Смерть (первая, телесная)

Современный врач выразится, что смерть есть просто прекращение физиологичес­ких функций организма, философ назо­вет ее самым страшным и непонятным яв­лением.

«Для нас, в нашей жизни и во всей нашей Вселенной, есть только одно замечатель­ное событие — это наша смерть», — гово­рит на этот раз совершенно справедливо Морис Метерлинк¹. Таким образом, с этим явлением постепенно связался це­лый ряд философских и религиозных представлений в ис­тории человечества, в корне совершенно лживых. Истину тайны смерти и загробного существования человека рас­крывает только христианство.

Еще у греков смерть являлась безжалостным сущест­вом, хотя и братом сна². Еврипид в «Алкесте» представля­ет смерть мрачным жрецом подземелья, одетым в черное платье, с жертвенным ножом в руке, которым он отрезает у каждого усопшего по пряди волос. Образ этот не лишен смысла, но становится вполне понятным, как увидим ниже, только в христианстве. Стоики видели цель философии в приобретении уменья умирать, нынешние философы, не имея добродетелей даже этих язычников, просто учат, что смерть есть переход души куда-то зачем-то (К. Краузе, Г. Т. Фехнер и другие).

Каково же учение Церкви об этом предмете? Смерть явилась в мир как наказание человеку за преслушание (Быт. 2, 17; 3, 19), а чрез Адама необходимо сде­лалась уделом всего рода человеческого (Рим. 5, 12; 1 Кор. 15,22).

Адам, говорит св. Василий Великий³, «стал вне рая, вне оной блаженной жизни, сделавшись злым не по необходи­мости, а по безрассудству. Поэтому он, как согрешил по причине худого произволения, так умер по причине греха. Оброцы бо греха смерть... (Рим. 6, 23.) В какой мере удалился от жизни, в такой приблизился к смерти; потому что Бог — жизнь, а лишение жизни — смерть. Поэтому Адам сам себе уготовал смерть чрез удаление от Бога, по написанно­му: Яко се, удаляющий себе от Тебе погибнут... (Пс. 72, 27.)

-256-

Так, не Бог сотворил смерть, но мы сами навлекли ее на се­бя лукавым соизволением».

«И стали мы люди все тленны и смертны, и нет ничего, что могло бы отстранить этот великий и страшный приго­вор, — описывает св. Симеон Новый Богослов⁴ то, что про­изошло вслед за преступлением Адама. — Надобно знать, что как человек имеет тело и душу, то смертей у него две: одна смерть души, другая — смерть тела; равно как и два бессмертия — душевное и телесное, хотя то и другое в од­ном человеке, ибо душа и тело один человек. Так, душою Адам умер тотчас, как только вкусил [запрещенного плода], а после, спустя 930 лет, умер и телом. Ибо как смерть тела есть отделение от него души, так смерть души есть отдале­ние от нее Святого Духа... По этой потом причине и весь род человеческий сделался таким, каким стал чрез падение пра­отец Адам, — смертным по душе и по телу».

Но с пришествием Христа дело изменилось. Чрез ис­полнение заповедей и приобщение таинствам церковным душа человека снова оживает, делается нетленной благода-тию Св. Духа еще в настоящей жизни. Но тело все-таки умирает, по приговору: ...земля ecu, и в землю отыдеши (Быт. 3, 19). В общее же воскресение, после Страшного Су­да, и тело будет нетленным.

Таким образом, «смерть не отменена и не оставлена без­действенной в настоящей жизни, а только попрана и быва­ет презираема»⁵, благочестивыми, разумеется, а не нечести­выми, которые из-за смрада страстей лишились Св. Духа и умерли душою. Последние же не попирают и не презирают смерть, но она сама их попирает, потому что является для них не переходом в вечную блаженную жизнь, а жесточай­шим концом, влекущим душу на дно адово.

Человеку не нужно никогда забывать важной вещи: смерть есть предел времени, назначенного для подвигов его в здешней жизни, и по смерти — нет ни покаяния, ни ис­правления (Лк. 16, 26; Гал. 6, 10; 2 Тим. 4, 7-8)⁶.

Если принять еще во внимание, что никто не знает, ког­да придет его смертный час, то понятно, что христианину ничего другого не остается — если он желает быть в буду­щем веке с Богом, ангелами и святыми, а не с диаволом, — как постоянно готовиться к смерти. ...Поминай последняя твоя, и во веки не согрешиши, — говорил еще древний му­дрец (Сир. 7, 39). Имея этот наказ в сердце, святые отцы

-257-

сами исполняли его и другим заповедали, чтобы эти слова Писания все, хотящие спастись, приняли к сведению, пото­му что без сего и приступить ко спасению невозможно. Ибо как человек принудит себя к доброделанию, если не все­лится в него постоянное помышление «о четырех послед­них — о смерти, о Втором Христовом пришествии, о муке вечной и о животе вечном»⁷.

Так как время своей смерти человеку неизвестно, а главное, так как смерть, как сказано выше, есть наказание за грехи, казнь, после которой человеку предлежит суд, и так как «суд этот будет единственный, окончательный и страшный, а еще более праведный, нежели страшный, или, лучше сказать, потому и страшный, что он праве­ден»⁸, то понятно, что даже святые страшились смерти. Авва Агафон, великий в древних святых, за три дня до смерти перестал беседовать с братиями и погрузился в глубокое размышление. Окружающие спросили: «Авва Агафон, где ты?» «Я предстою суду Христову», — отвечал он. «Неужели и ты боишься?» — сказали ему. «Я старался по силе моей сохранять заповеди Божий, но я человек; от­куда знаю, были ли угодны дела мои Богу?» Братия вновь допытывалась у великого подвижника: «Неужели ты не надеешься на свое жительство, которое было сообразно воле Божией?» — «Не могу надеяться, потому что иное суд Божий, а иное человеческий». Они хотели было его еще о чем-то спросить, но он сказал: «Окажите мне лю­бовь, теперь не говорите со мною, потому что я не свобо­ден». И он скончался с радостью. Очевидно, он увидал пришедших за его душою небожителей*.(*См.: Достопамятные сказания. С. 48. Об авве Агафоне, 29. Прим. составителя.)

Таковы предсмертные минуты духоносного мужа. Ниже я приведу для примера кончину преп. Сисоя Великого, уже в самый момент смерти, в присутствии ангелов, молившего о покаянии и трепетавшего за свою участь. Ради поучения и устрашения нас, имеющих окамененные сердца и души, легкомысленно относящихся к своему будущему страшно­му концу, Промысл Божий допускал иногда воочию ужас смерти, самого разлучения души с телом и препирательст­ва ее с подступившими бесами и у праведников, творивших еще при жизни знамения и чудеса. Вот такое-то истязание

-258-

и заставляет страшиться разумных. Но приведу самый пример.

Про кончину преп. Стефана, около 40 лет проведшего в суровейших подвигах, сподобившегося еще при жизни да­ра слез, постничества и кормившего, как нередко видели, леопарда из собственных рук, про кончину этого мужа св. Иоанн Лествичник⁹ рассказывает, что он за день до смерти пришел в исступление и с открытыми глазами озирался то на правую, то на левую сторону своей постели, и, как бы ис­тязуемый кем-либо, он вслух всех предстоявших говорил иногда так: «Да, действительно, это правда, но я постился за это столько-то лет», а иногда: «Нет, я не делал этого, вы лжете»; потом опять говорил: «Так, истинно так, но я пла­кал и служил братиям»; иногда же возражал: «Нет, вы кле­вещете на меня». На иное же отвечал: «Так, действительно так, и не знаю, что сказать на это, но у Бога есть милость...» «Поистине страшное и трепетное зрелище, — прибавляет св. Иоанн Леетвичник, — было это невидимое и немилости­вое истязание. И что всего ужаснее, его обвиняли и в том, чего он и не делал. Увы, безмолвник и отшельник говорил о некоторых из своих согрешений: "Не знаю, что и сказать на это", хотя он около сорока лет провел в монашестве и имел дарование слез... В продолжение сего истязания душа его разлучилась с телом. И неизвестно осталось, какое бы­ло решение и окончание сего суда и какой приговор после­довал?»

Но Бог, любящий истинных рабов Своих, исполняю­щих Его заповеди, в большинстве случаев наперед говорит им о кончине их, чтобы с одной стороны избавить их от страха неизвестности, с другой — обрадовать скорым из­бавлением от тяжелых трудов, скорбей, лишений, гонений, мучений. Святые в свою очередь предсказывали о времени своей кончины близким людям, иногда с точным обозначе­нием имеющих сопровождать ее обстоятельств.

Мне кажется, что это предузнание и назначение святыми наперед точного дня и часа своей смерти, которых, всякий должен сознаться, никто не знает и случайно даже не может описать верными чертами, является одним из лучших до­казательств в пользу существования Бога, Всемогущего и Всеведущего, и уделяющего частицу Своего всеведения праведникам, и распоряжающегося жизнью и смертью по Своему усмотрению. Святой, за несколько месяцев или

-259-

дней сообщающий о своей кончине в словах, иногда проти­воречащих всему окружающему, собирающий в час смерти вокруг себя духовных чад, и с порога потустороннего мира благословляющий их, и предсказывающий им в точности их будущую судьбу, что может быть удивительнее и досто­славнее, и что могут в противовес этому дать подобное из своей жизни нечестивцы и неверующие!

Но, сделавши одно отступление, я сделаю и другое — приведу примеры, иллюстрирующие высказанную мысль, чтобы не оказаться голословным и показать, что мои дово­ды являются убедительными не только для меня самого, но и для самых заскорузлых сердец и умов, почерпавших при этом уверенность в науке, — это особенно подходит к наше­му времени.

«Жидовин некий, именем Иосиф, живяше в Кесарии, той бе таков врач искусен, яко человека имущаго умрети познавше от жил прежде трех или пяти дней, и сказоваше ему час кончины его. Богоносный же отец наш Василий, провидя духом быти хотящее его обращение ко Христу, любяще его вельми, и часто к беседе своей призывающи его, учаше оставити еврейский закон и прияти святое кре­щение; но Иосиф отрицашеся, глаголющи: в нейже вере ро-дихся, в той хощу и умрети. Святый же рече ему: веру ими ми, яко ни аз, ниже ты умреши, донележе не родишися от воды и духа: кроме бо сея благодати, не мощно есть внити в Царствие Божие. Еда ли и отцы твои не крестишася во об-лаце и мори, и пиша от камене, иже бе проображением ду­ховного камене Христа, от Девы спасения ради нашего родившагося, Егоже отцы твои распяша, и погребен быв воскресе в третий день, и на небеса возшед седе одесную Отца, и оттуду приидет судити живым и мертвым? Многа же и ина полезная словеса сказоваше ему святый; но жидовин пребываше в неверствии своем. Егда же приспе время отшествия святаго к Богу, разболеся святый, и призва жидовина аки бы врачевския от него помощи требуя, и рече ему: что мнится ти о мне, Иосифе? Он же осязав жилы святаго, рече к домашним: уготовите вся, яже к погребению, яко умрет абие. Василий же рече к нему: не веси, что глаголеши. Рече же жидовин: веру ми ими, владыко, яко еще солнце днесь не зайдет, а ты умреши. Василий же глагола ему: аще пребуду до утра, до часа шестаго, то что сотвориши? Отвеща Иосиф: да умру. Святый же рече: ей, да умреши греху, да оживеши

-260-

Богу. Глагола ему евреин: вем, что глаголеши, владыко, се клянуся тебе, яко аще жив будеши до утра, то сотворю во­лю твою. Помолися же к Богу божественный отец Василий, да продолжит живот его до утра спасения ради евреинова, и получи просимое. Во утрие же посла призвати его, и не ят веры Иосиф слузе зовущему его, дабы Василий был жив, обаче иде видети хотя умершаго: увидев же его жива суща, бысть аки во изступлении. Таже падши на нозе святому, ис­тинным сердцем рече: велик Бог христианский, и несть инаго Бога разве Его, отрицаюся убо богоненавистнаго жи-довства, и приступаю ко истинней христианстей вере, пове­ли убо, святый отче, не отлагающи подати ми святое креще­ние, и всему дому моему. Глагола же ему святый Василий: аз сам крещу тя моими руками. Приступив же евреин, ося-за руку святаго десную, и рече: изнемогоша силы твоя, вла­дыко, и естество до конца ослабе, не можеши убо мя крес-тити сам. Отвеща Василий: имамы Создателя укрепляю-щаго нас, и восстав вниде в церковь, и пред всеми крести жидовина и весь дом его, нарече же того Иоанном; и прича­сти его Божественных Тайн, сам литургисав в той день, и поучив довольно новокрещеннаго о вечной жизни, и ко всем словесным своим овцам слово учительное сотворив, пребысть до часа девятаго. Таже последнее всем целование и прощение дав, благодарение воссылаше Богу за вся неиз-реченныя ему благодати, и еще благодарению сущу во ус-тех его, предаде душу свою в руце Божий, и приложися ко архиереом архиерей, и к проповедником великий гром сло­ва...» ю

Но в чем же состоит сама смерть? Кто эти «истязатели», о которых упоминалось выше в житии преп. Стефана и о которых говорит Сам Христос (Лк. 12, 20: απαιτουσιν)?

Из всех примеров святоотеческой или вообще церков­ной литературы¹¹ я приведу здесь наиболее подробное и обстоятельное описание последних минут жизни человече­ской и самого момента смерти из сказания блаж. Феодоры в житии преп. Василия Нового¹². Когда ученик последнего, Григорий, в видении просил блаженную старицу, уже про­шедшую мытарства (см. следующий параграф) и находив­шуюся в блаженных обителях, рассказать о своей кончине и об обстоятельствах, сопровождавших ее смерть, то она поведала ему следующее:

«Чадо Григорий! О страшной вещи вопросил ты меня, о

-261-

которой и вспомянуть ужасно. Когда настал час моей смер­ти, я увидела лица, которых никогда не видала, услышала глаголы, которых никогда не слыхала. Что скажу? Лютые и тяжкие бедствия, о которых я не имела понятия, встретили меня по причине дел моих; но молитвами и помощью общего отца нашего Василия я избавилась от них. Как расска­зать тебе ту телесную боль, тягость и тесноту, которым под­вергаются умирающие? Как бы кто, обнаженный, упавши на великий огонь, горел, истаявал, обращался в пепел: так разрушается человек смертною болезнью в горький час разлучения души с телом. Когда я приближалась к концу моей жизни, и наступило время моего преставления, тогда увидела я множество эфиопов, обступивших мой одр. Лица их были темны, как сажа и смола; глаза их — как каленые угли; видение так люто, как сама геенна огненная. Они начали возмущаться и шуметь. Одни ревели, как звери и ско­ты, другие лаяли, как псы, иные выли, как волки. Смотря на меня, они ярились, грозили, устремлялись на меня... между тем, как бы ожидая какого судию, долженствующе­го прийти, готовили хартии и развивали свитки, на кото­рых были написаны все мои злые дела. Убогая моя душа была объята великим страхом и трепетом. Не только томи­ла меня горесть смертная, но и грозный вид и ярость страш­ных эфиопов были для меня как бы другою лютейшею смертью. Я отвращала глаза мои во все стороны, чтобы не видеть страшных лиц их и не слышать голоса их, но не мог­ла избавиться от них, — они всюду шатались; помогающего мне не было. Когда я окончательно изнемогла, то увидела двух светоносных ангелов Божиих, в образе юношей невы­разимой красоты, идущих ко мне. Лица их сияли, взор был исполнен любви; волосы их были, как снег, белые с злато-видным отблеском; одежды их сверкали, как молнии; они были препоясаны златыми поясами... Приближаясь к одру моему, они стали на правой стороне его, тихо беседуя друг с другом....Черные эфиопы содрогнулись и отступили не­сколько далее. Один из светоносных юношей, с гневом об­ращаясь к темным, сказал: "О бесстыдные, проклятые, мрачные и злобные враги рода человеческого! Зачем всегда предваряете приходом к умирающим, и молвою вашей уст­рашаете и смущаете всякую душу, разлучающуюся с те­лом? Но не очень радуйтесь, потому что здесь не найдете ничего. Есть Божие милосердие к этой душе, и нет вам в

-262-

ней ни части, ни жребия". Когда ангел перестал говорить, эфиопы зашатались, подняли клич и молву — начали пока­зывать злые мои дела, содеянные от юности, и вопияли: "Ничего в ней не имеем? А эти чьи грехи? Не она ли сдела­ла то и то?" Так вопия, они стояли и ожидали смерти. И вот пришла смерть, рыкая, как лев, видом очень страшная, че­ловеческого подобия, но без тела, составленная из одних нагих человеческих костей¹³. Она принесла различные ору­дия к мучению: мечи, стрелы, копья, серпы, пилы, секиры и другие неведомые. Узревши это, смиренная моя душа вос­трепетала от страха. Святые ангелы сказали смерти: "Не медли, разреши эту душу от союзов плотских, скоро и тихо разреши ее: она не имеет много тяжести греховной". Смерть приступила ко мне, взяла малую секиру и отсекла мне сперва ноги, потом руки; после другими орудиями расслабила мне все члены, отделив их по суставам один от дру­гого. Я лишилась рук, ног; все мое тело омертвело, и я уже не могла двигаться. Потом отсекла мне голову — я не мог­ла приводить в движение головы моей, соделавшейся мне чужою. После этого она растворила в чаше какой-то состав и, приложив к устам моим, насильно напоила меня. Так горько было это питье, что душа моя не могла вынести его: содрогнулась и — выскочила из тела... Светоносные ангелы тотчас приняли ее на свои руки. Оглянувшись назад, я увидела лежащее мое тело бездушным, нечувственным и недвижимым. Как бы кто, совлекшись одежды и кинувши ее, стоял и смотрел на нее: так и я смотрела на тело мое и удивлялась. В то время как святые ангелы держали меня, демоны, бывшие в образе эфиопов, обступили нас, вопия: "Множество грехов имеет эта душа: пусть отвечает нам!" — и показывали грехи мои»¹⁴.

Далее идет повествование о том, как душа блаженной Феодоры в сопровождении своего ангела-хранителя и анге­ла-вестника смерти¹⁵, с одной стороны, и бесов — с другой, стала восходить по мытарствам.

С точки зрения чистого неверия смерть представляет такое нелепое и непонятное явление в жизни, равного ко­торому нет другого. Она есть прекращение сознания. По­следние минуты угасающего в болезни человека поэтому должны бы быть для мышления самыми трудными, непроизводительными. Так называемое «ясное, полное созна­ние» и «твердую память», чтобы быть последовательным,

-263-

конечно, надо понимать относительно. И полагая с матери­алистами, что мысль есть движение мозгового вещества, которое при конце жизни должно быть крайне истощено, необходимо заключать, что в предсмертные минуты ум не должен уже производить гениальные мысли, хотя б они принадлежали Шекспиру, Гете, Ньютону. Если же допус­тить, что мы имеем дело с сумасшедшим, слабоумным, полным идиотом, у которых как раз мозговые центры-то повреждены, то, безусловно, должно думать, что при смер­ти, они уже прямо становятся животными, без признаков малейшей разумности. Странно бы было, чтобы неумоли­мая, бездушная, действующая по непреложным законам природа, в самые последние минуты человека, минуты не выздоровления его, когда поднимаются и укрепляются все силы душевные и телесные, а в минуты смерти, всеобщего угасания организма, его гибели и разложения, вдруг не только бы восстановила сознание и мышление в прежнее состояние, здоровое, но и придала бы ему такую силу и вы­ражение, каких оно не имело раньше. Нельзя, конечно, признавая строгую эволюцию и хотя бы некоторую целесо­образность в природе ожидать, чтобы идиот перед смертью не только бы вдруг поумнел, но и получил способности, ко­торых в обычном состоянии не имеет иногда здоровый. Всем этим я хочу сказать, что все мои предыдущие слова.о просветлении и расширении сознания человеческого до границ прозорливости, о том, что предсмертные минуты, когда человеку открывается иногда уже горний мир преж­де, нежели он отошел в него, являются поэтому наиболее яркими и превосходными, хотя бы он был и без языка, должны для неверующих казаться невероятными. Их соб­ственное мнение на этот счет я сейчас постарался изло­жить. Однако наука, в которую одну только они веруют, говорит чудные и странные для нее вещи, твердо и ясно подтверждающие таинственное учение св. Церкви о смер­ти. Конечно, приводимые мною факты только упоминают­ся известными неверующими учеными, а не объясняются, потому что не сказать о них нельзя, раз они существуют, — это было бы уже шарлатанство; сказать же безбожнику не­чего: и не знает он ничего духовного, и не верит ему.

Вот эти факты.

«Мне лично приходилось наблюдать, — говорит изве­стный психиатр проф. П. Ковалевский¹⁶, — хронических

-264-

слабоумных, много лет пребывавших в этом состоянии, не помнивших ни отца, ни матери, ни детей, ни даже своего имени, которые за несколько минут (30-120) до смерти вполне ясно и отчетливо вспоминали о семье, о делах и ве­ли правильный и разумный разговор. Egger говорит, что более, чем 1/4 умирающих маниаков перед смертью воз­вращаются в сознание и разумность. Даже тупоумные и идиоты в момент смерти представляют просветление со­знания, в течение которого они проявляют необычные для них память и разумность...

Это явление изменения душевного состояния в пред­смертном состоянии [курсив автора] не составляет досто­яния исключительно душевнобольных, — оно бывает и у душевно здоровых с затяжным исходом и агонией...

Иногда происходят в памяти такие обострения, которые поражают окружающих. Так, Fere наблюдал больного, ко­торый, вследствие истощения находясь в предсмертном со­стоянии, заговорил на непонятном окружающим языке, — оказалось, что это он заговорил по-фламандски, причем в течение последних лет жизни он совершенно не помнил этого языка...

Этот момент прояснения сознания перед смертью у хронических душевнобольных имеет весьма важное судеб-но-психиатрическое значение, которое в иных случаях мо­жет давать повод к возникновению вопроса о гражданской правоспособности данного лица в момент смерти и исполнении его воли».

Зачем бы полному идиоту за несколько минут до совер­шенного «прекращения сознания», по мнению безбожни­ков, становиться вполне здоровым и умственно развитым человеком, и почему бы этому случаться так часто, и отку­да бы самые силы и способности взялись, которых не имелось и тогда, когда физически организм был силен и крепок, если бы предсмертные минуты не давались Богом человеку для последней подготовки к переходу в вечность и к Страшному Суду, где с него спросят отчет за проведен­ную жизнь. Милосердие Божие дает возможность в эти ми­нуты даже идиоту одуматься, привести в порядок свои мысли, оглядеть разумным взглядом всю свою прошедшую жизнь, найти в ней недочеты и грехи и воздохнуть к Богу со слезами предсмертного раскаяния за вольные и невольные ошибки и прегрешения.

-265-

А затем это просветление показывает, что безумие есть болезнь, устранить или продолжить которую силен один Бог, а не зависит исключительно от какого-нибудь «пигментно-жирового перерождения ганглиозных клеток» или «гиперемии мозговых оболочек». Придет время, и — все встанет на свое место и начнет исполнять свое назначение, хотя по естественным законам этого бы и не должно уже быть.

Представленная выше картина смерти дает понятие о таковой в отношении человека, до некоторой степени «среднего», — ни отчаянного грешника, ни великого правед­ника. Что же касается последних, то состояние предсмерт­ное и в момент смерти у них сильно разнится от указанного; и насколько славно отшествие из этого мира душ праведных, настолько страшно для грешника. Здесь сбывается слово пророка Давида: Смерть грешника люта... (Пс. 33, 22.)

Приведу в качестве примера блаженной кончины смерть преп. аввы Сисоя Великого.

Когда он стал умирать и сидели вокруг него отцы и бра­тия, просияло лицо его, как солнце, и говорит он им: «Вот авва Антоний пришел». И опять просияло лицо его еще более, и сказал: «Вот лик апостолов пришел». И удвоился свет лица его, и вот он как бы говорит с кем. Сказали же ему старцы: «С кем разговариваешь, отче?» И сказал: «Вот ангелы пришли взять меня, и прошу, чтобы позволили мне покаяться немного». Говорят ему старцы: «Не имеешь ты нужды каяться, отче». Сказал же им: «Поистине, не знаю о себе, полагал ли я начало». И узнали все, что он уже со­вершен. И опять вдруг сделалось лицо его, как солнце, и ужаснулись все. И он говорит им: «Вот Господь пришел и говорит: несите ко Мне сосуд избранный пустыни». И тот­час предал дух. И сделался как молния, и наполнилось все место благоуханием¹⁷.

Таких и подобных ему случаев в житиях святых расска­зывается немало, и они стоят совершенно независимо от места, эпохи, национальности этих святых, потому что, по апостолу, Иисус Христос вчера и сегодня и во веки Тот же¹⁸ (Евр. 13, 8).

То, что я говорил выше о представлении смерти как о «нелепом явлении», при котором на тело человеческое смо­трят как на простую падаль¹⁹ (а св. Церковь, наоборот, тело всякого умершего, даже грешника, именует «мощами»!)²⁰,

-266-

относится только к «культурным» людям, дошедшим до крайней степени извращения своей богоподобной природы и опустившимся до скотоподобного состояния. Но челове­чество на всех ступенях и во всех возрастах своей жизни носило в себе уверенность, что добрая смерть есть законный удел людей, что умереть даже по внешности «честно», «славно», «красиво» — а если бы можно, то так, как умира­ли святые, — необходимо человеку как таковому. Отсюда придание человеку по смерти благообразного выражения (закрытие глаз, рта), впрыскивание средств, препятствую­щих гниению, замораживание, бальзамирование — для того, чтобы уничтожить предательские и зловещие признаки «недостоинства» человеческого: тления, гниения, разложе­ния. Отсюда желание сделать саму обстановку смерти «кра­сивой». Если люди мира сего лишены благодатного дара чувствовать себя в последние минуты сильными, распрост­ранять вокруг себя отблески небесного света и благоухание райских садов, то их, пусть прибитый, но все же богоподоб­ный дух не может примириться со своим унижением, и хо­чет, по крайней мере для стороннего взгляда, показать себя красивым, блестящим, и создает поддельную обстановку величественной смерти. Но и этого он иногда не в силах достигнуть, а если что и делает, то получается жалко, уродливо, по-шутовски.

Так, Тацит²¹ передает, что мать знаменитой своим чудо­вищным распутством Мессалины, находившаяся при ней в последние минуты жизни, советовала ей, чтобы она хоть «красивой смертью» несколько загладила свои преступле­ния (т. е. советовала ей «красиво» покончить жизнь само­убийством), потому что, кроме этой «красивой смерти ей ничего больше не остается — neque aliud, quam morti decus». Но, прибавляет Тацит, «дух, растленный похотями, не мог предпринять ничего достойного похвалы» («Sed a nimo per libidines corrupto nihil honestum inerat»).

Еще вспоминается мне случай, о котором я где-то ког­да-то читал в периодической печати. Речь идет о молодом человеке и девушке, решивших умереть вместе «краси­вой» смертью. Конечно, легко догадаться, что дело имело романическую подкладку: невозможность удовлетворить, «по не зависящим от них обстоятельствам», свою страсть и сочетаться для прикрытия ее браком. Я изложу конец их истории в двух словах: они заказали «свадебный» ужин, уб-

-267-

рали стол и ложе цветами и в подвенечных костюме и платье окончили жизнь самоубийством. Получилась бутафорная инсценировка, возбуждающая омерзение, жалость, ужас, но никак не являющаяся делом «honestum», достойным похва­лы — хотя бы в понимании язычника Тацита.

Перейдем теперь к лютой смерти грешников.

Я не буду много приводить примеров из церковной ис­тории; скажу только, что обычно смерть застигает греш­ников тогда, когда о ней они совершенно не думают, очень часто в момент самого совершения ими греха, и нередко сопровождается тяжелыми и страшными мучениями.

Так, в Четьях-Минеях, под 6 октября, рассказывается, что некий нечестивый язычник, военачальник Асклипиот, однажды во время пира и мерзостных наслаждений упал на пол и, корчась в жестоких мучениях, вопил: «Горе мне! Где боги языческие, которым я поклонялся? Где Зевс? Где Меркурий?.. Горе мне, ибо не существуют они и не помогут мне... А я ныне отхожу на страшный суд единого истинного Бога, служителей Которого я гнал». Затем он начал рвать зубами свое тело, жевать язык и в таких жестоких муках испустил дух.

О многих исторических лицах можно сказать, что если они и не умирали таким же жалким образом, то все же смерть их заставала врасплох (как далеко это от почти все­гдашнего предузнания праведниками своей кончины!) и при обстоятельствах, с точки зрения строгого христианина, позорных и необычных.

1. Так, известный художник Ге, друг Л. Толстого, пропа­гандировавший в своих картинах современное антихристи­анское направление, выступающее в пользу естественных наук против всего сверхъестественного²², умер... но лучше, вместо меня, об этом расскажет сама отечественная печать.

«Реалист — отрицавший в искусстве всякую приподня­тость и мелодраматичность, — он умер при таком мелодра­матическом нагромождении странных случайностей, какое может подтасовать только действительная жизнь, но на изображение которого не решится ни один художник», — наивно сознается биограф.

«В двенадцатом часу ночи (на 2 июня 1894 года), в дождь и грозу, он подъехал на подводе к своему хутору, от­стоявшему всего на пять верст от станции железной доро-

-268-

ги. Он вез из Нежина приобретенные им там корабельные часы, с глухим башенным боем. Часы были заведены и шли, в силу своей конструкции, несмотря на тряскую доро­гу. Подъехав, он стал стучать в окно, разбудил сына, велел расплатиться с возницей и пошел к себе в комнату. Там он поставил часы на стол и стал любоваться своим приобрете­нием. Но вдруг он почувствовал себя дурно, так что без по­мощи сына не смог добраться до постели. Он стал задыхать­ся, застонал, начал жаловаться, что ему мало воздуха. Сын распахнул окно, и из сада ворвались дождь и мгла сырой ночи. Страдания умирающего вырвали из его груди ужасный крик. На этот крик кинулась к окну огромная дворовая со­бака и, поняв, что ее хозяин в агонии, подняла удручающий вой на весь дом. Сын художника, не желая бежать кругом дома и звать на помощь, сорвал с запоров заколоченную дверь, которая вела прямо на лестницу; приставленные к дверям цинковые или железные листы с грохотом обруши­лись по ступеням и перебудили весь дом. Все сбежались. Крики Ге стихли, а собака все выла, гром прокатывался по небу, и ветер с дождем врывался в комнату. И вдруг в это время на столе забили полночь корабельные часы длинным погребальным звоном, который гудел, казалось, бесконеч­но и под звуки которого и угасла жизнь художника...»²³

2. Ужасный конец поэта Фета должен заставить трепе­тать самих безбожников, должен заставить их поверить в потусторонний мир и его обитателей. Выписываю данные из статьи писателя Бориса Садовского, специалиста по жизни и творчеству этого поэта.

Осенью 1892 г. Фет переехал из деревни в Москву и здесь заболел. «Слабость, между тем, усилилась до такой степени, что врач заметил однажды Марье Петровне (жене. — Еп. Варнава) о необходимости причастить больного. Марья Петровна ответила, что Афанасий Афанасьевич не признает никаких обрядов и что грех этот (остаться без причастия) она берет на себя*.(*Фет был убежденным атеистом. Когда он беседовал о религии с верующим Полонским, то порой доводил последнего, по свидетельству его семьи, до слез. — Прим. Б. Садовского.)

Утром 21 ноября больной, как всегда бывший на ногах, неожиданно пожелал шампанского. На возражение жены,

-269-

что доктор этого не позволит, Фет настоял, чтобы Марья Петровна немедленно съездила к доктору за разрешением. Пока торопились с лошадьми, он не раз спрашивал: скоро ли? и сказал уезжавшей Марье Петровне: "Ну, отправляй­ся же, мамочка, да возвращайся скорее". Когда Марья Пет­ровна уехала, Фет сказал секретарше: "Пойдемте, я вам продиктую". — "Письмо?" — спросила она. — "Нет", и тогда с его слов г-жа Ф. написала сверху листа: "Не понимаю со­знательного преумножения неизбежных страданий*. Добро­вольно иду к неизбежному". Под этими строками он подпи­сался собственноручно: "21 ноября. Фет (Шеншин)"**. (Вот он, гордый вопрос о смысле страданий. А что Господь терпел, и святые за Ним? — Еп. Варнава. Мы видели эту записку на листе обыкновенной беловатой бумаги невысокого качества. Почерк самого Фета ясен и оп­ределенно-тверд; ничто не указывает, что писал это умирав­ший. — Прим. Садовского.

Садовской путается здесь. Дальше в примечании он говорит, что Фетом овладело умоисступление — как будто это изви­нительнее, — и заканчивает: умер в полном сознании (?!). Я понимаю «умоисступление» в святоотеческом смысле, как состояние отчаявшегося сознательного грешника. — Прим, еп. Варнавы.)

На столе лежал стальной разрезальный ножик, в виде стилета. Фет взял его, но встревоженная г-жа Ф. начала но­жик вырывать, причем поранила себе руку. Тогда больной пустился быстро бежать по комнатам, преследуемый г-жой Ф. Последняя изо всех сил звонила, призывая на помощь, но никто не шел. В столовой, подбежав к шифоньерке, где лежали столовые ножи, Фет пытался тщетно открыть двер­цу, потом, часто задышав, упал на стул со словом: «Черт!» Тут глаза его широко раскрылись, будто увидав что-то страшное; правая рука двинулась приподняться, как бы для крестного знамения, и тотчас же опустилась. Он умер в полном сознании»²⁴.

3. Про итальянского поэта Аретино, которого за талант кощунственно называли «божественным», но о порногра­фическом содержании стихов и драматических произведе­ний которого говорят уже самые заглавия их, как, например, «Бродячая девка» (в подлиннике прямо названа: «Puttana

-270-

errante»), «Сладострастные сонеты» («Sonetti lussuori»), рассказывают, что он так расхохотался над скабрезным и по­хабным анекдотом, до коих был большой охотник, что упал со стула и тут же умер²⁵.

4. Примечательна также смерть безбожника и похабника (ср. его «Les bijoux indiscrets»), знаменитого французского энциклопедиста Дидро. «Он сидел, опершись на локоть, съев за две минуты перед этим абрикосу. На предостереже­ние жены он отвечал [помянув выразительно «черного» — что я оставлю без перевода]: "Mais que diable de mal veux-tu que cela me fasse?" Через несколько времени жена снова заговорила с ним, но он уже не отвечал». Пошел в преис­поднюю за «черным»²⁶.

5. Еще два слова об одном кощуннике и нечестивце. Ла-Метри, тоже, как и первый, «идеолог» «Великой» французской революции, умер от обжорства, «съевши у французского посланника, милорда Тирконеля, целый пи­рог, начиненный трюфелями...» А сообщает про это не кто иной, как Вольтер, в своих «Мемуарах»²⁷.

6. Поучительна для христианина и смерть императора Петра I: Господь для очищения всех известных его грехов послал ему «нестерпимую каменную болезнь», в которой он при «двенадцатидневном страдании неумолчно кричал, и тот крик далеко слышен был», как говорит современник, «и потом скончался...»²⁸

Не будем обобщать и оправдывать свои страсти, если услышим и то, что болезнь и смерть, постигающая кого-ли­бо, не соответствует степени греховности или праведности того человека. Бывает даже наоборот — праведник умирает иногда мучительною смертью, а грешник безболезненно. «Пути и суды Божий для нас непостижимы: пред ними на­добно только благоговеть, а постигнуть их нельзя. Св. Афа­насий Великий говорит: "Многие праведники умирают злою смертью, а грешники безболезненною, тихою". В до­казательство этого он рассказывает следующий случай. Один монах-отшельник, славный чудотворениями, жил со своим учеником в пустыне. Однажды случилось ученику пойти в город, в котором был начальник злой, не боявший­ся Бога, и увидел он, что этого начальника погребают с большой честию и множество народа сопровождает его

-271-

гроб. Возвратившись в пустыню, ученик нашел своего свя­того старца растерзанным гиеною и стал горько плакать о старце и молиться Богу, говоря: "Господи, как славно по­мер тот злой властитель, а этот святой, духовный старец за что подвергся такой горькой смерти, будучи растерзан зве­рем?" Когда он плакал и молился, явился ему ангел Госпо­день и говорит: "Что плачешь о своем старце? Тот злой вла­ститель имел одно доброе дело, за которое в награду он и удостоился такого славного погребения, а по переходе в другую жизнь ему уже больше нечего ожидать, кроме осуж­дения за худую жизнь. А твой наставник, честный старец, во всем угодил Богу, и, будучи украшен всякою добротою, он, однако ж, как человек, имел один малый грех, который такою смертью очищен, прощен, и отошел старец к вечной жизни совершенно чистым" (Пролог, 21 июля).

Однажды некоторый человек упал в реку и утонул. Одни говорили, что за грехи свои погиб, а другие, что такая смерть случайно последовала. Блаж. Александр спросил об этом ве­ликого Евсевия. Евсевий ответил: ни те и ни другие не уз­нали истины. Если бы всякий получал по делам своим, то весь мир погиб бы. Но диавол не есть сердцеведец. Усмотрев человека, приближающегося к смерти, он расставляет ему сети искушений, чтобы подвергнуть его смерти: возбуждает его на ссору или на другое худое дело, великое или малое. По козням его, иногда от малого удара или от другой маловаж­ной причины человек умирает; или влагает мысль перейти реку во время половодья или в другую напасть старается ввести его без всякой нужды. Случается, что иных бьют без милости, почти до смерти, или оружием ранят, и они умира­ют; а иногда и от легкого удара умирают. Если кто в жесто­кий холод зимою отправится в дальний путь с явною опас­ностью замерзнуть, то сам будет виновником своей смерти. Если же отправится в хорошую погоду, на дороге вдруг за­стигнет его непогода, от которой некуда укрыться, и он по­гибнет, то такой умирает мученическою смертью. Или: если кто, надеясь на свою силу и ловкость, хочет переправиться чрез быструю и бурную реку и утонет, по своей воле под­вергся смерти (и будет осужден как самоубийца). Если же кто, видя, что река такая не опасна, другие переходят благо­получно, по следам их и сам пойдет, и в это время диавол за-пнет ему ноги, или иначе как споткнется и утонет, то такой умрет мученическою смертию (Пролог, 23 марта).

-272-

Когда грешники умирают лютою смертию, то за мучени­ческую кончину получают прощение грехов или облегчение мучений в будущем. А когда праведники подвергаются не­чаянной, мученической смерти, то за это им увеличивается награда в будущей жизни.

Св. Афанасий Великий говорит: многие праведные жизнь свою проводят в продолжительных, жестоких бо­лезнях, а грешные иногда умирают мирно и скоро, без страданий. Св. Григорий говорит: часто благочестивые подвергаются большим скорбям и томлению и прежде, и во время смерти: потому что имеют некие малые грехи, чтобы очиститься от них. Ибо нет праведника, который бы не имел какого-нибудь греха; и нет грешника, который бы не имел чего-нибудь доброго, за что в награду он и удоста­ивается мирной кончины. Но, получив здесь всю награду, в будущей жизни тем строже будет осужден за худые дела (Пролог, 30 апреля).

В одном солунском монастыре некая девственница, под­вергшись искушению от диавола, не стерпела, ушла в мир и жила распутно несколько лет. Потом, образумившись, она решила исправиться и возвратиться в прежний монастырь на покаяние. Но едва только дошла до ворот монастыря, упала и умерла. Одному епископу Бог открыл о смерти ее, и тот видел, как святые ангелы пришли, взяли душу ее, а бесы вслед них шли и спорили с ними. Святые ангелы го­ворили, что она столько-то лет служила нам, душа ее наша. А бесы говорили, что она и в монастырь-то вступила с ле­ностью, как же вы говорите, что она покаялась? Ангелы от­вечали: Бог видел, что она всеми мыслями и сердцем приклонилась к доброму, потому и принял покаяние ее. Покаяние зависело от ее доброй воли, а жизнью Бог владе­ет. Бесы с посрамлением удалились (Пролог, 14 июля).

Преп. Афанасий Афонский прославился благочестием, святостью и чудотворениями; но Бог, по непостижимым для нас судьбам, назначил ему несчастную, по-видимому, смерть и заранее открыл ему, что он с пятью учениками своими будет задавлен сводом церковного здания. Святой Афанасий намеками говорил об этом и в последнем по­учении братии, как бы прощаясь с ними, и, после поучения, поднявшись с пятью избранными учениками на верх постройки, тотчас был задавлен обрушившимся зданием (Четьи-Минеи, 5 июля).

-273-

Св. Златоуст говорит: "Если увидишь, что праведник терпит злую кончину, не упадай духом: ибо несчастия уго­товляют ему светлый венец. Бог наказывает некоторых на земле, чтобы облегчить им тамошнее наказание, или совсем освободить их от оного, когда видишь, что некоторые или при кораблекрушении погибли, или задавлены домом, или потонули в реке, или другим насильственным образом окончили жизнь, между тем, как иные, подобно им или еще хуже, грешат, однако остаются невредимыми, не смущайся и не говори: отчего эти согрешающие одинаково не постра­дали одинаково? Бог попускает одному быть убитым, об­легчая тамошнее наказание ему, или пресекает феховность его, чтобы, продолжая жизнь нечестивую, не собирал для себя большее осуждение. А другому не попускает такой смерти, чтобы, наученный казнию первого, он сделался благонравнее. Если же вразумляемые не исправляются, ви­новен не Бог, а беспечность их" (Беседа 2 о Лазаре)»²⁹.

В заключение упомяну еще об одном чуде божествен­ном, говорящем, что даже такое явление, как смерть, от ко­ей никто не может защититься, находится в руках Господа, которую Он, когда хочет, посылает и, когда хочет, отстраня­ет, по Его же слову: Аз убию и жити сотворю; поражу и Аз исцелю, и несть иже измет от руку Моею... (Втор. 32, 39.) Речь идет о возможности смерти одного лица за другое с тем, чтобы последнее, выздоровев от смертельной болезни, еще продолжало жить столько времени, сколько положено было в Совете Божием прожить первому³⁰.

§ 2. Страшный суд и открытие Царства славы*.

(*Далее следует текст, составленный из Мф. 24,29-31; 25,31 -46; Откр. 21,1-4, 9-11,19,21-27; 22,1-6, 8,10-16.)

И вдруг, после скорби дней тех¹, солнце померкнет, и луна не даст света своего², и звезды спадут с неба, и силы небесные по-колеблются³. Тогда явится знамение Сына Человеческого на небе; и тогда восплачутся все племена земные, и увидят Сына Чело­веческого, грядущего на облаках небесных с силою и славою великою. И пошлет Анге­лов Своих с трубою громогласною; и соберут избранных Его от черных ветров, от края небес до края их.

-274-

Когда же приидет Сын Человеческий во славе Своей и все святые Ангелы с Ним: тогда сядет на престоле славы Своей; и соберутся пред Ним все народы; и отделит одних от других, как пастырь отделяет овец от козлов; и поставит овец по правую Свою сторону, а козлов по левую.

Тогда скажет Царь тем, которые по правую сторону Его:

— Приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира. Ибо алкал Я, и вы дали Мне есть; жаждал, и вы напоили Меня; был стран­ником, и вы приняли Меня; был наг, и вы одели Меня; был болен, и вы посетили Меня; в темнице был, и вы пришли ко Мне.

Тогда праведники скажут Ему в ответ:

— Господи! Когда мы видели Тебя алчущим, и накорми­ли? или жаждущим, и напоили? Когда мы видели Тебя странником, и приняли? или нагим, и одели? Когда мы ви­дели Тебя больным, или в темнице, и пришли к Тебе?

И Царь скажет им в ответ:

— Истинно говорю вам: так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне.

Тогда скажет и тем, которые по левую сторону:

— Идите от Меня, проклятые, в огонь вечный, уготован­ный диаволу и ангелам его. Ибо алкал Я, и вы не дали Мне есть; жаждал, и вы не напоили Меня; был странником, и не приняли Меня; был наг, и не одели Меня; болен и в темни­це, и не посетили Меня.

Тогда и они скажут Ему в ответ:

— Господи! Когда мы видели Тебя алчущим, или жаж­дущим, или странником, или нагим, или больным, или в темнице, и не послужили Тебе?

Тогда скажет им в ответ:

— Истинно говорю вам: так как вы не сделали этого од­ному из сих меньших, то не сделали Мне.

И пойдут они в муку вечную, а праведники в жизнь вечную.

И увидел я новое небо и новую землю, ибо прежнее не­бо и прежняя земля миновали, и моря уже нет. И я, Иоанн, увидел святой город Иерусалим, новый, сходящий от Бога с неба, приготовленный как невеста, украшенная для мужа своего. И услышал я громкий голос с неба, говорящий: се, скиния Бога с человеками, и Он будет обитать с ними; они

-275-

будут Его народом, и Сам Бог с ними будет Богом их. И от­рет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет, ибо прежнее прошло.

...И пришел ко мне один из семи Ангелов, у которых бы­ло семь чаш, наполненных семью последними язвами, и сказал мне:

— Пойди, я покажу тебе жену, невесту Агнца.

И вознес меня в духе на великую и высокую гору, и по­казал мне великий город, святой Иерусалим, который нисходил с неба от Бога.

Он имеет славу Божию. Светило его подобно драгоцен­нейшему камню, как бы камню яспису кристалловидному... Основания стены города украшены всякими драгоценны­ми камнями... А двенадцать ворот — двенадцать жемчужин: каждые ворота были из одной жемчужины. Улицы города — чистое золото, как прозрачное стекло. Храма же я не видел в нем; ибо Господь Бог Вседержитель — храм его, и Агнец.

И город не имеет нужды ни в солнце, ни в луне для ос­вещения своего; ибо слава Божия осветила его, и све­тильник его — Агнец. Спасенные народы будут ходить во свете его, и цари земные принесут в него славу и честь свою. Ворота его не будут запираться днем; а ночи там не будет. И принесут в него славу и честь народов; и не вой­дет в него ничто нечистое и никто преданный мерзости и лжи, а только те, которые написаны у Агнца в книге жизни.

И показал мне чистую реку воды жизни, светлую, как кристалл, исходящую от престола Бога и Агнца. Среди улиц его, и по ту и по другую сторону реки, древо жизни, двенадцать раз приносящее плоды, дающее на каждый ме­сяц плод свой; и листья дерева — для исцеления народов. И ничего уже не будет проклятого; но престол Бога и Агнца будет в нем, и рабы Его будут служить Ему. И узрят лице Его, и имя Его будет на челах их. И ночи не будет там, и не будут иметь нужды ни в светильнике, ни в свете солнечном, ибо Господь Бог освещает их; и будут царствовать во веки веков.

И сказал мне:

— Сии слова верны и истинны... Я, Иоанн, видел и слышал сие... И сказал мне:

—...Се, гряду скоро, и возмездие Мое со Мною, чтобы

-276-

воздать каждому по делам его. Я есмь Альфа и Омега, нача­ло и конец, Первый и Последний. Блаженны те, которые соблюдают заповеди Его, чтобы иметь им право на древо жизни и войти в город воротами. А вне — псы и чародеи, и любодеи, и убийцы, и идолослужители, и всякий любящий и делающий неправду.

Я, Иисус, послал Ангела Моего засвидетельствовать вам сие в церквах.

Ей, гряду скоро! Аминь.

Дата добавления: 2014-10-15