И так же как от XVIII к XIX, от XIX к XX В. Менялись представления о природе человека, менялось представление и о целях истории как науки

Целеполагание в научном историческом исследовании самым тесным образом связано с пониманием исторического времени. Категория времени – основа теоретических построений истории.

Замечательный французс­кий историк М. Блок писал, что история — это наука «о людях во времени»¹. Проблема исторического времени, несомненно, актуализи­руется, когда национальная история рассматривается в общемировом контексте, поскольку в этом случае историк сталкивается с пробле­мой, которую за неимением лучшего термина назовем «проблемой синхронизации» и суть которой раскроем чуть ниже.

Категория исто­рического времени выступает как системообразующая в историчес­ком познании, поскольку сама потребность теоретически выстроить целостность истории, осознать историю не как набор событий, а как единый процесс возникает тогда, когда человек начинает восприни­мать историческое время.

Идея непрерывности исторического процесса была актуализиро­вана в немецкой историософии в 80-е годы XVIII в. В трактате Иоган­на Готфрида Гердера «Идеи к философии истории человечества» мы находим интересный образ времени.

«Так разве не упорядочены времена, как упорядочены простран­ства? А ведь время и пространство — близнецы, и одна у них мать — судьба»¹².

Вполне ясно здесь выражена идея времени как «четвертого изме­рения» — «время и пространство— близнецы». Аналогичное линейное восприятие времени мы можем обнаружить и у Канта,

«Время имеет только одно измерение: различные времена суще­ствуют не вместе, а последовательно... Различные времена суть лишь части одного и того же времени... мы... представляем временную последовательность с помощью бесконечно продолжающейся ли­нии, в которой многообразное составляет ряд, имеющий лишь одно измерение»'³.

Представляется, что такое «пространственное» восприятие време­ни, в виде некоторой хронологической шкалы, визуализацию кото­рой можно обнаружить в любом школьном учебнике, остается до сих пор преобладающим.

Сформулированное Гердером представление об историческом вре­мени оказалось очень устойчивым. Оно прочитывается во множестве исторических сочинений. Оно, по-видимому, является наиболее свой­ственным обыденному сознанию. Такое представление претерпело в XX в. лишь незначительные изменения:

«...время истории — это плазма, в которой плавают феномены, это как бы среда, в которой они могут быть поняты» (М. Блок)'⁴.

М. Блок обращает внимание на существенную особенность вос­приятия времени истории. Историк выясняет по преимуществу не продолжительность того или иного события, а его расположение во временном континууме, «его конкретное хронологическое место».

Обратим внимание лишь на один аспект, который в 1789 г. во вступительной лекции к курсу всеобщей истории в Йенском университете выделил И. Ф. Шиллер:

«Открытия, которые сделали европейские мореплаватели в отда­ленных морях и отдаленных континентах, дают нам столь же много поучительного, сколь и интересного. Они познакомили нас с народа­ми, которые находятся на самых различных ступенях культуры и сходны с детьми разных возрастов, которые стоят вокруг взрослого и на живом примере напоминают ему, чем он сам был и из чего вырос»¹⁶. Шиллер И.-Ф. В чем состоит изучение мировой истории и какова цель этого изучения//Собр. соч.: В 8 т. Исторические работы. М.; Л., 1937. Т. VII. С. 600.

Важно подчеркнуть, что различия народов были осмыслены как, условно говоря, «хронологические», т.е. разнообразие народов объяс­нялось не разнообразием возможных культур, а фактически нахожде­нием на разных ступенях одной культуры или, иными словами, пре­ быванием в разном историческом времени.

И здесь мы сталкиваемся с любопытным психологическим пара­доксом стадиальных теорий исторического процесса, наиболее разра­ботанной из которых является марксистская теория общественно-эко­номических формаций. Получается, что мы рассматриваем современ­ные нам народы (т.е. — подчеркнем еще раз — людей, живущих одновременно с нами) как древние.

Таким образом, если мы, вслед за Гердером, воспринимаем вре­мя как «четвертое измерение», в виде хронологической шкалы, то как только мы выходим за пределы национальной истории и присту­паем к сравнительно-историческому исследованию, мы сталкиваемся с существенными проблемами восприятия времени.

Нам остается толь­ко перейти от хронологической шкалы к синхронным таблицам — также весьма распространенной форме репрезентации исторического процесса. Но вполне очевидно, что синхронные таблицы не снимают проблему.

Итак, мы видим, что существуют разные подходы к проблеме исторического времени. Где найти критерий для их сравнения?

Когда мы пытаемся осмыслить любое действие в обыденной жизни, мы преж­де всего задаемся вопросом о его целях. Почему-то, размышляя об историческом познании, мы об этом часто забываем. Историки не всегда задумываются о смысле своих усилий и работают скорее по привычке, в силу традиции или из персональной любознательности. Зададим простой вопрос: историк, очевидно, исследует прошлое, но что его при этом интересует?

И оставаясь в рамках проблемы истори­ческого времени, мы получим три варианта ответа: прошлое ради про­шлого, прошлое ради настоящего и прошлое ради будущего.

Каждый из вариантов ответа влечет за собой выстраивание опре­деленной системы исторического знания. А теперь попытаемся обо­сновать мысль, которая может показаться парадоксальной: истори­ческое время воспринимается протяженно (т.е. мы можем говорить о временном пространстве, о временном континууме) только тогда, когда целью исторического познания является настоящее.

В качестве аксиомы (на уровне здравого смысла) примем мысль о том, что человека с практической точки зрения интересует настоя­щее и будущее, поскольку это те временные сферы, в которых воз­можно действовать для достижения какой-либо цели, возможно вы­бирать вариант поведения, а интерес к прошлому должен как-то со­относиться либо с задачей понимания настоящего, либо с задачей предвидения будущего, а в идеале и с тем и с другим. Рассмотрим выделенные варианты.

1. Цель исторического познания — прошлое. До конца XVIII в. такой взгляд на историю был преобладающим. Поскольку история не рас­сматривалась как единый процесс, то и события прошлого не могли быть помещены в единое историческое пространство, а следователь­но, и не могли работать на понимание настоящего или на предвиде­ние будущего.

История давала нравоучительные примеры. Нравоучи­тельный пример, конечно, должен представать в ореоле древности, но в конечном счете его хронологическое место не столь и важно.

К тому же нелишне вспомнить, что философия в XVIII в. имела дело только с «вечным», т.е. вневременным. Именно поэтому введенное Вольтером словосочетание «философия истории» звучало столь нео­бычно и потребовало от Гегеля не только «разъяснения», но и «оправ­дания»¹⁹.

В XIX в. идея изучения истории ради истории также была весьма популярна. Собственно методологические основания такого подхода в XIX в. были уже существенно иными.

Системообразующим принци­пом отношения к истории как к «чистой» (в отличие от прикладной) науке стал разработанный Леопольдом фон Ранке принцип историзма. Но по сути историки, исповедующие этот принцип, старались, так же как и их предшественники, замкнуть свою науку на прошлое, оторвать ее от настоящего, но в отличие от историков XVIII в. они делали это вполне сознательно, противопоставляя такое понимание исторической науки попыткам актуализации исторического знания.

2. Цель исторического познания — настоящее. В пределах этой по­зиции рассмотрим два подхода, представленных соответственно в конце XVIII в. Шиллером и в начале XIX в. Гегелем.

Дата добавления: 2014-01-06