Философия права»: история и современность 2 страница

[16]

правом и позитивным правом в противоположность и про­тиворечие между ними[37].

Гегель признает, что содержание права может быть искажено в процессе законодательства, поэтому не все данное в форме закона есть право. Однако в гегелевской филосо­фии права речь идет не о противопоставлении права и за­кона, а лишь о внутреннем различении определений одного и того же понятия права на разных ступенях его конкрети­зации. «То обстоятельство, что насилие и тирания могут быть элементом позитивного права,— подчеркивает он,— является для него чем-то случайным и не затрагивает его природу»[38]. По своему определению позитивное право как ступень самого понятия права разумно. Закон (по понятию) — это конкретная форма выражения права. От­стаивая такой правовой закон (законы права), Гегель вместе с тем отвергает противоправный закон, антиправо­вое законодательство, т. е. позитивное право, не соответст­вующее понятию права вообще.

Специфика философии права Гегеля проявляет себя не в развертывании признаваемого им принципа различе­ния права и закона в некую независимо от позитивного права действующую и ему критически противостоящую систему естественного права[39]. Напротив, Гегель стре­мится доказать неистинность и недействительность такой трактовки различения права и закона.

Поскольку предметом гегелевского философского рас­смотрения является лишь идеальное, постольку право и закон как развитые формообразования объективного духа едины по своей идеальной природе. Имея дело в философии права лишь с этой идеальной плоскостью развитого (т. е. соответствующего их понятию) права и закона, Гегель в принципе оставляет вне границ философского анализа все остальные случаи и ситуации соотношения права и за­кона как еще не достигшего идеи свободы. Иначе говоря, вне гегелевской философии права остаются центральная

[17]

тема, излюбленные мотивы и основной пафос прежних естественноправовых доктрин.

Признавая заслугу Монтескье в выделении историчес­кого элемента в положительном праве, Гегель вслед за ним утверждает, что в законах отражаются национальный ха­рактер данного народа, ступень его исторического разви­тия, естественные условия его жизни. Но Гегель вместе с тем отмечает, что чисто историческое исследование и сравнительно-историческое познание отличаются от фи­лософского способа рассмотрения, находятся вне его. Те или иные обстоятельства исторического развития права и государства не относятся непосредственно к их сущ­ности. Исторический материал, не будучи сам по себе философски-разумным, приобретает в гегелевской концеп­ции философское значение лишь тогда, когда он раскры­вается как момент развития философского понятия.

С этих позиций Гегель резко критикует взгляды теоре­тиков исторической школы права и защитника реставра­торских идей К. фон Галлера, отмечая отсутствие у них точки зрения разума.

В гегелевском учении тремя главными формообразо­ваниями свободной воли и соответственно тремя основ­ными уровнями развития понятия права являются: абст­рактное право, мораль и нравственность. Учение об абст­рактном праве включает в себя проблематику собствен­ности, договора и неправды; учение о морали — умысел и вину, намерение и благо, добро и совесть; учение о нравст­венности — семью, гражданское общество и государство.

Абстрактное право представляет собой первую ступень в движении понятия права от абстрактного к конкретному. Это — право абстрактно свободной личности. Абстрактное право имеет тот смысл, что вообще в основе права лежит свобода отдельного человека (лица, личности). Личность, по Гегелю, подразумевает вообще правоспособность. Абстрактное право представляет собой абстракцию и голую возможность всех последующих более конкретных опреде­лений права и свободы. На этой стадии позитивный закон еще не обнаружил себя, его эквивалентом является фор­мальная правовая заповедь: «...будь лицом и уважай других в качестве лиц» [40].

Свою реализацию свобода личности, прежде всего, на­ходит, по Гегелю, в праве частной собственности. Гегель обосновывает формальное, правовое равенство людей: люди

[18]

равны именно как свободные личности, равны в их одина­ковом праве на частную собственность, но не в размере владения собственностью. С этих позиций он критикует как проект идеального государства Платона, так и различ­ного рода иные требования обобществления имущества и установления фактического равенства. Свое понимание свободы и права Гегель направляет также против рабства и крепостничества. Отчуждение личной свободы, правоспо­собности, моральности, религиозности несправедливо и подлежит преодолению. «В природе вещей,— отмечает Ге­гель, — заключается, что раб имеет абсолютное право осво­бодиться...»[41]

Необходимым моментом в осуществлении разума яв­ляется, по Гегелю, договор, в котором друг другу противо­стоят самостоятельные лица — владельцы частной собст­венности. Предметом договора может быть лишь некоторая единичная внешняя вещь, которая только и может быть произвольно отчуждена ее собственником. Поэтому Гегель отвергает взгляд Канта на брак как на договор, а также различные версии договорной теории государства. Договор исходит из произвола отдельных лиц. Всеобщее же, пред­ставленное в нравственности и государстве, не есть ре­зультат произвола объединенных в государство лиц. «При­внесение договорного отношения, так же как и отношений частной собственности, вообще, в государственное отноше­ние привело к величайшей путанице в государственном праве и действительности»[42].

Следующим моментом учения об абстрактном праве являются гегелевские суждения о неправде (простодушная неправда, обман, принуждение и преступление).

Преступление — это сознательное нарушение права как права, и наказание, поэтому является, по Гегелю, не только средством восстановления нарушенного права, но и правом самого преступника, заложенным уже в его деянии — поступке свободной личности. Снятие преступления через наказание приводит, по гегелевской схеме конкретизации понятия права, к морали [43]. На этой ступени, когда лич­ность абстрактного права становится субъектом свободной воли, впервые приобретают значение мотивы и цели по­ступков субъекта. Требование субъективной свободы со-

[19]

стоит в том, чтобы о человеке судили по его самоопреде­лению. Лишь в поступке субъективная воля достигает объективности и, следовательно, сферы действия закона; сама же по себе моральная воля ненаказуема.

Абстрактное право и мораль являются двумя односто­ронними моментами, которые приобретают свою действи­тельность и конкретность в нравственности, когда понятие свободы объективируется в наличном мире в виде семьи[44], гражданского общества и государства.

Гегель различает гражданское общество и политическое государство. «Гражданское общество,— пишет Гегель,— создано, впрочем, лишь в современном мире, который всем определениям идеи предоставляет их право»[45]. Граждан­ское общество — сфера реализации особенных, частных целей и интересов отдельной личности. С точки зрения развития понятия права это необходимый этап, так как здесь демонстрируются взаимосвязь и взаимообусловлен­ность особенного и всеобщего. Развитость идеи предпола­гает, по Гегелю, достижение такого единства, в рамках ко­торого противоположности разума, в частности моменты особенности и всеобщности, свобода частного лица и це­лого, признаны и развернуты в их мощи. Этого не было ни в античных государствах, ни в платоновском идеальном государстве, где самостоятельное развитие особенности (свобода отдельного лица) воспринималось как порча нравов и предвестник гибели нравственного целого— государства, ни при феодализме.

На ступени гражданского общества, по схеме Гегеля, еще не достигнута подлинная свобода, так как стихия столк­новений частных интересов ограничивается необходимой властью всеобщего не разумно, а внешним и случайным образом. Гегель изображает гражданское общество как раз­дираемое противоречивыми интересами антагонистическое общество, как войну всех против всех. Тремя основными моментами гражданского общества, по Гегелю, являются: система потребностей, отправление правосудия, полиция и корпорация. В структуре гражданского общества Гегель выделяет три сословия: 1) субстанциальное (землевла­дельцы — дворяне и крестьяне); 2) промышленное (фаб­риканты, торговцы, ремесленники); 3) всеобщее (чинов­ники). Освещая социально-экономическую проблематику,

[20]

Гегель признает, что даже при чрезмерном богатстве гражданское общество не в состоянии бороться с чрезмер­ной бедностью и возникновением черни, под которой он имеет в виду пауперизированную часть населения, и, исходя лишь из своих внутренних возможностей, решить проблему бедности. Диалектика внутренних противоречий заставляет общество выйти за свои границы в поисках новых возможностей в международной торговле и в колони­зации. К современным формам колонизации, приводящим к закабалению отсталых стран и народов, Гегель в прин­ципе относится отрицательно. «Освобождение колоний,— подчеркивает он,— оказывается величайшим благом для метрополии, подобно тому, как освобождение рабов было величайшим благом для их господина»[46].

В разделе о гражданском обществе Гегель освещает также вопросы закона (положительного права), правосу­дия и деятельности полиции, хотя эта тематика в соот­ветствии с принципом конкретизации понятия права должна была бы рассматриваться в той части «Философии права», где речь идет о государстве. Обоснование Гегелем такого изменения в структуре изложения приобретает со­циально-политическое звучание. Гегель исходит из того, что в сфере гражданского общества имеет место реальное функционирование собственности, сила которой должна найти свое подтверждение в защите собственности со стороны закона, суда и полиции. Эти институты призваны отстаивать всеобщие интересы данного строя.

Гегель обосновывает необходимость публичного огла­шения законов, публичного судопроизводства и суда при­сяжных. Критикуя концепцию вездесущего полицейского государства, он вместе с тем не указывает границы поли­цейского вмешательства в частные дела. Высшие интересы гражданского общества, охраняемые законодательством, судом и полицией, ведут по логике развития понятия права за пределы этой сферы — в область государства.

Гражданское общество и государство, по гегелевской концепции, соотносятся как рассудок и разум: граждан­ское общество — это «внешнее государство», «государство нужды и рассудка» [47], а подлинное государство — разумно. Поэтому в философско-логическом плане гражданское общество расценивается Гегелем как момент государства, как то, что «снимается» в государстве.

[21]

Развитие гражданского общества уже предполагает, по Гегелю, наличие государства как его основания. «Поэтому в действительности,— подчеркивает он,— государство есть вообще первое, внутри которого семья развивается в граж­данское общество, и сама идея государства распадается на эти два момента...»[48]. В государстве, наконец, достигается тождество особенного и всеобщего, нравственность дости­гает своей объективности и действительности как органи­ческая целостность.

Гражданское общество в трактовке Гегеля — это опо­средствованная трудом система потребностей, покоящаяся на господстве частной собственности и всеобщем формаль­ном равенстве людей. Формирование такого общества, ко­торого не было в античности и в средневековье, связано с утверждением буржуазного строя. Гегель подметил этот существенный факт новейшего социально-экономического развития и применил его к проблемам государства, права, политики. Весьма содержательно Гегель анализи­рует роль труда в системе потребностей, социально-эко­номические противоречия, поляризацию богатства и ни­щеты, частнособственнический характер общества, роль законодательства, суда и публичной власти в защите частной собственности и т. д. К теоретическим заслугам Гегеля относится также четкая принципиальная поста­новка вопроса именно о взаимосвязи социально-экономи­ческой и политической сфер гражданского общества и го­сударства, о необходимом, закономерном, диалектическом характере этих связей и соотношений.

Государство реализует, по Гегелю, идею разума, свобо­ды и права, поскольку идея и есть осуществленность поня­тия в формах внешнего, наличного бытия. «...Государство,— пишет Гегель,— это шествие Бога в мире; его основанием служит власть разума, осуществляющего себя как волю»[49]. Хотя Гегель и признает возможность плохого, дурного государства, которое лишь существует, но не действи­тельно, не обладает внутренней необходимостью и разум­ностью, однако оно остается вне рамок его философии права, исходящей из идеи государства, т. е. действитель­ного разумного государства.

Гегелевская идея государства, таким образом, представ­ляет собой правовую действительность, в иерархической структуре которой государство, само будучи наиболее

[22]

конкретным правом, предстает как правовое государство. Свобода (в ее гегелевской трактовке) означает достигнутость такой ситуации правового государства.

Наличие идеи государства Гегель констатирует лишь при­менительно к развитым европейским государствам совре­менной ему исторической эпохи, в которых реализована христианская идея свободы (предпочтительно — в ее про­тестантской форме), достигнуты личная независимость и равенство всех перед законом, учреждены представи­тельство и конституционное правление. В социально-поли­тическом отношении под гегелевской идеей государства подразумевается конституционно оформленное государ­ство. Гегелевские представления о таком государстве в кон­кретно-историческом плане отражают ряд существенных характеристик буржуазной государственности в Англии и Франции. В тогдашней Германии (и, в частности, в Пруссии) были полуфеодальные-полубуржуазные об­щественные и государственно-правовые порядки, причем Гегель сам неоднократно подчеркивал, что преодоление феодальных институтов и отношений в Германии проте­кало под французским влиянием (всемирно-историческое значение французской буржуазной революции, прогрес­сивные, антифеодальные мероприятия Наполеона в Гер­мании). По существу Прусское государство того времени находилось ниже уровня обоснованной Гегелем идеи го­сударства, и в суждениях Гегеля по этой теме — весьма щекотливой и деликатной для профессора Прусского королевского университета,— в признании данного факта отчетливо проявляется его надежда на постепенное прогрес­сивное преобразование существовавших порядков в бур­жуазном направлении. Применительно к Пруссии, да и к другим тогдашним немецким государствам гегелевская идея государства была идеей скорее в кантовском, чем в гегелевском, смысле — долженствованием, а не действи­тельностью[50].

В своей концепции государства Гегель синтезирует платоновско-аристотелевскую мысль о государстве как суб­станциальном и целостном нравственном организме (пер­вичность полиса перед индивидом) с опытом христианства, Реформации, французской революции, в особенности с ее признанием индивидуальных прав и свобод, равен-

[23]

ства всех перед законом. Государство как нравственное це­лое в трактовке Гегеля — не агрегат атомизированных ин­дивидов с их обособленными правами, не мертвый меха­низм, а живой организм. Поэтому у Гегеля речь идет не о свободе, с одной стороны, индивида, гражданина, а с дру­гой — государства, не о противостоянии их автономных и независимых прав и свобод, а об органически целостной свободе — свободе государственно организованного народа (нации), включающей в себя свободу отдельных индивидов и сфер народной жизни.

В гегелевском разумном государстве диалектически иерархизированная система прав и свобод индивидов, их объединений, общества, государства и его органов функ­ционирует как органический процесс: диалектическому «снятию» абстрактного в конкретном соответствует соподчиненность отдельного органа организму в целом, а мо­менту «удержания» — функциональная роль такого ор­гана в контексте всего организма. В то же время все отно­шения в гегелевской концепции правового государства-организма опосредованы правом, носят правовой характер.

Различные трактовки государства в гегелевской фило­софии права: государство как идея свободы, как конкрет­ное и высшее право, как правовое образование, как единый организм, как конституционная монархия, как «полити­ческое государство» — являются взаимосвязанными аспек­тами единой идеи государства,

В философии права Гегеля античная мысль о полисном правлении (о полисе-государстве как высшей и совершен­ной форме общения) синтезируется с доктриной «господ­ства права»; результатом этого синтеза и является гегелев­ская концепция правового государства. Поскольку у Гегеля само государство есть правовое образование (конкретное право), а различные права и свободы действительны лишь на базе и в рамках государства, гегелевская концепция права и государства представляет собой специфический этатистский вариант буржуазной доктрины «господства права». Подобно тому как у Платона и Аристотеля только полисная форма общности обеспечивает справедливость и право (право как норма политической справедливости), так и у Гегеля свобода, право, справедливость действи­тельны лишь в государстве, соответствующем идее госу­дарства[51].

[24]

Гегелевская этатистская версия правового государства существенно отличается как от концепций демократизма (суверенитет народа) и либерализма (индивидуализм, не­зависимость или даже приоритет прав и свобод личности в соотношении с правами государства), так и от различных архаических и новейших деспотических форм правления, в которых господствуют произвол и насилие, а не консти­туция, право и закон.

Согласно Гегелю, античное представление о государстве у Платона, Аристотеля субстанциально, но лишено момен­та субъективности воли и индивидуальной свободы, в воз­зрениях же Руссо, напротив, отсутствует субстанциальный взгляд на государство. Гегелевский синтез субъективной и объективной воли, субстанциального и индивидуального исходит из того, что государство как субстанциальное нравственное целое, первичное по отношению к своим со­ставным моментам, и есть разумная в себе и для себя всеобщая воля. Однако этот синтез в целом осуществлен в гегелевской концепции путем подчинения государству других субъектов социальной и политической жизни.

Идея государства, по Гегелю, проявляется трояко:

1) как непосредственная действительность в виде инди­видуального государства (речь тут идет о государственном строе, внутреннем государственном праве); 2) в отноше­ниях между государствами как внешнее государственное право и 3) во всемирной истории.

Государство как действительность конкретной свободы есть индивидуальное государство. В своем развитом и разумном виде такое государство представляет собой, со­гласно гегелевской трактовке, основанную на разделении властей конституционную монархию.

Тремя различными властями, на которые подразде­ляется политическое государство, как полагает философ, являются: законодательная власть, правительственная власть и власть государя.

В Новое время начало теоретической разработки проблемы разделения властей восходит к Локку и Мон­тескье. Гегель, в целом соглашаясь с идеей своих предшест­венников, считает надлежащее разделение властей в госу­дарстве гарантией публичной свободы. Вместе с тем он расходится с ними в понимании характера и назначения такого разделения властей, их состава. Гегель считает точку зрения самостоятельности властей и их взаимного ограничения ложной, поскольку при таком подходе предпо­лагается враждебность каждой из властей к другим, их

[25]

взаимные опасения и противодействия. Он выступает за такое органическое единство различных властей, при кото­ром все власти исходят из мощи целого и являются его «текучими членами». В господстве целого, в зависимости и подчиненности различных властей государственному единству и состоит, по Гегелю, существо внутреннего суве­ренитета государства.

Гегель критикует демократическую идею народного суверенитета и обосновывает суверенитет наследственного конституционного монарха. Поясняя характер компетен­ции монарха, он отмечает, что в благоустроенной консти­туционной монархии объективная сторона государствен­ного дела определяется законами, а монарху остается лишь присоединить к этому свое субъективное «я хочу» [52].

Правительственная власть, куда Гегель относит и власть судебную, определяется им как власть, которая под­водит особенные сферы и отдельные случаи под всеобщее. Задача правительственной власти — выполнение решений монарха, поддержание существующих законов и учрежде­ний. Члены правительства и государственная чиновничья бюрократия характеризуются Гегелем как главная состав­ная часть среднего сословия, в которой сосредоточены государственное сознание и образованность. Восхваляя чиновничество, Гегель считает его главной опорой госу­дарства «в отношении законности и интеллигентности»[53].

Законодательная власть, по характеристике Гегеля,— это власть определять и устанавливать всеобщее. Две палаты составляют законодательное собрание. Палата пэ­ров формируется по принципу наследственности и состоит из владельцев майоратного имения. Палата же депутатов образуется из остальной части гражданского общества, причем депутаты выделяются по корпорациям, общинам, товариществам и т. п., а не путем индивидуального голосо­вания.

Гегель отстаивает принцип публичности прений в па­латах сословного собрания, свободу печати и публичных сообщений.

Применительно к конкретно-историческому аспекту ге­гелевского учения следует отметить, что в условиях полу­феодальной Германии философ при всей умеренности и компромиссности его воззрений занимал исторически прог­рессивные позиции, обосновывал необходимость буржуаз-

[26]

ных преобразований, был сторонником конституционной монархии и законности прав и свобод личности, частной собственности и свободы договоров, суда присяжных.

Высший момент идеи государства, по Гегелю, пред­ставляет собой идеальность суверенитета. Государства относятся друг к другу как самостоятельные, свободные и независимые индивидуальности. Субстанция государст­ва, его суверенитет выступают как абсолютная власть идеального целого над всем единичным, особенным и ко­нечным, над жизнью, собственностью и правами отдельных лиц и их объединений. В вопросе о суверенитете речь идет, о действительности государства как свободного и нравст­венного целого. В этом, по мнению Гегеля, состоит «нравст­венный момент войны», которую «не следует рассматри­вать как абсолютное зло и чисто внешнюю случай­ность...»[54]. Гегель предупреждает, что развиваемые им взгляды на необходимость: и нравственный момент войны представляют собой лишь философскую идею, тогда как действительные войны нуждаются в более конкретном рас­смотрении. Обнаруживаемая и спасаемая благодаря войне идеальность целого есть та же самая идеальность, согласно которой внутренние государственные власти, не будучи самостоятельными, являются лишь органическими момен­тами государственного целого: и в том и в другом случаях речь идет о суверенитете государства (внешнем и внут­реннем).

Гарантией независимости государства, по Гегелю, яв­ляются его вооруженные силы, развитое состояние которых представляет собой постоянную армию. Сферу межгосу­дарственных отношений Гегель трактует как область про­явления внешнего государственного права. Международ­ное право — это, по Гегелю, не действительное право, каковым является внутреннее государственное право (по­ложительное право, законодательство), а лишь долженст­вование. Какова же будет действительность этого должен­ствования, зависит от суверенных воль различных госу­дарств, над которыми нет высшего права и судьи в обычном смысле этих понятий. Полагая, что государства находятся в отношении друг друга в естественном состоянии, Гегель вместе с тем не отрицает сам принцип международного права и, следовательно, саму возможность правовых, дого­ворных отношений между государствами. Государства должны признавать друг друга в качестве суверенных и

[27]

независимых, не вмешиваться во внутренние дела другого, взаимно уважать самостоятельность и т. п. «Принцип меж­дународного права как всеобщего, которое в себе и для себя, должно быть значимым в отношениях между государст­вами, состоит, в отличие от особенного содержания пози­тивных договоров, в том, что договоры, на которых осно­ваны обязательства государств по отношению друг к другу, должны выполняться» [55].

Спор между государствами, если их суверенные воли не приходят к согласию, подчеркивает Гегель, может быть решен лишь войной. С этих позиций Гегель критикует кантовскую идею вечного мира, поддерживаемого союзом государств. Вместе с тем философ признает, что даже в войне как состоянии бесправия и насилия продолжают действовать такие принципы, как взаимное признание го­сударств, преходящий характер воины и возможность мира. «...Война вообще,— писал Гегель,— ведется не про­тив внутренних институтов и мирной семейной и частной жизни, не против частных лиц»[56]. Он считает, что новей­шие войны ведутся более человечно, чем в прежние вре­мена.

В столкновении различных суверенных воль и через диа­лектику их соотношения выступает, по Гегелю, всеобщий мировой дух, который обладает наивысшим правом по от­ношению к отдельным государствам (духам отдельных народов) и судит их. Вслед за Шиллером Гегель харак­теризует всемирную историю как всемирный суд.

Всемирная история как прогресс в сознании свободы представляет собой по существу историю суверенных госу­дарств (нравственных субстанций), историю прогресса в государственных формированиях. В соответствии с этим всемирная история распадается, по Гегелю, на четыре всемирно-исторических мира: восточный, греческий, рим­ский и германский. Им соответствуют следующие формы государств: восточная теократия, античная демократия и аристократия, современная конституционная монархия. «Восток знал и знает только, что один свободен, греческий и римский мир знает, что некоторые свободны, германский мир знает, что все свободны»[57].

Носителем мирового духа является господствующий на данной ступени истории народ, который получает единст-

[28]

венную возможность составить эпоху всемирной истории. Все Новое время, начавшееся Реформацией, Гегель считает эпохой германской нации, под которой он имеет в виду не только немцев, но скорее вообще народы Северо-Запад­ной Европы. Славянские народы, в том числе и народы России, а также народы Соединенных Штатов Северной Америки, по оценке Гегеля, еще не успели обнаружить себя во всемирной истории. В своих взглядах на всемирную историю и место различных государств в прогрессе свободы Гегель, конечно, возвеличивал германские народы и в угоду своей схеме преувеличивал, в частности, степень буржуаз­ной развитости Пруссии и других немецких государств. Однако ни в его «Философии права», ни в «Философии истории» не утверждается, будто современная ему Пруссия является вполне развитым, а тем более завершающим этапом всемирной истории[58].

Известная некритичность и приукрашивание существо­вавших реалий диктовались уже общеметодологическими установками гегелевского объективного идеализма: конституирование целостной философской системы, исходя­щей из принципа тождества мышления и бытия, дейст­вительного и разумного, неизбежно вынуждало преувели­чивать степень совершенства и разумности современной философу немецкой действительности. Гегелевская кон­цепция «разумного государства» в виде конституционной монархии была философским обоснованием политико-пра­вовой программы исторически прогрессивных преобразо­ваний в тогдашней полуфеодальной Германии. «Нако­нец,— писал Ф. Энгельс,— и немецкая философия, этот наиболее сложный, но в то же время и надежнейший показатель развития немецкой мысли, встала на сторону буржуазии, когда Гегель в своей «Философии права» объявил конституционную монархию высшей и совершен­нейшей формой правления. Иными словами, он возвестил о близком пришествии отечественной буржуазии к власти»[59]. Это же имел в виду и К. Маркс, когда характе­ризовал гегелевскую философию права как «немецкий мысленный образ современного государства...»[60].

В конкретно-историческом плане политически прогрес­сивный характер гегелевского учения при всей его умерен-

[29]

нести и компромиссности не подлежит сомнению. Поэтому очевидна несостоятельность имевшей ранее хождение оценки философии Гегеля (в том числе и его философии права) в качестве «аристократической реакции», по су­ществу зачислявшей ее в разряд феодальных доктрин.

Сконструированное Гегелем разумное государство, яв­ляющееся в конкретно-историческом плане буржуазной конституционной монархией, в философско-правовом пла­не представляет собой право в его системно-развитой целостности, т. е. правовое государство. С точки зрения всемирно-исторического прогресса в сознании свободы та­кое государство трактуется Гегелем как наиболее полная и адекватная объективация свободы в государственно-пра­вовых формах наличного бытия. Таким образом, Гегель восхваляет государство как идею (т. е. действительность) права, как правовое государство, как такую организацию свободы, в которой механизм насилия и аппарат полити­ческого господства опосредованы и обузданы правом, вве­дены в правовое русло, функционируют лишь в государст­венно-правовых формах. В этом его радикальное отличие как от обычных этатистов, возвышающих государство над правом, отвергающих всякое правовое ограничение госу­дарственной власти и саму идею правового государства, так и от тоталитаристов всякого толка, которые видят в органи­зованном государстве и правопорядке лишь препятствие для политического механизма насилия и террора.

Дата добавления: 2014-10-31