Кризис в психологии 31

мозговых процессов приводило к невозможности раскрыть особенности собственно психических явлений. Потому что, когда для познания психических явлений обраща­ются к тем механизмам, которые при этом функционируют, то есть к физиологичес­ким (нервным) механизмам, то видят процессы возбуждения, распространения это­го возбуждения, торможения, индукции и т.д., то есть процессы, которые сами по себе объективно физиологические, а не психические. При таком подходе утрачива­ются особенности психических явлений, не сводимых к мозговым и — шире — к фи­зиологическим процессам так же, как и не выводимых из них. Здесь существуют ка­кие-то другие, более сложные отношения.

Нужно сказать, что попытки найти пути раскрытия природы психических яв­лений в деятельности мозга приводили в конце концов к идеалистическим по су­ществу конечным выводам, например об объективной непознаваемости психичес­ких явлений. Мир психических явлений превращался в запрещенную для обычной науки сферу, чистую субъективную реальность. Возвращение к идеалистическим представлениям от таких наивных механистических объяснений, или точнее сказать подходов, к психическим явлениям — в высшей степени распространено, потому что представляет собой логический результат неправомерных в научном отношении попыток сведения одного к другому или выведения одного из другого: из физиоло­гических процессов — психических процессов. Это явление известно под названием физиологического или биологического редукционизма (редукционизм образован от слова «редукция», что значит именно сведение).

Я упоминал о другом подходе к психическим явлениям, а именно о так называ­емом социологическом направлении, назвав при этом имя Дюркгейма как одного из вид­нейших представителей этого направления. И здесь тоже встречалась та же трудность, только теперь уже по отношению не к физиологии, а к таким социологическим явле­ниям, как общественное сознание, выработанные системы понятий или концептов, как любили говорить в то время, то есть словесно обозначенных представлений о мире, которые как бы проецируются в головы отдельных индивидуумов, но не обра­зуют тот мир явлений, которые мы называем психическими явлениями. С этой точки зрения, наши представления о мире — это продукт проекции общественных представ­лений о мире. Здесь тоже имеет место прямое выведение психики из явлений, которые относятся к категории социальных, общественных, иначе говоря. Такое простое выве­дение сделать невозможно, так как вновь утрачивается специфика психических явле­ний и психолог превращается в историка культуры или социолога.

В связи с этим, не имея возможности выйти за рамки подобных трудностей, психологи оказались как бы зажатыми между двумя опасностями: сведением психи­ки к биологии, с одной стороны, и сведением психики к социальным явлениям, с другой. Очевидно, что нужно было найти совсем новые подходы к изучению психи­ческих явлений. Нужно было по-новому подойти к реальности существования осо­бой сферы, открытой в принципе человеческому познанию. Нужно было, иначе говоря, опереть психологическую науку на иные философские основания, чем те, которые мог предложить психологии упрощенный механистический материализм, или те основания, которые психологии активно предлагал идеализм в различных формах своего проявления (в формах объективного или — чаще всего — субъек­тивного идеализма). Необходимы были новые теоретические и методологические ос­нования психологии. Каковы же эти основания, которые выводят психологию из теоретического кризиса, из ряда тупиков, возникающих при решении фундамен­тальных психологических проблем природы психики, природы человеческого созна­ния, связей психических явлений с функционирующим мозгом, связи психических явлений с явлениями общественными?

32 ВВЕДЕНИЕ В ПСИХОЛОГИЮ ЛЕКЦИЯ 4

Эти методологические основания в эпоху, когда в полной мере разыгрался тео­ретический кризис в психологии, уже существовали. Они были представлены возник­шими примерно в середине XIX века марксистскими философскими взглядами. Они были даны марксизмом. Но вся мировая психология как бы прошла мимо марксистс­кой философской науки. Правда, в некоторых исторических источниках содержатся указания на то, что в отдельных работах у отдельных исследователей есть упоминание имени Маркса, но это упоминание делалось в другом контексте, чем тот, о котором пойдет речь, то есть это случайное упоминание, без всякой попытки придать идеям Маркса значение основополагающих идей для психологической науки.

Появление марксизма в прошлом веке вызвало революционный поворот не только в философии, но и в подходе к изучению общественного и личного сознания и, шире, коренной поворот в понимании природы психических явлений. Первый про­рыв к марксистским философским основаниям психологии произошел в нашей стра­не после Октябрьской революции, когда часть советских ученых, вставших на сторону Советской власти, стала искать опоры для дальнейшего развития своей науки в марк­сизме. В этот период, вскоре после того, как закончилась гражданская война, была провозглашена важная идея о том, что психология должна сознательно, а не стихийно строиться на новой диалектико-материалистической философской основе. Эта идея, подготавливающаяся на протяжении некоторого времени, была явно провозглашена в начале 1923 года на первом научном съезде, где рассматривались вопросы о природе психического. Этот первый съезд после революции назывался съездом по психоневро­логии. Он охватывал вопросы, которые сейчас бы назвали вопросами нейрофизиоло­гии, вопросы патологических состояний мозга и психики и, наконец, прямо вопросы психологии. Требования начать перестройку психологии на марксистских основах были сформулированы профессором Константином Николаевичем Корниловым. С этого момента развернулась открытая и широкая дискуссия о том, нужно ли ориентировать психологию на совершенно другие философские основания и перейти от оснований, которые давала домарксистская и внемарксистская философия, на основания, кото­рые дает философия марксизма. На II съезде в 1924 году присутствовали представите­ли разных областей науки, и после второго съезда в психологию стали вливаться со­вершенно новые люди, не принадлежащие к кругу профессиональных психологов того времени. Их работа концентрировалась вокруг Института психологии Московского университета. Директором Института психологии был в то время известный психолог, профессор философии Георгий Иванович Челпанов. Итак, две фигуры стали символи­зировать как бы два лагеря. Фигура Корнилова символизировала направление, требо­вавшее радикального пересмотра философских оснований психологии, отказа от ста­рых философских основ и перехода на новые, которые они видели в марксизме. Другой лагерь был наиболее ярко представлен Г.И.Челпановым. Он стоял на иных позициях и полагал, что марксизм есть существенная концепция для понимания явлений, проис­ходящих в развитии общества, экономических отношений, классовой борьбы, но не имеющая и не могущая в принципе иметь отношение к конкретным знаниям о пси­хических явлениях. Последняя точка зрения выражала крайне наивную попытку выйти из-под влияния марксистских идей и сохранить те, в общем-то, жалкие философские позиции, на которых стоял сам Челпанов и на которых строилась вся работа, в том числе и экспериментальные исследования в Институте психологии Московского уни­верситета.

Психология, которую представлял Челпанов, была психологией, опиравшей­ся на эклектическую философскую основу. Она нашла свое отражение в экспери­ментально-психологических исследованиях, в идее параллелизма явлений. Что ка­сается самого содержания этих экспериментальных работ, то по духу они были

КРИЗИС В ПСИХОЛОГИИ 33

репродуктивными психологическими работами. Челпанов открыто декларировал этот принцип работы для психолога-экспериментатора. Он говорил: «С чего должен начи­нать психолог? Психолог должен начинать с того, чтобы взять экспериментальные исследования, выполненные в одной из знаменитых зарубежных лабораторий, преж­де всего в Лейпцигской лаборатории, и повторить их. И лишь после повторения этих исследований психолог имеет право их как-то модифицировать». Именно из-за того, что челпановская официальная психология постоянно ориентировалась на образцы западной, главным образом немецкой, психологии, ее прозвали «приват-доцентской психологией», то есть такой психологией, которая только следует за образцами за­рубежной. Говоря о самом Г.И.Челпанове, следует отметить, что он был блестящим педагогом, а его лекции — образцом дидактичности. В своих лекциях Г.И.Челпанов искусно пользовался дидактическими приемами, содержательными образными срав­нениями. Его учебник для гимназий выдержал четырнадцать изданий, так как был великолепно написан. Но, повторяю, как философ Челпанов представлял собой ла­герь идеализма, а в психологии его идеалами были повторение, боязнь оригиналь­ности и отхода от традиционной физиологической психологии.

Под давлением этой дискуссии в начале 1924 года было изменено руковод­ство института. Профессор Челпанов возглавил другой коллектив, а директором ин­ститута, тогда важнейшего и единственного в Советском Союзе, Института психо­логии Московского университета стал профессор Корнилов. Произошла смена всего коллектива института. Это был настоящий поворот, потому что в институте появи­лись совсем новые люди. Это были, во-первых, молодые люди, которые начали с работы в институте вообще свою деятельность в качестве психологов, придя из дру­гих областей науки.

В числе этих молодых людей приехал из Казани 22-летний Александр Романо­вич Лурия, ставший старшим научным сотрудником института. Из другого города, Гомеля, появился еще один молодой человек, чуть постарше Лурии (впоследствии профессора нашего факультета), Лев Семенович Выготский. Он занял место младшего научного сотрудника, потому что А.Р.Лурия уже опубликовал некоторые небольшие психологические работы, он очень рано проявил активность, к тому времени кончив чуть не два факультета, а Л.С.Выготский имел публикации главным образом литера­туроведческие — о басне, о графике, словом, что-то еще не психологическое. Но при­ходили люди постарше, из других областей знания. Так появился в институте, напри­мер, профессор Рейснер, в то время уже довольно известный социолог, который решил развивать психологию в новом направлении. Появились врачи. Приехал из эмиг­рации сравнительно молодой профессор Шпильрейн, специалист в области психоло­гии труда, который приступил к активной работе в институте и стал разрабатывать психологию труда, или, как говорили в то время, психотехнику. Состав института об­новился. Лозунг — «строить марксистскую психологию», то есть психологию на марк­систской философской основе, — нужно было реализовывать в конкретных работах. У классиков марксизма нет специально психологических трудов. Задача заключалась не в том, чтобы распространять готовые марксистские представления в психологии. Задача была гораздо труднее. Надо было переработать фактический и по-новому осмыслить теоретический материал, созданный усилиями как предшествующих поколений пси­хологов, так и современными психологами, придерживающимися немарксистских позиций. Работа огромная и трудная. Первые шаги к решению этой задачи были весьма скромными по своим результатам. С одной стороны, в качестве предпосылки для ре­шения задачи перестройки психологии на марксистской основе выступил, конечно, колоссальный эмпирический материал, накопленный психологией за свою историю. С другой стороны, в отечественной науке существовали специальные предпосылки,

34 ВВЕДЕНИЕ В ПСИХОЛОГИЮ ЛЕКЦИЯ 4

которые сделали возможным марксистское развитие психологии. Среди этих предпосы­лок в первую очередь нужно выделить учение Ивана Михайловича Сеченова. И.М.Сече­нова нельзя назвать только физиологом, хотя его вклад в физиологию неоспорим (от­крытие знаменитых механизмов центрального торможения и т.д.). И.М.Сеченов был человеком, внутренне нацеленным на решение сложных психологических проблем. Это видно из его научной биографии, из его интереса к психологии, который был проявлен даже до его капитальных физиологических исследований, и, конечно, по его известным работам, которые представляют собой не изложение экспериментальных исследований, а, скорее, теоретические исследования о возможности распростра­нения принципа рефлекторных процессов на изучение психических явлений. И.М.Се­ченов был очень далек от вульгарного сведения психических явлений непосредственно к физиологическим. Мысль Сеченова гораздо более сложна и в этом смысле гораздо более интересна, чем она представляется из упрощенного изложения его идей.

И наконец, собственно со стороны физиологии была проведена огромная ра­бота, которая бесспорно относится к классическим работам XX века. Я имею в виду Ивана Петровича Павлова, одного из величайших физиологов своего времени. Его физиологические исследования о работе больших полушарий головного мозга тоже имели своеобразный психологический прицел, и И.П.Павлов еще в раннем периоде своей деятельности высказывал мысль о том, что его работы идут в направлении ре­шения огромной проблемы, которую он образно назвал «проблемой тайны челове­ческого сознания». Это был особый путь изучения физиологических процессов в свя­зи с жизненными отношениями, жизненными взаимодействиями живых организмов, высших животных и человека. На этом пути возникли идеи о раздражителе как сиг­нале, который животное получает из внешней среды. В трудах И.П.Павлова последо­вательно проводилась строго физиологическая точка зрения, и это, может быть, са­мое сильное из всего того, что мы находим у И.П.Павлова, так как последовательное проведение строго физиологического подхода к изучению функционирования мозга преграждает путь ко всякого рода спекуляциям на психологической двусмысленнос­ти. Изучение мозга и его физиологической работы должно осуществляться в системе понятий, выработанных физиологией. На первый взгляд, это отдаляет от психологии. На самом деле это расчищает пути перед собственно психологическим исследованием.

Близкие взгляды развивал Владимир Михайлович Бехтерев. Бехтерев по праву считается одним из основателей рефлексологии. Он направил свои усилия на распро­странение идеи сочетательного рефлекса, на изучение психических процессов, не ка­саясь своеобразия их выражения. В результате складывалась механическая, упрощен­ная картина психической деятельности человека. Рефлексологическое направление удерживалось сравнительно недолго, хотя оно произвело впечатление на зарубежных исследователей. Имя Бехтерева было популярно не только как имя крупного мор­фолога и психоневролога, но и как основателя такого аналитического направления, как рефлексология, рассматривающая психические процессы в виде системы сочета­тельных рефлексов разного рода. Еще до недавнего времени, вплоть до 40-х годов, в зарубежной психологической литературе, когда речь заходила об объективном на­правлении в советской психологии, в первую очередь называли В.М.Бехтерева.

Однако идея объективной науки о психике была выражена и в других направ­лениях, а не только в рефлексологии. На переворот в психологии, произошедший в начале двадцатых годов, оказали большое влияние работы профессора Новороссийс­кого (то есть Одесского) университета Николая Николаевича Ланге. Ланге был био­графически связан с идеями Сеченова, вместе с этим он являлся строгим психологом, а не физиологом. Он выдвинул ряд очень важных прогрессивных положений. В частно-

КРИЗИС В ПСИХОЛОГИИ 35

сти, Н.Н.Ланге был одним из тех, кто яростно разоблачал ненаучную бессмыслен­ность всяких идей, которые сводят психику, психические явления и процессы лишь к числу явлений и процессов, сопровождающих объективные нервные процессы и не имеющих собственного реального значения в жизни, подобно тени, отбрасываемой идущим человеком на его ноги. То есть он выступал против идей параллелизма одних явлений другим явлениям, против идей эпифеноменализма, то есть сведения психи­ческих явлений к явлениям, не имеющим значения. Это была фундаментальная попыт­ка разобраться в философской ситуации, сложившейся в психологии в первой четвер­ти двадцатого века. И здесь был сделан еще один капитальный вклад. Ланге одним из первых в мировой психологии обратил внимание психологов не только (и не столько) на сенсорные, то есть чувствительные (относящиеся к органам чувств) процессы, но и ввел в поле внимания психологии еще одно очень важное звено — двигательные процессы. Ряд работ Н.Н.Ланге следует рассматривать как классические. Таковы, на­пример, его работы в области изучения внимания, как обыкновенно они и обознача­ются, но они имеют более широкий смысл, чем исследования процессов, которые мы называем термином «процессы внимания» или «явления внимания».

И наконец, следует упомянуть имя еще одного психолога, который прямо на­стаивал на необходимости изменения философских, методологических основ пси­хологической науки. Этим психологом был Павел Петрович Блонский, философ по образованию и педагог по призванию. Перу П.П.Блонского также принадлежат ин­тересные работы в области дефектологии. Именно П.П.Блонскому принадлежала идея построения психологии в духе марксистского понимания общества и челове­ка, высказанная им в начале 20-х годов.

Я анализирую предпосылки, приведшие к лозунгу «строить марксистскую пси­хологию», для того, чтобы не создалось ложное впечатление, будто этот лозунг как таковой выступил в роли первопричины развития марксистской психологии. Пред­ставление о том, что развитие марксистской психологии началось только под влияни­ем этого лозунга, брошенного среди психологов, было бы неверно, так как этот ло­зунг был подготовлен всей предысторией или же, как иногда говорят, «носился в воздухе». В качестве еще одной предпосылки, предопределившей развитие этого лозун­га, выступило направление, неразрывно связанное с именами Алексея Николаевича Северцева и Владимира Александровича Вагнера. А.Н.Северцев, один из виднейших представителей эволюционной биологии, сформулировал идею о приспособительном значении психики в процессе эволюции. Он утверждал, что процесс эволюции не мо­жет быть верно понят, если отбросить свойство живых организмов сообразовываться с воспринимаемыми свойствами среды и соответственно изменять свое поведение, то есть нельзя представить процесс эволюции, не учитывая приспособлений организма, которые играют реальную роль в развитии жизни и которые, по существу, являются приспособлениями отражательной природы.

Наряду с именем А.Н.Северцева, я бы назвал имя В.А.Вагнера, который выс­тупил с блистательными исследованиями в области биопсихологии. В последний пери­од своей жизни В.А.Вагнер выпустил ряд брошюр, в которых он отстаивал необхо­димость исследования психики животных и резко противопоставлял эту точку зрения взгляду радикальных бихевиористов, наложивших запрет на изучение психики вообще и отбросивших самое понятие о психике животных.

Итак, все перечисленные выше предпосылки в значительной степени обус­ловили тот переворот, который произошел в психологии в 1923—24 годах. Возникла задача сознательно положить в основу психологической науки марксистскую фило­софию. Эта задача решалась неоднозначно, постепенно.

Дата добавления: 2013-12-13