Введение 9 страница

Если говорить о возможностях роста межэтнической напряженности, то в каждой республике в середине 1990-х гг. определились гипотетические группы с наименьшим уровнем этнической толерантности и, соответственно, с наибольшим конфликтным потенциалом. В Саха (Якутии) выделились более образованные, занимающиеся главным образом умственным трудом и более зрелые по возрасту Саха. Среди русских – более молодые, менее образованные люди, среди которых сравнительно большая доля рабочих. В Северной Осетии-Алании большее психологическое напряжение, связанное с этничностью, оказалось характерным для молодых, образованных и лучше устроенных в социально-профессиональном плане осетин, а среди русских – для зрелых, также высоко образованных, но менее удовлетворенных своим социальным статусом. В Татарстане большее напряжение наблюдалось среди молодых, менее образованных татар. Среди них значительную часть составили квалифицированные рабочие. У русских Татарстана болезненнее всего этническое напряжение переносили более зрелые и более образованные люди, занимающиеся главным образом умственным трудом.

Толерантные и интолерантные лица в межэтническом взаимодействии

Трудно не согласиться с тем, что одни люди от природы болей терпимы, другие – менее. Достаточно очевидно это качество проявляется в проблемных этноконтактных ситуациях. Этническая нетерпимость – реально значимая форма проявления кризисных трансформаций этнической идентичности. Основой этнической нетерпимости является повышенная чувствительность к лицам других национальностей. Она может выражаться в широком диапазоне – от легкого дискомфорта и раздражения, никак не реализуемых в поведении, до различных форм дискриминирующего поведения и даже взрывов негодования и ненависти.

Толерантность–интолерантность – это всегда проблема отношения одной этнической группы к другой. Именно поэтому толерантность явилась для нас одной из ключевых социально-психологических характеристик при исследовании межгруппового взаимодействия и изменений этнического самосознания. Какова природа этнической нетерпимости как качества группового уровня? В поисках ответа на этот вопрос мы попытались в разных ситуациях межэтнической напряженности определить соотношение этнически толерантных и интолерантных лиц и некоторые психологические различия между ними.

Среди наших респондентов были и просто наблюдатели, и непосредственные участники, и жертвы этнических конфликтов, а также идеологи национальных движений в республиках (те, кого нередко определяют как «конструкторов» взаимоотношений между народами). Сравнивались следующие три группы. Первая – это титульное и русское население трех республик России, в которых был различный уровень межэтнической напряженности – Татарстана, Саха (Якутии) и Северной Осетии-Алании. Вторая – это вынужденные русские переселенцы и беженцы из Чечни. Вынужденные переселенцы, покинувшие Чечню в 1993–1994 гг., прошли через межличностные конфликтные ситуации на этнической почве. Беженцы, спасшиеся из Грозного в январе 1995 г., пережили кризисную ситуацию межэтнической напряженности и оказались жертвами самой страшной формы организованного насилия – войны. Третья группа респондентов – представители национальных движений – лидеры и активисты «Стыр Ныхас» (Северная Осетия) и «Хостуг Тыва» (Республика Тува). В 1994 г., когда мы проводили их опрос и тестирование, эти движения были наиболее активными. К 1996 г. «Стыр Ныхас» завоевало еще более прочные позиции в республике. «Хостуг Тыва», напротив, практически прекратило свою деятельность.

Соотношение толерантных и интолерантных лиц определялось на основе методической разработки «Типы этнической идентичности» (см. раздел II, глава 9). При опросе вынужденных переселенцев, беженцев и активистов национальных движений методика «Типы этнической идентичности» применялась в сочетании с другими социально-психологическими методами. Опрашивая титульных и русских респондентов в республиках, мы использовали в рамках социологического опроса сокращенный вариант этой методической разработки.

К толерантным лицам мы отнесли тех респондентов, этническую идентичность которых можно охарактеризовать по типу «нормы» (естественное предпочтение собственных этнокультурных ценностей, сочетающееся с позитивным отношением к другим этническим группам), либо по типу «нормы» и «этнической индифферентности» одновременно.

Группу жтолерантных лиц составили респонденты с этническим самосознанием по типу «гиперидентичности». Сюда вошли также те респонденты, у которых наряду с гиперидентичностью в общую межэтническую диспозицию попадала либо «норма», либо «этническая индифферентность», либо и то и другое одновременно.

Две дополнительные группы среди толерантных и интолерант-ных лиц следует рассматривать скорее как потенциальные персоналии для этих категорий. У них выражены как толерантные, так и интолерантные установки. Но их соотношение было не одинаково. Перевес одной из тенденций позволил нам провести условную границу и разделить всех респондентов на две категории. Лица, у которых преобладали толерантные установки в этноконтактных ситуациях, были отнесены к категории «толерантных». Соответственно лица с доминированием интолерантных установок попали в альтернативную категорию. Внутри каждой категории выделяются подгруппы со своими особенностями и с очень различной степенью этнической интолерантности. Но в данном случае остановимся главным образом на сравнении в целом двух выделенных нами категорий лиц.

Таблица 5

Соотношение толерантных и интолерантных лиц среди жителей республик России

	Северная Осетия	Татарстан	Саха (Якутия)
	осетины	русские	татары	русские	Саха	русские
Коэффициент соотношения	1 95

Таблица 6

Соотношение толерантных и интолерантных лиц среди активистов национальных движений и перемещенных лиц

	«Хостуг Тыва»	«Стыр Ныхас»	Вынужденные переселенцы (Грозный)	Беженцы (Грозный)
тувинцы	осетины	русские	русские
Коэффициент соотношения	1.0	1.8	1.2	0.7

Данные таблиц 5 и 6 отражают зависимость уровня толерантности–интолерантности как от ситуации межэтнической напряженности, так и от опыта участия в ней. Чем выше коэффициент соотношения, тем больше в группе толерантных лиц. Неожиданностей нет По мере усиления межэтнической напряженности возрастает число интолерантных лиц среди респондентов. Чем драматичнее опыт респондентов в ситуации межэтнической напряженности, тем больше среди них этнически нетерпимых. У представителей этнических групп в нашем исследовании не замечено «культурной» предрасположенности к этнической интолерантности, также как и к агрессивному поведению. Это говорит о том, что этническая нетерпимость в большой степени есть ситуативная характеристика.

Одно из доказательств этого тезиса – наибольшее число толерантных лиц среди русских в республиках (см. табл. 5) и наименьшее – среди русских беженцев из Грозного (см. табл. 6). Среди последних, по сравнению с другими подгруппами интолерантных респондентов, выделяются «этнонигилисты» – те, кто продемонстрировал негативное отношение и к собственной этнической группе, русским. Кризисная ситуация межэтнической напряженности, вылившаяся в войну между Россией и Чечней, породила у ее жертв всплеск ксенофобных реакций без разбора на «своих» и «чужих».

Очень высок уровень интолерантных лиц среди вынужденных переселенцев из Грозного. Они не успели попасть в такую тяжелую ситуацию как беженцы. Но для роста нетерпимости у них есть " свои причины. Это и посттравматический стресс, который усиливает трудности адаптации в новой среде, и последствия социально-психологической депривации как до миграции, так и после.

Наибольшее число интолерантных лиц (50%) оказалось среди членов национального движения «Хостуг Тыва», активность которого пришлась на 1991–1993 гг. И хотя у значительной части этих лиц проявились только тенденции интолерантности, тем не менее их число отражало декларируемые цели, задачи и антирусскую настроенность движения. Его представители ставили в 1992 г. вопрос о фиксировании в Конституции республики права выхода из Российской Федерации. Неумеренность лозунгов и интолерантность позиций членов движения не придала ему устойчивости и не нашла достаточной поддержки в тувинском обществе. Это еще одна из причин исчезновения движения «Хостуг Тыва» с политической арены в 1995 г.

Нетерпимость беженцев и вынужденных переселенцев находит свое оправдание как результат сложнейших жизненных ситуаций, в которых они оказались. А что же обычные жители республик России, в которых многие годы воспевалась дружба народов? Оказывается среди них, в большинстве своем лишь наблюдателей межэтнической напряженности, немало людей с доминированием интолерантных установок. Наибольшее число таких лиц обнаружено среди осетин (33%), наименьшее – среди русских Татарстана (15%). Но среди татар в относительно благополучном Татарстане число интолерантных лиц лишь немного меньше (27%), чем в неспокойной Северной Осетии-Алании.

В начале 1990-х гг., когда атмосфера насилия становилась все более ощутимой в нашем обществе, публицисты, писатели, ученые активно обсуждали психологические факторы, определяющие рост общей нетерпимости в обществе и постоянные поиски врага. Выделим несколько главных моментов. Современный россиянин, бывший советский человек, воспитан в духе большевистской нетерпимости, основанной на нелюбви к различиям и непримиримости в борьбе с врагами. Как отметила одна писательница, в советской литературе национальные герои, прославляемые даже в книжках для дошкольников, были, как правило, из числа тех, кто больше других пролил крови (Век XX и мир. 1990. №7). Подводя итог прошлому, наш человек накопил букет обид и несет в себе жажду возмездия. В разных поколениях и в разных культурах возмездие принимает свои формы, но его психологическая основа одна – нетерпимость. Обиды же в психологическом плане являются накопителями раздражения и ненависти. Бывший советский человек в определенном смысле отказался от своей истории. В результате вытеснения общей памяти из массового сознания в сочетании с невозможностью уйти от самого себя он пребывает в постоянном конфликте. Ощущение опасности не только не покидает россиянина, но и возрастает. Ожидание неприятностей мобилизует защитные психологические механизмы, среди которых не последнее место занимает агрессия. И все это на

фоне массовых депрессий, неврозов, фрустраций, злокачественность природы которых состоит в снижении симпатий не только к окружающему миру, но и к самому себе. Вот такова не слишком благоприятная психологическая основа развития любого диалога в стране и питательная почва для взращивания интолерантных лиц и проявления ими своих агрессивных качеств.

Помимо общих психологических факторов, рост этнически нетерпимых есть, возможно, результат и политической практики этнического национализма, доставшегося республикам в наследство от бывшего СССР (Тишков, 1994), и следствие закономерной генерализации негативных эмоций, вызванных самыми разными причинами, в сферу межэтнических отношений.

Интолерантных лиц в республиках среди русских как минимум в полтора раза меньше, чем среди титульных народов. Здесь, конечно, можно предположить, что терпимость наравне с терпеливостью свойственна русским как качество национального характера (Касьянова, 1995). Но, видимо, все же не в большей степени, чем для других народов в нашем исследовании. Например, при оценке жизненной ситуации русские в целом проявляют не больше терпения – важнейшего реалистического механизма решения критических жизненных ситуаций, чем титульные народы. В современной этнополитической ситуации в республиках этническая терпимость русских – вынужденный защитный механизм. Объективная ситуация ставит их в такие условия, когда приходится в целях адаптации стремиться к пониманию интересов титульных народов.

Какие же особенности вне зависимости от национальной принадлежности характерны для лиц с преобладанием интолерантных установок? Некоторые из «внекультурных» различий между двумя рассматриваемыми категориями лиц удалось выявить с помощью различных психологических методик: теста Куна, теста фрустрации Розенцвейга, Диагностического теста отношения, теста агрессивности Басса-Дарки, методической разработки «Этническая аффилиация» и др.

Респонденты с выраженными гиперидентичными установками имеют такую иерархическую структуру идентичности, в которой этническая принадлежность доминирует. В структуре референтных групповых идентичностей у этих лиц этническая принадлежность, как правило, либо на первом, либо на втором месте. В то же время у респондентов со слабыми гиперидентичными установками этническая принадлежность среди самоидентификаций встречается нечасто. Это характерно даже для лидеров и активистов национальных движений. Если среди жизненных приоритетов у этнически интолеран-тных лиц этническая группа представляет важнейшую статусную категорию, то у толерантных лиц этническая принадлежность далеко не всегда входит в число главных социальных измерений.

У интолерантных лиц выше потребность в этнической ассоциированности, и они более активно реагируют на национальные проблемы. Большинство из них убеждено в необходимости ощущать себя частью «своей нации». Все это говорит о том, что для лиц с преобладанием интолерантных установок стремление придать своей группе более высокий позитивный статус, поднять ее престижность в большой степени мотивировано изнутри. В зоне этнического конфликта – Северной Осетии-Алании эти отличия выражены в меньшей степени, так как у толерантных лиц здесь потребность в этнической принадлежности также высоко значима.

Более глубокие различия между самосознаниями толерантных и интолерантных лиц можно увидеть при анализе этнических стереотипов. Изменения в структуре этнического стереотипа, характерные для всех интолерантных лиц в нашем исследовании, представим на примере данных по группе лидеров и активистов национального движения «Стыр Ныхас» (Северная Осетия-Алания) (см. табл. 7). Сравнение показателей, полученных на основе Диагностического теста отношения, показывает, что в структуре этнического стереотипа у лиц с преобладанием интолерантных установок значимо увеличен дисбаланс между позитивностью автостереотипа и негативностью гетеростереотипов. Это означает, что у них нередко гипертрофировано стремление к позитивной этнической идентичности, и они пытаются за счет усиления позитивных различий в пользу своей группы придать ей более высокий статус. Это подтверждается и другими данными.

Таблица 7

Диагностические коэффициенты отношения у представителей национального движения «Стыр Ныхас»*

	Интолерантные	Толерантные
Автостереотип (осетины)	0,45	0,36
Гетеростереотипы (русские)	0,22	0,30
Гетеростереотипы (ингуши)	-0,22	-0,12

*Различия значимы при р < 0.01.

Интолерантные лица более позитивно оценивают собственную этническую группу и менее положительно, по сравнению с толерантными лицами, другие этнические группы. Это означает, что в их автостереотипах безусловно доминируют позитивные характеристики, а среди представлений, составляющих гетерос-тереотипы, растет число негативных характеристик. Хотя эмоциональная оценка русских интолерантными членами движения позитивна, она все же в два раза ниже, чем оценка членами движения собственной этнической группы. Еще более различаются у толерантных и интолерантных лиц оценки ингушей, по отношению к которым все члены движения, как показывают диагностические коэффициенты, занимали достаточно определенную позицию. Кроме того из табл. 7 следует, что у лиц с преобладанием интолерантных установок, во-первых, расширена зона «аф-фективности» (от 0,45 до -0,22). Это означает, что у них не только больший разброс эмоциональных оценок, но и более высокая эмоциональная вовлеченность в ситуации межэтнической напряженности. Во-вторых, для восприятия интолерантных лиц характерен упор на различия, в данном случае на различия между этническими группами. Другими словами, толерантные воспринимают этнические группы более близкими, а границы между ними более размытыми, чем интолерантные, для которых этнические границы резко очерчены.

Какую же роль толерантные и интолерантные лица выполняют «по охране» этнических границ? Ответ на этот вопрос можно найти через исследование социально-культурной дистанции.

Мы сравнили установки толерантных и интолерантных лиц по модифицированной шкале Богардуса. Рассматривались ответы на вопрос о готовности человека контактировать с людьми другой национальности как с гражданами республики, деловыми партнерами, начальниками, соседями, друзьями и членами семьи.

Вне зависимости от республики и национальности социальная дистанция увеличивается в следующем порядке: гражданин, сосед, деловой партнер, друг, начальник, супруг (супруга) детей, партнер в браке. Только у русских, проживающих в Саха (Якутии), отношения «начальник–подчиненный» переместились на второе место по значимости и идут сразу же после супружества. Другими словами, наиболее заповедной сферой взаимодействия между народами России, как впрочем и между другими народами Земли, являются неформальные отношения. Такая же последовательность сохраняется и для двух выделенных нами подгрупп. Но вне зависимости от национальной принадлежности толерантные менее дистанцируются на самых разных уровнях от представителей других этнических групп.

Кроме этого есть еще одно существенное различие. Плавное увеличение социальной дистанции от менее значимых к более значимым видам контакта у толерантных респондентов контрастирует с резким скачкообразным ростом социальной дистанции в сфере неформальных отношений у интолерантных. Например, в подгруппе толерантных татар 80% опрошенных готовы принять человека другой национальности в качестве гражданина своей республики, 72% – в качестве соседа, 35% – в качестве супруга (супруги) их детей и 29% – в качестве партнера в браке. Среди интолерантных татар готовы видеть гражданином своей республики также не меньше 80% опрошенных, в качестве соседа – 64%, но в роли супругов детей уже только 18%, а в роли собственного супруга (супруги) – 17%. Эта закономерность характерна и для других народов. Хотим мы этого или не хотим, но этнически интолерантные лица – это тот человеческий материал, который уменьшает проницаемость этнических границ на неформальном уровне и в этом смысле способствует сохранению этноса.

Глава 6. От образов к действиям

Гете называл поведение зеркалом, в котором каждый показывает свой облик. Но в то же время человек, как никто другой на Земле, способен в повседневном поведении скрывать свои истинные отношения и чувства. Это происходит потому, что он «...не реализует одну какую-либо программу действия, а постоянно осуществляет выбор. Та или иная стратегия поведения диктуется обширным набором социальных ролей» (Лотман, 1996, с.332). Они определяют допустимую амплитуду поведения, а в случаях межгрупповой конфронтации и коллективные формы противостояния. Этническая группа в России 1990-х гг. заняла одно из главных мест в иерархии социальных групп. А национальность превратилась в одну из важнейших социальных ролей, принуждая индивида действовать с позиции своей этнической группы, а значит вступать в сферу межгруппового поведения {Sherif, 1966; Turner, Giles, 1981).

В этой главе мы остановимся на проблемах взаимосвязи между феноменами этнического самосознания и поведением в условиях роста межэтнической напряженности. А также попытаемся ответить на вопрос: какие способы разрешения ситуаций межэтнической напряженности и какие поведенческие стратегии как возможные формы этнополитической мобилизации может породить процесс формирования новых идентичностей у народов России?

Дистанция между образами и действиями

Знание содержания этнических образов не служит гарантом поведенческих прогнозов. Далеко не всегда существует прямая линейная зависимость даже между их формами, наиболее приближенными к поведению – межэтническими установочными образованиями – и фактическими действиями или поступками по отношению к членам других этнических групп. Анализ социально-психологических работ, посвященных вопросу взаимосвязи установок с реальным поведением, показал, что в исследованиях данной проблемы присутствовали два крайних полюса. С одной стороны, установки трактовались как модели потенциального поведения по отношению к членам других этнических групп (Brigham, 1971; Висапап, 1951). В этом случае они расматривались как релевантные поведению не только на индивидуальном и межличностном уровнях, но и на групповом. В упрощенном виде это означает «что думаю, то и делаю».

Противоположную точку зрения можно выразить вопросом: а имеет ли вообще место прямое «использование» установок в поведении личности? Эта проблема была отчетливо обозначена еще в 1934 г. классической работой Р.Ла-Пьера, экспериментальные результаты которой получили в психологии название «парадокса Ла-Пьера» (La Piere, 1934). Его суть в несоответствии установок и реальных поступков. Обзоры уникальных исследований этой проблемы показали, что принципом соотнесения сфер межэтнического восприятия и реального поведения следует признать сложную нелинейную зависимость (De Fleur, Westie, 1958; Kutner, Wilkins, Yarrow, 1952; Wicker, 1969). Частный вариант такой зависимости был раскрыт в работе американского психолога Р.Минарда. Цель его исследования состояла в определении взаимосвязи установок с реальным поведением у белых шахтеров по отношению к чернокожим американцам – их товарищам по работе. Р.Минардом было выявлено противоречие между поведением белых в процессе совместной работы в шахте и в свободное время. Эмпирически выявленные у белых расовые предрассудки «не работали» под землей и наоборот, определяли реальное поведение «на земле» (Minard, 1968).

На процесс превращения установки в реальный поступок влияют факторы всех трех уровней: макроуровня (уровень общества), мезоуровня (уровень группы) и микроуровня (уровень личности). Результаты многочисленных исследований показывают, что установки преломляются через сложную совокупность этих факторов, выступающих в качестве «буфера» между содержанием сознания и поведением (Brewer, Cramer, 1985; Cook, 1978; Hewstone, Giles, 1986; Levine, Campbell, 1972; Turner, Giles, 1981). Ситуации межэтнической напряженности задают этому процессу свою логику. Дальше в этой главе и в других разделах книги мы попытаемся раскрыть специфику и психологические механизмы такой логики. Здесь же ниже остановимся на тех особенностях самих этнических образов, которые способствуют воплощению установок в реальное поведение.

С позиции онтологического бытийного подхода М.К.Мамар-дашвили рассматривал феномены сознания как адекватные действия, существующие в нашем сознании, в мире понимания. Причем они не являются действиями в привычном смысле слова, а «строятся по схеме сознательно прослеживаемой связи между намерением и выполнением, между целями и средствами» (Ма-мардашвили, 1984, с. 14). Можно ли говорить об адекватных сознательных действиях, имея в виду образы других этнических групп: стереотипы, предубеждения, предрассудки? На наш взгляд – можно, так как в качестве способа реагирования сознания они адекватны реальности в силу соответствия между их внутренним содержанием и внешними функциями. Это соответствие определяется интенциональностью1 этнических образов. Как межгрупповые социально-перцептивные феномены они интенциональны вдвойне: их содержание отражает неразрывное единство двух объектов и направленность на два объекта – внешнюю этническую группу и собственную. Этнические образы формируются в субъективной психологической плоскости, где, по мнению Б.Ф.Поршнева, категория «они» первичнее чем «мы», но категория «мы» более значима (Поршнев, 1966), и поэтому является аутентичной точкой отсчета.

Именно категория «мы» «защищается» установочными образованиями. Это является результатом их функции защиты позитивной групповой идентичности. А способы такой защиты чаще предполагают не агрессивные формы выражения отношения к иноэтническим группам, а скорее когнитивное искажение. Это широко подтверждено эмпирическими исследованиями. Чем выше уровень межэтнической напряженности, тем сильнее искажены и неадекватны установки, и тем чаще они как «действия сознания» совпадают с реальными поступками.

Рост негативных атрибуций (приписываемых признаков) в этническом образе определяет степень предубежденности субъекта. Чем она выше, тем выше уровень негативного аффективного заряда и больше в поведении дискриминирующих моментов по отношению к членам других этнических групп. Наличие в этническом самосознании предрассудков укорачивает дистанцию между интенциями и фактическими действиями в направлении ограничения возможностей, прав и привилегий, которыми могут пользоваться члены дискриминируемой этнической группы, а также нередко ведет к массовому и индивидуальному насилию на национальной почве Интенция (от лат. intentio – стремление) – термин схоластической философии, обозначающий намерение, цель, направленность сознания, мышления на какой-нибудь предмет.

При позитивных межэтнических отношениях категория «национальность», как правило, оказывается подчиненной. Главенствовать могут: «профессия», «возраст», «социальное положение», «пол» и др. Этнический стереотип здесь «не работает», и негативные этнические атрибуции в рамках данной ситуации не актуализируются. Они как бы остаются в другой когнитивной плоскости. Именно это обстоятельство является еще одним фактором, увеличивающим дистанцию между перцептивным образом представителя какой-либо этнической группы и реальным поведением по отношению к нему. Хорошей иллюстрацией непересекающихся перцептивных плоскостей является эпизод, описанный американским психологом М.Рот-бартом. Его коллега-южанин с неприязнью отзывался о чернокожих жителях своего штата. В то же время, характеризуя своего соавтора, принадлежащего к негроидной расе, он дал высоко положительную характеристику. Когда же ему напомнили, что его соавтор – чернокожий, он воскликнул: «Я никогда не думал о нем, как о черном!» (Rothbart, Dawes, Park, 1984).

В условиях конфликта этническое выступает на первый план, главным критерием противопоставления ее участников оказывается этническая принадлежность. В этих случаях национальность как актуальная категория задает свой ракурс социальной перцепции. В соответствии с взглядами С.Московичи, это «свой» прототип идентификационной матрицы, и, следовательно, активизация особой когнитивно-оценочной системы, которая определяет организацию внешней и внутренней информации в этноконтактных ситуациях (Moskovici, 1984).

Уже упоминалось о том, что этнические образы имеют сложную внутреннюю организацию. В них существует общий прототипи-ческий уровень, характерный для всей этнической общности, и отдельные прообразы, которые определяются внутриэтническим делением. Механизмы сопоставления и противопоставления этих прообразов имеют свою специфику и еще более усложняют картину соотношения когнитивных и поведенческих структур. Это также один из факторов, который увеличивает дистанцию между этническим установочным и фактическим поведением.

В условиях роста межэтнической напряженности восприятие имеет тенденцию переходить на более высокие уровни абстракции. Основой этого процесса является деперсонификация, когда

люди воспринимаются не как конкретные личности со своими специфическими особенностями, а в первую очередь как представители той или иной этнической группы. Это ведет к снижению внутренней дифференцированности содержания этнических образов, к их обобщенности и упрощенности. В результате в нео-добряемой группе типа «лиц кавказской национальности» перестают различать дружелюбно настроенные подгруппы и не видят конкретных, вполне достойных людей. В то же время растет диф-ференцированность между различными этническими.образами.

Итак, сокращение дистанции между поведением и установками по отношению к другой этнической группе определяется ростом искаженности (неадекватности) их когнитивного содержания, снижением их когнитивной сложности и внутренней дифференцированности, ростом негативного аффективного заряда. Все эти особенности приобретают особое значение и усиливаются в результате актуализации этнического ракурса социальной перцепции в ситуациях межэтнической напряженности.

Способы разрешения ситуаций межэтнической напряженности

Кризисные состояния общества характеризуются коллективными проявлениями иррационального поведения – поступками и действиями, несовместимыми с общепринятыми нормами человеческого общежития. Враждебность, агрессивность и насилие по отношению «к другим» в большинстве случаев можно квалифицировать именно так. Проявления агрессии возможны в диапазоне от вербальной агрессии, демонстративного и неприязненного поведения до физического воздействия. Общим психофизиологическим механизмом во всех этих случаях является затормаживание в результате высокого эмоционального возбуждения более сложных и тонких структур регуляции деятельности. В итоге этого адекватность поведения резко снижается. Каковы корни иррационального поведения в межэтническом взаимодействии?

Дата добавления: 2014-11-07