культуры и спорта. В конце XIX -- начале XX в. широкую популярность в Европе, особенно в Германии, приобрел культуризм -- "культура свободного тела", который популяризировал телесную открытость как одно из условий и как знак здоровья. Атлеты начали публично демонстрировать полуобнаженное тело, одновременно мощное и пропорциональное. Это открыло новые возможности и перед художниками. "Мыслитель" Родена вполне мог бы выступать на борцовских соревнованиях. "Героическое тело" классической живописи дополняется и отчасти вытесняется "атлетическим телом" борца или бегуна. Подчеркнуто маскулинное атлетическое тело молчаливо подразумевает гетеросексуальность. Пока мужская мускулатура оставалась функциональной -- ее наращивали, чтобы на что-то употребить (поднять тяжесть, побороть соперника, поставить рекорд в беге или плавании), это не нарушало традиционных норм. С появлением профессионального телостроительства (бодибилдинга) наращивание мышц стало самоцелью, а их демонстрация -- представлением. Это расширяет возможности мужского тела, но одновременно подрывает оппозицию мужского и женского. Бодибилдер влюблен в собственное тело, его тренировки описываются в сексуальных терминах (один и тот же глагол "качать" обозначает накачку мускулов и мастурбацию), он живет среди зеркал и не столько "действует", сколько "является". Кому? Хотя большинство бодибилдеров, особенно Шварценеггер, всячески подчеркивают свою маскулинность и гетеросексуальность (до сих пор только один всемирно известный бодибилдер, обладатель титула "Мистер Вселенная" Боб Пэрис открыто объявил себя геем), их накачанные мускулы -- средство не самообороны, а психологической самозащиты. По выражению Джона Речи, бодибилдинг похож на оборотную сторону drag: "королева" защищается женской одеждой, бодибилдер -- мускулами(20). "Я буквально соорудил себе бронированный костюм, спрятав в нем хрупкого маленького неженку, каким я себя воображал. Несмотря на эту броню, временами я все еще вижу, как этот застенчивый неуклюжий мальчик смотрит на меня из прошлого", -- пишет Боб Пэрис(21). Параллельный процесс происходит и в балетном искусстве. В отличие от народной культуры, в которой танец всегда был столько же мужским, сколько и женским занятием, с резко выраженными гендерными различиями, классический балет XVII--XIX вв. демонстрировал преимущественно красоту и пластику женского тела(22). Мужчина выполнял вспомогательную роль. Эта установка проявлялась и в контрастности рисунка мужского и женского танца: в отличие от балерины, которая могла двигаться спонтанно, танцовщик был сдержан и эмоционально закрыт, а все его движения -- рационально обоснованы. Начатая балетами Фокина и Дягилева эмансипация мужчины-танцовщика, превратившая его из зависимого партнера в самостоятельную фигуру, чье тело так же прекрасно, артистично и самоценно, как тело балерины, была эмоциональным раскрепощением мужчины и одновременно -- отказом от гендерных привилегий, шагом в сторону "унисекса". Во второй половине XX в. "маскулинизация" и гомоэротизация классического балета продолжилась. Мужчина становится, с одной стороны, более активным, а с другой -- более эмоционально и сексуально открытым. Рудольф Нуриев усилил мужское начало классического танца и в то же время стал танцевать женские партии. Настоящим гимном мужскому телу стал "Балет XX века" Мориса Бежара. В "Саломее" Бежар заменил женский персонаж мужским. В "Симфонии для одного мужчины" Он танцует с десятью друзьями, а Она только мешает им своими приставаниями. Место женского кордебалета у Бежара занимают мужчины. Герой "Нашего Фауста" танцует с 12 мальчиками-подростками и т. д. Примеру Бежара последовали другие хореографы, создавшие исключительно мужской или откровенно гомоэротический балет, начиная с "Памятника мертвому мальчику" Руди фон Данцига (1965) и "Смерти в Венеции" сэра Фредерика Аштона (1973). Подвижность граней между гомо- и гетеросексуальными образами хорошо видна в рекламе. Мужское тело, которое мы ежедневно видим на экране кино и телевидения и в коммерческой рекламе, и закодировано по вполне определенным гендерным принципам. Оно должно быть: 1) безволосым (в эротических изданиях и рекламе волосы на теле обычно сбриты или заретушированы, за исключением рекламы сигарет, показывающей волосатую грудь), 2) молодым, 3) сильным, с развитой мускулатурой и отсутствием жира, 4) активным (чтобы не выглядеть женственным), 5) большим, твердым и плотным (опять-таки в отличие от женского тела), 6) обладать массивным, внушительным членом, размеры которого подчеркивают обтягивающие трусы или спортивная одежда, 7) выглядеть незаинтересованным и равнодушным(23). Во всем этом нет ничего гомоэротического. Однако ново то, что мужское тело стало объектом созерцания, каким раньше были только женщины. Знаменитый рекламный плакат Калвина Клайна, выполненный фотографом Брюсом Вебером (1983), представляет идеально сложенного молодого мужчину в плотно облегающих белых трусах. Модель сфотографирована снизу, объектив нацелен на туго натянутые плавки, сверкающая белизна которых контрастирует с загорелой кожей. Говорили, что это была не только самая удачная реклама мужского белья, но и самое большое изменение в облике мужчины со времен Адама: Адам первым стал скрывать свои гениталии, а Брюс Вебер выставил их напоказ; Бог создал Адама, но только Брюс Вебер дал ему тело(24). На голого мужчину можно не обратить внимания, но когда объектив приковывает взгляд зрителя к обтягивающим трусам, он невольно заставляет задуматься об их содержимом, а у гетеросексуального мужчины -- также и сомнения в собственной сексуальной идентичности ("почему меня интересует этот парень?!"). Как же преломляется мужской телесный канон в гомоэротическом воображении? Если отвлечься от деталей, гомоэротическое воображение имеет три главных архетипа, с каждым из которых ассоциируется определенный набор телесных и психических свойств: 1) сильный и мужественный мужчина, 2) женственный, мягкий андрогин, полумужчина-полуженщина и 3) пубертатный подросток или юноша, полумальчик-полумужчина. Соотношение и мера притягательности этих образов исторически и индивидуально изменчивы. Большинство современных западных гомосексуалов склоняются в сторону первого типа. Среди опрошенных Кинзи белых гомосексуалов 76,5% предпочитали маскулинных и только 9,2% -- женственных партнеров(25). На вопрос "Какой тип мужчины для вас наиболее сексуально привлекателен?" почти две трети (63%) западногерманских гомосексуалов выбрали "особенно маскулинный" и только 16% -- "мягкий, женственный тип"; 39% предпочли "того, у кого большой член"(26). Отвечая на сходный вопрос, четверть сан-францисских геев отдали предпочтение типично маскулинной внешности (волосатое, мускулистое тело и большие гениталии) и почти никто -- фемининной(27). Анализ частных объявлений ищущих сексуального партнера гомо- и гетеросексуальных мужчин и женщин и специальное обследование 144 геев и 96 лесбиянок (им показывали фотографии различавшихся по степени своей маскулинности/фемининности мужчин и женщин и предлагали оценить степень их привлекательности и свою готовность вступить с ними в связь) также показали, что геи определенно предпочитают более маскулинных партнеров, как по внешности (многие частные объявления прямо просят женственных мужчин "не беспокоиться", а рекламные фотографии изображают только сильных и мускулистых мужчин), так и по характеру(28). Женственные, феминизированные мужчины в гомосексуальной среде -- такие же, если не большие, изгои, как и среди гетеросексуальных мужчин. Их предпочитают главным образом находящиеся в местах заключения мужчины, использующие их в качестве эрзац-женщин. От чего зависят индивидуальные предпочтения? Может быть, действует принцип дополнительности: более маску -линные геи предпочитают более фемининных, и наоборот? Нет. Чем маскулиннее выглядит и/или кажется себе гомосексуал, тем сильнее его желание иметь такого же или более маскулинного партнера. Ориентация на гипертрофированную маскулинность (тип "мачо") коррелирует не только с уровнем предполагаемой собственной маскулинности субъекта, но и с уровнем его сексуальной активности. Немецкие гомосексуалы, имевшие многих сексуальных партнеров, тянутся к маскулинным мужчинам с большим членом, волосатым телом и грубыми, властными манерами в два-три раза сильнее тех, у кого был только один партнер. Нежные, ласковые, интеллигентные мужчины нравятся им вдвое меньше, чем "среднему" гомосексуалу(29). Одетые в черную кожу и металлические цепи завсегдатаи "кожаных" баров, желающие казаться и чувствовать себя крутыми мужиками, ищут еще более крутых партнеров, которым они могли бы отдаться, не теряя самоуважения. Хотя в глубине души многие из них знают, что их собственные устрашающие наряды и погремушки -- простая бутафория, они готовы верить, что у партнера все это -- "настоящее". Более романтичных и сентиментальных мужчин грубая маскулинность отталкивает, они предпочитают более гармоничные, классические фигуры. На конкурсах мужской красоты, где в определении призеров активно участвуют женщины и геи, чаще побеждают не бодибилдеры, а более элегантные и изящные мужчины. Тем более преобладают они среди кино- и фотомоделей. Однако прямой зависимости между телесным обликом мужчин и тем, что они делают в постели, по-видимому, нет, за исключением того, что феминизированные мужчины предпочитают в анальном и оральном сексе пассивную, рецептивную позицию, тогда как маскулинные типы любят быть "сверху" или меняться ролями. Ярчайшее проявление геевского культа гипермаскулинности -- фетишистское отношение к половому члену и его размерам. Зависть к пенису -- общее мужское качество. На рисунках каменного века мужчины более высокого социального ранга изображались с более длинными членами, а в современном русском языке популярнейшим эвфемизмом стало "мужское достоинство". У геев эти ожидания и тревоги гипертрофированы до предела. При статистическом анализе языка 25 коммерческих гомоэротических книг (какие части тела они описывают и какие слова употребляют чаще других) на первом месте оказался член (5643 упоминания), на втором-- анус (2301), на третьем руки (1600), на четвертом -- рот (1256, плюс к тому-- язык, глотка и губы), на пятом-- яйца (976 упоминаний)(30). Поскольку ожидаемые размеры орудий "сексуального производства" сильно преувеличиваются, у многих геев возникает в связи с этим комплекс неполноценности". Типичные образы, "иконы" гомоэротического воображения -- спортсмены, студенты, военные в форме, строительные рабочие, полицейские, ковбои, сыщики, водители грузовиков -- подчеркнуто маскулинны. В образе матроса закодирован чуть ли не весь спектр гомосексуальной фантазии: молодость, мужественная красота, особая эротическая аура, связанная с пребыванием в закрытом мужском сообществе, физическая сила, жажда приключений и романтика дальних странствий, элегантная форма и особая "матросская" расхлябанная, вихляющая, с подрагивающими бедрами походка. По выражению Жене, "флот -- это прекрасно организованное учреждение, попав в которое молодые люди проходят специальный курс обучения, позволяющий им стать объектом всеобщего вожделения"(31).
Дата добавления: 2017-02-01; Просмотров: 109; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы! Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет |