КАТЕГОРИИ: Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748) |
Философия права»: история и современность 3 страница
В связи с распространенными в западной литературе оценками гегелевской позиции как тоталитарной следует отметить, что обоснованный философом своеобразный правовой этатизм является противоположностью ошибочно и тенденциозно приписываемому ему тоталитаризму[61]. В гегелевском этатизме правомерно видеть не идеологическую подготовку тоталитаризма, а авторитетное философское предупреждение о его опасностях. Ведь тоталитаризм XX в., рассмотренный с позиций гегелевской философии государства и права,— это антиправовая и антигосударственная форма организации политической власти, [30] модернизированный деспотизм. Осмысление гегелевской концепции государства в контексте опыта и знанийXX в.о тоталитаризме позволяет понять взаимоисключающую противоположность государственности и тоталитаризма. В этом смысле можно уверенно сказать: этатизм против тоталитаризма[62]. Такая позиция не отрицает недостатки гегелевского этатизма: возвышение государства над индивидами и обществом в целом, отрицание либеральной концепции автономии личности. Однако с точки зрения идей правовой государственности существенно отметить то, что принцип суверенности государства, признаваемый гегелевским и иным этатизмом, является по существу одновременно и правовым требованием, необходимым условием для любой концепции и практики существования права и правового государства. Тоталитаризм же во всех его вариантах и проявлениях — это как раз отрицание данного принципа суверенности государства, подмена государственных форм и необходимо связанных с ними правовых норм, процедур иными, экстраординарными, опирающимися на прямое насилие или угрозу его применения властными структурами, институтами, нормами. Свою неполноценность тоталитаризм как узурпация, подмена и извращение суверенной государственной власти компенсаторно прикрывает выхолощенными, по преимуществу вербальными конструкциями и формами, имитирующими государственно-правовой порядок. Но эта внешняя государственно-правовая атрибутика (все эти традиционные государственные названия властно-приказных учреждений юридические наименования произвольных принудительных актов) не меняет сути дела — принципиальной несовместимости тоталитаризма с началами права, с идеей и практикой государственного суверенитета, а тем самым и с этатизмом. И именно тоталитаризм, а не этатизм, как нередко ошибочно считают, является радикальным отрицанием прав и свобод личности, независимости и самостоятельности гражданского общества, которое в условиях тоталитаризма полностью политизируется и идеологизируется, лишается самостоятельности, разрушается и «поглощается» тоталитарной системой.
Согласно гегелевской диалектике понятия права, движению от абстрактных форм права к конкретному праву государственного целого, находящему свое идеальное вы- [31] ражение в суверенитете, насилие и произвол представляют собой рецидив исторически и логически преодоленной несвободы и бесправия, неразумное и неправомерное проявление тех или иных моментов органической нравственной целостности. Философско-правовое учение Гегеля оказало огромное влияние на последующую историю политико-правовой мысли. Гегелевская философия, как подчеркивали основоположники марксизма, давала довольно широкий простор для обоснования как консервативных, так и критических, оппозиционных воззрений. Это было наглядно продемонстрировано в последующей истории гегельянства и трактовок гегелевской философии права с различных идейно-теоретических позиций[63].
* * * Выдающаяся роль, которую сыграла «Философия права» (вместе со всей гегелевской философией) в процессе формирования и эволюции взглядов К. Маркса и Ф. Энгельса в начале их творческого пути, а также в процессе становления и развития марксизма, содержательное богатство этого произведения обусловили интерес к нему советских исследователей на протяжении многих десятилетий. В 20-е годы при освещении гегелевской тематики в советской печати главное внимание уделялось уяснению роли гегелевской философии как одного из теоретических источ- [32] ников марксизма, отношению Маркса, Энгельса и Ленина к учению Гегеля, Сопоставлению идеалистической и материалистической диалектики[64]. Изучая Гегеля, исследователи касались также ряда вопросов идеологического, политико-правового характера, таких, например, как социально-классовые корни, идеологический характер и политическое содержание гегелевской философии, смысл идейно-теоретической борьбы между Представителями марксистского подхода к Гегелю и неогегельянцами. В плане изучения и анализа политико-правовых произведений Гегеля, и прежде всего его «Философии права», большое значение имело то обстоятельство, что уже в 20-е годы ряд исследователей обращают внимание не только на негативные моменты философии права Гегеля, но и на исторически прогрессивные аспекты гегелевского учения об обществе, государстве и праве, на роль и значение гегелевской диалектики общественно-политической жизни в процессе генезиса историко-материалистического подхода к данной проблематике. Следует при этом иметь в виду, что многие исследователи (и не только в 20-е, но также и в 30—40-е годы), положительно оценивая некоторые моменты гегелевского диалектического метода, его «рациональное зерно» и резко критикуя его систему, в тех редких случаях, когда они обращались к «Философии права» или вообще к политической и правовой теории Гегеля, трактовали их преимущественно как лишенное диалектичности концентрированное выражение негативных черт гегелевской системы. При таком механистическом разделении и противопоставлении метода и системы политико-правовое учение Гегеля автоматически оказывалось частью «реакционной» системы, противостоящей «прогрессивному» методу. Очевидно, что лишь после преодоления таких односторонних и механистических представлений о соотношении метода и системы в философии Гегеля можно было верно оценить характер и содержание его философии права, уяснить своеобразие гегелевской диалектики социально-политических явлений, познать специфику диалектики в «Философии права» по сравнению с диалектикой в «Науке логики» и т. п.
[33] Первые шаги в этом направлении были сделаны уже в 20-е годы. Так, А. М. Деборин, отмечая, что Гегель пользовался диалектическим методом не только при анализе общефилософских проблем, но и в своей социальной философии, писал: «...не только метод Гегеля, но и определенные, необходимо связанные с методом результаты его исследования в области общественных наук не прошли бесследно для Маркса»[65]. При этом Деборин имел в виду, в частности, высокую оценку Марксом гегелевской «Философии права», роль данного произведения в процессе формирования политико-правовых взглядов Маркса. Другой исследователь тех лет, К. Милонов, критикуя нигилистическое отношение к учению Гегеля, наряду с «политической реакционностью» его подчеркивал, что Гегель «учит диалектике общественной жизни... И именно марксисты должны показать, что Гегель, несмотря на весь свой идеализм, значительно ближе нам, чем любому оттенку политического, философского и всякого прочего мракобесия»[66]. Милонов акцентировал внимание, в частности, на том, что исследование проблем гегелевской диалектики общественной жизни существенно необходимо для глубокого изучения и понимания взглядов В. И. Ленина, в том числе на политику. Интерес к гегелевскому политическому учению в его соотношении с марксистской теорией государства и права заметно оживился в связи с опубликованием в 1927 г, впервые на языке оригинала рукописи К. Маркса «К критике гегелевской философии права» под редакцией и с предисловием Д. Б. Рязанова. Политико-правовые аспекты этой работы были обстоятельно освещены И. П. Разумовским[67]. В поле его внимания как проблемы оценки самой гегелевской философии права (ее диалектическая методология, буржуазный социально-классовый характер, черты
[34] компромисса нового со старым в системе гегелевских политических воззрений), так и обширная тема генезиса марксистского учения о государстве и праве (роль и место гегелевской философии права в процессе этого генезиса, сопоставление философских и политических взглядов молодого Маркса, Гегеля и Фейербаха). Специально этой теме была посвящена и статья А. Макарова[68]. Раскрывая значение критики Марксом гегелевской «Философии права» в качестве важного этапа формирования диалектико-материалистического учения о государстве и праве, Макаров писал, что это произведение Гегеля было закономерным итогом его теоретической деятельности в качестве идеолога немецкой буржуазии и представляет собой вершину домарксовой социологии и буржуазной государственно-правовой теории. Большая серия журнальных публикаций в начале 30-х годов была приурочена к 100-летию со дня смерти Гегеля[69]. Положительные оценки революционных черт диалектического метода Гегеля сочетаются в этих статьях с резкой критикой его политической доктрины и государственно-правовых взглядов. Подчеркивая буржуазный характер гегелевского политического учения, их авторы (Ф. Горохов, В. Ральцевич) в то же время в других своих оценках этого учения упускали из виду, что философское обоснование и отстаивание Гегелем буржуазного учения о государстве и праве (при всей его половинчатости и компромиссности) в условиях современной философу полуфеодальной Германии было по существу исторически прогрессивным, а не реакционным явлением, отвечало требованиям буржуазного преобразования существовавших общественно-политических порядков, отвергало, а не освящало феодальную государственность. Отсюда, в частности, ряд противоречивых суждений этих авторов о политическом характере гегелевского учения. Специально анализу политико-правовых взглядов Гегеля была в это время посвящена статья Е. Б. Пашуканиса[70]. [35] Расценивая гегелевскую государственно-правовую теорию в качестве вершины буржуазной политической мысли, он отмечает у Гегеля не только обожествление государства, но и глубокое учение о гражданском обществе, о буржуазных правах и свободах. В своем анализе ряда историко-диалектических положений «Философии права» (в частности, § 185, где речь идет о внутренних противоречиях гражданского общества). Пашуканис отмечает «зачатки материалистического учения о государстве» у Гегеля, говорит о том, что «классовая теория государства уже стоит на пороге»[71]. Эти характеристики представляли собой конкретизацию применительно к гегелевской философии права известного ленинского положения о наличии в философии Гегеля зачатков исторического материализма. Большое внимание в 20—30-е годы уделялось неогегельянским интерпретациям учения Гегеля. Этой проблематике была специально посвящена книга М. Аржанова[72]. Критикуя воззрения ведущих неогегельянцев (И. Пленге, Г. Лассона, Ю. Биндера, Э. Гирша, Д. Джентиле и др.), М. Аржанов, кроме того, предпринял попытку проследить некоторые важные вехи становления и укрепления традиций реакционных и милитаристских интерпретаций гегелевской философии права в литературе XIX и началаXX в.Следует вместе с тем отметить, что и в книге Аржанова, и в большинстве журнальных публикаций 20—40-х годов в ходе критики социально-политических идей неогегельянства зачастую не проводится необходимая, принципиальная и последовательная дифференциация между положениями собственно гегелевской «Философии права» (о соотношении силы и права, роли государства, войне и международном праве, нациях и др.) и их неогегельянскими интерпретациями. С более верных позиций оценка учения Гегеля в 30— 40-е годы была дана М. Каммари и В. Ф. Асмусом[73]. Большим событием в истории нашего гегелеведения стало издание в 1934 г. «Философии права» на русском [36] языке[74]. В «Предисловии» Института философии Комакадемии «Философия права» характеризовалась как одно из важнейших сочинений Гегеля, изучение и исследование которого необходимо для лучшего понимания сильных и слабых сторон его по существу буржуазной политико-правовой доктрины, глубокого освещения генезиса материалистической диалектики, диалектико-материалистического учения об обществе, государстве и праве, аргументированной критики политической идеологии неогегельянства. В этом «Предисловии» содержалось и положение о том, что изучение «Философии права» будет способствовать «более глубокому пониманию философии марксизма, которая имеет одним из своих истоков гегелевскую философию, составной частью которой является «Философия права»»[75]. Данное положение обосновывалось и в статьях Л. Германа. С критикой такого подхода выступил М. Аржанов, полагавший, что указанный тезис «затушевывает принципиально различное отношение Маркса — Энгельса, марксизма-ленинизма к методу и системе гегелевской философии», поскольку «в действительности Маркс воспринял диалектический метод Гегеля, материалистически его переработав, преодолев и отвергнув гегелевскую систему, в частности и в особенности его систему взглядов на право и государство»[76]. В подходе Аржанова, ставившем под сомнение наличие диалектики в «Философии права», рельефно отразился факт недостаточной разработанности в гегелеведении тех лет таких проблем, как соотношение метода и системы применительно к политико-правовым произведениям Гегеля, их место и роль в его совокупном творчестве, их значение в процессе формирования философских и политических взглядов К. Маркса и Ф. Энгельса. Этим, в частности, обусловлены имевшие тогда место (и не только у М. Аржанова) преувеличения «реакционности» «Философии права», [37] суждения о том, что в «Философии права» «больше всего слабых, отрицательных сторон от системы» и что именно в ней нашли «свое наиболее яркое, резкое, сгущенное отражение и воплощение консервативные, реакционные отрицательные стороны гегелевской философии»[77]. Следует отметить, что в статье Аржанова наряду с такими общими отрицательными оценками содержались указания и на прогрессивные моменты гегелевской философии права (постановка вопроса об объективной закономерности общественных явлений и их взаимосвязи, учение об абстрактном праве и гражданском обществе). В целом гегелевская концепция государства расценивалась им в качестве буржуазной — «не буржуазно-демократической, а буржуазно-юнкерской»; Гегель же характеризовался в качестве философа прусского пути капиталистического преобразования Германии[78]. Более последовательно буржуазный смысл гегелевской философии права отстаивался в упомянутой статье М. Каммари, в которой подчеркивалась необходимость конкретно-исторического подхода к политическому учению Гегеля (учет социально-классовой, политической и идеологической обстановки в тогдашней Германии, ее внутреннего и внешнего положения и т. п.). От распространенных в то время представлений о Гегеле как апологете войны, шовинисте выгодно отличается анализ гегелевских суждений о войне и нации (требование Гегелем «правовой основы» для применения силы, признание им принципов и норм международного права, выступление против антисемитизма), данный М. Каммари. В самом начале 40-х годов Гегель характеризовался в качестве прогрессивного буржуазного идеолога, отвергавшего феодальный строй и философски обосновывавшего разумность буржуазного общества и государства[79]. Однако вскоре в связи с критикой выпущенного в 1943 г. Институтом философии АН СССР III тома «Истории философии» было, в частности, отмечено, что в III томе «не подвергну - [38] ты критике такие реакционные социально-политические идеи немецкой философии, как восхваление прусского монархического государства, возвеличение немцев как «избранного» народа, пренебрежительное отношение к славянским народам, апологетика войны, оправдание колониальной, захватнической политики и т. д.». Отмечалось также, что «авторы III тома необоснованно приписывают Гегелю распространение диалектики на общественную жизнь»[80]. Но и в это время Гегель продолжает рассматриваться в качестве буржуазного идеолога. Несколько позже, в ходе обсуждения в 1947 г. работы Г. Ф. Александрова «История западноевропейской философии», вся классическая немецкая философия стала характеризоваться как «аристократическая реакция на французскую революцию и французский материализм»[81]. По смыслу этого тезиса представители немецкой классической философии (Кант, Фихте, Шеллинг и Гегель) оказывались не буржуазными, а феодальными, дворянскими идеологами. Ввиду фактической ошибочности такой оценки на дискуссии наряду с теми, кто прямо отстаивал тезис об «аристократической реакции», выступили философы М. Д. Каммари, Б. М. Кедров, Б. А. Чагин, Я. А. Мильнер, О. Л. Резников и др., которые предприняли попытку согласовать данный тезис с оценкой представителей классической немецкой философии как буржуазных, а не феодально-дворянских идеологов. Тезис об «аристократической реакции» имел широкое хождение в литературе конца 40-х и первой половины 50-х годов и отрицательно сказался на исследованиях истории философской и политической мысли вообще, гегелевской «Философии права» в частности. В 1947 г. вышла в свет работа А. А. Пионтковского «Уголовно-правовая теория Гегеля в связи с его учением о праве и государстве». Хотя это произведение, естественно, не свободно от ряда распространенных в те годы односторонних и ошибочных положений (о гегелевском учении как «аристократической реакции», апологии войны и колониальной политики, о политической реакционности и [39] контрреволюционной сущности воззрений Гегеля и т. п.), однако ценная сторона его состояла в содержательном анализе действительных проблем гегелевской философии права в их конкретно-исторической перспективе. Во второй половине 50-х годов появляется ряд публикаций, в которых были подвергнуты критике имевшие место ранее ошибки и недостатки при освещении взглядов классиков немецкой философии, в том числе Гегеля[82]. Критика и преодоление ошибочной формулы об «аристократической реакции», неверной по существу и вредной как общеобязательная установка, благотворно сказались на всем советском гегелеведении и позволили от абстрактных оценок и характеристик, не опиравшихся на конкретный содержательный анализ учения Гегеля, перейти к собственно исследовательской работе в данной предметной области. Для современных исследований характерны углубленный интерес к методологическим проблемам философии Гегеля, тесная связь с актуальной тематикой современной философии и юриспруденции, с реальными социально-политическими и идеологическими явлениями современности. Заметный рост удельного веса проблематики политико-правового характера во всем современном мировом гегелеведении стимулировал как развитие юридического гегелеведения, так и усиление внимания советских философов к политическим, правовым, этическим аспектам гегелевского учения[83]. [40] В советской научной литературе в последние десятилетия ставились вопросы политической характеристики гегелевского учения, его формирования и развития, проводился анализ соотношения философии права Гегеля с марксистской теорией государства и права, исследовался ряд кардинальных в методологическом и идейно-политическом плане гегелевских концепций (личность и государство, общество и государство, диалектика права и политики, конституционализм, разделение властей и правовое государство, воля и право, свобода — право — закон, мораль — нравственность — право, война и мир), а также освещалась специфика места и роли гегелевской философии в истории политических и правовых учений, проводился критический разбор истории гегельянства и современного состояния западного гегелеведения и т. д.[84] Значительную роль в обогащении источниковой основы исследований философско-правовых воззрений Гегеля сыграли перевод и издание на русском языке ряда политико-правовых работ Гегеля[85]. Некоторые совместные исследования и публикации, охватывающие проблематику философско-правового характера, были осуществлены гегелеведами СССР и ГДР[86]. Издание «Философии права» Гегеля, перевод и публикация новых источников впервые на русском языке по геге- [41] левской философии государства и права не только будут содействовать углублению научных разработок политико-правовых аспектов творческого наследия великого немецкого мыслителя-диалектика, но и, несомненно, окажут благотворное воздействие и на современные исследования в области философии права, теории государства и права, политологии, общей и правовой социологии, этики и ряда других научных дисциплин. Гегель в Предисловии к «Философии права», говоря о том, что философия способна лишь понять, но не омолодить некую устаревшую форму жизни, уходящую в прошлое современность, сравнивает свою философию с совой Минервы, начинающей полет лишь с наступлением сумерек. По прошествии более полутора веков после начала своего полета эта птица, бившаяся в силках различных интерпретаций и горевшая в огне неугасающей критики, предстает уже в виде не совы Минервы, а скорее птицы Феникс. Она пережила много сумерек и рассветов, приобретая все новый и новый облик. Галерея этих обликов обширна, но не исчерпана, поскольку жизнь гегелевской философии права — в оценках, интерпретациях и иных многообразных связях с современностью — продолжается. * * * Настоящее издание помимо текста первого русского издания (старый перевод в необходимых случаях уточнен и обновлен) включает в себя также новый материал — «Приложение (новые источники по «Философии права»)», впервые публикуемое на русском языке. Новый материал составляет около трети объема первого русского издания. Он состоит из заметок самого Гегеля и фрагментов лекционных записей его студентов (К. Грисхайма, К. Гомайера, Г. Гото, Д. Штрауса и др.). Эти новые материалы даны в виде отдельного раздела — «Приложения», чтобы не нарушать ставшую привычной для читателя структуру текста первого русского издания (как, впрочем, и многих зарубежных изданий) «Философии права». Таким образом, в настоящем издании общий корпус гегелевской «Философии права» включает в себя все структурные части текста издания 1934 г.: 1) Основной текст соответствующих параграфов «Философии права», 2) Примечания, 3) Прибавления и Приложение (новые источники по «Философии права»). Новые материалы, даже в том ограниченном объеме, [42] в каком они представлены в настоящем издании, в целом значительно обогащают наши представления о содержании гегелевской философии общества, государства и права, позволяют «заглянуть» в творческую лабораторию философско-правовой мысли Гегеля и проследить ряд аспектов в ее эволюции, дают возможность сопоставить положения цензурированной книги с более свободными формами выражения авторской позиции (собственноручными заметками, лекциями), помогают лучшему, более конкретному и точному пониманию социальных, политических и правовых воззрений этого глубокого и сложного мыслителя. Перевод осуществлен с издания: Hegel G. W. F. Grundiinien der Philosophic des Rechts oder Naturrecht und Staats-wissenschaft im Grundrisse. Nach der Ausgabe von Eduard Hans herausgegeben und mit eine Anhang versehen von Hermann Klenner. Berlin, 1981. В. С. Нерсесянц
[43]
Дата добавления: 2014-10-31; Просмотров: 271; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы! Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет |