Истоки и эволюция символического интеракционизма

СИМВОЛИЧЕСКИЙ ИНТЕРАКЦИОНИЗМ

Так, высвобождаясь

От власти малого, беспамятного «я»,

Увидишь ты, что все явленья —

Знаки,

По которым ты вспоминаешь самого себя,

И волокно за волокном сбираешь

Ткань духа своего, разодранного миром.

М. ВОЛОШИН. «Подмастерье»

Время зарождения символического интеракционизма относят к рубежу XIX и XX вв., точнее, к моменту публикаций «Принципов психологии» Уильяма Джеймса [James 1890], статьи о рефлекторной дуге Джона Дьюи [Dewey 1896], монографии Чарлза Кули «Природа человека и общественное устройство»

[Cooley 1902] и работ Джорджа Герберта Мида [Mead 1910], который система­тизировал этот подход в годы работы в университете г. Чикаго (1893—1931), хотя сам термин символический интеракционизм был предложен учеником Мида Гербертом Блумером только в 1937 г.

Эта школа, впитав ряд положений бихевиоризма, своими корнями уходит в учения ранних американских прагматистов, в частности, Уильяма Джеймса [James 1907], Джона Дьюи и Чарлза Сандерса Пирса [см.: Blumer 1937]. Для Дьюи и Джеймса прагматизм был формой культурного критицизма. Эта праг­матическая традиция критического анализа сохранилась и по сей день, вы­ступая в качестве одной из важнейших интерпретативных философских пози­ций в современном гуманитарном цикле [см.: Denzin 1992: 131; Strauss 1993].

С момента своего возникновения символический интеракционизм харак­теризовался внутренним противоречием, обусловленным, с одной стороны, теоретической установкой на феноменологическую интерпретацию непосред­ственного опыта и субъективных переживаний человека (Ч. Кули и У. Джеймс), с другой стороны — стремлением к построению «объективной», т. e. без ис­пользования интроспективных методов, «подлинно научной» теории челове­ческого поведения (Дж. Г. Мид и Г. Блумер).

У Дж. Г. Мида, а затем и у Г. Блумера традиция символического интерак­ционизма все явственнее отходит от феноменологической интерпретативности У. Джеймса и Ч. Кули, смещаясь от психологического анализа к социоло­гическому. Не случайно в теории Дж. Г. Мида особое место занимает биоло­гическое понимание человека как продукта эволюции, что в дальнейшем прак­тически выпало из поля зрения его последователей. Испытывая влияние на­турализма Ч. Дарвина, Дж. Г. Мид и Г. Блумер стремились сделать это на­правление более научным, изучая образ «Я» как физический объект, хотя и без особого успеха.

В 70-х гг. Эрвин Гоффман [Goffman 1971; 1974] пытался возродить идеи У. Джеймса и феноменологическую ориентацию интеракционизма, но позже отказался от этого. И тем не менее данная тенденция реализовалась в интер­претативном интеракционизме, играющем все более заметную роль в кон­тексте постмодернизма [см.: Denzin 1989a; 1991].

Начавшись как разнородное, междисциплинарное, открытое по отноше­нию к другим сферам знания движение, интеракционизм сегодня представ­ляет собой пестрое (и теоретически, и географически, и хронологически) научное явление, поэтому приходится черпать информацию о нем как из клас­сических работ, так и из современных вариаций в стиле постструктурализма и постмодернизма. Символический интеракционизм довольно часто подвер­гался нападкам [см.: Fine 1993], много раз сообщалось о его теоретической

кончине, но эти слухи, как водится, оказывались сильно преувеличенными. В наши дни свидетельством доброго здравия этого направления являются жур­налы Symbolic Interaction и Studies in Symbolic Interaction, а также представи­тельные международные конференции и симпозиумы.

Теоретическими основаниями современного интеракционизма являются прагматизм, феноменология, конструктивизм и даже феминизм. Интерак­ционизм ныне предстает то как культурный романтизм, парадоксально смы­кающийся с левым радикализмом, марксизмом и утопизмом [Mead 1934; Blumer 1969], то как структурная этнология в духе Э. Дюркгейма [Goffman 1974], то как анализ речевого общения [Strauss 1969; 1993; Maines 1989], структурные теории ролевого поведения и личности [McCall, Simmons 1978; Stryker 1980], формальные теории социальных процессов [Couch 1989], а также в качестве интерпретативных, критических, контекстуальных описаний [Denzin 1989a; 1989b; 1991; 1992; Fabermann 1989]. Бурно развивается критический психоана­литический феминизм [Clough 1992; 1994], стремящийся посредством изуче­ния производства культурных смыслов связать символический интеракцио­низм с постструктурализмом [Barthes 1974, ср.: Леви-Строс 1985; Фуко 1996а; 1996b; Lévi-Strauss 1958; Althusser 1971; Foucault 1971; 1980] и поздним пост­модернизмом [Lyotard 1984; Baudrillard 1988; Denzin 1991].

Дата добавления: 2014-10-15