Социальный конструкционизм в системе наук

СОЦИАЛЬНЫЙ КОНСТРУКЦИОНИЗМ

I am firm.

You are obstinate.

He is a pig-headed fool.

B. RUSSELL

Приведенный выше в качестве эпиграфа образец спряжения «по Б. Рассе­лу» довольно удачно и емко отражает глубинную суть социального конструкционизма, который предстает скорее в форме научного принципа, точки зре­ния на социально-дискурсивный мир, чем полномасштабной самостоятель­ной теории: высказывания — это не просто слова или речевые акты, это «кир­пичики», из которых складываются социальные отношения, образы «себя» и «других», различные аспекты личности, воссоздаваемые и проживаемые в каждом коммуникативном акте. За парадигмой лица в данном эпиграфе стоит парадигма социальных отношений личности.

В сфере социальных наук, в том числе и лингвистике, не случаен «модный» интерес к проблемам языковой личности [ср.: Богин 1985; Сухих 1989; Пушкин 1989; 1990; Клюканов 1990; Караулов 1987; Архипов 1996; Арутюнова 1998; Shotter, Gergen 1994; Fitzgerald 1993; Charnes 1993; Keith, Pile 1993; Lorraine 1990; Stein, Wright 1995; Taylor 1989; Gergen 1991; White 1992]. «Я», Эго все чаще рассматривается не как заданная величина, а как коммуникативно (дискурсивно и интерактив­но) конституируемая сущность, зависящая от многих исторических и со­циально-культурных условий общения и деятельности.

Как замечает в своем любопытном социальном комментарии Кеннет Джерджен [Gergen 1991], общество постмодерна настолько насытило «Я», что его содержание подверглось эрозии. Вследствие этого возникла реальная угроза самому существованию категории «Я», игравшей важную роль, по крайней мере в «западной» культуре, на протяжении почти трех веков от эпохи роман­тизма до современности [Carbaugh 1996: 7].

В 2.1.4 перечислены различные проекции личности, «Я» как элементы со­циальных отношений. Более традиционные подходы объясняют реализацию социальных отношений в речи и языке с помощью принципа отражения. Социальный конструкционизм, наоборот, утверждает, что и отношения, и проекции «Я» в речи и языке конструируются, а не отражаются. В этом иску­шенному лингвисту послышатся сдобренные оттенками постмодернизма от­голоски гипотезы Сепира—Уорфа и неогумбольдтианства Л. Вайсгербера, в том смысле, что язык получает конститутивный статус, способность активно воздействовать на поведение и мышление людей,— о чем писал и В. фон Гум­больдт, в частности, характеризуя представление языка как «энергейи», жиз­ни духа и порождающего процесса. Уходя от привычной метафоры «языка как инструмента», P. Лаков утверждает: «Language uses us as much as we use language» [Lakoff 1975: 45; ср.: Аринштейн 1996: 29—30].

Таким образом, личности и человеческие сообщества — не априорные ве­личины, они конституируются в процессе общения, во-первых, дискурсивно, во-вторых, интерактивно [Mokros 1996: 5]. Дискурсивное «построение» пред­полагает влияние социокультурных знаний на социальные практики. В этом отношении дискурс идентифицирует потенциалы выражения, направляющие агентивность человека, и обозначает рамки, ограничивающие сферу «построе­ния» и интерпретации индивидуальных и коллективных «Я». Это направле­ние разрабатывается в теории социального конструкционизма [см.: Реаrсе 1994а; Burr 1995; Powers 1994 и др.]. В этом случае на первый план выходят социальные условия, воплощенные средствами дискурса, а не «прожитые

моменты социальной интеракции» [Реаrсе 1994b; см.: Бергер, Лукман 1995; Lincoln 1989; Gee 1996].

Человеку непосвященному, читая теоретические выкладки о конструк­тивизме и конструкционизме (constructivism vs. social constructionism),легко ошибиться и все перепутать. Хотя всякое упрощение опасно и часто не­корректно, можно сказать, что конструктивисты преимущественно рассмат­ривают коммуникацию как когнитивный процесс (по) знания мира, а вот со­циальные конструкционисты — как социальный процесс (построения мира. Конструктивизм на первое место выводит восприятие, перцептивность, а социальный конструкционизм — действие, акциональность, если, конечно, не относиться ко всем этим терминам как взаимоисключающим понятиям [Реаrсе 1995: 98].

Социальный конструкционизм, которому сегодня уже около трех десяти­летий, является одним из подходов к теоретическому пониманию и практи­ческому анализу процессов коммуникации. В последнее время это направле­ние явно «пользуется спросом» [см.: Реаrсе 1994а; Powers 1994; Burr 1995], при­чем оно в высшей степени востребованным оказалось в философии, социо­логии, политологии и ряде других социальных наук.

Хотя социальный конструкционизм — это относительно новое течение, оно возникло не на пустом месте. Большинство авторов, работающих в этом направлении, находятся в оппозиции к позитивизму и сциентизму. С интеракционизмом их объединяет общая прагматическая традиция. В отличие от символических интеракционистов, социальные конструкционисты занимаются формулировкой философских аргументов в пользу дискурсивного основания «Я». Их можно назвать ревизионистами в том смысле, что они не создают собственной всеобщей теории (в отличие от интеракционизма), а лишь пере­сматривают другие дисциплины и учения в свете главного постулата о со­циально-дискурсивном происхождении «Я», теоретизируя о серьезных послед­ствиях принятия данного постулата, в частности, философией, теорией лите­ратуры, филологией и психологией [Carbaugh 1996: 6].

Социальный конструкционизм вряд ли можно упрекнуть в увлечении четкими определениями, столь же трудно назвать его стройным учением и единой школой [Реаrсе 1995: 89]. В 1992 г. P. Бернстайн предложил мета­фору «констелляции» (constellation) для осмысления социальных теорий эпо­хи постмодерна: мы более не в состоянии привести все взгляды к общему знаменателю, снять все нюансы и противоречия [Bernstein 1992: 8]. Теории существуют как размытые совокупности идей в многообразии методов и практик анализа. Этот образ будто был списан с социального конструкцио­низма.

Особо рассматривая социальный конструкционизм в рамках традиции философского прагматизма, В. Кронен [Cronen 1996] выделяет следующие пять принципов:

1. Коммуникация — это первичный социальный процесс. Коммуникация не «обслуживает» какую-то другую деятельность, она не рассматривается как средство для выполнения других задач, внешних по отношению к ней, или как второстепенный процесс, протекающий на фоне, до, после или вне друго­го, более важного действия.

2. Первичным объектом для наблюдения, единицей анализа являются «люди в разговоре», по выражению Р. Харрэ [ persons in conversation — Harré 1984]. В. Кронен добавляет, что «люди в разговоре» представляют собой одну единую сущность, а не три дискретных объекта, как может показаться (один человек плюс другой человек плюс разговор между ними).

3. Социальные действия регулярно характеризуются присущей только им развивающейся рациональностью или, в терминах Л. Витгенштейна, «грам­матикой», организующей их внутренне.

4. Социальный конструкционизм стоит на позициях реализма, но не объек­тивизма. Общающиеся люди рассматриваются как живые, телесные, мате­риальные сущности, принадлежащие «внешнему» миру, миру «вещей».

5. Фактическая достоверность возможна лишь в пределах «грамматики» какой-то языковой игры (по Л. Витгенштейну), как постижение единственно данного «опыта» (в смысле Дж. Дьюи) — но не в форме универсальных, обоб­щающих суждений или интернализованных когнитивных сущностей.

Дата добавления: 2014-10-15