Римский миф

Выше мы говорили о государственной религии Древнего Рима.Однако, ещё в древние для Рима времена, к племенным культам и к назначенному «сверху» пантеону богов уже в VI веке до н.э. была добавлена основа «римского мифа»[369] — явившаяся надёжным «мостом преемственности» от греческой культуры к римской. Чуть позже мы рассмотрим содержание этого «римского мифа», но прежде чем это сделать, проанализируем интересные исторические обстоятельства, которые и привели к преемственности эллинистической культуры, которая лишь формально несколько преобразилась, адаптируясь к специфике Римской империи.

«Абсолютный азиатский монарх» Александр Македонский (356-323 гг. до н.э., царь Македонии с 336 г.) мало чего слышал об уже зародившемся за несколько веков до его правления — Риме. Лишь у одного из греческих писателей незадолго до времени Александра упоминается Рим. В то же время, будучи на смертном одре, удачливый всемирный полководец и царь на вопрос, кому он завещает своё царство, ответил: «Сильнейшему». Во всемирно-историческом смысле подобного Александру в его империи не нашлось (она распалась). Зато на западном берегу Северной Италии империи Александра уже наследовала другая империя «сильнейшего»— Римская империя времён республики. Остановимся на вопросе преемственности мировой власти подробнее.

О кураторстве Александра и его действий со стороны «мировой закулисы» уже немало сказано выше. Рассмотрим кратко, чем же занимался Александр Македонский. Александр III Великий — царь Македонии, великий полководец, создатель крупнейшего государства древнего мира. Наследник македонского царя Филиппа II и царицы Олимпиады, Александр получил прекрасное для своего времени образование, его воспитателем с 13 лет был Аристотель. Любимым чтением Александра были героические поэмы Гомера. Военную подготовку он прошёл под руководством отца. Уже в юные годы он продемонстрировал исключительные способности к полководческому искусству. После загадочного убийства царя Филиппа в июне 336 г. до н.э. 20-летний Александр был возведён на престол.

Широко известны походы Александра на Восток. В наследство от Филиппа от получил сильнейшую армию Древней Греции, но Александр понимал, что для победы над огромной державой Ахеменидов [370] понадобятся усилия всей Эллады. Ему удалось создать панэллинский (общегреческий) союз и сформировать объединённое греко-македонское войско. Несмотря на сравнительно небольшую численность, греко-македонское войско было хорошо обучено и вооружено. В 334 г. до н.э. армия македонского царя переправились через Геллеспонт (современные Дарданеллы), началась война под лозунгом «отмщения персам за поруганные греческие святыни Малой Азии».

На первом этапе военных действий Александру противостояли «персидские сатрапы» (как их называли верные Александру воины), управлявшие Малой Азией. Их 60-тысячное войско было разгромлено в 333 г. в битве при реке Граник, после чего греческие города Малой Азии были освобождены. Однако государство Ахеменидов обладало огромными людскими и материальными ресурсами. Царь Дарий III, собрав лучшие войска со всех концов своей страны, двинулся навстречу Александру, но в решающем сражении при Иссе вблизи границы Сирии и Киликии (район современного Искандеруна, Турция) его 100-тысячное войско было разбито, а сам он едва спасся бегством. Так греческая культура (а влед за ней и римская) “обогатилась” религиозным опытом персидского зороастризма — религии завоёванной державы Ахеменидов [371].

Египетский поход Александр начал, решив воспользоваться плодами своей победы и преумножить их. Успешная осада Тира открыла ему дорогу в Египет, и зимой 332-331 гг. до н.э. греко-македонские фаланги вышли в долину Нила. Население порабощённых персами стран воспринимало македонцев как освободителей. Для сохранения устойчивой власти в захваченных землях Александр предпринял неординарный шаг — провозгласив себя сыном египетского бога Амона, отождествлявшегося греками с Зевсом, он становился в глазах египтян законным правителем (фараоном).

Для ещё большего укрепления власти в покорённых странах было предпринято переселение в них греков и македонян, что способствовало распространению греческого языка и культуры на огромных территориях. Для переселенцев Александр специально основывал новые города, обычно носившие его имя. Наиболее известный из них — Александрия (Египетская).

После проведения финансовой реформы в Египте Александр продолжил поход на Восток. Греко-македонское войско вторглось в Месопотамию. Дарий III, собрав все возможные силы, пытался остановить Александра, но безуспешно, 1 октября 331 г. до н.э. персы были окончательно разгромлены в сражении при Гавгамелах (близ современного Ирбиля, Ирак). Победители заняли исконные персидские земли, города Вавилон, Сузы, Персеполь, Экбатану. Дарий III бежал, но вскоре был убит неким Бессом, сатрапом Бактрии. Александр приказал похоронить последнего персидского владыку с царскими почестями в Персеполе.

Держава Ахеменидов перестала существовать. Александр был провозглашен «царем Азии». После занятия Экбатаны он отправил на родину всех желавших этого союзников-греков. В своём государстве он замыслил создать новый правящий класс из македонян и персов, стремился привлечь на свою сторону местную знать, что вызывало недовольство его соратников. В 330 г. до н.э. были казнены старейший военачальник Парменион и его сын, начальник кавалерии Филота, обвиненные в причастности к заговору против Александра.

Походы Александра в Среднюю Азию и Индию также широко известны. Перейдя через восточно-иранские области, войско Александра вторглось в Среднюю Азию (Бактрию и Согдиану), местное население которой во главе со Спитаменом оказало ожесточённое сопротивление. Его удалось подавить лишь после гибели Спитамена в 328 г. до н.э. После того как греко-македонские войска вышли в долину Инда, между ними и воинами индийского царя Пора произошла битва у Гидаспа (326 г. до н.э.). Индийцы были повержены, преследуя их, войско Александра спустилось вниз по Инду к Индийскому океану (325 г. до н.э.). Долина Инда была присоединена к державе Александра. Истощение войск и вспыхивающие в них мятежи вынудили Александра повернуть на запад.

Возвратившись в Вавилон, который стал его постоянной резиденцией, Александр продолжил политику объединения разноязычного населения своей державы, сближения с персидской знатью, которую привлекал к управлению государством. Он устраивал массовые свадьбы македонян с персиянками, сам женился (помимо Роксаны) одновременно на двух персиянках — Статире (дочери Дария) и Парисатиде. Александр готовился к покорению Аравии и Северной Африки, но этому помешала его внезапная смерть от малярии [372]. Его тело, доставленное в Александрию Египетскую Птолемеем (одним из сподвижников великого полководца из династии эллинистического Египта), было помещено в золотой гроб.

Новыми царями огромной державы были провозглашены новорожденный сын Александра и его сводный брат Арридей. Фактически империей стали управлять военачальники Александра — диадохи, вскоре начавшие войну за раздел государства между собой.

Борьба за власть между диадохами привела к образованию на месте державы Александра Македонского нескольких государств: Селевкидов, Птолемеев, Пергама, Понтийского царства и других, политический строй которых сочетал элементы древневосточных монархий с особенностями греческого полиса. В течение 2-1 вв. до н.э. эти эллинистические государства постепенно попали под власть Рима.

Политическое и экономическое единство, которое стремился создать Александр Македонский на захваченных землях, было непрочным[373], но греческое влияние на Востоке оказалось весьма плодотворным и привело к формированию культуры эллинизма. То есть, Александр распространял греческую культуру на Восток, после чего часть Востока, куда эта культура распространилась, постепенно становится современным Западом. Личность Александра Македонского была чрезвычайно популярна как среди формировавшихся европейских народов, так и на Востоке, где он известен под именем Искандер Зулькарнейн (или Искандар Зулькарнайн, что в переводе означает Александр Двурогий).

Основная задача Александра Македонского, постоянно контролируемого периферией «мировой закулисы» была — как можно шире военным путём распространить древнегреческую культуру — туда, куда продвинется его смешанная греко-македонская армия. Греческая культура уже была к тому времени вещественно оформлена в виде мифов и легенд в своеобразное «священное писание» для толпы. По мере продвижения на Восток Александру удалось внедрять эту культуру, и в результате её влияния на местные восточные культуры образовался эллинизм — синтез греческой и местных восточных культур. Рим принял эстафету у Александра — поскольку оказался исторически сильнее вследствие скорее всего естественного распада империи Александра Македонского в ходе первого эксперимента «мировой закулисы» по распространению «универсальной религии для толпы», опробованной в Древней Греции. Так Александр и передал власть «Сильнейшему» — вместе с основами древнегреческой культуры, которую он распространил весьма успешно. После чего эллинистическая культура в римской “упаковке” стала закрепляться лучше всего на территории Европы: классический Восток её в общем-то не принял.Но, как можно легко увидеть, эллинизм это ужене только греческая архаика: это синтез греческой культуры (до Александра) и оказавших на неё сильнейшее влияние восточных культур (в первую очередь — персидской). В дальнейшем, изучая религиозные системы ведического Востока, мы увидим, что их культура явилась основой крупнейших западных религиозных систем (в первую очередь библейского христианства), куда попали многие важнейшие элементы восточных религий, с которыми Запад начал тесно и широко знакомиться через эллинизм и наследующую ему римскую религиозную систему.

После такого экскурса в историю можно вернуться к «римскому мифу», подтверждающему план передачи культурной «эстафеты» от Древней Греции к Древнему Риму. «Римский миф» — ключевая мифологема древнеримской религиозной системы. Именно он явился главным аргументом претензий Рима на мировую политическую гегемонию. Ведь ко времени расцвета римской государственности древнегреческая культура считалась самой “продвинутой” в формирующемся западном европейском мире.

В римских преданиях присутствовали мифологические рассказы об Энее, сыне троянца Анхиса (был ослеплён Зевсом)[374] и богини Афродиты [375] — как об основателе Рима. В преданиях сказано, что Эней принёс из Трои «священные залоги славной судьбы Рима». В то же время, не один миф об Энее связывал Рим с Древней Грецией. С историей основания города Рима тесно связаны мифические братья-близнецы Ромул и Рем — сыновья бога войны Марса [376], вскормлённые волчицей. Божественным покровителем и олицетворением могущества Рима был провозглашён Юпитер (верховный бог в римской мифологии — соответствует греческому Зевсу), в честь которого в IV в. до н.э. на Капитолийском холме был возведён храм. Эти и другие фрагменты «римского мифа», развивающиеся в более поздние времена — утвердили идеи «чудесного основания Рима» и «божественного предопределения его великой судьбы».

Религиозная трансформация в республиканский период

Религиозная система Древнего Рима формально трансформировалась на всём протяжении истории его развития. Неизменным оставалось одно: до принятия “христианства” существовал иерархически выстроенный пантеон богов с соответствующими эгрегориальными культами и мистериями для толпы — содержательно всё то же самое, что и в Древней Греции.

«Римский миф», возводивший начало Рима к греческой Трое, древняя вера в силу Дельфийского оракула (особо авторитетного высшего предсказательного органа при “жречестве” Древней Греции, откуда под кураторством «мировой закулисы» шли советы в разные высшие инстанции) и греческих богов создали благодатную почву для грецизации римской религии и культуры (подчинения алгоритмики римской религиозной системы — алгоритмике греческой системе мифов и легенд: последняя же, как мы знаем, обладает качеством эсхатологической катастрофичности). А катастрофичность и эсхатологию жизни всегда удобно списывать на «волю богов», отводя гнев толпы от некомпетентности управленцев, возникающей вследствие корпоративно-духовной и концептуальной замкнутости высшей “элиты” и местного “жречества” не на интересы народа, а в первую очередь — на глобальный сценарий, в который вписана империя.

Вначале, в республиканскую эпоху, религиозно-политическую активность римлян определяла борьба партициев и плебса. Плебс, добиваясь расширения своих гражданских прав, требовал снять ограничения на участие плебеев в важных государственных делах. Важнейшие преимущества в области постановок религиозных обрядов в то время были у патрициев. Только из их числа инициировались «жреческие коллегии», влияющие на народные собрания — объявлением их созыва «угодным либо не угодным богам». Только “жрецы” могли посящать храмы, алтари, здания для собрания сената[377]. Только “жреческие” коллегии патрициев могли предсказывать будущее, ссылаясь на волю богов.

Так называемое «жречество» в Риме республиканской эпохи мало чем отличалось от регионального знахарства. Тем более что оно поддерживало духовную власть “элитного” меньшинства и эгрегориальные культы, замкнутые на храмовые мистерии. Региональное римское “жречество” — также как и многие региональные “жречества” других региональных цивилизаций — было надёжно вписано в планы «мировой закулисы» (наследников дела древнеегипетского “жречества”). Местным “жречествам” была отдана духовная и социальная «власть» над царями и национальными толпами, а самими местными “жречествами” управляли извне региональных цивилизаций — методом «культурного сотрудничества» его высших иерархов с периферией «мировой закулисы». Происходило это, как правило, во время взаимного обмена визитами (делегациями), в период обучения “жречества” и “элит” за пределами региональных цивилизаций и сочеталось с постоянным контролем со стороны опекунов-учителей вождей и “жрецов” региональных “элит”, которые сами являлись периферией «мировой закулисы». Они-то и советовали царям, императорам и местным “жрецам” «куда пойти военным походом», «кого поставить на правление», «какой из религиозных культов сделать главным» и так далее[378]. В то же время, местное “жречество” получало от «мировой закулисы» некоторые «эзотерические» знания и навыки духовно-эгрегориального, научного и социального характера, с помощью которых “приподнималось” над всеми остальными.

Дальнейшая религиозная история Древнего Рима времён республиканского периода замыкается в основном на местные “разборки” вокруг «жреческого» вопроса, и содержательно мало меняется. От конца царского периода до 300 г. до н.э. плебс воюет за свои права — «входить в жреческие коллегии»[379] наравне с патрициями. При этом качество подготовки такого “жречества”, естественно, не возрастает. Всё это аналогично политической возне за «власть» над сенатом и толпой между двумя крупными сословиями, что имеет мало отношения к религиозной жизни. Так называемые «жреческие коллегии» представляли собой в б о льшей мере уровень законодательной (а не концептуальной власти) — указывающий сенату (уровень высшей исполнительной власти) «куда править». В 300 г. до н.э. был принят закон, по которому плебеи признавались «достойными жреческих и авгурских знаков отличия». То есть, плебеи уравнялись в правах с патрициями — в первую очередь это касается религиозной жизни. В результате к концу республиканского периода был выработан «консенсус», результатами которого стала государственная религия, не разделяющая римский этнос на более и менее приближённых к богам в зависимости от сословного положения. Эта религия, как считалось, отражала интересы большинства граждан римского полиса.

Одновременно с этим в республиканскую эпоху Рим вёл активную внешнюю наступательную политику. И это явилось основным фактором постепенной трансформации древнеримского пантеона богов. Активная внешняя наступательная политика республиканского Рима, направленная на подчинение соседних городов и народов, сопровождалась не только заключением военно-политических союзов (с включением завоёванных территорий под юрисдикцию Рима), но также и религиозными компромиссами римского пантеона с богами других этносов [380]. Уже в раннем Риме существовала практика получения по условиям капитуляции от побеждённых не только земель, богатств, но и различных религиозных святынь. Из новых союзных земель в столичный город переселялись люди, а вместе с ними и боги.

Такая практика религиозной концентрации уже готовых местных культов в центре — методом встраивания этих культов в существующую государственную иерархию богов (на их новое место) — значительно облегчала задачу покорения сдавшихся земель. Ведь самое сокровенное для покоряемых людей — их «родная» религия — не уничтожалась, а принималась в общий сонм богов. Что, как правило, высоко ценилось покорёнными как «знак уважения» к их родным богам, а значит и к ним самим. При этом покоряемые с пониманием принимали место своих богов в общей духовно-эгрегориальной иерархии. А поскольку в римской государственности высшие боги были одни для всех, то покоряемые без лишней напряжённости вписывались (вместе со своими богами) под их централизованную культово-эгрегориальную опеку.

В период становления библейского христианства в Римской империи (IV век н.э.) такой метод вписания прошлого религиозного опыта был применён настолько, насколько это требовал библейский монотеизм: нужно было оставить ряд древних культов, сделав Христа — главным богом[381]. Так, следуя древней традиции политеизма, богу-Христу добавили бога-Отца и «Святой Дух», сделав как бы пантеон из трёх: двух богов и духа. Но подробно про становление библейского христианства будет разговор в следующей книге.

Дата добавления: 2014-11-06