Психологические особенности принятия решений судьей

Т

Т.

Допрос ведется в спокойной, сдержанной манере. Не следует пере­бивать допрашиваемого, если он говорит по существу дела, сразу же вы­ражать ему недоверие, проявлять необоснованную подозрительность.

Задавая вопросы следует учитывать интеллект, особенности мыш­ления, характер допрашиваемого. Вопросы не должны быть громозд­кими, содержащими такой объем информации, который оставляет допрашиваемому возможность отвечать только «да» или «нет». Во время допроса, когда решается судьба человека, недопустимы сни-женно разговорные формы обращения к участникам процесса, шут­ливый тон и т.п.

Во время допроса подсудимого в манере постановки ему вопросов, в тональности, с которой они произносятся, не должны проявляться преж­девременная оценка доказательств, предвзятое, заранее сложившееся мнение по делу. В высшей степени внимательно следует относиться к из­менениям показаний допрашиваемым, тщательно выясняя мотивы такого поведения. Далеко не всегда можно рассматривать всякое изменение по­казаний только как попытку ввести в заблуждение суд.

Повышенное внушающее воздействие на психику допрашиваемого может оказывать так называемый перекрестный допрос, в котором принимают участие судьи, обвинители, защитники и другие лица. Как писал в свое время видный дореволюционный судебный деятель П.С. Пороховщиков, перекрестный допрос «для людей честных и уме­лых» является средством, с помощью которого удается «раскрыть то, что без него осталось бы недоступным для суда». Но в то же время пере­крестный допрос является таким средством воздействия на психику, со­знание допрашиваемого, которое может «заставить человека отречься от всего, что он знает»¹.

Чтобы этого не произошло, председательствующий должен умело оказывать управляющее воздействие на весь ход ведения допроса, уст­раняя вопросы, не имеющие отношения к делу (ст. 283 УПК РСФСР). Во время перекрестного допроса необходимо следить за тем, чтобы во­просы не дезорганизовывали психические процессы допрашиваемого, не сбивали ход его мыслей, не вызывали состояние неоправданной на­пряженности, а напротив — помогали бы ему наиболее полно вспом­нить обстоятельства дела и точнее с помощью привычных для него ре­чевых оборотов передать суду интересующие сведения.

Поэтому не рекомендуется задавать вопросы об обстоятельствах, не имеющих отношения к делу, иной раз самоочевидных, бесспорно ус­тановленных, а порой просто имеющих двусмысленный характер, сби­вающих допрашиваемого, как говорится, с толку.

Весьма специфической формой профессионального общения, при­сущей судебной деятельности, являются судебные прения, состоящие из обмена речами обвинителей, защитников и других участников про­цесса в зависимости от того, рассматривается в суде уголовное дело

' Сергеич П. Искусство речи на суде. М., 1988. С. 151.

(ст. 295 УПК РСФСР) или какой-либо гражданско-правовой спор (ст. 185 ГПК РСФСР).

Выше уже говорилось о психологических закономерностях речево­го поведения юристов (см. § 2 гл. 13). К сказанному следует добавить, что к речи участников процесса, особенно представителей обвинения и защиты, во время судебных прений предъявляются дополнительные требования.

В психологическом отношении речь, обращенная к судебной ауди­тории, к участникам процесса, должна строиться таким образом, чтобы ее содержание легко воспринималась всеми присутствующими, несмот­ря на их различное умственное развитие, тот или иной ритм мыслитель­ной деятельности, чтобы содержание речи проходило, как образно гово­рил известный судебный деятель А.Ф. Кони, сквозь «призму их творчес­кого воображения».

С этой точки зрения трудно что-либо добавить к тому, что было много лет назад рекомендовано другим видным судебным деятелем П.С. Пороховщиковым.

— В чем заключается ближайшая, непосредственная цель всякой судебной речи? — спрашивал он. И отвечал: — В том, чтобы ее поняли те, кому она обращена... Каждое слово оратора должно быть понимаемо слушателями совершенно так, как понимает он... Мало сказать: нужна ясная речь; на суде нужна необыкновенная, исключительная ясность. Слушатели должны понимать ее без усилий¹.

И здесь судебный оратор должен рассчитывать не только на ум, проницательность тех, к кому он обращается, но и на их воображение, наглядно-образное мышление. Как замечает в этой связи А.Ф. Кони, «человек редко мыслит логическими посылками. Всякое живое мышле­ние, обращенное не на отвлеченные предметы, определяемые с матема­тической точностью, как, например, время или пространство, непремен­но рисует себе образы, от которых отправляется мысль или воображе­ние или к которым они стремятся... Жизнь постоянно показывает, как последовательность ума уничтожается или видоизменяется под влияни­ем голоса сердца... Вот почему искусство речи на суде заключает в себе умение мыслить, а следовательно, и говорить образами»².

Другой известный английский юрист Р. Гаррис, отмечая роль образ­ного мышления в восприятии речи судебного оратора, в 1910 г. писал: «люди не столько слушают большую речь, сколько видят и чувствуют ее. Вследствие этого слова, не вызывающие образов, утомляют их»³.

Важную роль в активизации образного мышления участников про­цесса во время судебных прений играют настроение, эмоциональное со­стояние, переживания, которые вызываются у присутствующих слова­ми и поведением ораторов. Вот почему судебная речь должна содер-

¹ Цит. по: Сергеич П. Указ. соч. С. 17—18.

² Кони А.Ф. Искусство речи на суде // Избранные произведения в 2 т. М, 1959 Т. I.C. 121.

³ Цит по кн.: Сергеич П. Указ. соч. С. 49.

жать не только правовую оценку содеянного, но и его нравственную ха­рактеристику, соответствующую мировоззрению, социальным ценнос­тям современного общества.

Кроме того, сильное воздействие на эмоциональное состояние су­дебной аудитории во время прений оказывает не только содержание речей, но и сопровождающие их интонация, тональность, в которой про­износятся те или иные слова, уместность и своевременность всех этих невербальных, в том числе и жестово-мимических, средств коммуника­ции. В этом смысле очень точно подмечено П.С. Пороховщиковым, что «истинно художественная речь состоит в совершенной гармонии душев­ного состояния оратора с внешним выражением этого состояния; в уме и в сердце говорящего есть известные мысли, известные чувства; если они передаются точно и притом не только в словах, но во всей внешнос­ти говорящего, его голосе и движениях, он говорит как оратор!»'

Для того чтобы речь воспринималась сидящими в зале судебного заседания, она должна быть краткой, чтобы в ней не было ничего лиш­него. «Истинное красноречие, — писал в XVIII в. известный француз­ский мыслитель Ф. Ларошфуко, — состоит в том, чтобы сказать все что нужно, но не более того».

Отличительной особенностью речи участников процесса, и в пер­вую очередь представителей обвинения и защиты, является полемичес­ки доказательственный характер изложения ими исследуемых обстоя­тельств, побуждающий ораторов прибегать к анализу доказательств, опровергать противоположную точку зрения, если она противоречит их собственным убеждениям. И здесь, в частности при произнесении обви­нительной речи, в какой-то мере по аналогии с предъявлением во время допроса доказательств, изобличающих лжесвидетеля, рекомендуется не начинать анализ с наиболее ярких доказательств. Впечатление уси­лится, советует П.С. Пороховщиков, если сначала будут приведены не столь весомые, хотя все же и верные, убедительные, а в заключение — решительные доводы. «Если улики сильны, следует приводить их по­рознь, подробно развивая каждую в отдельности; если они слабы, сле­дует собрать их в одну горсть»².

Выступающему в суде оратору, чтобы содержание его речи было воспринято всеми присутствующими в зале судебного заседания, необ­ходимо привлечь внимание к ней. Говорить следует достаточно громко, внятно, отчетливо, немонотонно, выразительно и вместе с тем просто, чтобы сказанное было слышно и понятно всем присутствующим в зале суда. В речи должна чувствоваться уверенность, убежденность, нравст­венная сила оратора. «Не должно быть учительского тона, противного и ненужного — взрослым, скучного — молодежи»³.

¹ Сергеич П. Указ. соч. С. 45.

² Там же. С. 208. В цитируемой работе автор приводит целый ряд правил ведения спора в суде с использованием различных дидактических приемов, с которыми будет ин­тересно ознакомиться при чтении его книги.

³ Кони А.Ф. Советы лекторам // Избранные произведения в 2 т. М., 1959. Том 1. С. 131.

Существуют различные приемы привлечения внимания слушате­лей. Вот некоторые из этих приемов, которые рекомендуют использо­вать такие признанные в прошлом ораторы, как А.Ф. Кони, П.С. Поро-ховщиков.

Получив слово, не торопитесь начинать говорить, не кашляйте, не расстегивайтесь (хочется добавить: не держите руки в карманах, если не хотите выглядеть дурно воспитанным человеком). Поднявшись со стула, помолчите несколько секунд, сделайте небольшую паузу, а затем приступайте к речи. Помните: ваши первые слова должны привлечь внимание к вам.

Если почувствовали, что вам трудно говорить, начните с несколь­ких общих, незначительных слов, чтобы придать своей речи естествен­ный тон, а затем уже, избегая общей фразеологии, переходите к изло­жению сути дела.

Если вступление все же необходимо, постарайтесь, чтобы оно было как можно короче и проще. Избегайте привычных для таких случаев ре­чевых оборотов и штампов об исключительной важности дела и т.п.

Обращаясь к присутствующим, оторвите взгляд от своих бумаг на столе, посмотрите в зал (на судей, своего оппонента, с которым собира­етесь полемизировать, и т.д.), задержите свой краткий взор на ком-либо из аудитории как будто обращаетесь именно к нему (так называемый визуальный контакт, о значении которого говорилось выше).

Держитесь естественно, но с достоинством, без ненужного позерст­ва, говорите без нарочитой риторики, фальшивого пафоса. С таким же до­стоинством и уважением относитесь к другим участникам процесса. Не допускайте сниженно разговорных форм языка. Не употребляйте различ­ного рода цитаты, редко встречающиеся и малопонятные публике выра­жения. В данной ситуации в контексте с исследуемыми, обычно весьма будничными обстоятельствами дела такие ссылки чаще всего выглядят неуместными и скорее будут свидетельствовать о стремлении оратора, воспользовавшись случаем, блеснуть красноречием, эрудицией, что ни в коей мере не вызовет к нему симпатии у присутствующих, а самое глав­ное — не увеличит среди них числа сторонников его взглядов.

Жестово-мимические реакции выступающего должны соответство­вать содержанию речи, смыслу и значению сказанных им фраз, тональ­ности речи. Как пишет А.Ф. Кони, слишком частые, однообразные, су­етливые, резкие движения рук неприятны, надоедают, раздражают слу­шателей.

Содержание речи следует излагать последовательно, с опорой на доказательства. Каждая новая мысль должна вытекать из предыдущей, чтобы переход от одного обстоятельства к другому был естественным и логичным. Чтобы поддерживать внимание аудитории на должном уров­не, иногда бывает полезно делать краткие отступления, не уводящие слушателей далеко в сторону от главной мысли.

В конце речи целесообразно подвести итог сказанному, дать окон­чательную правовую оценку изложенным фактам, которая позволяет обратиться к суду принять то или иное решение по делу, основанное на

нормах права, учитывающее смягчающие (отягчающие) обстоятельст­ва, особенности личности того, чья судьба решается в суде.

Разумеется, сказанное выше — только небольшая часть рекоменда­ций психологического характера, известных опытным судебным орато­рам. Много интересных наблюдений, полезных советов содержится и в других работах А.Ф. Кони, П.С. Пороховщикова, Л.Е. Владимирова, со­временных авторов. Большую пользу может оказать ознакомление с ре­чами известных отечественных и зарубежных юристов¹.

Своеобразной разновидностью судебной речи является последнее слово подсудимого, которое предоставляется ему после окончания су­дебных прений сторон (ст. 297 УПК РСФСР). Регламентируя порядок произнесения речи подсудимым, законодатель предусмотрел целый ряд процессуальных гарантий, максимально обеспечивающих ему его право высказать суду все, что он считает нужным, перед тем как суд удалится в совещательную комнату для постановления приговора. Все эти про­цессуальные гарантии (запрещение ограничивать продолжительность последнего слова подсудимого, задавать ему вопросы во время его вы­ступления, возобновление следствия в случае сообщения подсудимым в своем последнем слове новых обстоятельств, имеющих существенное значение для дела) учитывают состояние психической напряженности человека перед вынесением приговора, что, безусловно, негативным об­разом влияет на качество его мыслительной деятельности, на его сосре­доточенность, внимание, которые необходимы ему в этот момент для того, чтобы наиболее точно сформулировать свою мысль в этот весьма ответственный для него период жизни. Речь подсудимого, даже несмот­ря на то, что он мог к ней заранее готовиться, может быть далека от грамматических и стилистических норм языка, поскольку отражает его эмоционально напряженное состояние, и с этим следует считаться.

Психологическое значение последнего слова подсудимого состоит в том, чтобы суд ушел в совещательную комнату под самым последним, непосредственным впечатлением от его доводов, отношения к содеянно­му, проявленного раскаяния.

В предыдущей главе были рассмотрены психологические особеннос­ти принятия решений юристами в качестве составной части организаци­онно-управленческой подструктуры их профессиональной деятельности.

Свои психологические особенности волеизъявления, процесса вы­работки, принятия решений имеются и в деятельности юристов, непо­средственно участвующих в судопроизводстве. Как известно, оконча-

¹ См.: Судебные речи известных русских юристов: Сборник. Сост. Е.М. Ворожей-кин. Изд. 3-е. М., 1958; Судебные ораторы Франции XIX века. Речи в политических и уголовных процессах: Сборник. Сост. Е.М. Ворожейкин. М., 1959; Кони А.Ф. Судебные речи // Избранные произведения в 2 т. М., 1959. Т. 1.

тельное волеизъявление судьи по конкретному делу облекается в осе-бую процессуальную форму, которая предусмотрена в законодательстве в виде конкретных решений по делу, определений, постановлений, на­конец, в форме приговора.

Принятие судьей разнообразных решений организационного харак­тера в виде постановлений, определений, например о принятии дела к своему производству, о назначении дня слушания дела, вызове свидете­лей и т.п., как правило, не вызывает особых затруднений, поскольку в законе существует определенный порядок (алгоритм) выполнения тех или иных действий (процедур), которые требуется соблюсти в тех или иных ситуациях. Подробно процессуальный порядок принятия таких ре­шений на каждой стадии уголовного, гражданского (арбитражного) процесса содержатся в соответствующих правовых нормах и изучается в уголовно-процессуальном либо в гражданско-процессуальном (арбит-ражно-процессуальном) праве.

Большая часть таких решений принимается судьями единолично и не вызывает серьезных осложнений в процессе их волеизъявления. Это можно объяснить тем, что процесс поиска правильного решения судьей в подобного рода случаях требует прежде всего активизации вербально-ло-гического мышления, извлекающего из памяти те или иные правовые зна­ния (понятия, категории, нормы и т.п.), с позиций которых оценивается сложившаяся ситуация: насколько составные элементы (признаки) этой ситуации соответствуют содержанию конкретной правовой нормы. И в случае их полного соответствия судьей выносится определенное реше­ние, представляющее собой разновидность так называемых рациональ­ных решений, о которых говорилось выше в предыдущей главе.

Весь ход процесса принятия большинства таких единоличных ре­шений на различных стадиях рассмотрения дела, начиная от оценки первичной информации, поступающей к судье, и кончая вынесением определения (постановления), в своей основе имеет тот или иной ал­горитм построения логических операций, соблюдение предусмотрен­ных законом процедур, произведя которые, можно прийти к какому-то однозначному выводу и принять решение. Поэтому судебные ошибки организационного, процессуального характера, которые все же встре­чаются при принятии подобных решений судьями, скорее связаны с их недостаточной квалификацией, нежели со сложностью решаемой задачи.

При принятии групповых решений составом суда, определяющих окон­чательные результаты рассмотрения то ли гражданского, то ли уголовного дела, роль профессионально значимых психологических факторов, прежде всего интеллекта, мышления судьи, значительно возрастает¹.

Тех, кто более глубоко интересуется психологическими проблемами принятия пра­вовых решений в судебной практике мы отсылаем к интересной, но еще, к сожалению, не переведенной на русский язык книге Ютты Ласхофер, см.: Lashofer J. Zum Stilwandel in richtlichen Entscheidungen: Liber stilistische Veranderungen in englischen, franzosischen und deutsclien zivilrechtlichen Urtelien und in Entscheidungen des Gerichtshofs der Europai-schen Gemeinschaften. Munster. N.-Y.: Waxmann, 1992.

Остановимся несколько подробнее на некоторых из этих психоло­гических факторах. Поскольку коллективное принятие решений соста­вом суда представляет особую разновидность совместной профессио­нальной групповой деятельности, на членов такой, пусть даже весьма специфической группы, на ход их мыслительной деятельности влияют тем не менее те же объективно существующие социально-психологи­ческие закономерности межличностного, группового взаимодействия людей.

В этих случаях провозглашенная в законе независимость воле­изъявления судей как один из основополагающих принципов осущест­вления правосудия с психологической точки зрения далеко не всегда может быть реально достижима, поскольку любая — будь-то формаль­ная (в данном случае), либо неформальная — группа функционирует под воздействием объективно существующих социально-психологичес­ких закономерностей межличностного взаимодействия, общения чле­нов группы со своим признанным (формальным либо неформальным) лидером. И любой человек, оказавшийся в группе, в психологическом отношении не может быть полностью свободным от влияния на ход его мыслей, на его суждения группового мнения, от внушающего воздейст­вия на него группы, ее лидера (в данном контексте — председательст­вующего), о чем мы уже говорили выше.

Безусловно, все это оказывает в суде определенное влияние на процесс познания истины, который завершается принятием соответст­вующего коллективного (группового) решения. Причем, как отмечают некоторые исследователи данной проблемы применительно к судебной деятельности, подобный конформизм при принятии групповых реше­ний (то есть составом суда) обычно бывает выше, когда дело касается сложных вопросов, например, определение виновности подсудимого, и намного ниже при обсуждении более простых вопросов, в частности меры наказания¹.

Учитывая эти объективно существующие социально-психологичес­кие закономерности функционирования группы, стремясь как можно сильнее смягчить их возможное негативное воздействие на членов суда, законодатель предусмотрел целый ряд гарантий, соответствующих пра­вил поведения судей, входящих в состав суда, определенные процедуры в их взаимоотношениях.

Например: равенство всех членов суда при решении любых вопро­сов, возникающих при рассмотрении дела и постановлении приговора; решение всех вопросов по делу простым большинством голосов; объяв­ление председательствующим своего мнения последним; право на осо­бое мнение судьи, не согласившегося с решением большинства (ст. 15, 306 УПК РСФСР); обязательный отвод судьи, заинтересованного в деле (ст. 23 УПК РСФСР).

¹ См.: Морщакова ТТ. Психологические истоки судебных ошибок и внутреннее убеждение судей // Эффективность правосудия и проблема устранения судебных оши­бок. М., 1975. С. 43.

Аналогичные правила предусмотрены и при разрешении граждан­ско-правовых споров в суде (см.: ст. 16 ГПК РСФСР). Такого же рода гарантии предусмотрены законодателем и при рассмотрении дел с учас­тием коллегии присяжных заседателей.

Безусловно, все эти правила и гарантии в определенной мере на­правлены на предупреждение судебных ошибок в процессе принятия тех или иных решений судами. Однако, к сожалению, в полной мере они не предотвращают их. И дело здесь вовсе не в отсутствии каких-то до­полнительных гарантий, в низкой профессиональной квалификации того или иного судьи, а в тех психических явлениях, которые принято относить к так называемому человеческому фактору. Среди этих психи­ческих явлений следует указать на психическую установку, которая иг­рает двойственную, в чем-то даже, если можно так выразиться, ковар­ную роль (негативной роли психической установки мы касались, когда говорили о мыслительной, поисковой деятельности следователя при ос­мотре места происшествия).

Впервые на нее как на фактор, влияющий на появление судебных ошибок, обратила в 70-х гг. внимание Т.Г. Морщакова. По ее данным, не менее 50% случаев отмены приговоров как не отвечающих требова­ниям закона (всего было изучено 1803 уголовных дела) в той или иной мере были связаны с обнаруженным ею влиянием «эффекта психичес­кой установки» на принятие судьями окончательных решений по уго­ловным делам¹.

По мнению Т.Г. Морщаковой, данная закономерность объясняется тем, что «установка предшествует всем, в том числе и познавательным, психическим процессам, влияет на их течение, направляет мышление субъекта в соответствии с определенными условиями, представляя собой готовность к определенной форме реагирования в различных видах деятельности»².

Как и в познавательной деятельности следователя, так и в деятель­ности судей психическая установка, с одной стороны, выполняет поло­жительную функцию, являясь своеобразной «психической гарантией максимальной мобилизации накопленных знаний». Под ее воздействи­ем психические, познавательные процессы человека (восприятие, мыш­ление, внимание и др.) приобретают строго избирательный характер, и вследствие этого каждая новая задача решается субъектом как уже прежде решенные им задачи.

С другой стороны, психическая установка может подталкивать судью к ошибочным выводам и решениям. В подобных случаях психи­ческая установка судьи нередко бывает связана с «психологической значимостью предыдущих решений, состоявшихся по делу», т.е., по су­ществу, с выводами следствия. А это, в свою очередь, по мнению Т.Г. Морщаковой, приводит к тому, что, во-первых, благодаря установ­ке окончательное формирование внутреннего убеждения судьи часто

задолго предшествует моменту удаления суда в совещател1'^нУ^{ю комна}" ту. И во-вторых, судья, подсознательно следуя сформиро^{вавшеися} У него установке, в ходе судебного разбирательства невольН^{0 с}У^{жива т} пределы исследования обстоятельств дела, вследствие чего какие-то де­тали в познавательном плане становятся недоступными для ^е1° ^в°спри-ятия¹. В результате возникает явление, получившее назван"*^{16 <<С}У ^ъек~ тивной недоступности», о которой говорилось, когда р#^ссматР^ива" лись психологические особенности проведения обыска _слеД^0В,^ат^^лем-

В ходе исследования механизма воздействия психичесК⁰¹¹ У^станов; ки на мыслительные процессы, на формирование ошибочна'* Р^ешении судьями Т.Г. Морщаковой было выявлено три основные грУ^{ппы с}У^де ных работников, допускавших типичные для них ошибки Пр^и Р^ассмот" рении уголовных дел.

Первую группу составляли лица, которые правильно у_СтЗ^{навливали} обстоятельства дела, но под влиянием установки о виновно<-*^{ти ПОДС}У^ДИ' мого, под воздействием обвинительного уклона, несмотря ^{на наличие} оснований для вынесения оправдательного приговора, не радели их и подписывали обвинительный приговор². Это как раз те слУ^чаи' ^когда субъект видит новую задачу, но решает ее как старые.

Во вторую группу входили те, кто видел, что достаточ)^{1Ые основа}" ния для вынесения обвинительного приговора отсутствуют, вследствие чего подсудимый должен быть оправдан, поскольку дополни'¹' ^{л д} казательств о его виновности получить невозможно, либо в ^сУ^{де Н}У^ЖНО провести дополнительные исследования, чтобы устранить неполноту предварительного следствия. Однако в отношении подсудИ^^{ого 0П}Р^ав" дательного вердикта не выносилось, а само дело возвращалС^{сь для П}Р°" изводства дополнительного расследования.

И наконец, в третьей группе находились те, кто при недостаточной обоснованности обвинения, подтвержденной в судебном засеД^ании' У^ча ствовал в вынесении обвинительного приговора. Однако они определяли такую низкую меру наказания, которая явно не соответствов^ содеянного, той мере наказания, назначение которой было 6f'^{нео ходи}" мым, в случае полной доказанности виновности подсудимого. * " определялось вовсе не какими-то личностными качествами _пс^{следнего}' ^а было связано с сомнениями судей относительно недостаточна ^А тельств виновности подсудимого, т.е. недостаточность доказ# новности отражалась в чрезмерно мягкой мере наказания³.

Какой вывод напрашивается из сказанного? Он достЗ^{точно П}Р°" стой: психическая установка сопровождает любую познава"Г^ельнУ^{ю де} ятельность человека, в том числе, разумеется, и судебную, о^^ао нее как положительное, так и отрицательное влияние. Псих^^ческая У^с~ тановка обычно предшествует решениям, которые принимав ^д

¹ См.: Морщакова Т.Г. Указ. соч. С. 7.

² Там же. С. 11 — 12.

' См.: Морщакова Т.Г. Указ. соч. С. 15. судопрои-

См. также: Рубежов Г.С, Баренбойм П.Д. Психологические вопро ' зводства // Психологический журнал. 1986. Том 7, № 3. С. 90. ³ См.: Морщакова Т.Г. Указ. соч. С. 12, 20.

Дата добавления: 2014-10-23