Либерально-реалистический подход

Критика концепций глобального лидерства и итоги дискуссий

Среди представителей американской академической и политической элиты так и не было достигнуто согласия относительно того, какой должна быть политика Соединенных Штатов в ХХI веке, хотя, как показало вышеизложенное, не было и непримиримого противоречия между сторонниками откровенной и скрытой гегемонии. Число работ, в которых открыто критиковалась доктрина Клинтона, было невелико. Ряд специалистов в области международных отношений из ведущих университетов и научных центров придерживались отличных от официальных воззрений на то, какой должна быть политика США в меняющейся международной ситуации, однако подчас они открыто об этом не высказывались.

Критическое направление в американской внешнеполитической мысли можно было бы определить как либеральнореалистический подход или «реалистический либерализм». Наиболее уязвимым для его сторонников представляется положение об однополярности мира. Согласно их точке зрения, выстраивание системы международных отношений в виде пирамиды с Соединенными Штатами наверху не отражает основной тенденции развития мировых процессов, так как с распадом биполярной структуры начались необратимые процессы в различных регионах мира, которые привели к появлению и укреплению полюсов силы разной мощи и разного потенциала. Факт уникального положения США как единственной сверхдержавы, не рассматривается как показатель однополярности мира. Важнейшим фактором для стабильного развития мира объявляется баланс между несколькими полюсами силы — ведущими мировыми державами, среди которых США действительно занимают особое место. Подвергается сомнению право США выступать в роли «мирового конструктора» или «мирового судьи», чье видение международного развития является единственно правильным, а главное, «незаменимым» для обеспечения будущего благополучия мира.

И. Валлерстайн в этой связи отмечал, что гегемония в миросистеме определяется наличием державы, располагающей возможностями принудить другие страны к стабильному взаимосвязанному распределению социальной силы, что предполагает мир и стабильность в отношениях между великими державами. Непреложным условием он назвал факт легитимности действий гегемона, когда главные участники международных отношений либо считают, что действия лидера отвечают их потребностям, либо полагают, что мир (история) неизменно и быстро движется в том направлении, которое они одобряют. Характеризуя ситуацию в мире после окончания холодной войны, И. Валлерстайн пришел к выводу, что было неправомерно говорить о гегемонии США, так как лидер находится в кризисе и в мире отсутствуют предпосылки для поддержания однополярности.

Критики либерально-консервативной концепции глобального лидерства Соединенных Штатов отстаивали свое видение политики, которая, по их мнению, отвечает долгосрочным интересам США и интересам международного сообщества. Так, авторитетный политолог К. Лейн, не принимающий глобальную стратегию и однополярность мира, предложил как более приемлемую стратегию «свободного балансирования» в качестве альтернативы гегемонии с демонстрацией превосходства США над всем остальным миром.

К. Лейн предлагает отказаться от гегемонистских амбиций, так как, по его мнению, это может привести к установлению разделительных линий между американскими союзниками и «аутсайдерами», в перспективе чреватому негативными последствиями, спровоцировать другие страны на противостояние США. Политолог считает, что Соединенные Штаты могут позволить себе стратегическую свободу (свободное балансирование) и не вступать в союзы и блоки, которые могли бы связать их жесткими обязательствами и возложить на страну тяжелое бремя экономических и людских затрат, отказаться от военных обязательств перед Европой, Японией, Южной Кореей; ограничить отношения, основанные на экономической взаимозависимости, которая в стратегическом измерении имеет негативные последствия для американской экономики; исключить сильный идеологический компонент, присущий откровенной гегемонии, прежде всего от насильственного насаждения демократии и американских ценностей в других странах; отказаться от прямого участия в миротворческих операциях принудительного характера для спасения «несостоявшихся» государств (подобно Сомали и Гаити), особенно с использованием военной силы.

Не отрицая того, что для США нежелательно появление регионального (в Евразии) или мирового гегемона, который мог бы представить угрозу американским интересам, К. Лейн, однако, в своем подходе отводит Соединенным Штатам роль наблюдателя и участника региональных процессов, а не жандарма, постоянно вмешивающегося в политику тех или иных держав. Ему близка модель развития международных отношений, в которой сочетается определенная свобода действий для США и соблюдение баланса сил между ведущими мировыми державами, в число которых включается и Россия.

К. Лейн убежден, что Соединенные Штаты не должны диктовать свои условия с позиции непререкаемого авторитета, согласие между ведущими державами должно оставаться непременным условием обеспечения международной стабильности в многополярном мире. Политолог высказывался за то, чтобы часть полномочий, на которые продолжают претендовать США, была передана региональным державам и организациям, а отдельным государствам была бы предоставлена большая свобода рук, в том числе в обеспечении своей безопасности, так как некоторые страны, которых США стараются либо прикрыть американским «ядерным зонтиком», либо хотят держать под неусыпным контролем, могут сами позаботиться о своей экономике и обороне. К. Лейн считает неизбежным расширение клуба ядерных держав в многополярном мире, и «жесткая» гегемония США, по его мнению, не сможет остановить этот процесс (в чем он оказался прав).

Это мнение совпало с позицией Дж. Кеннана, который писал, что для США нет ничего плохого в том, чтобы использовать благоприятный итог холодной войны для решения экономических и социальных проблем, а не строить гегемонистские планы: «Более всего желательным для нас является минимальная, а не максимальная вовлеченность в международные проблемы». Позиция Дж. Кеннана была подвергнута критике, его обвиняли в приверженности изоляционизму. К. Лейн также оказался непопулярен со своими взглядами, хотя его концепция была одной из самых удачных формул американской «скрытой» гегемонии. Его вариант американской внешней политики содержал элементы «глобальности» (предотвращение появления гегемона в Евразии — глобальная задача, писал он, для реализации которой потребуется сложная политика в Европе, в Азии, на Ближнем Востоке, в отношениях с Россией), т.е. стратегия «свободного балансирования» не отрицала глобальный характер американской политики (global outstretch), но была направлена на освобождение США от бремени широкомасштабного лидерства и создания условий для свободного планирования своих действий в мире. Видимо, она показалась стратегам из администрации Клинтона слишком скромной для победителя в холодной войне.

С критикой идей американской гегемонии и доктрины Клинтона выступал Ч. Мэйнс. Разбирая политику администрации Клинтона, которую он определил как «перевернутую с ног на голову», политолог заявлял, что вместо одержимости мессианскими идеями и использования силовых методов (прямого давления и военной силы) США следует направить усилия на достижение баланса между обязательствами и имеющимися ресурсами страны, которые весьма ограничены; сконцентрировать внешнюю политику на странах, определяющих развитие международной системы, — Китае, России, Японии, ЕС, Индии и ряде других; добиваться от Европы и Японии более весомого участия в проведении коллективных миротворческих акций; поощрять создание многосторонних региональных структур, препятствующих имперской политике в любом регионе мира и сдерживающих борьбу региональных держав за влияние; способствовать созданию панъевропейской структуры безопасности, которая выполняла бы функции ООН и НАТО, подобные тем, которые они осуществили в Боснии (в случае расширения НАТО, Россия и Украина, хотя и не получат реальных гарантий безопасности со стороны альянса, должны, как европейские державы, получить право голоса, равное голосу членов альянса при решении европейских проблем); добиваться сокращения ядерного оружия до минимальных объемов; повышать благосостояние американского общества за счет разумного сочетания внутренней и внешней политики, так как основная опасность для США исходит изнутри, а не извне.

С. Хантингтон также усматривал серьезные противоречия во взглядах сторонников глобального лидерства и политике США, которая, по его мнению, наглядно демонстрировала расхождение между декларируемой стратегией «благожелательного лидера», носителя демократических ценностей, свободы и стабильности и истинными намерениями лидера. Политолог выделил следующие действия США, свидетельствовавшие о том, что они ведут себя как гегемон, не желающий считаться с другими странами:

— принудительное внедрение американских ценностей и институтов демократии;

— оказание жесткого противодействия наращиванию обычных вооружений в других странах, с тем чтобы эти страны не смогли составить конкуренцию американским обычным вооруженным силам при том, что США и НАТО не дают гарантий безопасности и защиты странам, не входящим в Североатлантический альянс;

— нарушение принципа государственного суверенитета, вмешательство во внутренние конфликты отдельных государств, где США стремятся насаждать американскую модель демократии и экономики, свои моральные и культурные ценности;

— продвижение американских корпоративных интересов под прикрытием лозунга о свободной торговле;

— оказание давления на политику МВФ и МБРР также для продвижения корпоративных интересов США;

— вмешательство в конфликты, в которых США не имеют прямых интересов;

— оказание давления на другие страны, с тем чтобы навязать им экономическую и социальную политику, которая прежде всего выгодна Соединенным Штатам;

— расширение американской торговли оружием при одновременном проведении политики, направленной на ограничение возможностей других стран в этой области;

— оказание давления на выборы генерального секретаря ООН, при том, что США отказываются выплачивать свой взнос этой организации;

— расширение НАТО за счет трех восточноевропейских стран, манипулирование стремлением других европейских стран вступить в альянс;

— осуществление военной акции против Ирака и принятие жестких экономических санкций без учета интересов других стран в этом регионе (в том числе, из числа союзников США);

— деление стран по категориям, включая «несостоявшиеся государства» или «государства-изгои», которым отказывается в членстве в международных организациях в основном потому, что они не принимают лидерство США и мешают осуществлению американских планов.

Сторонники концепции «реалистического либерализма» убеждены, что эгоизм в политике США, осуществляемый в основном двумя методами — жестким экономическим давлением с введением санкций и проведением военных акций — в долгосрочной перспективе заведет страну в тупик и приведет к ослаблению американского влияния. Они обращали внимание на то, что от экономических санкций, инициированных США, например в Ираке, Югославии, страдали многие государства, имеющие экономические интересы в этих странах, в то время как Соединенные Штаты не несли ощутимого экономического ущерба. Критики силового решения любых международных проблем, включая этнические, отмечали, что проводимая США политика в перспективе будет вызывать противодействие других стран, где существуют серьезные этнические и религиозные проблемы, решение которых может привести к вооруженным конфликтам. Отдельные ученые высказывали мысль о том, что за фасадом американских деклараций об очередном «крестовом походе» в защиту прав национальных меньшинств кроется вполне определенное стремление создать предпосылки для вмешательства во внутренние дела отдельных государств, где этнические противоречия существуют, и тем самым исподволь добиваться ослабления тех региональных держав, усилению которых Соединенные Штаты хотел и бы помешать. В разряд таких держав в будущем могут попасть Индия, Пакистан, Афганистан, Россия и ее ближайшие соседи на постсоветском пространстве, Китай, обе Кореи и другие страны. Такую точку зрения высказывает, например, политолог Б. Конри. Она считает, что жесткая наступательная политика США с использованием военной силы в бывшей Югославии преследовала две основные цели: во-первых, продемонстрировать действенность и незаменимость НАТО и, во-вторых, на практике отработать технику проведения операций по урегулированию этнических конфликтов, когда НАТО вступает на территорию суверенного государства, т.е. фактически вмешивается в его внутренние дела и нарушает его суверенитет.

Идея расчленения крупных государств, которые по своей территории, природным ресурсам, населению превосходят или приближаются к США, а по военному и экономическому потенциалу могут соперничать с ними — например, Китай, Россия, Индия, встречается у отдельных американских ученых. Откровенно ее высказал только З. Бжезинский, однако, как признала Б. Конри, эта идея не чужда американским политикам, понимающим, что маленькие государства, разъединенные экономическими, политическими, а также этническими и религиозными противоречиями, позволили бы США в полном объеме реализовать планы мирового лидерства. Нельзя отрицать, что монолитность федеративного государства во многом зависит от внутриполитической и экономической ситуации, т.е. от самого государства, его лидеров и народа. Однако, как показали события в бывшей Югославии, внешнее воздействие и военное вмешательство могут иметь решающее значение для судьбы страны.

По мнению либеральных реалистов, концепция «скрытой» гегемонии призвана в первую очередь завуалировать интересы США в области экономики. Вопрос об экономической составляющей американской стратегии глобального лидерства, о том, как соотносятся продвижение демократии и экономика в стратегии США, занимает не только американских ученых. Так, некоторые английские специалисты в области международных отношений, возражая против той модели демократии, которую продвигают США, отмечают: становится все более очевидно, что в глобальной стратегии Соединенных Штатов ведущее место занимает не геополитика, а геоэкономика. То есть стратегия США подчинена расширению и закреплению позиций американских компаний на мировых рынках, насаждению той рыночной модели в остальных странах, которая выгодна для реализации американских интересов.

Важность экономического компонента американской политики подтверждал президент Клинтон, заявивший в одном из выступлений, что «положение доминирующей мировой державы не продлится вечно, поэтому следует использовать эту возможность для того, чтобы Америка оказалась в центре всех возникающих торговых и экономических систем, так как это отвечает интересам безопасности США, необходимо для ее глобальной позиции и экономического процветания».

Важный аргумент критиков американской глобальной стратегии — использование двойного стандарта, в результате чего одни страны (например Ирак) наказываются, но одновременно оказывается политическая и военная поддержка другим недемократическим режимам (в том числе на Ближнем Востоке). Английский политолог С. Смит считает, что, преследуя экономические интересы, США разрушили демократические режимы в Чили, Гватемале, Никарагуа. Характеризуя модель демократии в самих США и те демократические нормы, которые они пытаются распространить в другие страны, С. Смит заявляет, что Соединенные Штаты насаждают американский упрощенный тип демократии, в основе которого формальное соблюдение всеобщего избирательного права, когда часто в выборах участвует половина или меньше половины населения (один из таких случаев имел место в США в 1996 году, когда в президентских выборах участвовало около 50% американцев). С. Смит обращает внимание на то, что демократическая модель, распространяемая США, — это модель демократии для элиты, когда сохраняется большой разрыв между верхушкой общества и остальным населением страны, не учитываются культурные и исторические традиции стран, приемлемость американских ценностей и норм. Он считает, что та концепция глобального лидерства, которую реализуют США, может быть охарактеризована как «культурный империализм». Ч. Мэйнс также посчитал сомнительными претензию США на универсальность американской культуры и утверждение, что она принимается большинством стран в мире. По мнению политолога, массовая культура, экспортируемая из страны-гегемона, представляет собой тяжелое бремя для многих стран (например, России и Франции), имеющих право на защиту и сохранение своих национальных культур.

С ними в принципе согласен американский политолог Г. Уилс. Он пишет, что истинный мировой лидер должен убеждать страны, которыми он руководит, а не действовать методом угроз, военных действий, подрывных акций против политических лидеров и правительств. Г. Уилс считает, что если такие методы можно было оправдать в эпоху биполярного противостояния, то после окончания холодной войны подобные средства достижения целей и распространения американских ценностей оправдать невозможно.

Интересны в этой связи более ранние рассуждения на эту тему И. Валлерстайна, писавшего, что часто, начиная «крестовый поход» по распространению либеральных идей, норм, институтов и утверждению демократии в мире, не говорят о том, что демократия и либерализм не только не являются двойниками, но и во многом противоречат друг другу. По мнению аналитика, либерализм был изобретен для противодействия демократии, для сдерживания «опасных классов» сначала в рамках ядра государств, а затем в рамках всей миросистемы. Либерализм предлагал ограниченный доступ к политической власти и к доле прибавочной стоимости на уровне, не способном угрожать процессу непрекращающегося накопления капитала и той государственной системе, где он развивался. В условиях, когда в миросистеме постоянно растет требование демократизации, установления демократии, способной дать равенство реальное, а не в соответствии с американской либеральной моделью, которая предлагает «отсроченную надежду», по мнению И. Валлерстайна, возможен рост антисистемных движений, дестабилизация мировой системы. И можно добавить — рост противодействия той модели демократии, которую продвигают США, объявившие западные (американские) либеральные ценности самыми универсальными и совершенными.

В целом критические оценки провозглашенной администрацией Клинтона глобальной стратегии сводились к следующему:

1) развитие демократии должно идти одновременно с социальными реформами, иначе демократические институты и ценности окажутся подорванными на начальном этапе развития и не исключено формирование авторитарного режима;

2) происходит отождествление демократии и западного (американского) капитализма, поэтому новые демократии, которые пытаются сформировать США, предназначены для обслуживания интересов мирового капитала;

3) весьма спорным остается факт конструктивного влияния внешних игроков, в том числе, Соединенных Штатов, на политическое и экономическое развитие отдельных стран;

4) пропагандируемый США тип демократии и экономики увеличивает разрыв, существующий между богатыми и бедными странами, т.е. не решает основной проблемы развития мирового сообщества.

Как значительный изъян стратегии глобального лидерства называлось пренебрежение к мировому сообществу и к собственному населению со стороны авторов и исполнителей этой стратегии. Выступая от лица международного сообщества, Соединенные Штаты фактически представляют интересы небольшой группы государств — Великобритании, Канады, Австралии, Новой Зеландии и ряда европейских государств, а по отдельным вопросам — Израиля и Японии; все остальные страны мирового сообщества, т.е. большинство, в которое входят и такие крупные военные и экономические державы, как Китай, Россия, Индия, Иран, Пакистан и др., имеют для авторов данной концепции второстепенное значение и должны подчинять свои интересы Соединенным Штатам.

Не один раз в публикациях критиков глобальной стратегии, предложенной администрацией Клинтона, отмечалось, что в США концепция «скрытой» гегемонии не имела безоговорочной поддержки среди избирателей. В опросах общественного мнения, проводившихся во второй половине 1990-х годов, опрошенные американцы, признавая сверхдержавность США и важность распространения идей демократии и рыночной экономики в мире, высказывались за коллективный подход в решении проблем, подобных югославской (74%). Большинство (66%) заявляли, что их не волнует, что происходит в Европе, Азии, Мексике и Канаде, так как это почти никак не сказывается на их жизни. Обращал на это внимание и З. Бжезинский, отмечавший, что только 13% американцев поддерживали тезис о долге Соединенных Штатов в качестве единственной сверхдержавы продолжать роль мирового лидера в решении международных проблем. Большинство населения — 74% — считали, что США должны участвовать в решении международных проблем совместно с другими странами. По словам С. Хантингтона, складывалась иллюзия гегемонии, не имевшая прочной базы внутри страны. Правящая элита действовала независимо от желания населения, а принятие решений все более окутывалось завесой секретности.

Ч. Мэйнс обращал внимание на то, что в Вашингтоне идеи, обсуждавшиеся в недрах администрации, были недоступны даже для большинства представителей интеллектуальной элиты. Создавалось впечатление, что они формулировались не для того, чтобы усовершенствовать политику администрации, а использовались более для достижения определенных политических целей, для обеспечения победы той идеологии, которая устраивает правительство. Отмечалось, что, несмотря на окончание холодной войны, к середине 1990-х годов объем секретных документов вырос на 62 % и их число составило более 6 млн. единиц. Оказались забытыми опыт Вьетнамской войны и публикация секретных документов Пентагона, которая показала, что неинформированность общественности, да и значительной части интеллектуальной элиты, позволила осуществить эскалацию войны, приведшей к неблагоприятному для США развитию событий.

Администрация Клинтона обвинялась в том, что она спекулировала на чувствах американцев, преувеличивая этнические, религиозные, культурные проблемы в отдельных государствах или регионах, зная, что многие американцы готовы выступить против геноцида или этнических чисток. При этом рядовые американцы не всегда разбираются в существе проблемы, не знают, где находится наказываемая страна, какие последствия регионального и геополитического характера могут иметь акции США и НАТО против нее. Так, по мнению Ч. Мэйнса, сильный акцент на этнических проблемах и связанных с ними конфликтах стал возможным из-за того, что в аппарате администрации, в целом среди ученых, занимающихся международными отношениями (особенно российскими и европейскими исследованиями), работало много выходцев из Европы и бывшего СССР, у которых, по словам М. Олбрайт, было развито «чувство вины за Мюнхен». Но большинство американцев вообще не знают, что это такое, да и сравнение современной ситуации с периодом конца 1930-х годов не выдерживает такой исторической аналогии.

Критики либерально-консервативной концепции подчеркивали, что США действуют, игнорируя в значительной степени и американское, и мировое общественное мнение. В ходе международной конференции, которая проходила в Гарвардском университете в 1997 году, представители России, Китая, Индии, Ирана, Японии заявляли о том, что политика США представляет угрозу для целостности государств, их суверенитета, независимости в осуществлении внешней политики и для их экономического развития. Например, известный японский дипломат посол Хисаши Овада отмечал, что после окончания Второй мировой войны

США проводили политику «одностороннего глобализма», находясь в оппозиции коммунизму и поддерживая тенденции по созданию открытой мировой экономики, оказывая содействие экономическому развитию и укреплению международных финансовых организаций; однако после распада СССР американская стратегия стала напоминать политику «глобальной однополярности» по продвижению собственно американских интересов. По мнению японского дипломата, в результате такой политики США могут оказаться изолированными от значительной части мира.

Аналогичную точку зрения высказали отдельные английские дипломаты и ученые, отметив, что только в США пишут о желании остального мира видеть их мировым лидером, за пределами же Соединенных Штатов больше говорят об «американской грубости и стремлении к единовластию», о «принудительном коллективизме». Справедливыми, на наш взгляд, были слова С. Смита о том, что «американская политика продвижения демократии основывается на иллюзии, что политика и социоэкономика существуют отдельно, и интернационализация этой иллюзии придает силу американской гегемонии в нарождающейся глобальной системе»3. Это признавал и С. Хантингтон, отмечавший, что большинство региональных держав не желает, чтобы США вмешивались в ситуацию в регионах и в политику отдельных государств; что американское присутствие в том или ином регионе или стране возможно только при согласовании действий США с интересами региональных лидеров. Снисходительная риторика о «незаменимости» Америки для мирового развития и обращение с американскими союзникам и сторонникам США как с «государствами-вассалами» или «государствами-данниками» вызывали особую озабоченность среди политологов либерально-критического направления. Политолог М. Дэннер справедливо отмечал, что действия администрации Клинтона в конце ХХ столетия напоминали имперскую политику, направленную на расширение сферы влияния США. Стратегия превосходящей роли США в мире возвращала страну в 1950-е годы, к директиве СНБ № 68, в которой были изложены основы политики сдерживания Советского Союза. Несмотря на новые условия в мире, цели «большой стратегии» США оставались без изменения и сводились к тому, чтобы проводить политику, направленную на сдерживание государств, демонстрирующих устремления к повышению своей региональной или глобальной роли. Не были четко оговорены и пределы международной деятельности США. По мнению М. Дэннера, тезис о необходимости присутствия США «всегда и везде», чтобы остальные страны «не нервничали» и не предпринимали непредсказуемых действий, был использован сторонниками глобальной стратегии для того, что объяснить практически безграничную роль Америки в пространстве и времени.

Вырисовывалась перспектива расширения американского военного присутствия в Европе, на Ближнем Востоке, вмешательства в ситуацию в Центральной и Северной Африке, в Центральной Азии, прежде всего в Каспийском регионе, и, возможно, российского Кавказа. Ч. Мэйнс сравнил американских гегемонистов конца ХХ века с политиками кайзеровской Германии, так как, по его мнению, была заметна «интоксикация» военной мощью США, стремление доминировать над остальными, перечеркнув основы порядка, существовавшего после окончания Второй мировой войны. О необходимости сузить сферу приложения американской политики писал авторитетный политолог Р. Хаасс, предлагавший сконцентрировать усилия США на решении нескольких проблем, в частности — на отношениях с Китаем, который в перспективе мог бросить вызов мировой позиции США, на развитии мировых торговых рынков (деятельность США в рамках ВТО и НАФТА), на контроле над Ближним Востоком как основном источнике энергоресурсов для США. Сохранение роли концерта ведущих мировых держав в регулировании мировых процессов поддерживал Г. Киссинджер. Он рассматривал складывавшийся порядок как многополярный, «в котором Америка окажется перед вопросом, ответа на который она умудрялась не давать на протяжении почти всей своей истории: маяк она или крестоносец?» Конец холодной войны, по его мнению, породил еще большие искушения переделать мир по американскому образу и подобию, чему мешал изоляционизм при Вильсоне, СССР и сталинский экспансионизм при Трумэне. В новых условиях, писал Г. Киссинджер, у единственной сверхдержавы появилась возможность вмешательства в любой части земного шара, однако в международной системе, для которой характерно наличие пяти или шести великих держав и множество меньших центров силы, порядок должен возникнуть в основном, как и в прошлом, на базе примирения и баланса соперничающих национальных интересов.

Г. Киссинджер посчитал неправомерным утверждение о том, что мир стал однополярным или «моносверхдержавным» и что США в одиночку могут определять мировое развитие. Он высказал точку зрения, что Соединенные Штаты со временем лишатся своей исключительности, но это не должно пугать американцев и рассматриваться ими как унижение или симптом национального упадка. На протяжении значительной части своей истории, отмечал он, Соединенные Штаты были одной из многих наций, а не абсолютной сверхдержавой, и совместное использование мировых ресурсов и развитие иных обществ и экономик были типично американской задачей еще со времен «плана Маршалла».

Суммировать взгляды сторонников реалистического либерализма относительно международной деятельности США можно следующим образом:

— сверхдержавное положение имеет пределы, поэтому США должны использовать свое уникальное положение не для закрепления этой позиции любой ценой, не для сколачивания противоборствующих блоков, а для встраивания в сообщество ведущих мировых держав, не ограниченное Группой семи, что позволит им наиболее выгодным образом использовать свои преимущества в экономической области и в области безопасности;

— американская модель демократии и экономики не носит универсальный характер, поэтому ее силовое продвижение Соединенными Штатами неоправданно, особенно в государствах, имеющих отличную от американской культуру и традиции;

— силовая политика США по урегулированию конфликтов угрожает разрушить сложившийся порядок, когда отсутствовала прямая опасность возникновения полномасштабной глобальной или региональной войны, так уже нарушается режим нераспространения ОМУ, в ряде стран существует угроза разрастания военных конфликтов;

— США не должны игнорировать международные организации, представлять НАТО единственной гарантией стабильности в мире, тем более, что в НАТО входит меньшая часть государств мирового сообщества;

— следует отказаться от иллюзии, что существует естественное желание остального мира видеть США своим лидером;

— надо использовать преимущественное положение США для построения кооперационной модели отношений между государствами и с наибольшей выгодой для них самих;

— следует делегировать полномочия по решению региональных проблем региональным структурам безопасности и региональным державам, в которых участие США может быть желательным, но не обязательным.

Одним из самых весомых аргументов критиков американской глобальной стратегии был тезис об утраченных возможностях. Отказ Соединенных Штатов воспользоваться позитивными результатами окончания холодной войны с наибольшей выгодой для всего мира и предложить более демократические принципы международных отношений и решения мировых проблем, по выражению Ч. Мэйнса, все более превращал США в страну с «поднятым кулаком». Он считал более приемлемой политику, которая направлена не на выталкивание и подавление тех держав, которые временно испытывают трудности в своем развитии (как например Россия), а на более активное интегрирование в мировое сообщество. В частности, в отношении России он призывал не расширять НАТО, не создавать условия, при которых она могла бы возродиться в качестве недружественной Соединенным Штатам державы. Критики концепций американской гегемонии считают, что ХХI век будет многополярным, ведущие мировые державы будут по-прежнему взаимодействовать и конкурировать друг с другом, их интересы будут сталкиваться и совпадать. В мире XXI века не должно быть конфликта между сверхдержавой и ведущими региональными державами, к чему может привести политика США.

Сторонники либерально-реалистического подхода убеждены, что для Соединенных Штатов было бы более приемлемым быть не гегемоном, а частью многополярного мира, так как они могли бы жить в нем более спокойно, испытывали бы меньше вызовов и получили бы гораздо больше выгод.

В целом сторонники реалистической оценки ситуации в мире и возможностей США высказывались за то, что совсем необязательно изобретать новую модель межгосударственных отношений, тем более, что по признанию большинства внешнеполитических экспертов, поддержание однополярности в международных отношениях трудно осуществимо.

Дата добавления: 2014-01-20