Интеракционизм, коммуникация, культура

Взгляд на коммуникацию как культуру [Carey 1989; Denzin 1995: 46] указывает на отношение, объеди­няющее различные информационные средства и структуры, коммуникативные системы, формы культуры и идеологии соответствующего исторического периода времени и реальный жизненный опыт, переживания участников интеракции [ср.: Cooley 1964; Couch 1990; Dewey 1927; Park 1950]. Коммуникация неотделима от про­цессов формирования и передачи культурных смыслов [Carey 1989: 64; Park 1950: 39; ср.: Darrt 1991; Bonvillain 1993; Hanks 1996]. Эти смыслы всегда сим-

воличны. множественны и постоянно транслируются, циркулируют в социу­ме по различным каналам прямой и опосредованной коммуникации [Carey 1989: 64—65].

Личностное и социальное сообщаются в символической интеракции в мире «культурных смыслов». Во многом эти смыслы определены идеологией и струк­турой власти (подчинения) существующего социального порядка. Они всегда циркулируют по коммуникативным системам различных уровней. Сообще­ния, передаваемые с их помощью, имеют особую структуру и помечены семио­тическим кодом, придающим всем «достойным внимания» сообщениям «ауру» политических, социальных или исторических смыслов. Они приходят к нам проинтерпретированными, перенасыщенными значениями [Baudrillard 1988] и определяют структуру повседневной деятельности [Lefebvre 1984].

С точки зрения анализа языковой коммуникации важной идеей Дж. Г. Мида, а еще раньше — Ч. Кули, стал вывод о том, что разные аспекты индивидуаль­ного опыта и поведения обусловлены принадлежностью человека к социаль­ной группе, которая сегодня выступает как средоточие коммуникативных отношений [ communicative nexus — Watson 1995: 520].

Именно это положение было охотно подхвачено социальными науками и лингвистами. По Миду, язык (в широком смысле, как речевая деятельность) — это особая форма поведения, причем язык принципиально не рассматривает­ся как всего лишь «проводник», обслуживающий другие формы поведения, и тем более — как пассивное, застывшее отражение действительности.

Обратив наше внимание на язык как на специфический объект научного познания, Дж. Г. Мид предвосхитил дискурсивный переворот в развитии мно­гих человековедческих наук последней четверти XX в. Язык и вербальные сообщения рассматриваются им как окно во внутренний мир человека, мир его социальности. Однако ни Мид, ни его непосредственные последователи так и не сумели создать модели языка, приемлемой для лингвистики и теории коммуникации. Бихевиористское понимание знака и знаковости, оставшееся глухим к семиотике Ч. С. Пирса, дало интеракционистам слабую теорию символического и не смогло обеспечить совместимость интеракционизма с радикальной семиотикой языка, восходящей к Ф. де Соссюру. Сказался и зна­чительный социологический крен символического интеракционизма после Г. Блумера, который, хоть и признавал, что язык не может быть «нейтраль­ным», беспристрастным проводником идей и что язык формирует повседнев­ные и даже научные интерпретации человека, все же не поднялся (или не опу­стился — наглядный пример того, как язык «конструирует» точку зрения) до изучения самого языка. Одной из немногих работ интеракционистов, обратившихся к собственно лингвистическому анализу, оказалось классиче-

ское исследование Ансельма Л. Стросса [Strauss 1969], посвященное использо­ванию в социальной интеракции имен, с помощью которых люди оценивают друг друга и стратифицируют социум.

Пожалуй, больше других символических интеракционистов проблемами языковой коммуникации занимался Эрвин Гоффман ср.: Goffman 1974; 1981; 1983; Schegloff 1988; Verhoeven 1993: 318]. Не сразу он пришел к осознанию тщательного анализа языка — его ироничный метод и полная многозначно­сти и неопределенности теоретическая система менялись с годами. По мере своей научной эволюции Э. Гоффман все больше отходил от социодраматической концепции, навеянной «драматургическим анализом» Кеннета Берка [Burke 1965]. У Э. Гоффмана речь «встроена» в широкий интерактивный кон­текст, хотя в анализе она предстает просто как последовательность высказы­ваний [Goffman 1981: 78—123]. В итоге он так и не добился того самодоста­точного уровня лингвистического анализа, когда язык и дискурс фигурируют как главные объекты знания, обладающие собственной феноменологической цельностью.

Классический символический интеракционизм, как и современный интер­претативный, помимо своего внутреннего теоретического многообразия отличается восприимчивостью к идеям и методикам других дисциплин, по­этому практически невозможно говорить о «чистой» его традиции, что оце­нивается и как недостаток, и как достоинство данного направления, главной заслугой которого здесь предлагается считать непозитивистский, интерпре­тативный подход к изучению коммуникации в широком социально-интерак­тивном контексте — как основополагающей символической деятельности, про­дуктом которой являются языковые, культурные и социально-психологиче­ские сущности.

Дата добавления: 2014-10-15