Что демонстрируют примеры

Философов Фуко и Деррида принято считать представителями пост­структурализма, но два приведённых выше приме­ра «теории» являют нам разительную противоположность подходов. Деррида предлагает определенное прочтение текстов, причем логика интерпретации вытекает из самих текстов. Выводы Фуко не основаны на текстах; он на удивление мало цитирует подлинные документы или дискурсы, а задает общее направление мыслей, относящихся к текстам и дискурсам вообще. Интерпретация Деррида показывает, в ка­кой степени литературные произведения, такие как «Исповедь» Руссо, имеют теоретический характер: с одной стороны, в них явно содержатся умозрительные доводы относительно письма, желания, субституции или дополнения, с другой – они задают определенном направление размышлениям об этих предметах. Со своей стороны, Фуко показывает нам, какими глубокими и мудрыми могут быть тек­сты, но, в то же время, в какой степени тексты, созданные медиками, учеными, писателями и пр., творят явления, которые они якобы при­званы лишь анализировать. Деррида демонстрирует, насколько тео­ретичны литературные произведения, Фуко – насколько творчески продуктивны дискурсы познания.

По-видимому, существует разница и между утверждениями иссле­дователей, и между вопросами, которые возникают в связи с этими утверждениями. Деррида хочет разъяснить нам, что говорят или показывают тексты Руссо, и, следовательно, встает вопрос, правда ли то, что содержится в этих текстах. Фуко хочет проанализировать текущий исторический момент, и вопрос в том, можно ли распространить его идеи на другие эпохи. Постановка подобных вопросов, в свою оче­редь, есть наш путь в глубь «теории», а также к её применению.

Оба примера показывают, что теория включает в себя умозрения: рассуждения о желании, языке и т. д.; они подвергают сомнению установившиеся представления (о том, что есть нечто природное, име­нуемое «полом»; что знаки обозначают предшествующую им действи­тельность). Таким образом, они побуждают вас пересмотреть категории, в которых вы привыкли осмыслять литературу. Эти примеры иллюст­рируют основное направление в современной теории, а именно – кри­тику всего, что прежде считалось естественным, демонстрацию того, что якобы естественное на деле является продуктом истории или куль­туры. Происходящее можно пояснить следующим примером. Когда Арета Франклин пишет: «Вы заставляете меня чувствовать себя при­родной женщиной», она радуется обладанию своим «природным» полом, который порожден не культурой, а отношением к ней мужчины. Но сама формулировка подразумевает, что от природы данная половая идентичность является культурной ролью, продуктом куль­турной среды. Она не есть «природная женщина», ей нужно, чтобы ей дали себя почувствовать таковой. Природная женщина – продукт культуры.

В теории мы находим и другие аналогичные аргументы в пользу того, что внешне естественные общественные отношения и институ­ты, привычные представления об обществе являются порождением стоящих за ними экономических отношений и борьбы разнообразных сил, что жизнь сознания может порождаться бессознательными сила­ми. Иными словами, то, что мы называем субъектом, или «я», рождает­ся при посредстве языковых и культурных систем; то, что мы называем «присутствием», «источником», «оригиналом», создается копиями, является следствием повторения.

Так что же такое теория? Мы можем выделить четыре основных пункта.

Теория междисциплинарна; это дискурс, влияющий на объекты вне
исходной дисциплины.

Теория одновременно аналитична и умозрительна; это попытка
сформулировать, что составляет такие явления, которые мы называем полом, языком, письмом, смыслом, субъектом и т. д.

Теория есть критика общепринятого, тех концепций, которые представляются естественными.

Теория предполагает рефлексию, размышления о процессе мышления, исследование категорий, которые мы используем как в литературе, так и во всякой другой речевой практике, доискиваясь до смысла разнообразных явлений.

Поэтому-то теория нас и пугает. Одно из самых шокирующих свойств современной теории состоит в том, что она бесконечна. Ею невозможно овладеть. Это открытая совокупность текстов, которая пополняется работами молодых и настырных исследователей, выступающих кри­тиками утверждений, которые были сделаны старшим поколением, а также новыми открытиями и признанием достижений прежних, ранее забытых мыслителей. Потому-то она и устрашает, становится источником постоянной озабоченности: «Как? Вы не читали Лакана? \ же вы можете говорить о лирике, не обращаясь к зеркальному отражению говорящего субъекта?» Или: «Как вы можете писать о викторианском романе, не используя рассуждений Фуко о сексуальности и истеризации женского тела, а также трудов Гаятри Спивак, где она рас­крывает роль колониализма в построении субъекта метрополии?)! Иногда теория предстает как дьявольский приговор, вынуждающий вас читать трудные тексты, причем выполнение одной задачи не при­носит вам отдыха, а влечет за собой дальнейший труд («Спивак? Да конечно, но вы читали у Бениты Парри критику взглядов Спивак и от­вет последней?»).

Непостижимость теории – вот главная причина ее неприятия. Ка­ким бы подготовленным вы себя ни считали, вы не можете знать наверняка, «необходимо» ли вам читать Жана Бодрийяра, Михаила Бах­тина, Вальтера Беньямина, Элен Сиксу, К.Л.Р. Джеймса, Мелани Кляйн, Юлию Кристеву, или же вы можете «безболезненно» забыть об их су­ществовании (разумеется, это будет зависеть от того, кто «вы» такой и каким хотели бы быть.) Враждебное отношение к теории в значитель­ной мере проистекает из того факта, что признание важности ее роли ведет к принятию на себя безграничных обязательств; вы оказывае­тесь в положении человека, не знающего чего-то нужного. Но такова жизнь вообще.

Теория заставляет вас желать полностью овладеть ею. Вы рассчи­тываете, что чтение теоретических работ позволит вам понять и клас­сифицировать явления, которые вас занимают. Но полное овладение теорией недостижимо, и не только потому, что всегда остается что-то, что вам только предстоит постичь, но (и это гораздо важнее и болез­неннее) и потому, что она ставит под сомнение предполагаемые ре­зультаты и основополагающие посылки. Природа теории в том, чтобы разрушать, бросать вызов постулатам, которые вы полагали известны­ми, поэтому результаты ее воздействия непредсказуемы. Вы не стали мастером, как не были им и до изучения теории. Вы по-новому раз­мышляете над прочитанным. У вас появились новые вопросы, и вы лучше понимаете, как они соотносятся с прочитанным.

Это краткое введение не сделает вас специалистом в области тео­рии (и не только в силу своей краткости), но оно откроет перед вами важнейшие направления мысли и дискуссий, прежде всего тех, что касаются литературы. Оно представит примеры теоретического иссле­дования, и я надеюсь, что читатель увидит значение теории и оценит удовольствие мыслить.

Глава 2

Что такое литература, и важно ли это?

Что такое литература? Вы, должно быть, думаете, что это и есть центральный вопрос теории литературы, однако на деле он, по-видимому, не имеет большого значения. Почему?

Можно выделить две основные причины. Первая состоит в том, что теория объединяет идеи, возникшие в рамках философии, лингвистики, истории, политологии и психоанализа; так почему теоретика должен беспокоить вопрос, относится данный текст к художественна литературе или нет? В наши дни в распоряжении людей, изучающих преподающих литературу, имеется широкий выбор литературоведческих материалов и тем для чтения и разбора, как, например, «Женские образы в начале XX века». Здесь мы можем основываться как на произведениях художественной литературы, так и на текстах иной природы. Мы можем изучать романы Вирджинии Вулф или описанные Зигмундом Фрейдом случаи из его клинической практики, и методе логически разница не будет принципиальной. Дело здесь не в том, что тексты равнозначны; одни тексты могут быть по тем или иным причинам более богатыми, мощными, поучительными, дерзкими, всеобъемлющими, чем другие. Но как литературные, так и внелитературные тексты могут изучаться совместно и сходными способами.

Дата добавления: 2014-10-23