Умное делание подвижника

Когда, сказывает преп. Исаак Сирин, один из величайших христианских подвижников и мистиков, человек долго пребывает, как должно, в глубоком и пустынном без­молвии, то «забывает себя и естество свое и делается как бы человеком, который пришел в исступление, вовсе не памятуя о сем веке, пре­имущественно занят мыслью о величии Божием и, погру­жаясь в это умом, говорит:

— Слава Божеству Его!

— Слава чудесам Его!

— Дивны и необычайны все дела Его!

— На какую высоту возвел Он мое убожество! Чему спо­добил меня поучаться, на какие отваживаться помыслы, чем услаждать душу мою!

Обращаясь мыслию к чудесам сим, и всегда ими изум­ляемый, пребывает он в непрестанном упоении и как бы уже вкушает жизнь по воскресении, потому что безмолвие весьма много содействует сей благодати. Ибо ум его нахо­дит возможность пребывать в себе самом с миром, какой приобретен им в безмолвии. А вместе с тем возбуждается сим к памятованию того, что сообразно с порядком жизни его. Ибо, мысленно представляя славу будущего века и бла­га, по упованию уготованные праведным, пребывающим в оной духовной жизни и в Боге, и новое оное восстановле­ние, не содержит ни в мысли, ни в памяти того, что есть в мире сем. И когда будет сам упоен, снова переносится от­туда созерцанием к веку сему, в котором еще живет, и в изумлении говорит: "О, глубина богатства, премудрости, ведения, смысленности, разумности и домостроительства неисследимого Бога, яко не испытани судове Его, и неизсле-довани путие Его (Рим. 11, 33)! Ибо, когда Он уготовал иной столько чудный век, чтобы ввести в него все разум­ные существа и сохранить их в нескончаемой жизни, какая была причина сотворить Ему этот первый мир, расширить его и столько обогатить его полнотою и множеством видов и естеств, и дать в нем место причинам многих страстей и тому, что их питает, и что им противоборствует? И почему сначала поставил нас в этом мире, водрузил в нас любовь к

-253-

долголетней в нем жизни и внезапно исхищает нас из него смертию, немалое время хранит нас в бесчувственности и неподвижности, уничтожает образ наш, разливает растворе­ние наше, смешивает его с землею, попускает, чтобы состав наш разрушился, истлел и исчез, и чтобы вовсе не осталось ничего от естества человеческого; а потом, во время, какое определил достопоклоняемою премудростию Своею, когда восхощет, воздвигнет нас в ином образе, какой Ему только известен, и введет нас в другое состояние. Сего не мы толь­ко, человеки, надеемся, но и сами святые ангелы, не имею­щие нужды в этом мире, по необычайности естества своего малым чем не достигшие совершенства, ожидают нашего восстания из тления, когда восстанет род наш из персти и обновится тление его! Ибо ради нас и им возбранен вход, и они ждут единократного отверстия двери нового века. И сия тварь (ангелы)* (*Таков текст, но об ангелах ли речь здесь? Не о твари ли животной? — Еп. Варнава.) с нами успокоится от тяжести тела, обременяющей нас, как говорит апостол: яко и сама тварь откровения сынов Божиих чает, да свободится от работы нетления в свободу славы чад Божиих (Рим. 8, 19-21), по совершенном разорении века сего в целом его устройстве, и по восстановлении естества нашего в первоначальное состояние".

И отсюда уже возносится умом своим к тому, что пред­шествовало сложению мира, когда не было никакой твари, ни неба, ни земли, ни ангелов, ничего из приведенного в бытие, и к тому, как Бог, по единому благоволению Своему, внезапно привел все из небытия в бытие, и всякая вещь предстала пред Ним в совершенстве. И снова нисходит умом своим ко всем созданиям Божиим, обращает внима­ние на чудесность тварей у Бога и на премудрость произ­ведений Его, в изумлении рассуждая сам с собою: "Какое чудо! Насколько домостроительство и Промысл Его пре­вышают всякое понятие, сколько чудная сила Его крепче всех творений Его! Как из небытия привел Он в бытие тварь сию — это неисчислимое множество различных ве­щей? И как опять разорит ее, уничтожив это чудное бла­гоустройство, эту лепоту естеств, это стройное течение тварей, часы и годы, это сочетание дня и ночи, годовые пе­ремены, эти разнообразные, прозябающие из земли цветы,

-254-

эти прекрасные здания городов и в них приукрашенные чертоги, это быстрое движение людей, это существование их, обремененное трудами от вшествия своего в мир до са­мого исшествия? И как внезапно прекратится этот чудный порядок, и наступит другой век, и воспоминание о первой этой твари вовсе не взойдет никому на сердце, и будут иное видоизменение, иные помышления, иные попечения! И ес­тество человеческое также не воспомянет вовсе о сем мире и о первом образе жизни своей; потому что ум человечес­кий прилепится к созерцанию оного состояния и уму людей не будет досуга возвратиться снова к брани с плотию и кровию. Ибо с разорением сего века немедленно приимет начало век будущий.

...И тогда как бы в исступлении размышляет и говорит: "Сколько еще времени будет стоять век этот? И когда восприимет начало век будущий? Сколько еще времени хра­минам этим спать в этом виде и телам быть смешанными с перстию? Какова будет оная жизнь? В каком образе вос­станем и составится естество это? Как прейдет оно в новую тварь?"

И когда размышляет он о сем и подобном сему, приходит он в восторг, изумление и безмолвное молчание. И восстает он в этот час, и преклоняет колена, и с обильными слезами воссылает благодарения и славословия единому премудрому Богу, всегда славимому во всепремудрых делах Его»¹.

Таково внутреннее делание достигшего совершенства молчальника. После размышлений о скоротечности и ги­бели всего земного надо бы, кажется, ожидать скорбной молитвы об избежании будущего гнева и даровании про­щения грехов, но он вместо сего — приходит в «восторг» духовный, в экстаз и с потоками умиленных слез воссыла­ет Богу «благодарения» и «славословия». Это значит, что таковой человек нетленен при жизни и воскрес прежде всеобщего воскресения людей². Он умолил уже Господа за свои грехи и не раб Его уже, а сын.

-255-

Заключение. Православная эсхатология.

Дата добавления: 2014-10-15