Множественность форм бытия

Ignorant: Мне кажется, что самым загадочным и интересным вопросом в онтологии является вопрос о существовании небытия, или ничто. Ведь если есть бытие, должно же существовать еще нечто, ему полностью противоположное, т.е. небытие, или пустота? Могу же я это хотя бы логически предположить?

Doctor: Конечно, можешь. Именно из этого простого предположения и исходят концепции множественности форм бытия.

Шеллинг Фридрих Вильгельм Йозеф (1775–1854)

Ignorant: Получается, что для того, чтобы что‑то возникло, нужно не одно первоначало, а как минимум два, типа мужского и женского…

Doctor: Ты близок к истине. Например, согласно древнему китайскому канону «Книге перемен» («И Цзин») существуют два космических первоначала – ян (мужское, прочное, светлое, активное) и инь (женское, податливое, темное, пассивное). Их взаимодействием объясняются возникновение и превращения всех вещей и событий. Прежде всего благодаря этому космическому «коитусу» возникают пять элементов (огонь, вода, земля, дерево, металл), а из них все сущее. В учении же древнегреческого философа Эмпедокла четыре элемента (вода, земля, огонь и воздух) движимы силами любви и вражды. В абсолютной любви они образуют однородное единство, а вражда отделяет их друг от друга. Окружающий мир есть, в сущности, действие этих противоположных сил в равных пропорциях. А древнегреческий философ Анаксакгор представил мир наводненным бесчисленным множеством первоначал, которые в различных пропорциях смешиваются друг с другом, образуя вещи, а эти первоначала извергает божественный разум (нус).

Ignorant: Мне кажется, что именно так постепенно древнегреческие философы подошли к идее атома.

Демокрит из Абдер: Ты прав. Достаточно представить себе, что бытие ведь не сплошь едино, оно разбито пустотой на мельчайшие, неделимые, невидимые глазом частицы – атомы, которые являются таковыми, поскольку не содержат пустоты. Например, когда мы разрезаем ножом яблоко, он проникает в него через «пустые места». Если бы яблоко не содержало пустоты, оно было бы абсолютно твердым и поэтому физически неделимым. Атомы можно уподобить поднятым ветром пылинкам, наблюдаемым в лучах солнца через окно. Эти пылинки существуют в воздухе, но так как они незаметны из‑за своей малой величины, то кажется, что их не существует. Точно так же существуют и неделимые тела, мелкие и невидимые из‑за слишком малой величины[50].

Doctor: Получается, что только лишь каждый атом в отдельности внутренне неизменен и представляет собой «парменидовское единое».

Ignorant: Если подлинное бытие составляют атомы и пустота, то в таком случае реальность можно уподобить мозаичной картине, которая помимо всего прочего постоянно меняет изображение. Смена изображений картины – это динамические процессы, которые происходят вокруг нас и с нами, а сама картина – это воспринимаемый нами мир.

Doctor: Отмечу лишь, что очертания картины меняются в зависимости от того, где находится наблюдатель. Замечу также, что учение Левкиппа и Демокрита насквозь материалистично и механистично. Состоящие из комплексов атомов вещи обладают определенностью благодаря так называемым первичным объективным качествам – протяженности, весу, плотности, твердости, в то время как цвет, запах, вкус и т.д. суть вторичные, субъективные качества, возникающие лишь через восприятие.

Ignorant: А как в таком случает происходит сам процесс чувственного восприятия?

Демокрит из Абдер: Чувственные восприятия есть истечения эйдолов (образов), испускаемых вещами. Душа тоже состоит из тончайших огненных атомов, приводимых в движение истечениями и тем самым порождающих чувственные впечатления (рис. 8).

Ignorant: А почему душа состоит именно из «огненных атомов»?

Демокрит из Абдер: Все просто. Огонь образован шарообразными атомами, ибо шар всегда касается других поверхностей столь малым соприкосновением, что всегда соскальзывает. А огонь и есть бесконечно легкая подвижность.

Демокрит из Абдер (460–371 до н.э.)

Рис. 8

Ignorant: Не хочу никого обидеть, но мне кажется, что это учение об атомах чересчур уж, как бы это сказать, упрощенно представляет мир, оно чересчур механистично и материалистично. Хочется узнать о дальнейшей судьбе «теории атома» в философии.

Doctor: Вот тебе для сравнения другая модель. Здесь Вселенная – это уже не механизм, а некая кибернетическая система.

Готфрид Вильгельм Лейбниц: Я утверждаю, что атомы (или монады) изначально «запрограммированы» на определенный порядок и действуют синхронно по индивидуальной программе.

Ignorant: Каковы же признаки этих атомов‑монад?

Готфрид Вильгельм Лейбниц: Во‑первых, у них нет формы, ибо иначе отсюда следовала бы их делимость. Во‑вторых, в качестве субстанций они не могут быть ни порождены, ни уничтожены. В‑третьих, они индивидуальны: ни одна монада не тождественна ни одной другой. В‑четвертых, в качестве самосущих у них «нет окон»: никакая субстанция или обстоятельство не может воздействовать ни из них, ни на них (рис. 9).

Рис. 9

Ignorant: Я не совсем понял, как же тогда устроено мироздание и как протекают в нем все процессы, если монады никак не воздействуют друг на друга?

Готфрид Вильгельм Лейбниц: «Информации» и «программы» монад, которые я называю перцепциями (от лат. percipere – воспринимать), задают их отношения друг с другом. Поскольку каждая монада «не имеет окон», но, тем не менее, находится в отношении ко всем другим монадам, следует предположить, что любая монада есть живое, способное к внутренней деятельности зеркало, отражающее универсум со своей точки зрения. Отсюда следует, что любая монада «знает», в каком состоянии находятся все другие.

Ignorant: То есть Вселенная представляет собой множество «зеркальных душ»? Мне кажется это невероятным!

Doctor: Никогда не делай поспешных обобщений. Умей выслушать собеседника до конца.

Готфрид Вильгельм Лейбниц: Спасибо, коллега. Я различаю несколько ступеней перцепции: простая, так называемая «голая монада», содержит в себе сведения о состоянии всех других, но не осознает этого; от нее отлична апперцепция, при которой перцепция сопровождается осознанием своего состояния. Соответственно, монады постепенно восходят от материи через животную душу к рефлексивному духу человека (рис. 10).

Рис. 10

Doctor: Таким образом, благодаря разности функций монад бытие представляет собой космос (порядок), и он поддерживается без какого‑либо взаимодействия монад друг с другом.

Готфрид Вильгельм Лейбниц: Именно так.

Ignorant: Но, может, теперь‑то вы ответите на мой вопрос, почему так происходит и почему монады, по вашему выражению, «не имеют окон»?

Готфрид Вильгельм Лейбниц: Каждая монада отражает Вселенную не потому, что Вселенная воздействует на нее, но потому, что Бог дал ей такую природу, которая самопроизвольно порождает этот результат. Между изменениями в одной монаде и изменениями в другой существует «предустановленная гармония», что производит видимость воздействия.

Ignorant: А что такое «предустановленная гармония»?

Готфрид Вильгельм Лейбниц: Рассмотрим пример с часами. Чтобы синхронизировать пару часов, надо либо дополнительно связать их друг с другом, либо всякий раз сверять их, либо предоставить их какой‑то настроенной совершенным образом собственной закономерности. По‑моему, только последнее предположение имеет смысл. Поэтому не может быть двух монад, которые могли бы иметь когда‑нибудь какие‑нибудь причинные отношения между собой; когда кажется, что у них есть такие отношения, то это лишь видимость. Монады не имеют окон (рис. 11)[51].

Ignorant: Но мне кажется, что это учение о «предустановленной гармонии» противоречит тому, что мы видим вокруг. Во‑первых, динамические процессы наглядно подтверждают мысль о том, что тела влияют друг на друга, особенно при столкновении. Во‑вторых, противоречие вытекает из понимания ощущения, которое все‑таки представляется действием ощущаемого объекта на ощущающего. Тогда возникает вообще глобальный вопрос: либо материальное и идеальное – это два «параллельных мира» и связь между ними случайна или «предустановлена», либо – это два «взаимообусловленных мира» и между ними можно установить четкую причинно‑следственную связь?

Рис. 11

Doctor: Хотя мне и есть что тебе возразить, но я не буду с этим спешить. Итак, что можно сказать по поводу «параллельных миров»?

Рене Декарт: Позвольте мне. По‑моему, коллеги, параллелизм материального и идеального неизбежен, и преодолеть его очень трудно. С одной стороны, Я, выдержавшее сомнение, есть res cogitans, т.е. мыслящая вещь. Здесь совпадают «дух, душа, рассудок, разум». Соответственно, res cogitans есть вещь, которая сомневается, сознает, соглашается, не соглашается, хочет, не хочет, а также получает наглядные представления и ощущает. С другой стороны, ее противоположность – res extensa, внешний, физический мир. Внешним объектам свойственны прежде всего протяженность и движение, далее форма, величина, количество, место и время. Это то, что мы называем первичными качествами тел. Они, кроме того, рациональны, поскольку квантитативны и определены математически. Вторичные же качества, существующие лишь в представлении: цвет, запах, вкус и т.д., т.е. качества квалитативные. Чувственное постигает квалитативное, а рациональное – математически‑квантитативное. Чувственное восприятие сообщает нам лишь субъективные и неясные впечатления от внешнего мира, т.е. не дает действительного отображения природы. Надежные физические выводы рассудок может делать лишь опираясь на первичные качества вещей (рис. 12).

Рис. 12

Ignorant: Но как же все‑таки объяснить видимую и постигаемую связь между двумя «параллельными мирами»?

Рене Декарт: Могу предположить лишь одно – прямое вмешательство Бога. Видимо, Бог заботится о том, чтобы физический и духовный процессы протекали параллельно при нужном стечении обстоятельств (occasio), ибо Он не может допустить, чтобы человек впал в чудовищные противоречия[52].

Ignorant: Опять Господь Бог… Но согласись, док, для современного человека было бы странно удовлетвориться просто ссылками на «божественное вмешательство». Пора, наконец, спуститься с небес на землю!

Doctor: Я понимаю тебя, но все‑таки было бы не лишним проследить саму историю установления соответствия материального и идеального «миров» в философии. Прошлое может нам дать самые неожиданные ответы на те вопросы, которые мучают нас в настоящем. Так вот, пожалуй, самой масштабной попыткой установить соответствие между материальным и идеальными мирами была попытка, предпринятая средневековыми схоластами, которая вылилась в знаменитый философский «спор об универсалиях».

Ignorant: Спор о чем?

Doctor: Об универсалиях. Универсалии суть общие родовые понятия в отличие от конкретных вещей. Основной вопрос гласит: приписывать ли собственное бытие лишь универсалиям, считая конкретные вещи их несамостоятельными видами, или реальным бытием обладают только конкретные вещи, а универсалии суть просто имена, присвоенные им человеком?

Ignorant: Ну и о чем здесь спорить? Неужели можно предположить, что универсалии могут существовать сами по себе как нечто первичное? Хотя, погоди, если это эпоха Средневековья, а христианская религия тогда господствовала в умах людей, то с точки зрения теологии иначе и быть не могло.

Doctor: Ты делаешь успехи. Ты, кажется, начал понимать, что знания о мире неотделимы от той культурно‑исторической эпохи, которая их порождает и в них отражается. Так вот, одна позиция в этом споре получила название реализма.

Ignorant: Понятно. Кто‑то же должен был все‑таки признать реальность существования конкретных вещей материального мира.

Doctor: Вот опять тебя подвела твоя поспешность. Все как раз наоборот. С точки зрения реализма утверждалось, что реально существует только целое (общие понятия), а все предметы – это воплощения, отражения этого целого.

Ignorant: Объясни, как это возможно.

Doctor: С позиции крайнего реализма универсальные понятия существуют «до» вещей, являются неким Божьим замыслом.

Схоластика (от греч. scholasticos – школьный) – средневековая философия, направленная на рациональное подкрепление религиозных догматов.

С позиции умеренного реализма универсалии и вещи представляют собой неразрывное целое, единство материи и формы.

Ignorant: А не кажется ли тебе, что что‑то подобное было и в античной философии.

Doctor: Ты весьма наблюдателен. Выразим эту преемственность так – «линия Платона» и «линия Аристотеля». Думаю, мы еще неоднократно будем говорить об этих философских парадигмах.

Ignorant: А как называлась другая позиция в споре об универсалиях?

Doctor: Другая позиция в споре получила название номинализма. С точки зрения номинализма утверждалось, что реально существуют только вещи, а все понятия – это только названия (имена) вещей. Номинализм тоже был крайним и умеренным. С позиции крайнего номинализма универсалии бессмысленны, поскольку не относятся к объективной реальности. С позиции умеренного номинализма универсалии рождаются в опыте и существуют только в нашем сознании.

Ignorant: Вот эта позиция мне ближе. А предпринимались в философии попытки создать что‑то «универсальное об универсалиях», чтобы вообще прекратить этот спор?

Абеляр Пьер (1079–1142)

Пьер Абеляр: Вот послушайте меня. Я предлагаю следующее. Я полагаю, что универсалии существуют до людей и вещей в качестве идей (прообразов вещей), составляя содержание божественного ума. В вещах они существуют в виде наличия общего. Правда, эта взаимная согласованность вещей не является реально существующим предметом, а постигается человеческим умом через абстракцию. Поэтому понятие о вещи образуется не произвольно, но есть результат абстракции, имеющей свою основу в самих вещах. Относительно человеческого познания универсальность можно приписать лишь словам. Правда, не самим словам, а их содержанию – значению. Следует различать vox (просто звук) и sermo (значение слова), которое и характеризуется универсальностью (рис. 13)[53].

Оккам Уильям (1300–1349/50)

Уильям Оккам: А я считаю, что универсалии есть результаты деятельности познавательной способности человека, с помощью которой он устанавливает свое отношение к предметам. Понятия суть знаки, указывающие на нечто другое. Понятие есть нечто имеющее место в душе, означающее что‑то другое – то, что заменяется (суппонируется) им в предложении. Чтобы понять значение термина, необходимо знать, что он суппонирует (подразумевает)[54].

Рис. 13

Ignorant: Мне нравится эта позиция. Главное не запутаться с тем, что подразумевается в понятии, когда мы его употребляем.

Doctor: Например, понятие «человек». В предложении «Сократ есть человек» «человек» предполагает отдельного человека, т.е. термин заменяет то, что он обозначает. А предложение «человек есть вид млекопитающих», конечно же, не означает, что отдельный человек есть вид; здесь термин заменяет понятие. Ну а в предложении «человек есть имя существительное» термин заменяет слово или письменный знак. Так вот, предложение будет истинно, когда субъект и предикат суппонируют одно и то же.

Ignorant: Скажи‑ка мне, док, наверное, современная наука уж точно разобралась в соотношении материального и идеального, актуального и потенциального в бытии. С точки зрения современной физики здесь уже наверняка нет никаких тайн.

Doctor: Опять ты угодил пальцем в небо. Говорю тебе, страсть к поспешным обобщениям не сулит ничего хорошего. Та проблема, о которой ты говоришь, не только не решена, но, наоборот, в ней наметились новые трудности. Как известно, процессы атомарного уровня описывает современная квантовая физика. Она исходит из принципа, что действия переносятся лишь как целочисленные кратные открытого немецким физиком Максом Планком кванта действия, т.е. физические состояние изменяются не постепенно, континуально, а дискретно.

Ignorant: Ну и какое отношение это имеет к нашей проблеме?

Doctor: Самое непосредственное. В качестве примера обратимся к области психического. Если представить себе человека, который думает о чем‑либо и вместе с тем пыта ется проследить за своими мыслями, то можно увидеть, что чем более четко этот человек стремится зафиксировать свои мысли, тем больше они удаляются от первоначального предмета. Если же, напротив, наблюдается случай глубокого проникновения в предмет, то нужно признать, что ход мысли человеком не про слеживался, но происходит предельная концентрация на резуль тате мышления. Предельным случаем данной ситуации является озарение, когда решение трудной проблемы приходит к человеку внезапно, без каких‑либо промежуточных логических ступеней. Такое озарение, возникшее из глубин бессознательного, можно сравнить с квантовым скачком.

Ignorant: Хорошо, это мне понятно, но к чему ты все‑таки клонишь?

Doctor: Сейчас поясню. Датский физик Нильс Бор использует квантовую теорию для объяснения строения атома и специфических спектров химических элементов. Поскольку свет ведет себя то как волны, то как «порции энергии», французский физик Луи де Бройль делает вывод, что и частицы, обладающие массой, можно изобразить как волновые явления. Этот принцип дополнительности можно распространить и на пси хические явления, поскольку при наблюдении невоз можно четко отличить сами явления от их сознательного воспри ятия.

Ignorant: То есть, ты хочешь сказать, что на каком‑то уровне исследования материи мы уже не сможем отличить физическое от психического?

Doctor: Именно так. Основополагающим для микрофизики является принцип неопределенности немецкого ученого Вернера Гейзенберга. При описании квантовых объектов считается, что они не могут быть измерены точно одновременно по всем параметрам. Например, чем точнее измеряется импульс электрона, тем более неопределенным остается измерение его положения в пространстве, и наоборот. То же относится к измерению времени и энергии.

Ignorant: Но, может быть, все дело в неточности измерений, и в будущем с появлением сверхточных приборов трудности будут устранены.

Doctor: Все не так просто. Преодолеть эту неопределенность путем повышения точности измерений невозможно. В квантовой меха нике физики столкнулись с неизбежным присутствием субъектив ного начала и пришли к выводу, что дело тут не в нарушении чистоты эксперимента, а в фундаментальном принципе мироустройства.

Вернер Гейзенберг: Все дело в том, что в современном естествознании те со ставные части материи, которые первоначально считались пос ледней объективной реальностью, вообще нельзя рассматривать «сами по себе», они ускользают от какой бы то ни было объек тивной фиксации. Мы с самого начала находимся в средоточии взаимоотношений природы и человека, и естествознание представляет собой только часть этих отношений, так что общепринятое разделение мира на субъект и объект, внутренний мир и внешний, тело и душу больше неприемлемо и приводит к затруд нениям. В глубинах реальности старое разделение мира на объективный ход событий в пространстве и во времени, с одной стороны, и душу, в которой отражаются эти события, – с другой, иначе говоря, картезиан ское различение res cogitas и res exitens уже не может служить отправной точкой в понимании современной науки[55].

Doctor: Получается, что для подлинного бытия границы между материальным и идеальным, актуальным и потенциальным несущественны. На этом уровне бытие выступает как мир чистых форм, идей, возможностей.

Ignorant: Что это значит?

Doctor: Например, когда ты говоришь: «Мне пришла в голову идея», о чем идет речь? Что конкретно пришло тебе в голову?

Ignorant: Видимо, какая‑то мысль.

Doctor: О чем эта мысль?

Ignorant: Да о чем угодно. Большей частью ко мне в голову приходят мысли о чем‑то конкретном, предметном.

Doctor: Но вот тебе в голову приходит такая мысль: «1+1=2». С какой конкретной предметностью это может быть связано?

Гейзенберг Вернер (1901–1976)

Ignorant: С любой.

Doctor: Совершенно верно, ведь идея числа универсальна и может выражать гораздо большую, чем любая предметность, упорядоченность мира. Например, есть яблоко, кирпич, человек, дом, Солнце и т.д. Эти объекты такие разные, но их можно упорядочить благодаря универсальной идее числа, сказав «один». Есть ноги, руки, глаза, уши, полушария и т.д.

Ignorant: Данные объекты можно упорядочить посредством числа «два».

Doctor: Получается, что для повседневной жизни абстрактные числовые идеи нам необходимы так же, как вполне конкретные руки, ноги, но эта необходимость иного рода. Это необходимость воспринимать мир как нечто упорядоченное, согласованное, соотносимое между собой во времени и пространстве. Идея числа, таким образом, выступает неким символом структурных связей бытия.

Пифагор: Я же утверждаю, что идея числа является основой гармонии бытия. Бог – это единство, а мир – это множество, состоящее из противоположностей. Гармония – это то, что приводит противоположности к единству и рождает космос (порядок) из хаоса (беспорядка). Поэтому божественная гармония заключается в числовых отношениях. Вещи суть отражения чисел, их подлинная природа заключается в их математической структуре[56].

Ignorant: Выходит, что число можно рассматривать как некий «первоэлемент», содержащий в себе свойства и физического, и психического, и материального, и идеального?

Пифагор (580–500 до н.э.)

Doctor: Можно сказать и так. Например, пифагорейцы учение о числах распространили на самые различные сферы бытия. В математике они добивались систематизации и разрабатывали аксиомы. Теорема Пифагора ведет к открытию иррациональных пропорций. Они развивали картину космоса, в которой светила по круговым орбитам, разделенным определенными интервалами, движутся вокруг неподвижного центра. На идее гармонии стоится и их этика, причем пифагорейцы даже добродетели отождествляли с определенными числами.

Ignorant: Получается, что главный принцип единства мироздания – числовая гармония. Если нарушена числовая гармония, например, между противоположными началами мира, то космос превращается в хаос. А хаос – это то, что уже невозможно упорядочить. Видимо, это и есть небытие, ничто.

Doctor: Раньше именно так и считали, пока не возникла теория хаоса (синергетика).

Ignorant: Теория хаоса?

Doctor: Именно так. Теория хаоса занимается непредсказуемым поведением систем, подчиненных закону причинности. При определенных условиях динамические системы могут перейти в хаотическое состояние, в котором их поведение принципиально (не по причине неосведомленности исследователя) непредсказуемо. Примерами могут служить климат, рост популяций животных, поведение потоков жидкостей. Малейшее изменение исходного состояния ведет в хаотических системах к совершенно иному варианту развития. Это сказывается, например, на прогнозах погоды – ведь в силу всеобщей причинной взаимосвязи теоретически даже один взмах крыльев бабочки в бразильском лесу может стать причиной смерча где‑нибудь в Северной Америке.

Ignorant: А как любая динамическая система может прийти в хаотическое состояние?

Рене Фредерик Том: Допустим, дано: агрессивность есть переменная состояния собаки; она возрастает в прямой зависимости от ее злобности и является контролируемой переменной. Предположим, что последняя поддается измерению, дойдя до пороговой величины, она трансформируется в атаку. Страх – вторая контролируемая переменная – производит обратный эффект и, дойдя до пороговой величины приводит к бегству собаки. Если нет ни злобности, ни страха, то поведение собаки нейтрально. Но если обе контролируемые переменные возрастают одновременно, оба порога будут приближаться одновременно, тогда поведение собаки становится непредсказуемым: она может внезапно перейти от атаки к бегству и наоборот. Система называется неустойчивой: контролируемые переменные непрерывно изменяются, переменные состояния изменяются прерывно[57].

Ignorant: Как же тогда можно исследовать эти хаотические состояния, если их последствия непредсказуемы?

Doctor: Для этого в теории хаоса существуют специальные понятия, которые наделяются категориальным статусом и используются для объяснения поведения всех типов систем: доорганизменных, организменных и даже социальных.

Ignorant: Какие это специальные понятия?

Doctor: Например, бифуркация, флуктуация, диссипация, аттракторы. В условиях, далеких от равновесия, действуют бифуркационные механизмы. Они предполагают наличие точек раздвоения и нелинейности продолжения развития. Результаты их действия трудно предсказуемы. По мнению бельгийского ученого Ильи Пригожина, бифуркационные процессы свидетельствуют об усложнении системы. Российский ученый Никита Моисеев утверждает, что, в принципе, каждое состояние социальной системы является бифуркационным. А в глобальных измерениях антропогенеза развитие человечества уже пережило, по крайней мере, две бифуркации. Первая произошла в палеолите и привела к утверждению системы табу, ограничивающей действие биосоциальных законов. Вторая – в неолите и связана с расширением геологической ниши – освоением земледелия и скотоводства.

Ignorant: А что такое флуктуации?

Doctor: Флуктуации в общем случае означают возмущения и подразделяются на два больших класса: класс флуктуаций, создаваемых внешней средой, и класс флуктуаций, воспроизводимых самой системой. Возможны случаи, когда флуктуации будут столь сильны, что овладеют системой полностью, придав ей свои колебания, и, по сути, изменят режим ее существования. Они выведут систему из свойственного ей «типа порядка». Но выведут ли они ее обязательно к хаосу или к упорядоченности иного уровня – неизвестно.

Ignorant: Ты упомянул еще какую‑то диссипацию…

Doctor: Система, по которой рассеиваются возмущения, называется диссипативной. По сути дела, это характеристика поведения системы при флуктуациях, которые охватили ее полностью. Основное свойство диссипативной системы – необычайная чувствительность к всевозможным воздействиям и в связи с этим чрезвычайная неравновесность.

Ignorant: Ну а аттракторы? Господи, язык сломаешь…

Doctor: Аттракторы – это притягивающие множества, образующие собой как бы центры, к которым тяготеют элементы системы. К примеру, когда скапливается большая толпа народа, отдельный человек, двигающийся в собственном направлении, не в состоянии пройти мимо, не отреагировав на нее. Изгиб его траекторий осуществится в сторону образовавшейся массы. В обыденной жизни это часто называют любопытством. В теории хаоса подобный процесс получил название «сползание в точку скопления». Аттракторы стягивают и концентрируют вокруг себя стохастические элементы, тем самым структурируя среду и выступая участниками созидания порядка.

Ignorant: Пожалуй, хватит для начала… То есть, если я правильно понял, ты хочешь сказать, что в современной картине мира упорядоченность, структурность, равно как и хаотичность, неопределенность, признаются объективными, универсальными характеристиками бытия.

Doctor: Совершенно верно. Они обнаруживают себя на всех структурных уровнях развития. Попытки создания теории направленного беспорядка опираются на обширные классификации и типологии хаоса.

Ignorant: А в чем же значение синергетики для понимания тех онтологических проблем, о которых мы говорили?

Doctor: Во‑первых, обнаруживается новая взаимосвязь между простым и сложным, частным и общим, заключающаяся в том, что эволюция систем может развиваться не только в сторону усложнения, но и деградации, переходя к хаотическим режимам поведения. Во‑вторых, процесс самоорганизации системы сопровождается переходом от случайности к необходимости; превращение случайных изменений в детерминированное движение системы происходит в точках бифуркации. В‑третьих, синергетика дает новое понимание причинности, а именно взаимодействие причины и действия имеет циклический характер: не только причина, но и действие оказывает влияние на породившую ее причину («принцип дополнительности»). В‑четвертых, если в классическом естествознании хаос играл чисто негативную роль, являясь символом дезорганизации и разрушения порядка, то в синергетике он выступает в качестве конструктивного фактора; с одной стороны, из хаоса, или беспорядка, возникает порядок, а с другой – сам хаос представляет собой весьма сложную форму упорядоченности. Ну и, наконец, в‑пятых, изменяется взгляд на категорию времени; классическая термодинамика оперирует понятием необратимости времени; «стрела времени» направлена в сторону увеличения энтропии системы, возрастания в ней беспорядка; синергетика дает представление о временной симметрии, обратимости времени[58].

Ignorant: Понятно. Но давай все‑таки вернемся к нашим предыдущим вопросам. Если я правильно понял, то четко установленных границ между материальным и идеальным не существует, они условны. Но, согласись, даже признание этой условности не снимает вопроса об основах бытия, а ведь он самый важный в онтологии.

Doctor: Если помнишь, вникая в суть спора об универсалиях, мы определили две линии развития идеалистической философии – «линия Платона» и «линия Аристотеля». Теперь самое время поговорить об этом подробнее. Итак, мы видим, что бытие может быть представлено как мир идей (эйдосов), мир, в основе которого лежат идеальные сущности, например числа.

Ignorant: Поясни, пожалуйста, что ты подразумеваешь под термином «идея»?

Doctor: Идея (эйдос) – это философский термин, с помощью которого обозначается сущность предметов, явлений и процессов окружающего мира. Дословный перевод термина – «то, что видно», однако видно не зримо в буквальном физическом смысле, видно умом, а не глазами. Идеи есть объекты ума. Наиболее полное развитие данный термин получил в учении древнегреческого философа Платона и был уточнен и дополнен Аристотелем. Идеи, по Платону, суть праобразы реальности, по которым сформированы предметы видимого мира.

Ignorant: Что это значит, поясни.

Doctor: Например, из того, что несмотря на различный внешний вид насекомого, рыбы и лошади, мы признаем всех этих отдельных тварей животными, можно заключить, что существует один общий праобраз – «животное», общий для всех животных и определяющий их сущностную форму. Такова идея животного, благодаря которой самые различные организмы только и являются животными (рис. 14).

Рис. 14

Ignorant: Ты хочешь сказать, что идея (или универсалия) «животности» является первичной по отношению к ее материальным воплощениям, как в средневековом реализме?

Doctor: Именно так.

Платон Афинский: Мир вещественного подчинен миру идей. Он имеет свое бытие лишь по причинности (метексис) и подражанию (мимесис) миру идей, наделенному собственным бытием. Идеи совершенны; не воспринимаются чувственно; более реальны, нежели чувственно воспринимаемые вещи; вечны и неизменны.

Ignorant: Как же мы постигаем идею?

Doctor: Идея вещи находит адекватное выражение в общем понятии.

Ignorant: Действительно, ведь если в существовании чего‑либо мы сомневаемся, мы так и говорим: «Без понятия».

Doctor: Интересное наблюдение.

Платон Афинский: Идея вещи – это не просто количество ее составных частей, это качество вещи, ее неповторимая цельность. Эта цельность является законом и пределом для всех составных частей вещи.

Ignorant: Что это значит?

Аристотель Стагирит: Позвольте мне пояснить. Как составные части сами по себе не имеют смысла без цельности, определенной «формы» вещи, так и просто «пустая форма» без материала (составных частей) тоже не дает нам вещь. Неразрывная связь содержания и формы является законом любой вещи.

Платон Афинский: Я не могу с этим согласиться. Материальный мир – это только иллюзия нашего воображения. Между идеей и материей лежит непреодолимая пропасть. Не видеть этого различия, это все равно, что не видеть различия между человеком и его тенью.

Аристотель Стагирит: При всем уважении к тебе, хочу заметить, что самостоятельное существование идей лишь неоправданно удваивает мир, поэтому идеи (формы) относятся к вещам как их причины и основы. Сущность вещей в них самих. В предметах материя и форма встречаются только вместе: чистую материю найти так же невозможно, как и чистую форму. Все дело в их синтезе в процессе становления. В материи сущность заложена лишь как возможность, а действительность она обретает благодаря форме (рис. 15).

Рис. 15

Doctor: Таким образом, ты хочешь сказать, что сущности вещей не заключены в их трансцендентных идеях, но реализуются в постепенной проявленности этих вещей.

Аристотель Стагирит: Именно так. Это развертывание сущности я называю энтелехией (от telos – цель), т.е. всякое становление предполагает цель, а именно переход от возможного к действительному.

Ignorant: А по какой причине, в таком случае, происходит это становление?

Аристотель Стагирит: На самом деле причин несколько. Я выделяю четыре причины становления. Возьмем, например, строительство храма. Во‑первых, это формальная причина (causa formalis) – предмет получает определенность благодаря идеальной форме (план, чертеж). Во‑вторых, это целевая причина (causa finalis), дающая ответ на вопрос «зачем?» (для молитвы и жертвоприношений). В‑третьих, это движущая причина (causa efficiens) – процесс воплощения, становления (храм возник по причине деятельности рабочих, строителей). И, в‑четвертых, это материальная причина (causa materialis) – предмет состоит из материи (камень, дерево, песок) (рис. 16)[59].

Рис. 16

Ignorant: Как, по‑твоему, все причины имеют равное значение?

Аристотель Стагирит: Конечно, нет. Последняя из причин – основа случайности и неупорядоченности предметного бытия, ибо материя «противится» оформлению. Форма определяет сущность, преодолевает сопротивление материи и является субстанцией. В результате этого сопротивления образуются предметы, содержащие несовершенные, искаженные, случайные и привходящие свойства – акциденции.

Ignorant: Понятно. А теперь ответьте мне, уважаемые, почему идея вещи есть «предел» ее составных частей?

Doctor: Сейчас сам поймешь. Представь себе ряд натуральных чисел. Можно ли найти число, которое стало бы пределом этого ряда?

Ignorant: Нет.

Doctor: Но что же все‑таки можно рассматривать в качестве предела этого ряда?

Ignorant: Бесконечность.

Doctor: А точнее, идею бесконечности. Ведь бесконечность как вещь или предмет, конечно же, не существует, но она мыслима как идея предела.

Лосев Алексей Федорович (1893–1988)

Алексей Федорович Лосев: Представим любые геометрические фигуры, например, те круги и шары, с которыми мы имеем дело в нашей повседневной практике. Мы знаем, что они никогда не отличаются абсолютной точностью. Окружность деревянного или железного круга может иметь на себе разного рода углубления, зазубрины, искривления. И если бы мы всерьез стали принимать во внимание все эти реальные и практически ощущаемые нами неправильности в построении окружности бесконечно разнообразных кругов, то ясно, что мы не смогли бы ни в каком случае построить научную геометрию круга. Только отвлекаясь от этих фактических неправильностей наблюдаемых нами реальных кругов и только начиная видеть, что в основе всех этих вещественно неправильных кругов лежит одно и то же идеальное представление о круге, или, так сказать, платоновская идея круга, мы можем приступить к построению геометрии как точной науки.

Doctor: Более того, мы и реальные‑то неправильно построенные круги и шары только и можем мыслить и воспринимать при условии наличия в нашей мысли и в самой действительности именно этого идеального круга.

Алексей Федорович Лосев: Совершенно верно. Можно, конечно, упрекать Платона в том, что реальные шары он видит на земле, а идеальные и точно геометрические шары только на небе. Дело тут не в земле и не в небе. А дело в том, что все конечное требует признания бесконечности, все материальное требует признания идеального, все единичное управляется общим как своим законом, а всякий общий закон имеет смысл только тогда, когда существуют единичные вещи, которые он обобщает и осмысливает. Здесь – обычная картина платонизма. Мировоззрение можно иметь не платоническое и даже антиплатоническое, но научная методология, выдвигаемая Платоном, неопровержима[60].

Doctor: Хочу добавить по этому поводу. Например, все научные объекты (как эмпирические, так и теоретические) – это абстракции. Они обладают жестко фиксированным и ограниченным набором признаков в отличие от реальных объектов, которым присуще бесконечное число признаков. Например, материальную точку определяют как тело, лишенное размера, но сосредотачивающее в себе всю массу. Таких тел в природе нет. Они выступают как результат нашего мыслительного конструирования, когда мы абстрагируемся от несущественных (в том или ином отношении) связей и признаков предмета и строим идеальный объект, который выступает носителем только сущностных связей.

Ignorant: Спасибо, господа философы. Что такое «линия Платона» и «линия Аристотеля» в философии и в чем их значение для науки, мне теперь понятно. Но мне также понятно, что если мы будем пытаться объяснять мир, прибегая к понятиям цели и конечной причины, как это делали Платон и Аристотель, то это объяснение неизбежно приведет нас к идее Бога. Но не считаете ли вы, господа философы, что это свидетельство определенного тупика в развитии знаний о мире?

Doctor: Имей в виду, когда мы спрашиваем почему происходит то или иное событие, мы подразумеваем одно из двух: либо «какой цели служит это событие», либо «какие более ранние обстоятельства послужили причиной этого события». Ответ на первый вопрос предполагает телеологическое объяснение (т.е. объяснение посредством конечной цели), ответ на второй вопрос – механистическое объяснение (т.е. объяснение посредством первопричины). Действительно, опыт развития науки показывает, что механистический вопрос ведет к научному знанию, в то время как телеологический не ведет.

Ignorant: Например, материалисты, наподобие Левкиппа и Демокрита, о которых мы говорили, ставят механистический вопрос и дают, естественно, механистический ответ. Но метафизику, на мой взгляд, больше интересует телеологический вопрос и, таким образом, это заводит науку в тупик.

Doctor: Не будем спешить с обобщениями, ведь относительно обоих вопросов существуют свои пределы, описание которых дал в свое время средневековый философ Фома Аквинский.

Дата добавления: 2014-10-17