Третьего условия я не буду касаться, так как относительно его мы не имеем 8 страница

раздражение какого-нибудь нерва препятствует данному движению или выделению.

Пфлю-гер показал, что симпатический нерв (nervus Splanchnicus) оказывает

задерживающее действие на тонкие кишки. С тех пор было установлено, что движения

желудка и всего кишечного канала подчинены задерживающему действию. К той же

причине относит Клод-Бернар и действие сосудодвигательных нервов. Наконец эта

задер-живательная способность принадлежит не только спинному и продолговатому

мозгу; она присуща и головному мозгу. Сеченов утверждает, что средний мозг

(зрительный слой) имеет задерживающее влияние на нижние части спинного хребта. В

последнее время многие авторы приписывают явление гипноза задерживающему

действию, исходящему от коркового вещества. Наконец, по мнению Бро-ун-Секара,

задерживающее действие есть "сила, которою обладают почти все части центральной

нервной системы и значительная часть периферической".

Для объяснения этого "отрицательного рефлекса" были придуманы различные теории,

которые излишне излагать24. Заметим, впрочем, что Ферье первый в своих Functions

du cerveau относил внимание к деятельности умеряющих центров, которые он

помещает в лобных долях. Возникновение идей, говорит он, зависит от возбуждения

двигательного элемента, входящего в ее состав; внимание зависит от ограничения

движения; возникает задержка внешнего рассеяния и усиление внутреннего.

Возбуждение двигательных центров, защищенное против рассеяния вовне, тратит свою

силу на внутреннюю работу; здесь проявляется подавленное возбуждение

двигательного центра. Вот главные доводы, приводимые им в пользу локализации

умеряющих центров в лобных долях: умственное развитие пропорционально вниманию;

оно пропорционально также и развитию лобных долей. Раздражение этих долей не

вызывает никаких двигательных проявлений; следовательно, это центры умеряющие,

которые тратят свою энергию на изменения, производимые в двигательных центрах,

действующих в данном случае. Отнятие их не парализует двигательную способность,

но производит понижение умственных способностей, сводящееся к потере внимания.

Лобные доли недоразвиты у идиотов, у которых очень слаба способность ко

вниманию. Область лба постепенно уменьшается у животных по мере того, как

понижается уровень их интеллекта. Прибавим, что повреждение лобных долей сильно

ослабляет, а иногда и уничтожает контролирующую способность25. Впрочем, автор

заявляет, что "относительно физиологического основания этой контролирующей

способности можно допустить только теоретические взгляды".

Хотя теория, утверждающая, что для задерживательных явлений существуют отдельные

аппараты, сделалась почти классической, но в последнее время несколько авторов,

опираясь на свои опыты, утверждали, что "как двигательные, так и

задерживательные явления происходят в одних и тех же элементах"26. "Всякий раз,

когда раздра-

Для истории этого вопроса до 1879 г. см.: Hermann. Handbuch der Physiologic, т.

I, часть 2, стр. 33 и след. Для новейших теорий - S. Loarie: I fatti e le teoria

della inibizione, Milano, 1888.

Что касается фактов, мы укажем читателю на нашу работу "Болезни воли", стр. 30 и

след. Позднее американский невролог А. Старр, наблюдая 23 случая повреждения

лобных долей, нашел у половины больных следующие умственные расстройства: потерю

контролирующей способности, перемену характера, невозможность сосредоточить

внимание (Brain. Janvier 1886, стр. 570). Wundt. Untersuchungen zur Mechanik der

Nerven und Nervencentren. 1871, 1876, и Psychologic Physiologique, t.l, ch. IV;

Baunis. Recherches experimentales sur les conditions de 1'activite cerebrale et

sur la physiologic du nerf. Paris, 1884. Бонн более других физиологов настаивал

на важности задерживательных актов для психологии.

жают какой-нибудь нерв,-говорит Бонн, -в этом нерве происходят двоякого рода

изменения в противоположных направлениях. Возьмем двигательный нерв:

деятельность его выразится сотрясением мускула; но кроме этого явления, наиболее

очевидного и лучше всего исследованного, возникает также противоположное

состояние, стремящееся затормозить движение или не дать ему осуществиться. В

этом нерве произойдут одновременно: акт двигательный и акт за-держивательный".

Двигательный процесс наступает быстрее задер-живательного и длится не столь

долго. Первое возбуждение производит максимальное сотрясение, но при вторичном

возбуждении наступает задержка, уменьшающая силу движения. В одном из опытов

Вундта при раздражении данного нерва с помощью непрерывного тока является на

аноде задерживательная волна, которая распознается по уменьшению раздражаемости

нерва и медленно распространяется по обе стороны анода; в то же время на катоде

образуется волна возбуждения, распространяющаяся по обе стороны катода с большою

быстротой и интенсивностью. Таким образом, при возбуждении по нерву в одно и то

же время проходит задерживательная волна и волна возбуждения, и возбуждаемость

его есть не что иное, как равнодействующая этих двух противоположных сил.

На основании этой гипотезы всякое возбуждение вызывает, следовательно, в нервном

веществе два изменения: одно положительное, другое отрицательное; с одной

стороны, стремление к деятельности, с другой- стремление задержать эту

деятельность; окончательный результат есть только итог этих действий. Таким

образом, преобладание является то на стороне импульса, то на стороне задержки.

Мы привели вкратце почти все, чему учит нас физиология в отношении к механизму

задержек; этим нам придется воспользоваться впоследствии. Теперь возвратимся к

изучению психологическому.

Произвольная задерживающая способность, каков бы ни был ее способ действия, есть

образование вторичное; она появляется относительно поздно, как и все проявления

высшего порядка. Хотение в своей положительной, импульсивной форме, хотение,

что-либо производящее, является первым в хронологическом порядке. Хотение в

отрицательной форме, препятствующее чему-либо, является позже - по Прейеру27, на

десятом месяце, под очень скромной формой задержки естественных испражнений.

L'Ame de I'enfant.

Но каким образом нами производится задержка? На этот вопрос мы не в состоянии

ответить удовлетворительно. Тем не менее надобно заметить, что в этом отношении

мы находимся в точно таком же положении и касательно противоположного вопроса:

каким образом производим мы движение?

В хотении положительном вслед за "я хочу" является обыкновенно движение; это

значит, что сначала возникает в мозгу деятельность двигательных образов или

приспособленных двигательных следов, передача нервного возбуждения через

лучистый венец полосатым телам, нижнему слою ножки большого мозга,

продолговатому мозгу, затем после перекрещивания спинному мозгу, нервам и

наконец мускулам. В хотении отрицательном за "я хочу" следует обыкновенно

задержка: здесь анатомические и физиологические условия передачи не так хорошо

известны; по гипотезе, изложенной выше, они нисколько не должны отличаться от

предыдущего случая. Но как в том, так и в другом случае сознанию непосредственно

доступны только два момента: отправной и конечный, т. е. "я хочу" и акт

совершенный или задержанный. Все промежуточные состояния ускользают от него; оно

усваивает их только путем изучения и косвенно. Итак, при настоящем состоянии

наших знаний мы должны ограничиться установлением факта, что точно так же, как в

нашей власти начать, продолжать и усилить движение, в нашей же власти сократить,

прекратить или ослабить его.

Эти общие замечания приводят к одному по крайней мере положительному результату,

а именно: всякое хотение, будь это импульс или задержка, действует только на

мускулы и через мускулы, что всякое другое толкование неопределенно, неуловимо,

химерично; и, следовательно, если механизм внимания двигательный, как мы

утверждаем, то необходимо, чтобы во всех случаях внимания участвовали мускульные

элементы, действительные движения или же движения в зародышевом состоянии, на

которые действует задерживающая сила. Мы имеем власть (импульсивную или

останавливающую) только над мускулами произвольными; это единственное понятие

наше о воле. Таким образом, из двух вещей нужно выбрать одну: или найти

мускульные элементы во всех проявлениях произвольного внимания, или же

отказаться от всякого объяснения его механизма и ограничиться только признанием

его существования.

Внимание останавливается произвольно на восприятиях, образах и идеях; или,

выражаясь более точно и избегая всяких метафор, состояние моноидеизма может быть

произвольно удержано на группе представлений, образов или идей, приспособленных

к заранее намеченной цели. Нам необходимо определить те двигательные элементы,

которые встречаются в этих трех случаях.

1. В отношении восприятий это сделать нетрудно. Все наши воспринимающие органы в

одно и то же время чувствительные и двигательные. Для того чтобы мы могли

воспринимать нашими глазами, ушами, руками, ногами, языком, ноздрями, необходимы

движения. Чем более подвижны части нашего тела, тем более совершенна их

чувствительность. Чем беднее подвижность их, тем тупее чувствительность. Но это

не все; без двигательных элементов восприятие невозможно. Припомним сказанное

раньше, что если мы уставим наш взгляд неподвижно на одном каком-нибудь

предмете, то в скором времени восприятие становится туманным и затем исчезает.

Приложите, не надавливая, нижнюю поверхность пальца к столу, и через несколько

минут вы не будете чувствовать прикосновения. Движение глаза или пальца

воскрешает восприятие. Сознание возможно только через изменение, изменение

возможно только через движение. Можно бы многое сказать по этому поводу, потому

что хотя факты вполне очевидны и подтверждаются повседневным опытом, но

психология до такой степени пренебрегала ролью движений, что в конце концов

забываешь, что они составляют коренное условие сознания, ибо служат орудием

основного его закона- относительности и изменяемости. Сказанного нами в

оправдание формулы: "нет движений, нет и восприятий"-совершенно достаточно. Роль

движений в чувствительном внимании не подлежит ни малейшему сомнению. Часовщик,

тщательно изучающий механизм часов, приспосабливает свои глаза, руки, тело; все

остальные движения задержаны. В лабораторных опытах, устроенных для изучения

произвольного внимания, это сосредоточение с помощью задержки движений достигает

часто необыкновенной степени; дальше мы поговорим об этом. Припомним приведенные

нами раньше наблюдения Гальтона над движениями в утомленной аудитории. Внимание

означает, следовательно, сосредоточение и задержку движений, рассеянность -

развитие движений.

Произвольное внимание может также действовать на проявление эмоций, если у нас

есть серьезные причины не выражать наружно своего чувства и достаточная

задерживающая способность, чтобы не дать ему проявиться; но оно действует только

на мускулы и ни на что более; все остальное ускользает от него.

До сих пор мы касались только самой легкой стороны вопроса. Мы подошли теперь к

той чисто внутренней форме, которая называется размышлением. Содержание его

составляют образы и идеи. Итак, нам предстоит отыскать двигательные элементы в

этих двух группах психических состояний.

2. "С первого взгляда не представляется очевидным,-писал Бэн уже в 1855 г.,-что

запечатление идеи (образа) в уме есть дело

мускулов, подчиненных воле. Какие движения происходят, когда я представляю себе

окружность или думаю о церкви святого Павла? Ответить на этот вопрос возможно,

только предполагая, что мысленный образ занимает в мозгу и других частях нервной

системы то же место, что и первоначальное ощущение. Так как в наших ощущениях,

особенно же в ощущениях высшего порядка - осязании, зрении, слухе, - существует

известный мускульный элемент, то этот элемент должен так или иначе найти свое

место в ощущении идеальном -в воспоминании". С этого времени вопрос о природе

образов тщательно и успешно изучался и был решен в том же смысле28. Между тем

как для большинства прежних психологов образ был каким-то призраком без

определенной локализации, существующим "в душе", отличающимся от представления

не по степени, но по природе, похожим на последнее "не более как портрет сходен

с оригиналом", для психологии физиологической между представлением и образом

существует тождество природы, тождество локализации и только разница в степени.

Образ -это не фотография, но оживание чувствительных и двигательных элементов,

составивших представление. По мере того как возрастает его интенсивность, он

приближается к своей отправной точке и стремится перейти в галлюцинацию.

Чтобы не удаляться от двигательных элементов образа, исключительно нас

интересующих, заметим следующее: так как нет восприятий без движений, то,

очевидно, эти последние, однажды возникнув, оставляют в мозгу двигательные следы

(двигательные образы, двигательные интуиции), точно так же как впечатления

ретины или впечатления кожи оставляют чувствительные следы. Если бы двигательный

аппарат не имел своей памяти, своих образов или следов, ни одно движение не

могло бы быть заучено, сделаться привычным; все пришлось бы начинать сызнова.

Нет надобности, впрочем, прибегать к рассуждениям. Множество опытов

подтверждают, что движение присуще образу, содержится в нем. Знаменитый опыт с

маятником Шевреля может считаться типичным. Нужно ли приводить другие? Возьмем

для примера людей, бросающихся в пропасть из страха упасть в нее, ранящих себя

бритвой из опасения пораниться; возьмем "чтение мыслей", которое есть не что

иное, как "чтение" мускульных состояний, и массу других фактов, прослывших

необы-

См. Tainc. De ['intelligence, liv.II; Gallon. Inquiry in to human faculty etc.;

Charcot. Lecons sur les maladies du systeme nerveux, т. Ill; Bind. Psychologic

du raisonnement, гл. II; Ballet. Le Langage inerieur et les divcrses formes de

1'aphasie.

чайными только потому, что публике неизвестен элементарный факт, что всякий

образ содержит стремление к движению. Конечно, двигательный элемент не всегда

принимает такие громадные размеры, но он по крайней мере существует в

зародышевом состоянии точно так же, как и чувствительный образ по живости не

всегда подходит к галлюцинации, но просто начертан в сознании.

3. Если легко установить существование двигательных элементов в образах, то

вопрос об общих идеях или понятиях много труднее. Необходимо признаться, что

физиологическая психология слишком пренебрегала идеологией, которой ей следовало

бы заняться, пользуясь современными опытными данными: изучение восприятий и

образов приготовило к этому путь. Я не намерен вводить сюда эпизодически разбор

этого крупного вопроса и предлагаю только распределить общие идеи на три большие

категории, чтобы удобнее было ориентироваться.

Идеи, происходящие от слияния сходных образов без помощи слова.

Идеи, происходящие от слияния несходных образов с помощью слова.

Идеи, сводящиеся к слову, сопровождаемому туманной схемой, или даже лишенные

соприсутствующего впечатления.

Я оставляю в стороне регулирующие понятия (время, пространство, причина),

изучение которых завело бы нас слишком далеко. Посмотрим, заключает ли в себе

каждая из этих категорий двигательные элементы, на которые может действовать

внимание?

а) Первая категория заключает в себе общие идеи самого грубого свойства, те,

которые встречаются у высших животных, у глухонемых и детей до употребления

членораздельной речи. Операция ума ограничивается схватыванием весьма выдающихся

сходных признаков и составлением таким путем генерических образов -термин более

точный, нежели выражение: общие идеи. Эта операция, по-видимому, аналогична

известному приему, с помощью которого Галь-тон, налагая одну на другую несколько

фотографий, получает сложный портрет данного семейства. Другими словами, она

состоит в накоплении сходных признаков и удалении незначительных отличий. Но

говорить, что этот прием объясняет образование общих идей, - значит защищать

ничем не оправдываемый тезис; он служит лишь для объяснения низшей ступени этого

образования и имеет значение только для грубых форм сходства. Заключают ли в

себе эти генерические образы двигательный элемент? Высказываться категорически

по этому поводу трудно и во всяком случае бесполезно,

так как не на этой стадии умственной жизни имеет место произвольное размышление.

b) Вторая категория заключает в себе большую часть общих идей, служащих для

постоянного обихода мысли. При всестороннем изучении предмета следовало бы

установить восходящую иерархию группы, идя от менее общего к более общему, т. е.

отмечая способность схватывать все более и более слабые сходства, менее и менее

многочисленные аналогии. Все ступени этого восходящего движения встречаются в

истории человечества. Обитатели Огненной Земли не имеют вовсе абстрактных

терминов. У индейцев Америки есть различные термины для дуба белого и черного,

но нет никакого для дуба вообще. У жителей Тасмании существуют отдельные термины

для каждого вида деревьев, но нет термина вообще для дерева, тем менее для

растения, животного, цвета и т. д.29. Не останавливаясь на этих различных

фазисах, ответим на вопрос: что имеется в нашем уме, когда мы думаем этими

общими идеями? Прежде всего слово, составляющее постоянный элемент; вместе с ним

образ менее и менее сложный, менее и менее ясный по мере восхождения в область

обобщений. Этот образ есть отвлечение. Он составляется тем же приемом, которым

пользуется ум для того даже, чтобы представить себе индивидуальный образ. Мое

представление о Петре, о Павле, о моей собаке, о всяком конкретном предмете, в

совершенстве мне известном, может быть только отвлечением из многочисленных

восприятий, полученных мною от него и представивших мне его в различных видах. В

представлении индивидуального образа между предшествовавшими образами данного

предмета происходит борьба за господство в сознании. В зарождении общей идеи

борьба за господство в сознании происходит между различными генерическими

образами. Это отвлечение второго и третьего порядка. Таким образом возникает

ядро, вокруг которого колеблются неопределенные и туманные элементы. Мое общее

представление о человеке или собаке, пребывая более или менее долго в сознании,

стремится облечься в конкретную форму; оно принимает образ европейца или негра,

болонки или бульдога. Двигательный элемент заключается главным образом в слове

(мы еще вернемся к этому впоследствии). Что же касается образов, то очень трудно

сказать, что остается в них из движений, заключающихся в первоначальных

восприятиях.

c) В предыдущей категории, по мере того как идеи становятся более общими, роль

образов постепенно стушевывается, слово мало-

29 Леббок. Начало цивилизации, гл. IX; Тейлор. Первобытная культура, т.

I, гл. VII.

помалу берет перевес до тех пор, пока одно только оно и остается. Таким образом

получается следующий прогрессивный ряд: генери-ческие образы без слова,

генерические образы со словом, слово без образов. На этой последней ступени мы

встречаемся с чисто научными понятиями. Существует ли исключительно только слово

в этом высшем периоде абстракции? Я утверждаю это без всяких колебаний. Мне

неудобно вдаваться в подробности, которые отвлекли бы меня от моей темы; я

ограничусь замечанием, что если в настоящее время в слове не заключается ничего,

то в нем есть, в нем должно быть потенциальное знание, возможность познания. "В

современном мышлении,-говорит Лейбниц,-мы имеем обыкновение опускать объяснение

значения употребляемых нами знаков, зная или предполагая, что объяснение это в

нашей власти, но не считая в настоящее время такое применение или объяснение

слов необходимым... Этот способ рассуждения я называю слепым или символическим.

Мы употребляем его в алгебре, в арифметике и, говоря по правде, везде вообще".

При обучении детей, и еще лучше диких, счету хорошо видно, каким образом слово,

вначале нераздельное с предметами, затем с образами, прогрессивно отделяется от

них для самостоятельной жизни. В конце концов оно становится похоже на условную

монету (каковы банковские билеты, чеки и т. д.), представляя ту же полезность и

ту же опасность. Здесь двигательный элемент может заключаться только в слове.

Новейшие исследования, о которых упоминалось выше, доказали, что слово

существует не в одинаковой форме у всех людей. Для одних оно состоит главным

образом из моментов выговаривания. Штрикер в своей книге о речи и музыке,

основываясь на личном опыте, описал законченный тип подобных субъектов; это тип

двигательный по преимуществу. Для других слово состоит главным образом из

слуховых образов; это внутренняя речь, очень хорошо описанная В. Эггером.

Третьи, гораздо реже встречающиеся, думают словами читаемыми или написанными30.

Это зрительный тип. У большинства людей все эти элементы действуют в

неодинаковых дозах. Но всегда и везде как слово, произнесенное вслух, так и знак

чисто внутренний опирается на какую-либо форму первоначального восприятия, а

следовательно, заключает в себе двигательные элементы. Нет сомнения, что

двигательные элементы, заключенные в общих идеях любой категории, часто бывают

очень слабы. Это согласуется и с выяснившимся на опыте фактом, что абстрактное

мышление невозможно для многих и затруднительно и утомительно почти для всех.

Любопытный случай этого явления был сообщен в Revue philosophique (Janvier

1885, p. 119). См. также: Ballet, поименованное сочинение, гл.Ш.

Мы останавливались так долго на этой части нашей темы, потому что она наименее

исследована, наиболее трудна и более всего подвержена критике31.

Но многие читатели скажут нам: мы допускаем, что существуют двигательные

элементы в восприятиях, в образах и в меньшей степени в понятиях; но это еще не

доказывает, что внимание действует на них и через них, что оно представляет

двигательный механизм. Без сомнения, относительно этого пункта нет ни одного

решающего наблюдения или опыта. Убедительный опыт состоял бы в попытке

увериться, будет ли еще способен ко вниманию человек, лишенный двигательной

способности, как внешней, так и внутренней, и только этой способности. Этот опыт

неосуществим. В болезненных случаях, которые мы будем изучать позже, нет ничего

подходящего. Заметим, однако, мимоходом, что невозможно размышлять, когда бежишь

со всех ног, даже и тогда, когда это делается без всякого другого мотива, как

только из желания бежать; при крутом подъеме, даже в тех случаях, когда нет

никакой опасности, не любуются видом. Масса опытов доказывает существование

антагонизма между большою тратою движений и вниманием. Правда, некоторые

размышляют, ходя большими шагами и жестикулируя, но в этих случаях происходит

скорее процесс изобретений, нежели сосредоточение, и избыток нервной силы

разряжается различными путями. В конце концов очевидно, что внимание есть

задержка, причем эта задержка может производиться только с помощью

физиологического механизма, препятствующего расходу реальных движений в

чувствительном внимании -движений потенциальных (al'etat naissant) -в

размышлении, ибо произведенное движение -это восстановление вовне, это

уничтожение состояния сознания, так как

:" Мы сказали, что изучение большого числа случаев, как нормальных, так и

болезненных, привело к признанию нескольких типов: двигательного, слухового и

зрительного, смотря по группе образов, преобладающей у каждого отдельного

индивида (оставляя без внимания тип обыкновенный или безразличный). Тот, кто

думает, выговаривая слова, но не слыша их (Stricker), тот, кто думает, слыша

слова, но не выговаривая их (V. Egger), тот наконец, кто думает, видя слова

написанными, но не слыша и не выговаривая их, представляют собой типы коренные,

несоизмеримые. Это сразу исключает всякую возможность спора. Каждый прав по

отношению к себе самому и к себе подобным; он не прав, если обобщает без

ограничений. Желательно, чтобы работа, сделанная по отношению к образам и

различным формам речи, была предпринята и для общих идей. Возможно, что и там

нашлись бы коренные типы. Так, например, мне кажется, что у Беркли общие идеи

носят зрительную форму. Тот, кто со вниманием прочтет некоторые отрывки из

знаменитого трактата о природе человека (слишком длинные, чтобы приводить их

здесь), кто примется изучать их не как теорию общих идеи,

производящая его нервная сила преобразуется в двигательный элемент. "Мысль,-

говорит Сеченов,- есть рефлекс, сокращенный до двух первых своих третей". Бэн,

выражаясь с большим изяществом, замечает: "Думать -значит воздерживаться от

слова или действия".

В заключение рассмотрим, что нужно понимать под ходячим выражением "произвольно

направить свое внимание" и что происходит в таком случае.

"То, что происходит в этом случае,-говорит Маудсли, - есть не что иное, как

возбуждение известных нервных токов, служащих для составления идей, и сохранение

их деятельности до тех пор, пока они, лучеиспуская свою энергию, не доведут до

сознания все идеи, связанные ассоциацией, или по крайней мере возможно большее

число идей, способных к деятельности при дан-

но как документ и психологическую исповедь, тот придет к заключению, что общая

идея была для него видением. "Идея о человеке,- говорит он, -которую я в

состоянии сфабриковать себе, должна быть идеей о человеке белом, черном или

смуглом, прямом, сгорбленном, большом, маленьком или среднего роста. Никакое

усилие мысли не дает мне возможности усвоить себе вышеописанную абстрактную идею

(то есть идею о цвете не красном, не синем, не зеленом и т. д., но все-таки

цвете)". С другой стороны, мне кажется, что у номиналистов общие идеи имеют

форму чисто слуховую. Знаменитая теория, сделавшая из универсалов чистые "flatus

vocis" (Роселин, Гоббс и т. д.), допускает, по-моему, два толкования. Понимаемая

буквально, она представляет бессмыслицу. Чистый "flatus vocis"-это слово,

принадлежащее языку вполне неизвестному, которое вследствие этого не

ассоциируется ни с какой идеей и остается лишь звуком или шумом. Мало вероятия,

чтобы разумные мыслители защищали этот тезис в той форме, какую им обыкновенно

приписывают. Я предлагаю другое толкование. Номиналисты суть умы сухие,

алгебраические, довольствующиеся одним только словом, не пробуждающим никакого

образа. Для них не существует иного представления, кроме звука. Мы очень

удалились от Беркли. Штрикер, который не может подумать ни одного слова, не

выговорив его, тип чисто двигательный, донельзя далекий от слухового, говорит

нам: "Я должен связать что-нибудь с каждым словом, чтобы оно не являлось для

меня мертвым термином, как слово из языка, мне незнакомого. Когда в различных

случаях жизни мне приходят на ум слова вроде "бессмертие", "добродетель", я

объясняю их себе не словами, а зрительными образами. При слове "добродетель" я

думаю о каком-нибудь женском лице; при слове "храбрость"-о вооруженном мужчине и

т. д." (вышеназванное сочинение, стр. 80 - 81). Это представление абстрактных и

общих идей может назваться антиподом номинализма. В медицине говорят, что нет

болезней, но есть больные; точно так же нет общих идей, но есть умы, различно

думающие. Вместо приема философского, то есть стремления привести все к

единству, пора вооружиться приемом психологическим, т. е.определить главнейшие

Дата добавления: 2014-11-06