Об идее a priori и о сомнении в опытном рассуждении 4 страница

В недрах самого духовного производства вызревает практиче­ское понимание того, что должны быть заново пересмотрены ос­нования, на каких вообще истина извлекается из опыта сознания. Дело в том, что под сомнение поставлено как раз сознание, пользующееся орудием рефлексии, т. е. интеллигентское созна­ние... Классическое убеждение, что рефлексивная процедура мо­жет исчерпать всю фактически имеющую место деятельность, тре­бует допущения, что само это сознание, оперирующее рефлексией, беспредпосылочно и «чисто». Однако как раз это не так — «те­ло» интеллектуала оказалось весьма плотным и своеприродным.

Такая ситуация со всей исторической радикальностью и бес­компромиссностью ставит духовного производителя перед необходимостью иных, неклассических способов «уяснения самому себе своего собственного сознания» (Маркс) и, добавим мы, свое­го бытия в качестве мыслящего. И такая задача массова, как массово и современное духовное производство. Она выходит за рамки традиционного общественного разделения труда, предпо­лагая размывание фигуры пассивного потребителя знаний и за­прашивая собственных интеллектуальных усилий не только от профессионального интеллектуала, но и от агента современного исторического действия...

Если процессами концентрации и обобществления условий культуры и духовного производства оказался болезненно задет реальный живой нерв духовной деятельности, то столь же реаль­но она перестраивается, находя себе иные пути и вырабатывая иной, неклассический тип мыслителя и формализма его труда. Люди реально, на деле начинают мыслить иначе — еще до того, как они выработали об этом какую-либо философию...

Познающий и творящий индивид обнаруживает, что «мыслитель» не есть какая-либо «сущность», в готовом виде пребываю­щая в сфере культуры и образования, и что соответственно он сам не дан как мыслитель, попадая в эту сферу, а может лишь задать себя в качестве такового особой (и постоянно повторяе­мой) деятельностью. Ей отвечают новые формы построения про­дукта духовного труда (и соответственно его трансляции), кото­рые можно назвать «разомкнутыми», или «открытыми», не нуж­дающимися в допущении, что сознание их производителя должно быть «чистым мышлением» в классическом смысле этого слова... Строение произведения становится альтернативным, исключает абсолютистское сознание автора, хотя бы уже в том смысле, что оно предполагает «продуктивного потребителя», требует самостоятельного усилия и труда потребителя духовной продукции, вовлекающего автора последней в качестве партнера своей собственной мыслительной работы. Такие явления мы очень легко можем увидеть в практике современной науки, искусства, литературы, культуры вообще (в том числе нравственной, юридической, политической и т. д.)... Однако все эти тенденции вплоть до последнего времени не; получают сколько-нибудь последовательной (философской) концептуализации. В силу ряда причин в буржуазной философии не случилось того, что произошло, скажем, в физике XX в. и вообще в современном естествознании, пережившем свою эволюцию и сумевшем создать подлинный синтез классических и неклассических представлений в принципиально новой картине природного мира. Иначе говоря, на сегодняшний день в рамках буржуаз­ной культуры еще не сложилась действительно «новая филосо­фия», которая адекватно концептуализировала бы стихийно: развивающийся современный опыт и нашла средства для систематического мысленного освоения изменившейся проблемной реальности.

Э. Кречмер ТИПЫ УЧЕНЫХ

Кречмер (Kretschmer) Эрнст (8 ок­тября 18S8—8 февраля 1964) — не­мецкий психиатр. Получил медицин­ское образование в Тюбингенском университете. Профессор психиатрии и неврологии в Тюбингене (1923), затем — профессор и директор пси­хиатрической клиники в Марбургском университете (1926), с 1946 г.— вновь профессор Тюбингенского уни­верситета.

Широкую известность получило уче­ние Э. Кречмера о связи строения тела и характера, основанное на на­блюдениях в психиатрической кли­нике. Проведя исследование около 200 больных и выделив основные типы строения человеческого тела (лептосомный, пикнический, атлетический), Кречмер установил, что не­которые психические заболевания, прежде всего шизофрения и маниа­кально-депрессивный (циклический) психоз, фактически связаны с конституциональными особенностями че­ловека. Далее он предположил, что каждому из этих заболеваний соот­ветствует особая форма психопатии («шизоидная» и «циклоидная»), а также определенный характер здо­рового человека («шизотимический» и «циклотимический»). Таким обра­зом, Кречмер пришел к выводу о связи между анатомической консти­туцией человека и его характером: так, люди с лептосомным (астениче­ским) телосложением обладают шизотимическим характером, а пикни­ки — циклотимическим. В приводи­мом ниже отрывке из книги «Строе­ние тела и характер» (М.—Пг., 1924) описаны индивидуальные осо­бенности мышления циклоидов и шизоидов.

Сочинения: Medizinische Psy­chologic. Lpz., 1922; КбгрегЬау und Character. В., 1931.

Циклотимический тип

Следующие черты являются общими для этих исследователей:

1. Громадный экстенсивный характер работы, увлечение различ­ными областями науки, многосторонность и текучая душевная подвижность, которая охватывает все отрасли человеческого зна­ния, и, наряду с этим, сильные художественные тенденции.

2. Наглядно-эмпирическое направление в работе, склонность со­бирать, накоплять и описывать конкретный научный материал, наивная любовь к чувственному, к непосредственному созерца­нию и «ощупывание» самих предметов. «Он слишком много ощу­пывает», — говорит Шиллер о Гете, — изречение, которое яв­ляется одинаково характерным для обоих. Науки, которые они предпочитают, являются наглядно-описательными: ботаника, анатомия, физиология, геология, этнология.

3. В негативном смысле, по крайней мере у Гете и Гумбольдта, инстинктивная и подчеркиваемая антипатия ко всему систематизирующему, тео­ретически-конструктивному и метафизическому, ко всем фило­софским и теологическим притязаниям, которые не имеют проч­ного фундамента и не основаны на чувственном опыте. «Верь своим чувствам, они не обманут тебя» — таков научный девиз Гете, между тем все остальное для него является «неисследован­ным», что можно признавать только с осторожностью. Гумбольдт в старости говорил со своим юмористическим равнодушием, что «он не желает заниматься пустяками потустороннего, мира». Гете, несмотря на все старания Шиллера, только поверхностно познакомился с философией Канта, а Гумбольдт отвергал стоявшего тогда на своем кульминационном пункте философа Гегеля.

Наряду с таким стремлением к научному исследованию у практически работающих ученых циклотимиков обнаруживается еще склонность к популяризации в доступных народу произведе­ниях, статьях и лекциях: у Александра Гумбольдта она, напри­мер, очень ясна и, вероятно, стоит в связи с подвижностью, на­глядностью, с красноречием и суетливостью, с качествами, свой­ственными гипоманиакальному темпераменту. Она заключает в себе положительные и отрицательные стороны одновременно, подобно тому как циклотимические свойства наглядного эмпириз­ма таят в себе известный недостаток в концентрации, системе и в углубленной работе мысли. Отсутствует то, что для шизотимика Шиллера является высшим принципом работы: в мельчайших крупинках накоплять наивысшую силу.

Шизотимический тип

Если мы в естественных науках от наглядно описательных перейдем к более точному теоретическому крылу — к физике и математике, то, как нам кажется, возрастает число исследователей, личности которых следует отнести к шизотимической груп­пе как в отношении строения тела, так и индивидуальной психо­логии. Не подлежит сомнению, что среди математиков встречает­ся много типичных шизотимиков; среди известных математиков прошлых столетий обнаруживают резкие шизоидные стигматы в строении тела: Коперник, Кеплер, Лейбниц, Ньютон, Фарадей. Красивые пикники очень редко попадаются среди них. Мебиус говорит на основании своих тщательных исследований, что боль­шинство математиков принадлежит к нервозным, что среди них часто встречаются своеобразные характеры, оригиналы и чудаки. У Ампера, повидимому, был приступ шизофренического рас­стройства, а неясный психоз Ньютона скорее всего можно тол­ковать как легкую позднюю шизофрению. Психозы Кардана и Паскаля Мебиус считает «истерическими». Старший Болиэ был шизоидным психопатом. Мебиус подчеркивает редкость способностей к медицине и математике у одних и тех же лиц, что совпадает с нашими конституциональными исследованиями. Напро­тив, способности к математике и философии довольно часто встречаются одновременно.

Среди философов, строгих систематиков и метафизиков встре­чается очень много шизотимиков. Это соответствует преоблада­нию «влечения к формам» над «влечением к содержанию», люб­ви к строгому построению, к чисто формальному, склонности к сверхчувственному и ирреальному подобно тому, как мы это видели у шизотимических поэтов. Мы можем здесь различать две часто переходящие друг в друга группы:

1. Людей точной, ясной логики и системы типа Канта, кото­рые соответствуют в поэтическом творчестве художникам формы, со строгим стилем, и драматургам.

2. Романтических метафизиков типа Шеллинга, которые имеют связь с поэтами-романтиками. У менее значительных теософов это шизотимическое направление мышления благодаря кататимическим механизмам может достигнуть не­обычайных степеней логической расплывчатости.

Тот и другой склад мышления, несмотря на внешние разли­чия, тесно связаны между собой в биологическом отношении. У точных представителей критики познания типа Канта мы находим наряду с этим сильные потребности в метафизике, жела­ние смотреть «на звездное небо, стоящее надо мной», искание априорных сверхчувственных, религиозно-нравственных постула­тов. Между тем романтики мысли, особенно незначительные, рас­плывчатые среди них, обнаруживают ясную склонность к конст­руктивно-абстрактному описанию своих идей. Поэтому прихо­дится постоянно удивляться, когда мы находим у самых точных мыслителей известный «мистический уголок», который мы напрасно будем искать у эксквизитно наглядных эмпириков ти­па Александра Гумбольдта.

В частном образе жизни шизотимиков мы находим у некото­рых групп непрактичность и кабинетную ученость (тыл Канта, Ньютона), у других героически-фанатические черты шизотимического характера (тип Фихте, Шеллинга) в противополож­ность примирительности, живости, подвижности, умению жить полной жизнью у циклотимиков типа Гумбольдта и Гете.

Только немногие люди (это, конечно, касается и других групп) отличаются такой односторонней шизотимической или циклотимической конституцией, чтобы они при добром желании и хороших способностях не могли проникнуться противоположным способом мышления и чувствований, если только этого тре­буют внешние обстоятельства. И только немногие специальные отрасли науки так односторонне направлены только или на на­глядное или на систематическое, что они не могут привлекать к себе противоположный тип.

П.Б. Ганнушкин ОСОБЕННОСТИ ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОЙ

ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ПРИ НЕКОТОРЫХ

ФОРМАХ ПСИХОПАТИИ

Ганнушкин Петр Борисович (24 февраля 1875—23 февраля 1933) — рус­ский, советский психиатр. Окончил медицинский факультет Московского университета (1898), ученик С. С. Корсакова и В. П. Сербского. Приват-доцент кафедры душевных болезней Московского университета (1904—1911), ординатор Алексеев­ской психиатрической больницы (1908—1914), редактор журнала «Современная психиатрия» (1907— 1914). Профессор кафедры психиат­рии и директор психиатрической клиники Московского университета (с 1918), 1-го Московского медицин­ского института (с 1930). Первые работы П. Б. Ганнушкина посвящены изучению общепризнан­ных форм психических заболеваний, в том числе циркулярному психозу, шизофрении, острой паранойе (докт. дис., 1904) и др., а также описанию отдельных клинических синдромов. Создатель оригинальной отечествен­ной концепции малой психиатрии, учения о психопатиях (пограничных состояниях между психической нормой и патологией). Выделил, и обос­новал клинические критерии разли­чения конституциональных психопа­тий. Монография П. Б. Ганнушкина «Клиника психопатий: их статика, динамика и систематика» (М., 1933) содержит яркое и детальное описа­ние существенных особенностей ос­новных типов патологических харак­теров. Утверждая, что клиническое исследование и лечение больных пси­хопатией должно происходить в единстве с изучением их конкретной социальной среды, П. Б. Ганнушкин уделял большое внимание профи­лактике психических заболеваний, организации системы внебольничной психиатрической помощи. Создатель крупной школы советских психи­атров.

В приводимых выдержках из книги «Клиника психопатии» описаны не­которые особенности интеллектуаль­ной сферы для различных случаев психопатических заболеваний. Сочинения: Избранные труды. М., 1964.

Группа циклоидов

Конституционально-депрессивные. В чистом виде эта группа не­многочисленна. Дело идет о лицах с постоянно пониженным на­строением. Картина мира как будто покрыта для них траурным флером, жизнь кажется бессмысленной, во всем они отыскивают только мрачные стороны. Это — прирожденные пессимисты.

Какая бы то ни было работа, деятельность по большей части им неприятна, и они скоро от нее утомляются. Кроме того, в сде­ланном они замечают преимущественно ошибки, а в том, что предстоит — столько трудностей, что в предвидении их невольно опускаются руки.

Интеллектуально такого рода люди часто стоят очень высоко, хотя, большей частью, умственная работа окрашена для них не­приятно, сопровождаясь чувством большого напряжения, — здесь больше всего сказывается внутреннее торможение, проявляющее­ся в чрезвычайной медленности интеллектуальных процессов: среди них преобладают «тугодумы».

Конституционально-возбужденные. Эта группа психопатов представляет полярную противоположность только что описанной.

Крепелин описывает их как блестящих, но большей частью неравномерно одаренных субъектов, которые изумляют окружаю­щих гибкостью и многосторонностью своей психики, богатством мыслей, часто художественной одаренностью, душевной добротой и отзывчивостью, а главное, всегда веселым настроением. Это люди, быстро откликающиеся на все новое, энергичные и пред­приимчивые. Однако при более близком знакомстве с ними наря­ду с перечисленными положительными чертами в их духовном облике обращают на себя внимание и особенности другого по­рядка: внешний блеск иной раз соединяется с большой поверх­ностностью и неустойчивостью интересов.

Уже в школе эти люди обращают на себя внимание тем, что, обладая в общем хорошими способностями, учатся обыкновенно плохо; чрезвычайно неустойчивое внимание не позволяет им на­долго сосредоточиваться на одном предмете, поэтому они легко отвлекаются, не способны к усидчивой работе и решительно не в состоянии заставить себя заниматься систематически. Мало­аккуратные, они часто пропускают занятия, заполняя свое время любой деятельностью, только не школьной работой. В результа­те они усваивают большей частью только поверхностно связан­ные между собой обрывки знаний, часто терпя неудачи и даже катастрофы при различного рода проверках знаний.

Группа шизоидов

Больше всего шизоидов характеризуют следующие особенно­сти: аутистическая оторванность от внешнего, реального мира, отсутствие внутреннего единства и последовательности во всей сумме психики и причудливая парадоксальность эмоциональной жизни и поведения.

О содержании шизоидной психики говорить вообще очень трудно, во всяком случае поведение шизоидов не дает о нем никакого представления.

Очень важно помнить, что большинство шизоидов — люди, очень своеобразно, не по-обычному приспособляющиеся к дейст­вительности. О том, что происходит кругом них, о ситуации, в ко­торой они находятся, шизоиды обыкновенно имеют чрезвычайно субъективное и неточное представление. Окружающий мир как.будто отражается для них в кривом зеркале: все отдельные его части шизоид видит отчетливо, но отношения и пропорции меж­ду этими частями в его представлении почти всегда искажены. Эмоциональной дисгармонии шизоидов нередко соответствует и чрезвычайно неправильное течение у них интеллектуальных процессов. И здесь их больше всего характеризует отрешенность от действительности и власть, приобретаемая над их психикой словами и формулами. Отсюда — склонность к нежизненным, формальным построениям, исходящим не из фактов, а из схем, основанных на игре слов и произвольных сочетаниях понятий. Отсюда же у многих из них склонность к символике. Сквозь очки своих схем шизоид обыкновенно и смотрит на действительность. Последняя скорее доставляет ему иллюстрации для уже готовых выводов, чем материал для их построения. То, что не соответст­вует его представлению о ней, он, вообще, обыкновенно игнорирует. Несогласие с очевидностью редко смущает шизоида, и он без всякого смущения называет черное белым, если только этого будут требовать его схемы. Для него типична фраза Гегеля, ска­занная последним в ответ на указание несоответствия некоторых его теорий с действительностью: «Тем хуже для действительно­сти».

Особенно надо подчеркнуть любовь шизоидов к странным, по существу, часто несовместимым логическим комбинациям, к сбли­жению понятий, в действительности ничего общего между собой не имеющих. Благодаря этому отпечаток вычурности и парадок­сальности, присущих всей личности шизоида, отчетливо сказы­вается и на его мышлении. Многие шизоиды, кроме того, люди «кривой логики», резонеры в худшем смысле этого слова, не за­мечающие благодаря отсутствию у них логического чутья самых вопиющих противоречий и самых элементарных логических оши­бок в своих рассуждениях.

Надо добавить, однако, что при наличии интеллектуальной или художественной одаренности и достаточной возможности проявить свою инициативу и самодеятельность шизоиды способны и к чрезвычайно большим достижениям, особенно ценным именно благодаря их независимости и оригинальности.

Социальное значение отдельных групп шизоидов чрезвычай­но разнообразно. Так называемые чудаки и оригиналы — люди, большей частью безобидные, хотя и малополезные. Таковы неко­торые ученые, выбравшие себе какую-нибудь узкую, никому не нужную специальность и ничего не хотящие знать кроме нее, таково большинство коллекционеров, таковы также и субъекты, обращающие на себя внимание странной одеждой, изобретающие особые, часто чрезвычайно своеобразные диеты, ходящие боси­ком и пр.

Но среди шизоидов можно найти и людей, занимающих пози­ции на тех вершинах царства идей, в разреженном воздухе которых трудно дышать обыкновенному человеку: сюда относятся утонченные эстеты-художники, творчество которых, большей ча­стью формальное, понятно лишь немногим, глубокомысленные метафизики, наконец, талантливые ученые — схематики и ге­ниальные революционеры в науке, благодаря своей способности к неожиданным сопоставлениям с бестрепетной отвагой преобра­жающие, иногда до неузнаваемости, лицо той дисциплины, в ко­торой они работают.

Группа параноиков

Самым характерным свойством параноиков является их склон­ность к образованию так называемых сверхценных идей, во вла­сти которых они потом и оказываются; эти идеи заполняют пси­хику параноика и оказывают доминирующее влияние на все его поведение. Самой важной сверхценной идеей параноика обычно является мысль об особом значении его собственной личности. Кто не согласен с параноиком, кто думает не так, как он, тот в лучшем случае — просто глупый человек, а в худшем — его личный враг. Параноика не занимает ни наука, ни искусство, ни политика, если он сам не принимает ближайшего участия в раз­работке соответствующих вопросов, если он сам не является деятелем в этих областях; и наоборот, как бы ни был узок и малозначим сам по себе тот или иной вопрос, раз им занят параноик, этого уже должно быть достаточно, чтобы этот вопрос получил важность и общее значение.

Параноики крайне упорно отстаивают свои мысли, они часто оказываются борцами за ту или иную идею, но тем не менее это все-таки менее всего идейные борцы: им важно, их занимает, что это — их идея, их мысль, дальнейшее их мало интересует. Пара­ноики страдают недостатком критической способности, но этот недостаток очень неравномерно распространяется на различные их суждения. «Обо всем, что не относится до его личности, — говорит В. Ф. Чиж, — параноик может судить правильно, но не может иметь правильных суждений о собственной личности в ее отношении к другим людям».

В общем, надо сказать, что мышление параноиков — незре­лое, неглубокое, по целому ряду особенностей прямо приближаю­щееся к детскому; это мышление не только субъективно, но и резко аффективно окрашенное: правильно только то, что хочется и нравится параноику. У некоторых параноиков мышление, хотя и в меньшей степени, чем у мечтателей, находится в большой за­висимости от непомерно развитой и не сдерживаемой критиче­ским отношением и логикой фантазии, но чаще оно в гораздо большей степени определяется их чрезмерной склонностью к резо­нерству, т. е. к своеобразным построениям, берущим за основа­ние какую-нибудь одностороннюю мысль и доводящим ее до крайних пределов, не взирая на явные несообразности. В основе резонерских суждений всегда лежит та или иная ошибка сужде­ния самим больным, однако не сознаваемая как в силу его ослеплённости аффектом, так и в силу слабости его критики.

Очень частой ошибкой в таких рассуждениях, например, является petitio principii, т. е. ложное принятие за основу в до­казательстве того, что еще сомнительно; охотно пользуются резо­неры и логическим кругом (cireulus in demonstrando), когда, на­пример, положение первое доказывается через второе, второе — через третье, а третье — снова через еще требующее доказатель­ства первое. Типически резонерские ложные построения исходят также из употребления одного и того же термина в разных ме­стах рассуждения в разном значении и из игнорирования этой разницы (homonymia — двусмысленность слова). Подобных источников резонерски-неправильных выводов можно указать очень много.

Будучи, как уже выше отмечено, людьми очень узкими, параноики не от­личаются богатством идей: обыкновенно они, ухватившись за несколько по­нравившихся им мыслей, не могут уже от них освободиться и только переже­вывают их дальше на все лады.

Группа истерических характеров

Главными особенностями психики истеричных являются: 1) стремление во чтобы то ни стало обратить на себя внимание окружающих и 2) отсутствие объективной правды как по отно­шению к другим, так и к самому себе (искажение реальных соот­ношений).

Горе истерической личности в том, что у нее обыкновенно не хватает глубины и содержания для того, чтобы на более или менее продолжительное время привлечь к себе достаточное число поклонников.

Часто это — субъекты, не достигшие еще, несмотря иной раз на пожилой возраст, действительно духовной зрелости: их суждения поражают своей противоречивостью, а место логического сопоставления фактов и трезвой оценки действительности зани­мают беспочвенные выдумки — продукты их детски богатой и необузданной фантазии.

Патологические лгуны. Если потребность привлекать к себе внимание и ослеплять других людей блеском своей личности сое­диняется, с одной стороны, с чрезмерно возбудимой, богатой и незрелой фантазией, а с другой — с более резко, чем у истери­ков, выраженными моральными дефектами, то возникает карти­на той психопатии, которую Дельбрюк (Delbruck) называл pseudologia phantastica, Дюпре (Dupre) — мифоманией и представи­телей которой Крепелин грубее и правильнее обозначает как «лгунов и плутов». Чаще всего это люди, которым нельзя отка­зать в способностях. Они сообразительны, находчивы, быстро усваивают все новое, владеют даром речи и умеют использовать для своих целей всякое знание и всякую способность, какими только обладают. Они могут казаться широко образованными, даже учеными, обладая только поверхностным запасом сведений, нахватанных из энциклопедических словарей и популярных бро­шюр.

Важно то, что, обладая недурными способностями, эти люди редко обнаруживают подлинный интерес к чему-нибудь, кроме своей личности, и страдают полным отсутствием прилежания и выдержки. Они поверхностны, не могут принудить себя к дли­тельному напряжению, легко отвлекаются, разбрасываются. Их духовные интересы мелки, а работа, которая требует упорства, аккуратности и тщательности, тем самым производит на них от­талкивающее действие.

«Их мышлению, — говорит Крепелин, — не хватает планомерности, порядка и связности, суждениям — зрелости и обстоя­тельности, а всему их восприятию жизни — глубины и серьез­ности».

Самой роковой их особенностью является неспособность держать в узде свое воображение. При их страсти к рисовке, к пус­канию пыли в глаза они совершенно не в состоянии бороться с искушением использовать для этой цели легко у них возникаю­щие богатые деталями и пышно разукрашенные образы фанта­зии. Отсюда их непреодолимая и часто приносящая им колос­сальный вред страсть ко лжи. Лгут они художественно, мастер­ски, сами увлекаясь своей ложью и почти забывая, что это ложь. Часто они лгут совершенно бессмысленно, без всякого повода, только бы чем-нибудь блеснуть, чем-нибудь поразить воображе­ние собеседника.

Группа конституционально-глупых

Эта группа также находится на границе между психическим здоровьем и психической болезнью; это — люди врождённо огра­ниченные, от рождения неумные, без всякой границы, как само собой разумеется, сливающиеся с группой врожденной отстало­сти (идиотией, олигофренией).

Подобного рода люди иногда хорошо учатся (у них сплошь и рядом хорошая память) не только в средней, но даже и в высшей школе: когда же они вступают в жизнь, когда им приходит­ся применять их знания к действительности, проявлять известную инициативу — они оказываются совершенно бесплодными. Они умеют себя «держать в обществе», говорить о погоде, говорить шаблонные, банальные вещи, но не проявляют никакой ориги­нальности (отсюда выражение Salon blodsinn — салонное сла­боумие). Они хорошо справляются с жизнью лишь в определен­ных узких, давно установленных рамках домашнего обихода и материального благополучия. С другой стороны, сюда относятся и элементарно-простые, примитивные люди, лишенные духовных запросов, но хорошо справляющиеся с несложными требования­ми какого-нибудь ремесла; иногда даже без больших недоразу­мений работающие в торговле, даже в администрации.

Одной из отличительных черт конституционально-ограниченных является их большая внушаемость, их постоянная готовность подчиняться голосу большин­ства, «общественному мнению» («что станет говорить княгиня Марья Алексе­евна)»); это — люди шаблона, банальности, моды.

Это те «нормальные» люди, которых Ферри (Ferri) сравнивает с готовым платьем из больших магазинов, здесь действует только закон подражания.

К конституционально-глупым надо отнести также и тех своеобразных субъ­ектов, которые отличаются большим самомнением и которые с высокопарным торжественным видом изрекают общие места или не имеющие никакого смысла витиеватые фразы, представляющие набор пышных слов без содержания (хо­роший образец — правда, в шаржированном, каррикатурном виде — изре­чения Козьмы Пруткова). Может быть, здесь же надо упомянуть и о неко­торых резонерах, стремление которых иметь обо всем свое суждение ведет к грубейшим ошибкам, к высказыванию в качестве истин нелепых, имеющих в основе игнорирование элементарных логических требований. Не лишне подчеркнуть, что по отношению ко многим видам конституциональной глупости подтверждается изречение знаменитого немецкого психиатра, что они могут, умеют больше, чем знают (mehr кonnen, als wissen), в результате чего в грубо элементарной жизни они часто оказываются даже более приспособленными, чем так называемые умные люди.

К. Г. Юнг МЫШЛЕНИЕ У ЭКСТРАВЕРТА

И ИНТРОВЕРТА

Юнг (Jung) Карл Густав (26 июля 1875—6 июня 1961) — швейцарский психолог и психиатр, основатель одного из направлений о психоанализе — «аналитической психологии». Получил медицинское образование в Базельском университете, психологические исследования начал в Париже под руководством П. Жане. Работал у Э. Блейлера в психиатриче­ской клинике Цюрихского универси­тета (1900—1909). Ближайший сотрудник 3. Фрейда (1901—1912), первый председатель Международного психоаналитического общества (1911—1914). Профессор психологии университетов в Цюрихе (1933— 1941) и Базеле (1942). Работая под руководством Фрейда, Юнг внес существенный вклад в становление и развитие психоанали­за, его методов и приемов (напри­мер, техники свободных ассоциаций). Однако расхождения по основным теоретическим вопросам (в частно­сти, отрицание сексуальной этиоло­гии психических расстройств) приве­ли его к разрыву с Фрейдом. На ос­новании анализа символики сновидений Юнг предположил, что в психическом развитии человека по­мимо индивидуального бессознательного существенная роль принадлежит «коллективному бессознательно­му». Его содержание составляют «архетипы» — своего рода формаль­ные схемы, прообразы развития, отражающие общечеловеческий опыт, сходные по своим символическим выражениям в мифах, снах, художественном творчестве. В освоении со­держаний коллективного бессознательного состоит, по Юнгу, процесс становления личности человека (его самореализации). «Аналитическая психология» Юнга получила широ­кое распространение как выражение соответствующей психотерапевтиче­ской системы («Journal of Analitical Psychology»).

Дата добавления: 2014-11-06