Размеры подвигов. Царский путь. Дозволительны ли с христианской точки зрения удовольствия?

I. Святые отцы, как мы только что видели, несшие величайшие, выше природы чело­веческой, подвиги и не дававшие себе ни в чем ни малейшей поблажки, были, наобо­рот, очень снисходительны к другим¹. Ибо они знали, чего стоит подвиг... Ведь только тот, кто никогда не подвизался, может укорять и осуждать других за каж­дую мелочь, что мы и видим в разных ма­стей хулителях монашества или спасаю­щихся мирян, и что отметил и обличил еще Христос (Мф. 23, 4). А те, которые кровью выстрадали каждый свой шаг на пути спасения, за­вещали своим духовным чадам совсем другое. «Никого не обличай, не поноси, даже и крайне худых по жизни своей. Распростри одежду свою над падающим и покрой его. Если не можешь взять на себя грехов его и по­нести за него наказание и стыд², то будь, по крайней мере, терпелив и не стыди его».

Так поучает величайший и строжайший подвижник, св. Исаак Сирин³. Где найдется в настоящее время столь любящая мать, которая охраняла бы интересы своих детей таким же образом, как сей отшельник заботился о совер­шенно чужих и чуждых ему людях: прелюбодеях, грабите­лях и тому подобных лицах зазорного поведения?.. Но продолжаю дальше выписку.

«Знай, брат, — наставляет преподобный, — что для того нам и надобно не выходить из дверей кельи, чтобы не знать злых дел человеческих. И тогда в неведении ума своего во всех увидишь людей святых и добрых. Если же станем обличать, вразумлять, судить, исследовать, наказывать, укорять, то жизнь наша чем будет отличаться от жизни городской? И ес­ли не оставим этого, что будет хуже пребывания в пустыне?»⁴

-192-

Таково отношение настоящих монахов к грешникам. Во всех они видят добрых и святых людей, и если человек грешит на их же глазах и не замечать греха уже нельзя, то они берут ризу свою и покрывают его... чтобы не увидали посторонние⁵. А сами — видя, не видят и, слыша, не слы­шат⁶.

«Об авве Макарии Великом утверждали, — говорится в "Достопамятных сказаниях"⁷, — что он был, как сказано в Писании (Пс. 81,5), бог земной; потому что как Бог покры­вает мир, так и авва Макарии прикрывал согрешения, кото­рые он, и видя, как бы не видел, и слыша, как бы не слышал».

Что же говорить о том случае, когда поучения святых отцов относятся к миру, хотя и немощному, но хоть сколь­ко-нибудь внимающему себе! Заранее можно догадаться, что они скажут словами апостола: «Мы могли явиться с важностью, как апостолы Христовы, но были тихи среди вас, подобно как кормилица нежно обходится с детьми сво­ими» (1 Фес. 2, 7).

Продолжу дальше выписку из св. Исаака Сирина:

«Если не безмолвствуешь сердцем, безмолвствуй, по крайней мере, языком. Если не можешь держать в порядке свои помыслы, то хотя чувства свои сделай благоустроен­ными. Если не один ты своею мыслью, то будь один хотя своим телом. Если не можешь потрудиться телом своим, поскорби хотя мысленно. Если не можешь бодрствовать стоя, то бодрствуй сидя или лежа на ложе своем. Если не можешь поститься в продолжение двух дней, постись, по крайней мере, до вечера. А если не можешь и до вечера, то остерегайся, по крайней мере, пресыщения. Если не непо­рочен ты сердцем своим, то будь непорочен хотя телом. Ес­ли не плачешь в сердце своем, то, по крайней мере, облеки в плач лицо свое. Если не можешь миловать, то говори, что ты грешен. Если ты не миротворец, то не будь хотя бы лю­бителем мятежа. Не можешь стать рачительным, по край­ней мере, в образе мыслей своих будь не как ленивый. Если ты не победитель, то не превозносись мыслью пред теми, ко­торые подлежат ответственности. Если ты не в состоянии заградить уста осуждающему друга своего, то, по крайней мере, остерегись вступать с ним в общение»⁸.

Это значит поступать, «как кормилица нежно обходит­ся со своими детьми», это значит, будучи самому сильным и великим, брать на себя немощи других, это значит, крат-

-193-

ко сказать, подражать Самому Господу, Который имеет си­лу испепелить в одно мгновение всех людей, но «трости надломленной не переломит и льна курящегося не уга­сит...» (Мф. 12, 20; ср. Лк. 9, 54-56).

Но говоря и безотносительно к кому бы то ни было — не только к слабому и немощному человеку, но и к горящему духом (Рим. 12, 11) и имеющему все десять талантов (Мф. 25, 28), — нужно знать, что святые отцы выработали опреде­ленный общий положительный взгляд на размеры подви­гов. Перенесшие сами величайшие труды и вынужденные иногда снисходить к своей телесной немощи, отцы на собственном опыте познали, что благодать Св. Духа — а она ведь составляет цель стремлений подвижнического жития!⁹ - нельзя насильно привлечь к себе посредством только подвигов, хотя бы и чрезмерных. А с другой стороны, и самые эти подвиги скорее расслабляют тело (а отсюда приводят в уныние и душу), чем доставляют человеку положительную пользу. После чрезмерных подвигов наступает, как говорят теперь, реакция, и немощная плоть требует отдыха, да не простого, а такого, при котором она не в состоянии делать и того, что делала раньше. А это уже отступление назад. Ка­кой же смысл, закладывая фундамент, класть кирпич, а по­том снимать два? Очень скоро разорим всю постройку, что нередко можно наблюдать среди созидающих неразумно свой душевный дом.

Вот иллюстрация к предыдущим рассуждениям в отно­шении добродетели поста, но она относится и ко всякой другой.

Авва Иосиф спросил однажды Пимена Великого:

- Как должно поститься?

- Надобно, по моему мнению, — отвечал равноангель-ный, — есть каждый день, но есть немного, не досыта.

— Как же ты, авва, в юности своей постился сам по два дня? — сказал авва Иосиф.

- Точно, постился и по три дня, и по четыре, и даже по неделе, — отвечал старец. — Но все это испытали отцы, как сильные в добродетели, и нашли, что лучше есть каждый день понемногу, и показали нам путь царский. Ибо он удобнее для нас¹⁰.

Отсюда, конечно, не следует, что подвиги совсем не нужны или что они не могут быть велики. Нет, могут быть и выше сил человеческих, а вообще стоят в зависимости от

-194-

сил каждого. То, что для одного является чрезмерным и не под силу, для другого составляет легкую работу. Так ведь и в обыденной жизни -- ребенок удивляется тому, как взрослый легко закидывает его мяч «к небу», «из глаз вон»... Каждый должен брать на себя столько трудов, сколько может понести, не обессилевая, но с некоторым все же понуждением себя. Будем помнить, что Бог судит людей не по количеству трудов (подвигов), а по количест­ву усердия (Мк. 12, 43-44)*. (*См. также: Л к. 21, 1-4 (о бедной вдовице). Этим правилом и объясняются случаи (указанные в житиях святых Пафнутия, Антония и Макарпя Великих), когда величайшему подвиж­нику свыше говорят, что он равен какому-то мирянину (всегда мирянину). Потому что последнему некогда таких покаянных подвигов нести, но усердия у него много. И все (до последней капли), что он сможет сделать, он делает, и Бог его уравнивает с подвижником.)

Это и называется идти царским путем. О нем следует сказать несколько подробнее.

II. Святые отцы всячески превозносят этот путь. «Уме­ренному деланию — цены нет», — говорится в старчестве. Стоит только полистать любой том святоотеческих творе­ний, как мы сразу же наткнемся на подобные изречения, говорящие о пользе царского пути и о необходимости сле­дования по нему.

Приведу здесь несколько**.(**Само Писание о том же говорит: Втор. 5, 32; 17, 11.)

«Все, что противно умеренности, — от демонов», — гово­рит вышеупомянутый св. Пимен Великий¹¹. Как каждому видно, это именно то выражение, на которое считал долгом обратить внимание своих духовных детей в наше уже время иеросхимонах Амвросий Оптипский. «Край бесовстии суть [крайности — вещь бесовская]», — говорил он¹².

Другой египетский отец, авва Вениамин, цитируемый аввой Дорофеем, говорил подобное же:

«Ходите царским путем, измеряйте версты и не будьте беспечны»¹³.

Мысль Пимена Великого продолжает и развивает зна­менитая подвижница Древнего Египта IV века преподобная мать Синклитикия. Она велит зорко присматриваться и к

-195-

себе и к людям и примечать, не демонское ли то подвижни­чество, с которым мы имеем дело. И мерилом, признаком истинного подвижничества полагает умеренность.

«И враг установил свое подвижничество, — говорит преподобная¹⁴, — и его ученики подвизаются. Чем же раз­личить нам божественное и царское подвижничество от де­монского и мучительного? Явно, умеренностью. Во всю жизнь свою неизменно сохраняй правило поста. Не по­стись четыре или пять дней с тем, чтобы потом разрешить на множество яств. Ибо неумеренность всегда гибельна».

Продолжить ли дальше выписки? Вот еще несколько слов из Ефрема Сирина¹⁵:

«Не будем вести себя так, чтобы сегодня были у нас воз­держание и кротость, а наутро невоздержание и гордость; сегодня — безмолвие, бдение, смирение, а наутро — развле­чения, ненасытный сон, неподчинение и тому подобное; сегодня у нас отречение от мира, отречение от всего земно­го, отречение от отечества, друзей, плотских родителей... а наутро станем отыскивать страну, отечество и наследство, чтобы погрузиться во множество зол».

Последним обстоятельством и объясняются следую­щие слова, которые я иногда слышал от лиц, порицавших монашество: «Я сам когда-то думал пойти в монастырь... постился, по ночам молился и теперь стыжусь, что я был настолько глуп, что проделывал все это...» И этот свой опыт как нечто ценное они приводят в качестве весомого довода против истинности и закономерности подвижниче­ства, как нечто такое, что показывает, что иночество со всеми своими постами и молитвами («ночными») избрало неправильный путь спасения. Но не так дело обстоит в действительности. Неправильно не настоящее подвижни­чество, а прелестное, и в упомянутом случае неправилен был путь к нему — не «царский». Отсюда, из этих, достой­ных многого плача и слез, слов следует: для того чтобы подвизаться, мало одного желания, но еще необходим и руководитель опытный. А самочиние всегда наказывается отступлением, изменой и нередко даже хулой. И наказание это, конечно, не от Бога: человек сам наказывает себя.

Можно и еще привести несколько цитат из святых от­цов по данному поводу, но я ограничусь указанными. За­мечу только, что и языческие мудрецы до этого дошли.

-196-

Клеобул, один из семи древних мудрецов, сказал: «Μετρον αριστον: мера — самое лучшее»*.

Уча других царскому пути, святые и сами шли по нему. Про авву Агафона, славнейшего из древних монахов, гово­рится¹⁶, что «он был мудр по уму, не ленив по телу, во всем знал меру — в рукоделии, пище и одежде». Таких примеров можно привести немало**.

* Ничего слишком — μηδεν αγαν: эта пословица, которую при­писывают Хилону, надписана была на Дельфийском храме. См.: Plato. Protagoras, 343В. См. еще: Plato. Menexenus, 247Е (Платон. Сочинения / Перевод проф. Карпова. Ч. 4. СПб., 1863. С. 352. Прим. 1). У Платона говорится: «...прибывают деньги или убывают — [человек] остается верен этой послови­це... Не будем слишком ни тревожиться, ни бояться, если бы даже надлежало умереть в эту минуту» (248В). Вот мысли христианские, высказанные до Рождества Христова! Бог не оставил язычников в совершенной тьме, но предоставил им естеством «творить законное» и доходить, возвышаться до истины...

** Искушения и падения — от неумеренностей и от неумения следо­вать царским путем. Авва Матой учил, что слабые, вместо легких дел и скорых, берутся за трудные и скоро их оставляют. Диавол вкладывает в нас помыслы — пожелания именно тех вещей, которые в нашем состоянии нельзя совершать. Послуш­никам — дела безмолвников, безмолвникам, наоборот, — дела мирских; если хорошо живут, то внушает желать скорбей без­мерных (но если бы пришли, то задавили бы нас), а тот, кому они посылаются, ропщет, что трудно жить и молиться. И все у них кувырком и шиворот-навыворот идет. Встанет слабенький человек <рано утром>, съест кусочек, бежит на службу, оттуда, не заходя домой, в церковь, из церкви, часов в 11-12 <ночи>, домой, измученный, ничего есть не хочет, ложится как убитый, не молясь, спать. Проснется ночью в 2-3 часа, начинает читать молитвы на сон грядущим. Немножко что-либо поделает и опять ложится спать. Встает, идет к ранней обедне, и снова все повторя­ется. И думают, что это хорошо, что «подвиг» несут «ради Бога». Нет, диаволу мы волю тешим. Бог любит все в меру, а «край бесовстии суть». Скоро силы такого человека иссякают, и он часто отпадает, а иногда и совсем падает, потому что начал по-движничать, не утвердившись духовно внутренне. Также от­сюда происходят зависть, тщеславное высматривание: ну-ка кто-нибудь раньше нас в церковь придет! Когда нам духонос-ные отцы против нашей воли указывают, не слушаем. Так диа-вол, найдя в человеке одно незащищенное место, делает с ним все, что хочет, под видом добродетели.

-197-

III. Итак, подниматься на высоту добродетелей несо­размерно со своими силами воспрещается. Теперь является вопрос: а как низко можно спускаться? Здесь мы подходим вплотную к вопросу о том, дозволительны ли, с христиан­ской точки зрения, удовольствия.

Для краткости и большей ясности разобью свой ответ на пункты.

1. Вопрос этот, если угодно, даже неуместен, потому что удовольствия никто не запрещал (ср. у апостола Павла: «Все мне позволительно...», 1 Кор. 6, 12). Человек создан для блаженства, а не для мучений¹⁷.

Но вопрос этот все-таки задают. Почему же? — Потому что не все одинаково понимают смысл слова «удовольст­вие». Полезно знать нам учение св. Церкви на этот предмет, которое я приведу в изложении знаменитого ее богослова - св. Иоанна Дамаскина. А после сего мы увидим, что взял себе из этого учения мир и что нам, в свою очередь, необхо­димо откинуть; с другой стороны, поймем, что соответству­ет разуму Церкви, то есть что надо нам принять.

2. Св. Иоанн Дамаскин так учит об этом¹⁸:

«Из удовольствий одни суть душевные, другие — теле­сные.

И душевные, конечно, суть те, которые свойственны од­ной только душе самой по себе, каковы удовольствия, чув­ствуемые при занятиях науками и при созерцании.

Телесные же удовольствия — те, которые происходят через участие души и тела и которые поэтому называются телесными. Это — все, касающееся пищи и совокуплений и подобного.

Но никто не мог бы найти удовольствий, свойственных одному только телу.

С другой стороны, одни из удовольствий — истинны, другие — ложны. Удовольствия, свойственные одному только уму, состоят в познании и созерцании; те же, кото­рые возникают с помощью тела, касаются чувства.

И из удовольствий, возникающих с помощью тела, од­ни суть естественные, вместе с тем и необходимые, без которых невозможно жить, каковы: пища, восполняющая недостаток, и необходимые одежды; другие же, хотя и ес­тественные, но не необходимы, каковы: совокупления,

-198-

согласные с природою и сообразные с законом. Ибо хотя эти содействуют сохранению всего рода, однако возможно без них жить в девстве.

Иные же удовольствия ни необходимы, ни естественны, как: пьянство и сладострастие, и пресыщения, преступаю­щие потребность. Ибо они не содействуют ни сохранению нашей жизни, ни преемству рода. Но, напротив, скорее да­же вредят.

Поэтому тот, кто живет согласно с волей Божией, дол­жен искать удовольствий необходимых, в то же время и ес­тественных, а удовольствия естественные и не необходимые полагать на втором месте, допуская их в приличное время и приличным образом, и в приличной мере. Остальных же удовольствий следует всячески избегать.

Прекрасными же удовольствиями должно признавать те, которые не соединены с печалью и не возбуждают рас­каяния, и не способны производить другого вреда, и не пе­реходят за пределы надлежащей меры, и не отвлекают нас на долгое время от серьезных дел, и не порабощают».

3. Как видно из вышеизложенных взглядов св. Иоанна Дамаскина, все удовольствия поровну распределяются между монахами, мирянами и погибающими. Я оставлю речь об удовольствиях последнего сорта и скажу несколько слов о первых двух.

Что касается монахов, то для них, собственно, никаких удовольствий в этом мире нет, не будет и не должно суще­ствовать, кроме самого богоугождения, но и оно не от мира сего. Наставник иночества, св. Иоанн Лествичник¹⁹, гово­рит о выборе места для спасения при уходе нашем от любез­ных сродников: «Удаляясь от мира, мы должны избирать для жительства места, лишенные случаев к утешению и тще­славию и смиренные. Если же не так, то мы действуем по страсти».

Но однако время от времени и иноки должны снисходить к немощи своей плоти и давать ей некоторые так называе­мые «утешения». Иначе вышеупомянутого царского пути не получится, а будет одно только измождение плоти, что свойственно еретикам и людям, находящимся в прелести; истинные же монахи не поставляют себе целью²⁰ самого измождения тела, а добиваются другого — измождения страстей.

-199-

Что не все время можно и должно «ходить по струнке» и что даже монахам непредосудительно изредка «позаба­виться» чем-либо, может удостоверить следующий случай, передаваемый в сборниках сказаний о старчестве.

Некто, ловя в пустыне диких зверей, увидел, что авва Антоний шутливо обращается с братиями, и соблазнился этим. Старец, желая уверить его, что иногда бывает нужно давать послабление братиям, говорит ему:

- Положи стрелу на свой лук и натяни его. Он сделал так. Старец говорит ему:

— Еще натяни. Тот еще натянул.

— Еще натяни, — говорит ему старец.

- Если я сверх меры натяну лук, — отвечает ему охот­ник, — то он переломится.

- Так и в деле Божием, — сказал ему Антоний, — если мы сверх меры будем налегать на братии, то они скоро со­крушаются. Посему необходимо иногда давать хотя неко­торое послабление братии.

Охотник, услышав это, был сильно тронут и, получив великую пользу, ушел от старца. А братия, утвердившись, возвратились в свое место²¹.

Преп. Иоанн Кассиан²² сообщает предание о св. апосто­ле и евангелисте Иоанне Богослове, как тот с нежностью гладил куропатку и как соблазнил этим одного мирянина, тоже охотника. Апостол вразумил его подобным же выше­указанному образом. Это вразумление должно принять к сведению и всем нынешним мирянам, легко переходящим от восхваления к осуждению монахов, если только те чуть-чуть допустят что-либо человеческое... Непременно требу­ют, чтобы монах был бесплотным ангелом и всегда держал себя так, как будто стоит у престола Божьего... И это в то время, когда сами ничего не исполняют из тех малых запо­ведей, которые требуются от них в миру.

Но разумным и скромным инокам нечего смущаться этим непониманием дела мирянами, а должно помнить, что и духовные соты надо кушать в меру. В самом Свящ. Писа­нии говорится: Мед обрет яждъ умеренно, да не како пресы­щен изблюеши (Притч. 25, 16).

Но утешение, которым можно пользоваться для под­крепления своих сил, не должно граничить с распущеннос­тью. Нельзя каламбурить и кощунствовать над выражением

-200-

Устава церковного, который на великих праздниках дает «разрешение на вся».

Вообще же, — относительно монахов сперва скажу - утешение может состоять или в некотором послаблении то­го же подвига (например в прибавлении к обычной скудной трапезе лишнего блюда или в некотором удлинении време­ни сна после утомительной работы, в перемене занятий), или в некоторых невинных поступках, от которых не стра­дают внутренние чувства и не наносится вред молитвенной самособранности (так, можно позволить целомудренную прогулку на лоно природы, краткое посещение единодуш­ных братии, для очень немощных — общие собрания с участием, непременно, старших и беседами душеспаси­тельными, а не тлителъными, от чего предостерегает апо­стол: 1 Кор. 15, 33).

У мирян больше свободы в этом отношении. Но для них — после того как св. Иоанн Дамаскин считает за доста­точное удовольствие уже обычное, ежедневное и простое вкушение пищи и ношение необходимой (а не роскошной) одежды, — для них, я сказал бы, и удовольствий-то никаких не надо. Миряне имеют и так постоянные утешения, достаточные, чтобы вознаградить случайное уныние души. Живущие в миру видятся постоянно со знакомыми и не ища их, в силу своих общественных связей и должностей, а древние отцы говорили: «Видев брата твоего, ты видел Господа Бога твоего»²³. Чего же еще больше требовать?.. Мирские пользуются домашним и семейным уютом, сво­бодой, и значительной, в пище, в питье, в сне, в разговорах. Чего же им еще надо? Разве того только, чтобы дать себе некоторый покой денька на два-три от излишнего рассеяния в тихом, пустынном монастыре, совершивши предва­рительно паломничество пешком и урезав себя в любимых привычках²⁴. Во всяком случае, те удовольствия, которые дозволяются и поощряются в миру, недозволительны хри­стианам.

Ни театр, ни спорт, ни игры, ни танцы, ни музыка (раз­ве только классическая или, лучше сказать, церковная, в любом случае — не страстная, могла бы быть осторожно дозволена), ни охота, ни «гости» (в обычном смысле этого слова), ни что иное подобное, против чего в иных местах этой книги приведены подробные святоотеческие доводы и церковные запрещения и что будоражит наши чувства, не

-201-

могут быть приличны, как говорит апостол (Еф. 5,3-4), свя­тым, каковыми призваны быть (и были в первые века) все живущие в миру, и потому должны быть безусловно запре­щены нам нами же самими²⁵.

Допишу по сему поводу вторую половину фразы апос­тола Павла, приведенной выше. «Все мне позволительно, — сказал он, — но не все полезно; все мне позволительно, но ни­что не должно обладать мною... Тело не для блуда, но для Господа, и Господь для тела» (1 Кор. 6, 12-13).

Дата добавления: 2014-10-15