Идея онтологии

Вот тут я должен изменить масштаб рассмотрения и начать обсуждать кое-какие тонкие места, которые, может быть, и неуместные здесь, но попробовать я все равно должен, а вы мне дальше выразите свою реакцию и я сориентируюсь.

Итак. Я уже сказал, что реально для нас главной стала проблема что же такое философия, методология, логика и наука, что их объединяет, что между ними общего и что их различает, разделяет. Я и до сих пор думаю, что это для нас, для нашей страны один из основных вопросов. И, может быть, если мы его решим здорово, то нам не нужно будет даже догонять Европу – немцев или англичан и французов, а мы можем шагнуть сразу дальше них и оставить их сзади.

Ну действительно. Сейчас я убежден, что наука умерла. Ее больше нет, осталась только скорлупа от науки. И больше того, я думаю, что наука вообще не есть та форма организации сознания групп, коллективов и людей, которая может давать работающее и практичное знание.

· (одинокий аплодисмент)

– Чего, чего?!

· (повторяется в знак ответа)

Я так понял, что вы согласны со мной?

· (ведущий) По-американски.

Но вы ведь понимаете, что когда говорю это я, я знаю, что я уцелею. А если вы это будете говорить, вас изобьют ногами. Вы вот это понимаете, когда вы хлопаете?

· Поэтому и хлопаю...

И вроде бы, говорю я, мы живем в такое переломное время, когда мы можем отряхнуть старые формы организации мышления и формировать у себя новые. А именно – методологические формы, которые организованы иначе, построены на других операциях и процедурах, – и это было то самое, на что мы вышли, хотя еще этого ничего не понимали.

Но вроде бы, говорю я, это и есть основная проблема, над которой я работаю всю свою последующую жизнь, и над которой работают все мои товарищи. И если сформируется вот это представление, появятся люди, которые будут думать таким образом, так жить, действовать и это организовывать, то я буду считать, что я много чего достиг. (пауза)

Итак, сказал я, одна из основных проблем, над которой мы по сути дела все время и работали, это проблема четкого определения, прояснения и понимания философии, науки (это как два полюса), логики и методологии.

Но для того, чтобы это все рассматривать в сопоставлении друг с другом, нужно работать культурно и точно, а следовательно задать сначала действительность их общего – того, в чем они едины, или, иначе говоря, онтологическую картину или онтологию реальности, а потом сравнить их и выдать сходные и различающиеся признаки.

Этот ход, я думаю, понятен всем – то, что я сказал, как логические условия – тоже понятно.

Так вот первое движение, которое было сделано в рамках сложившегося тогда, в 55м году, Московского логического кружка (с 55 года он начал работать уже в своем семинаре, там масса тоже своих смешных историй)...

· Простите, можно вам вопрос?

Прошу вас.

· Мне тут непонятно почему... формы сознания и называете их...?

А почему вы думаете, что это формы сознания?

· Ну, будем говорить условно...

Итак. Вопрос вы поставили, я вам очень благодарен за него. Так вот это – что? Это что, формы сознания?.. А вот между нами с вами что общего, интересно? Как вы думаете, а?

· Ну, то, что мы – люди. Это безусловно, наверное.

Гм, люди. И это наше общее?

· Я не вижу больше...

А я говорю, что ничего общего между нами нет. Вот вы стоите там... я бы поправился: у нас с вами ничего общего нет. Вы стоите там, отграничены в пространстве, а я стою здесь. И ничто у нас не пересекается и не накладывается, ваш нос – это ваш нос, а мой нос – это мой нос.

· У вас просто другое понимание.

Естественно! Так и есть, говорю я, но проблематизация очень красивая, я думаю, что Ляйбниц-то прав: люди-монады действительно друг друга не понимают, а для того, чтобы они начали друг друга понимать, нужно взаимосогласование того, что Томас Кун называет парадигматикой, – у нас должны быть общие понятия и представления. И это происходит, только не поймешь где это происходит – в реальности или в наших представлениях?

Я поглядел на товарища и говорю:

«О!, человек, мужчина. И я – человек, мужчина».

И вроде мы думаем, что мы выделили нечто общее. Мы образовали две абстракции и подвели вас под понятие и меня под понятие, а понятие у нас одно и то же: человек и мужчина. И это называется, что между нами есть что-то общее... Ничего себе, говорю я. Вы осуществляете трансцендентальный и трансцендентный переход сразу, решаете все спорные вопросы европейской философии так, между прочим, по-обывательски, и создаете такую путаницу, что черт голову сломит.

Поэтому, говорю я, и начинаю отвечать на ваш вопрос, – одна из очень важных гипотез, или один из очень важных результатов, которые мы получили где-то в конце 1980-х годов, заключается в следующем: что в человеческом мышлении и в работе сознания одним из важнейших моментов является наличие или построение и присвоение онтологических картин.

Вы кто – материалист или нет?

· Я не понимаю такой вопрос.

Не понимаете?

· Да.

Ну отлично: значит вот этой онтологической картины у вас нет. И вы не понимаете.

Ну вот, скажем, для того, чтобы могла сформироваться физика, нужно было чтоб физики из самых разных направлений построили себе единое представление о строении вещества. И оно было построено в XIX веке, и это дальше определило развитие физики в рамках того, что я называю онтологической картиной. Вот, скажем, молекулярно-кинетическая теория вещества выступала как онтологическая картина. Потом, когда возникли представления об электромагнетизме и было задано представление о поле, возникла новая онтологическая картина, а именно: что все есть поля. Электромагнитные поля, сегодня мы говорим «биополя» или еще что-то. Но поле живет иначе, чем материальные частицы в молекулярно-кинетической теории, да? Я сейчас понятно говорю?

Так вот, для того чтобы нам сравнивать, скажем, газ, металл или еще что-то, нам надо иметь эту онтологическую картину – одну или другую, но ту, которая ухватывает способ бытия и газа, и твердого вещества или еще что-то.

И вот та же ситуация была там. Если я говорю, что нам надо было сравнивать философию, науку, методологию, логику, то мы прежде всего должны были ответить на вопрос: а они все что есть в сути своей? Вот если мы теперь отвечаем что они есть – одна, другая, третья, четвертая в сути своей, – мы задаем онтологическую картину.

· Можно один вопрос?

Прошу вас.

· Насколько важно для этой цели насколько онтологична сама эта онтологическая картина?

Вот тут я вас уже не понимаю. Дополнительно...

· Это важно – сущая она или нет?

Теперь понял. Но отвечать буду довольно сложно.

От того, насколько она ухватывает сущность, зависит успех моей работы. Мне может либо повезти либо не повезти, но это дело случая. Психологисты скажут: один гениальный ухватил дело, а другой, который не очень продвинутый, – не ухватил. Я таких способов объяснения не приемлю.

Я методолог и поэтому я работаю совершенно иначе. Я говорю, смотрите (я думаю, что вы сейчас меня четко очень поймете): мне важно иметь онтологическую картину. И это моя гипотеза: я это выдвигаю и я имею, и в рамках этой онтологической картины я буду строить работу. Свезло мне или нет – это скажут последующие генерации людей. Если мне свезло – меня зачислят в мир философов, ученых или еще что-то. Не свезло – скажут: «ну, ошибся, путаник». Это уже проблема моей судьбы.

· Простите, непонятно. Когда вы говорите слово «свезло», то надо понимать...

Конечно, говорю я! Конечно, вы точно все понимаете!

И это не мое дело обсуждать: так как мне свезло, удалось или нет? Люди высказывают гипотезы, мнения, а уже на небесах решают вопрос «попал или не попал». Маркс бы говорил иначе, он бы сказал: «Всемирно историческая практика отвечает на вопрос, попал или не попал». Но мне начхать – для меня, что на небесах, что практика историческая – все едино... После моей жизни, когда я уже весь сгнию и когда я свою работу проделаю. А поэтому я говорю... Мне-то важно только одно понять: что в науке, в философии нет разницы между истинным путем или ложным. Важно в жизни не мельтешить. Вот выбрал путь – иди до конца и не сгибайся, а что у тебя получится в результате – человечество проверит этот путь. Если скажут, что я работал грамотно, культурно, строго и... Если скажут, что я плохо работал, – пойдут по этому пути второй раз, третий раз, четвертый, и будут ходить так до тех пор, пока не устанут....

Ответил ли я вам на ваш вопрос?

· Простите, а когда будут ходить по второму, третиему, четвертому разу, вы же в этот момент уже сгниете...

Да. Да. Поэтому: у меня есть время. Я могу работать... – раньше я думал, что до 80-ти, теперь я понимаю, что после 60-ти работать, наверное, уже не надо, поскольку «понималка» уже не та. Но сколько у меня времени есть – надо работать. И не мельтешить, то есть избранный путь доводить до конца и совершенстваться...

· Простите, если вашей методологией воспользуются... они могут ее обратить во вред.

Я вас понимаю, я вас понимаю...

· Вы вот говорите об онтологической картине. Я вот пытаюсь понять, то есть... в ней не хватает каких-то этических...

Да нет. Вы не правы.

Итак. Вы поняли, что есть такое место, пустое место, необходимое для мышления, онтологическая картина, или нет? Пустое место! Вот чем это будет заполнено – зависит от того, в какой традиции вы воспитаны. Если вы математик, то вы будете работать в аксиоматике. Мне это не близко, для меня эта работа трудна, я люблю работать в картинах. Я рисую схему и вижу объект в схеме, и чтобы схема была наглядной и каждый знак в схеме был многозначным. Когда мне говорят: «точность», «однозначность», – я говорю: «пошли вы... гулять», – мне это не нужно, мне нужно как в реальности и в действии, поскольку мышление есть деятельность (для меня). Я потом буду поправляться, но пока что...

Поэтому: важно понимать, что в мышлении, в его организации, должно быть такое место, как онтологическая картина, и я таким образом как бы присваиваю себе прерогативу и функцию господа бога: я вижу мир как он есть на самом деле и в сущности своей. И человеку, чтобы работать, надо такую картинку иметь. Картинка может претендовать на истинность, а может не претендовать.

Решается это в ходе практики или на небесах. Я беру оба варианта, они меня оба устраивают: и тот и другой нечеловеческий и недоступный человеческому опыту. Мне важно иметь картинку. Вам нравится аксиоматическая?, – я говорю, – берите себе аксиоматическую и работайте. Мне они нравятся когда они как бы вещные (как бы), схемы. Вас что-то не устраивает в моем ответе?

· У нас понятия-то разные.

Ну отлично, разные, я понимаю, что разные, но я вроде бы продолжаю с вами разговор, – так что вас не устраивает?

· Тот смысл, тот денотат, который я вкладываю в определенные понятия… вы в них совершенно другое вкладываете.

Ну, и что сделаешь, у нас у всех так... Ну, так что? Так мы с вами разговаривать с вами не можем уже?

· Боюсь, что...

А чего это вы боитесь? Я не боюсь, а вы боитесь...

Ну хорошо.

Итак. Есть, как явление, как нечто социально фиксируемое, нельзя сказать наблюдаемое (нельзя сказать, что я могу это пощупать как эту колонну), но вроде бы говорится, что есть и подразумевается наличие денотата, как вы сказали (я перехожу на ваш язык) – философия, наука, логика, методология. Теперь спрашивается: как они связаны, могут ли они замещать друг друга?

Кстати, для нас проблема в связи с объявленными мною тезисами, очень сложна, поскольку где-то начиная с 60-х годов, ученые начали нас по возможности уничтожать. Поскольку они говорят:

«Эти чудаки утверждают, что наука умерла и подлежит замене методологией. Надо их похоронить».

И вопрос очень сложный. Даже там, где, скажем, к методологии относятся очень здорово и просят нас сработать и дать результат, каждый раз приходится выдавать лозунг, что методология не претендует на то, чтобы подменить науку. Надо предоставить науке умереть самой! – тихо, в своей постели – сгнить, и начать вонять так, что это будут чувствовать все.

Методология решает другие задачи. Это очень важно... и в плане даже социального устройства, работы, социальной конформности и т.д. Но тогда мы всего этого не понимали, но нам важно было отвечать на вопрос и строить понятия, а для этого задавать онтологическую картину, которая была бы общей и для философии, и для науки, и для методологии, и для логики. Понятно я ответил, или не очень?

· (женск.) Понятно.

Понятно.

· Вопрос.

Одну секундочку, я сейчас сделаю шаг, потом вопрос.

Первая гипотеза состояла в том, и в частности, это был очень острый вопрос для философии 40-х, 50-х и начала 60-х годов. Думаю, что он остается острым и до сегодняшнего дня, поскольку, как очень красиво однажды написал Батищев, отвечая на анкету новосибирскую, когда мы готовились к семинару по структуре науки, его спросили какие, он считает, были получены важнейшие философские результаты в 50е или 40е годы? А он написал:

"Уважаемые коллеги, в философии хорошие результаты бывают один – в сто лет, поэтому думать о том, какие результаты были получены в том или ином десятилетии – бессмысленно". Потом он поставил точку и написал:

«Думаю, что за всю историю советской философии никаких результатов получено не было».

Ну вот я так думаю – я все время спрашивал – а чего ждут собравшиеся здесь люди, какого ответа? И мне сказали: они пришли чтобы узнать было что-нибудь в философии или не было. При этом они думают, что ничего не было и надеются, что я, как философ, это буду утверждать.

Я по этому поводу сказал, что на мой взгляд советская философия развивалась за все эти десятилетия ничуть не хуже, чем все другие, а я лично думаю, уверен и убежден, что лучше, чем другие, и мы сегодня имеем результаты, в частности, в виде системомыследеятельностной методологии, каких нет ни в одном другом языке. Это мое убеждение, я готов за него драться, доказывать, аргументировать, объяснять и показывать. Но это, опять-таки, моя субъективная точка зрения.

Дата добавления: 2014-01-05