Человек с Маппл Грув и компания

- Как ты собираешься разослать все приглашения за одну ночь? - спросил в следующий вечер Антон, садясь в кресло.

- Это проще простого, - ответил Роберт, расписывая очередной дубовый лист.

- И как же?

- Ветер. Я договорился с ветром.

- Договорился с ветром?

- Абсолютно так. Он сам разнесет каждое письмо нужному адресату. Ты, конечно, можешь не поверить, но, как бы кто не клял ветер, он остается хорошим, добрым другом. Как-то раз мы с ним здорово провели вечер.

- С ветром?

- С ним самым, - ответил старик.

- Да я, пожалуй, уже ничему не удивлюсь. Как же это было?

- Однажды мне было паршиво. Не помню точно, почему, но я пошел гулять за городом. И время было не самое приятное - осень, слякоть, - никто не любит такую погоду...

- Я люблю, - возразил Антон.

- Ты любишь ее, когда сидишь дома или пойдешь максимум в магазин за продуктами. Но попробуй-ка провести часов шесть на улице в такую погоду. Проклянешь все на свете, и это понятно.

Но я не мог сидеть дома - стены давили. Вот и пошел гулять подальше от людей. Я помню: ветер так сильно задувал в уши, что как бы я не прятался, все равно сквозило. И тогда, просто от злости, я начал петь какую-то песню.

И я заметил, что ветер стих. Как будто прислушивался. Я начал петь громче, а ветер вторил песне своими порывами, как будто мы нашли общий язык. Звучит, наверное, глупо совершенно, но это было здорово. Мы спели вместе столько песен, что как будто породнились.

Не поверишь, но после того вечера, ветер всегда помогал мне. Даже больше - он подталкивал меня, когда рядом оказывалась красивая девушка, и уводил в сторону от компании, которая не сулила мне ничего хорошего.

Ветер - славный парень. Жаль, что люди его совершенно не любят.

- Я тебе абсолютно верю, - ответил Антон. - Нет, серьезно, я сам люблю ветреную погоду. Надеюсь, в этот раз он тебя не подведет.

- Конечно, не подведет, - отозвался старик, перекладывая очередной подписанный лист. - Знал бы ты, как давно он ждал этого дня, когда сможет помочь мне снова. Слышишь, как он шумит в предвкушении?

- Для господина Грея ты не забыл подписать приглашение на Бал? - вспомнил Антон.

- Конечно, нет. Подписал в числе первых. Всё забываю спросить: как он тебе?

- Славный кот. Высокопарный, правда. Хотя, он же кот. Он таким и должен быть.

- А почему его Греем назвали, сказал?

- Да, что-то про родство с Дорианом Греем он мне говорил.

- С Дорианом Греем?! - изумился Роберт. - Этот кот каждый раз придумывает что-то невероятнее предыдущего!

- Так это не правда?

- Конечно же, нет. Но это восхитительно! Сначала господин Грей рассказывал своим кошечкам, что его назвали в честь известного фокстрота - Джон Грей. Позже я услышал его же версию, что он просто-напросто принадлежит знатному английскому роду, известному с одиннадцатого века. А потом больше и больше.

- Ты ведь знал его отца, верно?

- И деда тоже.

- Почему его назвали так на самом деле?

- Это из-за окраски его шерсти. Когда он был котенком, его шерсть на солнце отливала красноватым. Очень красивый цвет, редкий. И напоминал цвет крепко заваренного чая.

- И всё? Так просто?

- Да. На ум его родителям пришел только один сорт черного чая – «Эрл Грей». Так и назвали.

- Зато сколько вариантов они дали ему этим именем.

- Так и есть.

- Кстати, хотел спросить тебя: как Марк сошьет мне костюм, если не снимал мерок, или как это называется? Тем более так быстро?

- Он видел тебя. Ты принес ему подарок? Он попросил тебя поставить его на полку к остальным?

- Ну, как «попросил»... Просто показал на полку, и я поставил свой туда.

- Не сомневайся, он увидел все необходимые мерки, пока ты это делал.

- На глаз? - уточнил Антон, уже ни чему не изумляясь.

- Именно. Марк шьет восхитительные костюмы. Они никогда не снашиваются. Более того, если хозяин костюма полнеет, то одежда сама становится больше. Так же и наоборот. Поэтому они всегда идеальны.

- А, если умирает?

- То и костюм рассыпается в конечном итоге. И все изменения в личности хозяина тоже отражаются на костюме - в цвете, покрое, модели. Костюм всегда идеально подчеркивает образ своего хозяина. Поэтому я уверен, что твой костюм - каким бы Марк его не создал - будет очень красивым.

- А где твой костюм?

- На мне.

- Этот?

- Да.

- Но он ведь совсем не торжественный.

- Так это пока. Ведь мы и не на Бале ещё, верно? - успокоил старик Антона. - Кстати, включи, пожалуйста, музыку - пусть себе играет на фоне.

Антон включил пластинку и приготовился слушать очередной рассказ Роберта. Но старик продолжал, молча, подписывать пригласительные письма и лишь изредка притоптывал в такт музыке.

- И ты не станешь рассказывать очередную историю? - не выдержал молодой гость.

- Да нет. Не собирался, по крайней мере, - рассеянно ответил Роберт. - А что такое?

- Ну, обычно, за просьбой включить музыку следует какая-нибудь долгая и красивая история. Вот и в этот раз я думал тоже.

Старик лукаво посмотрел на собеседника и ответил:

- Ладно. Но тогда ты будешь подписывать пригласительные, а я - рассказывать историю. И то и то у меня сразу не получится.

- А что писать-то?

- Проваливайте из города, грязные негодяи, - спокойно ответил Роберт.

- Что?!

- Шучу. Пиши, что хочешь, это не особенно важно. Главное, чтобы на листе был написан адресат, иначе приглашение затеряется.

- Договорились. Где взять имена адресатов?

Роберт передал увесистую книгу, в которой на пожелтевшей бумаге были выведены имена. Подчас довольно странные, например, Пузырь, Максим Просто, Злой Уки. Большинство же имен казались несколько непривычными, но все же вполне нормальными - по крайней мере, до тех пор, пока взгляд не переходил на строку с адресами. Например, некий Кейси жил «На закате», мистер Андерсен – «Под мостом с троллями».

- Боже мой, потом обязательно нужно будет, чтобы ты рассказал мне, кто они все такие, каждый в отдельности. Очень хотелось бы узнать о Господине Крюкове, который, судя по справочнику, живет «В воображении».

- Не придавай серьезного значения их адресам. Некоторые я заполнял просто в шутку, потому что настоящего адреса не знаю. Например, тот же Господин Крюков - это мой очень хороший друг, но я его ни разу не видел. Мы случайно обменялись письмами, потом завязалась долгая переписка. Но у нас никак не получилось до сих пор встретиться, поэтому мне иногда кажется, что его вовсе не существует, а переписываюсь я сам с собой. Или вообще воображаю себе, что переписываюсь с кем-то, а на самом деле - нет.

- Ты больной, - смеясь, ответил Антон.

- Ты тоже. И это нормально.

- Мистер Пять-на-Пять… - прочитал Антон в книге. - А это кто?

- Не знаешь мистера Пять-на-Пять?! - удивился Роберт.

- Нет. А должен?

- Ему я сам сейчас напишу приглашение, он очень важен. Правда никогда не слышал о нем? - спросил Роберт и стал выводить вензеля перьевой ручкой на самом большом листе, который только смог найти. - Я обожаю этого парня, честно слово! Надеюсь, он сможет приехать.

- А где он сейчас?

- В Мапл Грув, что в Квинсе, Нью-Йорк.

- Он что, на метле прилетит? Или телепортируется?

- Это уже не наши заботы, - спокойно ответил Роберт.

- А кто он? И почему я должен его знать?

- Потому что он сейчас поет для нас, - широко улыбаясь, ответил Роберт и кивнул на граммофон. - Такое чувство, что ты сам находишь интересные истории.

- Как вы познакомились? - удивленно спросил Антон.

- Случайно, разумеется, - ответил лукавый Роберт и начал рассказ: - Вальц в то время ещё не успел открыть свой приятный кабачок, но, зато, на том месте, где он сейчас находится, под тем самым мостом, что соединяет Европу и Азию, Вальц организовывал по вечерам выходных дней восхитительные концерты и гулянки. Хотя, нет, слово «гулянки» как-то даже не подходит – в моем воображении оно связано с какой-то грязью все-таки. Это были не «гулянки», а настоящие яркие вечера, полные феерического веселья.

Самый первый, на котором я побывал, и где, кстати, познакомился с Вальцем и его другом Джимми, я помню лучше всего. Тогда я признался в любви Карине.

Ты, наверное, помнишь эту взлетную полосу, как ты её описывал – центральную улицу, что уходит в конце резко вверх. Под смотровую площадку, которой, собственно, и заканчивается эта улица, с двух сторон уходят две узкие крутые лестницы, которые ведут на мост.

Он мне, кстати, всегда напоминал мост в Сан-Франциско, видел на фотокарточках, красный такой? Разве только во много раз меньше.

Обычно, спускаясь по этим лесенкам, люди выходят на мост и дальше уже движутся по нему. Редко кто обращает внимание, что после маленького пролета, лестница становится ещё уже и уводит дальше вниз - ещё на одну смотровую площадку.

И, если, человек оказывается достаточно любознательным, и спускается по лестнице до самого конца, то попадает прямо под мост.

Но, чего нельзя почувствовать сейчас, спускаясь по этой узенькой лестнице в самый низ, так это того жара, что клубился там, голосов, звона стаканов и бутылок и звонкого смеха вместе с ним, стука каблуков, которыми высекали искры в асфальте во время танца, и, конечно, джаза.

Сейчас ты можешь купить сотню пластинок с записями джазовых композиций и певцов, по телевизору тебе покажут, как это выглядело в черно-белом мире пленки, а радио расскажет о том, что такое джаз. Но, поверь мне на слово, ты уже нигде не услышишь и не увидишь, что это было на самом деле.

Я помню, как, спускаясь с Кариной по лестнице, мы увидели под мостом столько людей, что сразу поняли, что там, внизу, развернулся какой-то праздник. Весь воздух там был осязаемым, заполненным табачным дымом и парами алкоголя, голосами и возгласами, шорохами, звучными шагами, шутками и музыкой.

- Как-то раз я познакомился с одним пареньком… - заговорил человек с саксофоном в руках. – Ну, как «пареньком»… Это я на его фоне выглядел мальчишкой…

- Эй, Джимми, малыш, не про тебя ли это? – выкрикнул кто-то из смеющейся толпы, обращаясь к полному, почти квадратному парню с широкой доброй улыбкой, что стоял в стороне от оркестра.

- Так вот, - продолжил саксофонист, - мы познакомились в товарняке, который катил по Европе куда-то на восток…

- Он катил сюда, милый! – выкрикнула какая-то девушка из смеющейся толпы.

- Так оно и было! – подтвердил рассказчик. – В общем, мистер Пять-на-Пять, спасибо, что нашел местечко для моего саксофона!

После этих слов оркестр взорвался – заиграло пианино, до этого лишь легонько капавшее по клавишам, ударные, трубы, контрабас, гитара… Даже нас с Кариной, смотревших на всё с лестницы, накрыло волной этой сумасшедшей музыки, где каждый инструмент подхватывал и вторил другому, а не играл свою строгую партию, как в обычных оркестрах.

Говорят, звук представляет собою колебания волн. Уверен, что так оно и есть, потому что, когда этот оркестр заиграл в полную силу, я почувствовал себя так, будто с головой окунулся в море - музыка раскачивала меня из стороны в сторону.

Все духовые замолкли, кроме одного саксофона, вступившего соло на фоне контрабаса. Это был тот самый саксофон, хозяин которого рассказывал историю о мистере Пять-на-Пять.

Только теперь этот парень уже ничего не значил - саксофон играл человеком, как куклой, он вырывался из его рук, держала только лента, которой инструмент был привязан к шее музыканта. Несколько раз саксофон обжигал руки парня так, что тот одергивал их от блестящего металла. Несколько раз мундштук саксофона и вовсе вырывался изо рта, да так строптиво, что бедняга еле успевал удержать инструмент в руках.

Звук, переходящий на комариный писк порою, дрожал, хрипел и заставлял сжиматься наши сердца от восторга. А зрители кричали, то ли не в состоянии сдержать эмоции, то ли подначивая играть ещё забористее:

- Ееа!

- Ооооу! – слышалось, когда саксофон снова пытался вырваться.

- Да-да-да-да! – кричал кто-то в толпе, едва выдерживая ту силу и возбуждение, которые бросал в слушателей оркестр.

Затем, хулиганистый саксофон замолк, и музыкант устало обрушился на табуретку. Но встал другой, и заиграл второй саксофон… Он звучал более степенно, глубже. Как будто это старший брат первого, поднявшись по лестнице, с легкой одышкой курильщика и таким же голосом вступил в разговор.

Неторопясь, он рассказывал свою историю, давая слушателям немного передохнуть, а младший брат, настоящий хулиган, посмеивался, перебивая второго.

Барабанщик уже не играл, а размахивал руками, стараясь хоть как-то удержать разошедшиеся в пляске палочки, а парень за контрабасом, размеренно качая из стороны в сторону головой, щипал себе толстенные, будто провода, струны…

Вступил Джимми. Это было настолько красиво и сильно, что вряд ли имеет смысл стараться описать - сам всё услышишь, когда он приедет. Он настоящий волшебник голоса, уверяю тебя.

- Да я слышу, - поддержал Антон.

- Это ты ещё не слышишь, - усмехнулся Роберт и продолжил: - Мы с Кариной подошли к какому-то здоровому парню, чтобы расспросить о Джимми. Ответив на несколько вопросов, и увидев, что мы готовы задать ещё с десяток, он просто подозвал Джимми к нам, предоставив ему самому с нами возиться. Этим парнем был Вальц - тогда ещё молодой и красивый. Оказалось, что они с Джимми были добрыми друзьями, и мы познакомились и с ним тоже. Весь вечер мы провели вчетвером, общались, танцевали, веселились и здорово подружились с обоими.

Антон помолчал какое-то время, затем развел руками и спросил:

- И всё? Ты ведь почти ничего не рассказал. А твое признание в любви? Как это было?

- А об этом я и не собирался рассказывать. Это с твоего позволения я оставлю только себе. Да и к тому же, что там могло быть особенного? Ты ведь наверняка признавался в любви очаровательной девушке и получал взаимность, верно? Вспомни, что чувствовал сам - и всё.

- Да, признавался. Только я что-то один сейчас. Значит, не настоящий ответ был, не настоящая взаимность.

- Или не настоящее признание. Но оно было, так что, считай, ты счастливчик. О, кстати! - воскликнул Роберт, хлопая себя по карманам жилетки. - Тебя ведь сегодня ждет Марк!

- Во сколько? - подскочил Антон.

- Через двадцать минут! Успеешь?

Антон, молча, выбежал из квартиры соседа, накинул пальто и уже мчался по улице.

Дата добавления: 2014-11-06