Становление психологии как самостоятельной науки 25

ВВЕДЕНИЕ В ПСИХОЛОГИЮ ЛЕКЦИЯ 3

Одной из самых трудных проблем, которая была в центре внимания психоло­гов конца XIX и начала XX веков, можно считать проблему соотнесения физиологи­ческих процессов, совершающихся в мозгу человека, и психических явлений, доступных на­блюдению самого субъекта. Приведем пример наиболее распространенного в те годы решения этой проблемы. Психические явления (ощущения, восприятие) образуют особый ряд явлений, который связан с рядом вещественных проявлений, происхо­дящих в мозге и в органах чувств по принципу параллельности протекания. Такое решение этой проблемы вошло в историю под именем психофизического или, как иногда говорят, психофизиологического параллелизма. Существовали различные ва­рианты, уточняющие подобные представления о соотношении субъективного и объективного рядов, но все они не выходили за рамки основного принципа — принципа параллельности. При таком решении проблемы соотношения психических и физических явлений психический ряд оказывается ненужным привеском, то есть психическим явлениям отводится роль побочных явлений, сопровождающих физи­ческие, физиологические процессы. Такой подход к проблеме соотношения пси­хического и физического рядов порождает представление о том, что психические явления сами по себе не имеют никакого значения. Это не феномены, а эпифено­мены, то есть побочные явления, сопровождающие объективные процессы и так же мало вмешивающиеся в их ход, как, например, тень, отбрасываемая пешехо­дом, влияет на движение его ног.

Решение психофизической проблемы в духе психофизического параллелизма, расчленение мира психических и мира физических явлений на две самостоятельные, независимые друг от друга области привело к идее о том, что существует не одна, а две психологии — «объяснительная» и «описательная». Давайте, для того чтобы по­подробнее разобраться в причинах, порождающих возможность такого расчленения психологии, разберем два типа описания психического явления. Я беру и передвигаю микрофон, стоящий передо мной на столе, то есть совершаю некоторое движение. Если я замечаю какое-нибудь движение, то его объяснение с позиции «объяснитель­ной» психологии заключается в прослеживании процессов, начинающихся с воздей­ствия внешних раздражителей, которые затем преобразуются в соответствующие не­рвные, то есть объективные, процессы.

Однако куда при таком объяснении девается психическая реальность, куда ис­чезают те события, которыми насыщен наш субъективный мир? При таком «объек­тивном» объяснении для них просто не остается места, и против него в первую оче­редь восстает наш здравый смысл. Как правило, в нашей обычной речи мы говорим: «Я сделал то-то и то-то, вследствие того что...» («У меня опустились руки, потому что я впал в отчаяние»), то есть мы вначале указываем на какое-либо внешнее, дос­тупное непосредственному наблюдению событие («у меня опустились руки...»), а за­тем указываем на тот или иной субъективный образ или переживание («...я впал в отчаяние»), обусловившее это событие. Таким образом, в нашей речи содержится расчленение на субъективное явление, с одной стороны, и способ выражения этого явления — с другой. Представители «описательной» психологии, науки о духе, к ко­торым относятся такие ученые как В.Дильтей и Э.Шпрангер, настаивают на том, что основная задача психологии заключается в описании субъективных явлений, так как никакого другого метода, кроме описания, «описательная» психология не признает. Итак, в начале XX века среди психологов, явно или скрыто придерживающихся фор­мулы параллелизма, оформляется идея о существовании двух типов психологии. Одна психология — это «объяснительная» психология; она должна заниматься изучением физиологических явлений и, следовательно, относится к классу естественных наук.

И другая психология — это «описательная» психология. Проблема расчленения пси­хологии на «описательную» и «объяснительную» не умерла и до сих пор продолжает обсуждаться.

Что касается общего характера и философского смысла этих отдельных направ­лений, то они воспроизводили и воспроизводят в себе те две классические линии в философском понимании душевных явлений, о которых я говорил. Это линия мате­риалистическая и линия идеалистическая.

Какие же направления выражали борьбу этих двух линий?

Прежде всего, родилось направление так называемой «объективной» психо­логии, которая провозгласила следующий лозунг: «Мы, психологи, должны изучать лишь объективно регистрируемые процессы, то есть изучать психику человека, не об­ращаясь ни к внутреннему опыту, ни к каким-либо внутренним переживаниям. С точ­ки зрения представителей «объективной» психологии, психология человека должна быть построена по типу психологии животных. Мы не можем спросить у животного о том, ощущает оно что-нибудь или нет, испытывает оно какие-либо чувства или нет. Животное безмолвно и не может дать никаких показаний. Поэтому исследование пси­хики животных сводится к изучению различного рода объективных процессов, при­чем не только физиологических и биохимических, но и процессов поведения, под­дающихся непосредственному наблюдению. Среди пионеров объективной психологии в первую очередь следует отметить Э.Торндайка. В 1898 году Торндайк выпустил в свет монографию «Интеллект животных», которая, без сомнения, может быть расценена как образец подхода, характерного для «объективной психологии»'. Впоследствии эта линия исследования развернулась в целое мощное направление, вошедшее в историю психологии под термином «бихевиоризм». Появились новые имена. Среди них нужно назвать, конечно, Джона Уотсона. С точки зрения Уотсона и его сторонников, на­чавших новую эру в психологии, психология не может быть ничем иным, как учени­ем о поведении животных и человека. Что же касается явлений сознания, то они не являются и не могут быть предметом конкретной науки. Сознание было выброшено из психологии, а на его место встало поведение, которое рассматривалось как науче­ние, то есть образование навыков. Так, речь человека, рассматриваемая с позиций бихевиоризма, представляет собой систему навыков, ничем не отличающуюся по сложности от различных других систем навыков. Мышление тоже не представляет собой исключения и характеризуется как навык, не имеющий внешнего громкого речевого выражения. Уотсон даже предложил схему формирования мыслительного навыка: «громкая» речь — > «шепотная» речь — > «беззвучная» речь. Беззвучная речь, по мнению Уотсона, и есть мышление.

Решение проблемы эмоциональных переживаний также не вызвало у Уотсона особых затруднений. Он квалифицировал их как реакции, меняющиеся под влияни­ем индивидуального опыта, то есть научения. Эмоциональные реакции также нашли свое место в системе навыков и были приравнены к секреторным и двигательным реакциям. В одном из первых изданий книги Уотсона «Психология как наука о поведении» глава об эмоциях называлась, по-моему, «О поведении внутренностей». Впрочем, все это вовсе не так смешно, это весьма трагично. Конечно же, когда че­ловека охватывает страх, то появляются спазмы пищевода, желудка, выступает хо­лодный пот, расстраиваются движения и т.д. Если отнести все эти реакции прояв­ления страха к поведению, то они, исходя из самого определения психологии как науки о поведении, превращаются в объект изучения психологии. Весь трагизм би-

¹ ТНотсИке Е.Ь. Ашта! т1еШ§епсе. Р$ус1ю1о§1са1 Кеу1е\у. Мопо§гарЬ 8ирр1етеп1;, 1898.

Дата добавления: 2013-12-13