Операциональные определения. Научная креативность

Методология и метод. Проблема классификации методов научного познания.

В любой науке можно выделить некоторую совокупность прие­мов, способов и методов исследования, оправдавших себя на деле. Наряду с этим можно указать методы исследования, которые явля­ются общими для целой группы научных дисциплин. Наконец, суще­ствуют методы познания и исследования, которые являются универ­сальными или почти универсальными. К числу последних относятся общий диалектический метод и развивающий его на конкретном ма­териале науки, и получивший широкое признание, системный ме­тод исследования. Почти универсальными по применению являются методы логики и математики.

С другой стороны, можно выделить методы, используемые при изучении конкретных форм движения материи: физические, химические, биологические, социальные и психологические методы. Когда методы одной науки применяются в другой науке, например, физические методы в биологии, тогда возникает взаимо­действие между ними и появляется новый метод или даже новая наука, например, молекулярная биология, клиническая психология и т.д.

Можно выделить также методы, общие для целой группы наук, например, наблюдение, измерение, экспериментальный метод исследования явлений и про­цессов. Для правильной классификации методов необходимо поэтому точно определить ос­нование их деления, т.е. тот признак, по которому они сравнивают­ся друг с другом.

По мере того, как возрастал объем научных знаний и углублял­ся уровень отображения в них закономерностей реального мира, усиливалось стремление ученых к анализу и обоснованию различ­ных методов и средств, с помощью которых можно получать новое знание в науке.

Начиная со второй половины XIX в., происходит дифференциа­ция различных дисциплин, изучающих науку. Среди них домини­рующую роль стала играть методология науки, которая начала фор­мироваться, по сути дела, вместе с возникновением систематиче­ского научного познания.

Главная цель методологии науки состоит в изучении тех методов, средств и приемов, с помощью которых приобретается и обосновыва­ется новое знание в науке.

Кроме этой основной задачи методология анализирует также ме­тоды анализа научного знания, его структуру и методы построения различных систем научного знания. Отсюда становится ясным, что в методологии науки следует различать динамический и статический аспекты анализа. Если динамический аспект рассмотрения связан с анализом проблем генезиса, происхождения и развития научного знания, то статический — с анализом результатов полученного зна­ния, его форм и структур. Соответственно этому, если в первом слу­чае говорят о методологии научного исследования, направленной на поиск нового знания, то во втором — о методологии уже имеющего­ся научного знания, как результата предшествующего исследования.

Метод представляет собой определенную последовательность действий, приемов, операций и средств для достижения поставленной цели. Цели же эти могут быть как прак­тические, так и теоретические, познавательные. В науке приходится иметь дело с познавательными целями и задачами, которые в свою очередь можно разделить на эмпирические и рациональные, фун­даментальные и прикладные. Хотя каждая конкретная проблема требует определенных методов и средств для своего решения, но это вовсе не означает, что для этого каждый раз надо создавать особые методы. Как правило, методы характеризуются определен­ной степенью общности, начиная от универсальных методов диа­лектики и логики и кончая специальными методами, создаваемыми для исследования некоторой области явлений природы и общества.

Поскольку научное познание представляет собой специфиче­скую форму человеческой деятельности по производству новых знаний о мире, постольку методология науки с общей точки зрения должна рассматриваться как исследование об основных проблемах обоснования научного знания. К ним относятся проблемы обосно­вания объективности, или точнее, интерсубъективности научного знания, адекватности и приемлемости научных теорий, критериев подтверждения и опровержения гипотез и другие.

Методология научного знания стала формироваться с возникно­вением опытного естествознания, которое нуждалось в разработке экспериментальных и теоретических методов для получения и обоснования нового знания. По мере дальнейшего развития науки принципы, методы и критерии, разработанные в естествознании, стали распространяться и на другие науки. Особую роль здесь сыг­рали позитивисты XIX в., которые объявили единственно научными именно эти методы. Неопозитивисты XX в. продолжали эту тради­цию, заявляя, что социально-гуманитарные науки еще не достигли такого уровня теоретической зрелости, когда к ним можно приме­нить методы точного естествознания. Поэтому почти до конца XIX в. никакой методологии социально-гуманитарного знания не существо­вало. Возникновение такой методологии связывают с трудами немецкой неокантианской школы В. Виндельбанда и Г. Риккерта, а также В. Дильтея и других сторонников «философии жизни». Нео­кантианцы впервые заговорили о принципиальном различии мето­дов наук о природе от наук о культуре. Виндельбанд предложил различать науки не по предмету, а методу исследования. Соответст­венно этому, он отнес к номотетическим науки, изучающие законы природы, а к идеографическим, науки, описывающие исторические события, явления культуры и духовной деятельности. Никакие за­коны, по его мнению, к наукам об общественной жизни и культуре неприменимы. Поэтому они должны исследовать единичные собы­тия и явления во всей их полноте и особенности. В. Дильтей для анализа наук о духовной деятельности использовал герменевтический метод, основанный на понимании, и противопоставлял его методу объяснения естественных наук. Под их влиянием М. Вебер предпри­нял критику о наличии объективных законов развития общества, про­тивопоставив им метод идеальных типов, основанный на понимании.

Отличие наук о культуре от наук о природе часто видят в том, что первые опираются на представления о ценностях, вторые — якобы совершенно отвлекаются от них. Действительно, социально-гуманитарные науки ориентируются на то, чтобы способствовать усилению рациональной и эффективной деятельности людей, а этого невозможно достичь без учета целей, перспектив, возможностей и других ценностных факторов. Но такое противопоставление вряд ли правильно, ибо естественные науки также опираются на определен­ные ценности, например, достижение объективной истины, а соци­ально-гуманитарные науки — на законы. В последние десятилетия с возникновением междисциплинарных и общенаучных методов исследования противопоставление социаль­но-гуманитарных наук естествознанию заметно ослабло. Ученые все больше осознают, что они изучают единый, целостный мир, части которого не противоречат, а дополняют друг друга

Впервые проблемы научного метода стали изучаться в рамках древнегреческой науки. Именно там возник знаменитый аксиоматический метод и связанная с ним дедуктивная логика в форме силлогистики Аристотеля. Поскольку в античной науке не сущест­вовало опытного естествознания, то в ней исследовались только теоретические методы исследования.

С возникновением экспериментального естествознания в XVII ве­ке на первый план выдвигается проблема исследования методов и средств опытного изучения природы. Так как унаследованные от античности и средних веков силлогистические методы не годились для этой цели, то выдающиеся философы того времени Ф. Бэкон и Р. Декарт в своих сочинениях уделили большое внимание проблеме исследования методов получения нового знания в науке.

«Под методом, — пишет Декарт, — я разумею точные и простые правила, строгое соблюдение которых всегда препятствует приня­тию ложного за истинное — и, без лишней траты умственных сил, — но постепенно и непрерывно увеличивая знания, способствует тому, что ум достигает истинного познания всего, что ему доступ­но»^.

В качестве основных требований он рекомендует три правила метода: 1) начинать с простого и очевидного;

2) из него путем де­дукции получать более сложные высказывания;

3) действуя при этом так, чтобы не было упущено ни единого звена, т.е. сохраняя непрерывность цепи умозаключений.

Для осуществления этих це­лей, по его мнению, необходимы две способности ума: интуиция и дедукция. С помощью интуиции усматриваются простейшие и оче­видные начала, из которых дедуктивно следуют все другие истины. Такая характеристика метода больше всего подходит для математиче­ского познания, в котором теоремы логически выводятся из аксиом, если считать последние самоочевидными истинами. В дальнейшем идеи Декарта о дедуктивном характере метода науки на более широ­кой основе разрабатывал Г. В. Лейбниц, который стремился свести рассуждения к вычислениям, и тем самым ставший предтечей совре­менной символической, или математической, логики.

В области эмпирических наук Фрэнсис Бэкон в качестве важ­нейшего метода исследования выдвинул индукцию. Дедукция, в част­ности силлогистика Аристотеля, по его мнению, совершенно беспо­лезна для изучения природы. Поэтому в противовес «Органону», или орудию мысли Аристотеля, он создает «Новый Органон», который представляет собой совокупность простейших канонов, или правил индуктивного исследования. Впоследствии они были систематизиро­ваны Дж. Стюартом Миллем в виде методов сходства, различия, сопутствующих изменений и остатков. Однако Бэкон явно недо­оценивал роль дедукции и математики в научном исследовании, например, при обработке результатов систематических наблюдений и экспериментов. Кроме того, он неправильно считал свою индуктив­ную логику безошибочным методом открытия новых истин в науке.

Таким образом, основоположники учения о методе опирались в своих воззрениях на основные типы логических рассуждений, кото­рыми явно или неявно пользуются как в повседневном, так и в научном мышления.

Термин операционизм впервые появился в 20-х гг. XX в. в работе гарвардского физика Перси Бриджмэна «Логика современной физики» (The Logic of Modern Physics, 1927). Бриджмэн указал, что научная терминология должна быть абсолютно объективной и точной, а все понятия должны быть определены в терминах выполняемых операций. Такой вид определений был назван операциональными определениями. Длина некоего объекта, к примеру, может быть операционально определена с помощью набора установленных заранее процедур. По мнению Бриджмэна, «понятие длины тогда определено, когда установлены операции, с помощью которых измеряется длина, — это означает, что понятие длины включает в себя не больше и не меньше чем набор операций» (Bridgeman, 1927, р. 5).

Учитывая тенденцию психологов-экспериментаторов заимствовать подходы из более «взрослых» наук, неудивительно, что операционизм был принят психологическим сообществом, как только появился. Но строгий операционизм долго не просуществовал в психологии, отчасти потому, что уравнивание понятия и набора операций накладывает слишком сильные ограничения на понятие. Для психологов проблема операционизма свелась к вопросу о том, как реализовать его на практике, имея дело с такими сложными психологическими явлениями, как агрессия, креативность, депрессия и т. д. Физикам не так трудно прийти к согласию, принимая набор процедур для измерения длины линии, но как можно представить в виде операций, к примеру, понятие «агрессии»? Даже если социальные психологи согласятся с тем, что «агрессия — это поведение, выражающее намерение причинить вред» (Aronson, 1999a), какие именно действия должны измеряться в соответствии с данным пониманием? В литературе по агрессии этот термин был операционально определен как тип поведения, варьирующийся в пределах от воздействия электрошоком, сигналов автомобилиста и до затруднения выполнения необходимой задачи путем нажатия кнопки. Разве возможно здесь использование одного вида измерений?

Несмотря на проблематичность строгого применения операциональных определений, теория операционизма сыграла свою роль в психологии и научила исследователей четко определять используемые термины. Это особенно важно, если принять во внимание, что большинство психологических исследований использует понятия, для которых можно привести множество определений. Например, представьте себе исследование, посвященное изучению влияния голода на поведение в лабиринте. «Голод» — это термин, который может относиться к разным явлениям. Его нелегко определить для крысы: когда можно утверждать, что крыса голодна? Решить проблему можно с помощью операционального определения: выразить понятие в терминах процедуры (не кормить крысу в течение 24 часов — разумно предположить, что такие действия вызовут голод) или в терминах поведения (создать ситуацию, в которой крыса вынуждена усиленно работать, чтобы получить еду, — разумно предположить, что сытая крыса не станет выполнять задание).

Точность операциональных определений имеет одно важное следствие — они обеспечивают возможность воспроизведения экспериментов. Как вы узнали из глав 1 и 2, возможность повторения — это важная особенность любого научного исследования. Ограничения, налагаемые необходимостью точного определения терминов, не слишком удручают психологов-исследователей, так как требование точности увеличивает уверенность в надежности теорий поведения. Психологи также используют понятие сходящихся операций, означающее ряд исследований, использующих несколько отличные операциональные определения и экспериментальные процедуры, которые тем не менее приходят к одинаковым выводам; в итоге наше понимание механизмов поведения растет. Так, если отличные эксперименты по изучению влияния голода на обучение прохождению лабиринта приводят к одному и тому же выводу (даже если использовались разные операциональные определения голода и научения), то будет высока уверенность в том, что найден закон соотношения голода и успешности научения.

Умение ставить точные эмпирические вопросы требует некоторой тренировки техники постепенного сведения общих тем к конкретным вопросам. Эмпирические вопросы могут иметь разные основания: они могут происходить из а) ежедневных наблюдений над поведением, б) необходимости решить конкретную проблему, в) желания подтвердить или опровергнуть теорию или г) других оставшихся без ответа вопросов. При разработке идей исследования особенно полезно обладание навыками креативного мышления.

Исследование может быть разработано на основе простых наблюдений, теории или результатов других исследований, но переход от источника идеи исследования к самому исследованию не произойдет автоматически. В какой-то момент эксперименты должны быть разработаны. Иногда эксперименты логически вытекают из предыдущей работы и почти не нуждаются в креативности, но бывает и так, что при их разработке требуется творческий подход.

Креативное мышление при разработке исследований включает процесс определения значимых связей между на первый взгляд бессвязными идеями и использование этих связей для создания экспериментов. Такое мышление не протекает в вакууме, напротив, оно включено в контекст проблемы, которую решают ученые, обладающие немалыми знаниями о ней. Как выразился известный биолог Луи Пастер, «случай благосклонен к подготовленному уму». Таким образом, случайность сама по себе не дает идею эксперимента — погруженный в проблему ученый должен увидеть случайное событие как недостающую часть, необходимую для решения поставленного вопроса. Это одна из причин, по которой исследователи работают в группах, ведь присутствие нескольких мыслящих людей увеличивает вероятность того, что кому-нибудь придет в голову идея, которая предстанет другому члену группы как недостающая деталь головоломки.

В качестве примера использования научной креативности рассмотрим исследования с использованием лабиринта. Попросите психолога назвать основные составляющие исследовательского оборудования, и первым (или близко к началу списка) он назовет лабиринт. Хотя эксперименты с лабиринтами достигли вершины своей популярности в 1920–1940-х гг., лабиринт все еще остается важным инструментом для исследования научения и пространственного ориентирования. Честь проведения первого эксперимента по изучению поведения крыс в лабиринте принадлежит Вилларду Смоллу из Университета Кларк, проводившему свои исследования в конце XIX в. (Small, 1900).

Как Смоллу пришла идея поместить крыс в лабиринт? Вместе со своим коллегой по лаборатории, Линусом Клайном, он изучал в основном поведение крыс, в частности их «способность к отысканию дома». В разговоре с Эдмундом Сэнфордом, директором лаборатории Кларка, Клайн описал увиденные им туннели, «прорытые большими дикими крысами к своим норам под крыльцом старого дома… Туннели находились на глубине от семи до пятнадцати сантиметров под землей и, открытые во время раскопок, представляли собой настоящий лабиринт». Вероятно, слово «лабиринт» замкнуло цепочку для Сэнфорда, и он предложил Клайну самому построить лабиринт, использовав в качестве модели самый популярный в Англии лабиринт размером в человеческий рост. К моменту разговора Сэнфорд только что вернулся из творческого отпуска, во время которого он ездил в Англию, где мог посетить лабиринт.

Имея другие незавершенные проекты, Клайн передал идею Смоллу, который построил из проволочной сетки лабиринт размером 180 на 240 см, изменив треугольную форму лабиринта на квадратную и оставив без изменения общую схему. Смолл провел несколько экспериментов, исследуя изучение крысами лабиринта. В первые десятилетия XX в. схема лабиринта стала весьма популярной, а ее использование положило начало традиции изучения поведения крыс в лабиринте, существующей и сегодня.

Эта история хорошо иллюстрирует, как работает научная креативность. Ученые (Клайн и Смолл), обладающие знаниями в определенной области исследований (поведение животных) боролись с трудной проблемой (каким образом исследовать способность крыс к отысканию дома). Случайное замечание Клайна (рассказ о крысиных туннелях под крыльцом), соединившись со знанием Сэнфорда о лабиринте, обнаружило связь между двумя на первый взгляд несвязанными событиями, и проблема была решена — для изучения способности крыс к отысканию дома необходимо создать устройство, копирующее известный английский лабиринт.

Следует отметить, что хотя основательные знания в определенной области являются предпосылкой креативного мышления в науке, наличие этих знаний иногда повышает ригидность мышления и снижает креативность. Случается, что ученые настолько привыкают к определенному методу или теории, что не способны рассматривать альтернативные варианты, а следовательно, возможность новых открытий для них снижается.

Вернемся к исследованиям с лабиринтами. Лабиринты внесли значительный вклад в понимание фундаментального процесса научения и открытие их использования великолепно иллюстрирует феномен научной креативности. Однако лабиринты могут также «завести в тупик». Общепринятое устройство, будучи стандартно применяемо, может снизить креативность ученых и привести к сужению поля работы до ситуаций, возможных только в лабиринте. Исследование феномена «центробежного отклонения» — пример такого развития событий. В 1920–1930-х гг. данное явление тщательно исследовалось. Было выяснено, что животные при повороте в лабиринте (возможно, только при большой скорости движения), как правило, отклоняются центробежной силой к противоположной направлению поворота стене, что определяет направление следующего поворота. Такому отклонению противопоставляли «тенденцию к движению вперед». Чтобы выявить факторы, обеспечивающие либо отклонение, либо движение вперед, были проведены десятки экспериментов. Эксперименты были разработаны весьма изящно и без сомнения помогли многим психологам-экспериментаторам развить свои исследовательские навыки, но значение этого исследования ограничивалось функционированием самого лабиринта и оно не смогло пролить свет на фундаментальный процесс научения.

Вероятно, известный бихевиорист Э. К. Толмен был только наполовину серьезен, когда в 1937 г. закончил свою президентскую речь (он являлся президентом ассоциации АРА) словами: «Все важные вещи в психологии… могут быть, в сущности, открыты с помощью… анализа детерминант поведения крыс на развилках лабиринта». Это замечание показывает, как прибор может ограничивать научное мышление. История создания экспериментального оборудования может прекрасно проиллюстрировать работу научного мышления, но новаторский потенциал заметно ослабляется, когда новые прибор или процедура исследования упрочат свои позиции. Обширные знания о лабиринтах и их экспериментальном применении могут помочь исследователям творчески подойти к разработке экспериментов, но они же могут и снижать креативность.

Дата добавления: 2013-12-12