Степанович

Гумилев (1886— 1921).

Гумилев прожил очень яркую, но короткую, насильственно прерванную Жизнь. Обвиненный в антисоветском за­говоре, он был расстрелян. Погиб в твор­ческом расцвете всеми признанный Поэт. *1 только в 1987 г. стало возможным от­крыто сказать о его невиновности.

Детство и юность. Будущий поэт Родился в семье кронштадтского кора­бельного врача. Учился в Царскосельскойгимназии. В 1900—1903 гг. жил в Грузии, куда был послан отец.

Здесь в «Тифлисском листке» (1902) опубликовал свое первое стихотворение. По возвращении семьи продолжал обучение, за­кончив гимназию в 1906 г. А 1905 г. стал годом издания первого сборника стихов Гумилева — «Путь конквистадоров».

Для изучения французской литературы юноша поехал во Францию, но очень скоро покинул Сорбонну, направившись, не­смотря на запрет отца, в Африку. За первым посещением этой страны (1907) последовало в период 1908—1913 гг. еще три, по­следнее — в составе организованной Гумилевым этнографиче­ской экспедиции (привез много материалов для музея). Цель всех поездок была, однако, чисто творческого характера — «в новой обстановке найти новые слова» (письмо В. Брюсову).

В первую мировую войну Гумилев добровольцем ушел на фронт, участвовал в самых ответственных операциях, за муже­ство был награжден двумя Георгиевскими крестами. В мае 1917 г. уехал по собственному желанию на Салоникскую (Гре­ция) операцию Антанты. На родину вернулся в холодный и го­лодный 1918 г. и сразу включился в напряженную работу: препо­давательскую, переводческую, редакторскую.

Испытания, нередко смертельно опасные, Гумилев всюду находил себе сам, что не мешало, а, видимо, помогало расцве­ту его удивительного таланта. После его первой книги после­довали одна за другой новые: 1908 г. — «Романтические цве­ты»; 1910 г.— «Жемчуга»; 1912 г.— «Чужое небо»; 1916 г.— «Колчан»; 1918 г.— «Костер», «Фарфоровый павильон»; 1921 г.— «Шатер», «Огненный столп». Писал он прозу, драмы, вел лето­пись поэзии, отзывался на явления искусства других стран. Ру­ководил «Цехом поэтов», акмеистической группой.

Ранняя лирика. Редко многообразная деятельность имела единый «нерв». В статье о «Второй книге отражений» Анненско-го поэт сказал о человеке, который «верит в свое право найти Землю, где можно было бы жить». Такую «Землю» духовного бытия нашел для себя Гумилев.

В своем художественном воображении он свободно «пере­мещался» в пространстве и времени: Китай, Индия, вольные просторы океана; античный мир, рыцарская эпоха, век геог­рафических открытий... Рядом с лирическим героем, «морепла­вателем и стрелком», в поэзии Гумилева появилась героиня — Муза Дальних Странствий. Страстный мечтатель, он со­вершал «путешествия» и в небывалые «земли» — грез, фан­тазии.

С ранних стихов Гумилев утвердил исключительность своей мечты, спасающей от скуки обыденного существования. В «Ро­мантических цветах» была развита тема «битвы» за небывалую красоту. На этом пути лирический герой смело зовет «смерть любую»:

Я с нею буду биться до конца, И, может быть, рукою мертвеца Я лилию добуду голубую.

Поклонение «сокровищам немыслимых фантазий» своеобраз­но проявилось в двух стихотворениях (ранее лирической дило­гии): «Жираф», «Озеро Чад».

«Озеро Чад» — это рассказ жены «могучего вождя», «дочери властительного Чада», обольстительной жрицы, о своей цвету­щей жизни на родной, прекрасной земле и угасании на Севере, в Марселе. Образ женщины — одухотворенный символ красоты, душевного здоровья, веры в силу любви. Унижения несчастной во Франции исполнены многозначного смысла. Это обличение и преступлений европейцев против африканских народов, и мо­ральной деградации жителей большого, равнодушного к чело­веку города, а главное — мучительная мысль о трагической об­реченности естественной гармонии (Чада) под напором греховных побуждений чуждых ей завоевателей. Развенчан их мнимый культ поклонения красоте, страстному чувству. Продуманно избрана форма исповеди обманутой дочери Чада. В своей искренности, не зная ограничений, она обнаруживает предельные унижения женщины в безнравственной, жаждущей наслаждений толпе. В стихотворении «Жираф» иная психологическая ситуация. Грустную, тоскующую возлюбленную лирический герой стремит­ся успокоить «веселыми сказками таинственных стран». Экзоти­ка здесь воспринимается спасением от скуки городов. Вместе с тем в «Жирафе» своеобразно выражена авторская мечта. Она тесно связана с «цветными парусами корабля», «радостным птичьим полетом». Возникает нечто экзотично-прекрасное, по­движное, преодолевающее скудное земное существование, его от­рыв от небесной высоты. Таков и есть идеал Гумилева.

«Жемчуга»: поиск страны грез. Дальнейшим развитием ро­мантической мечты отмечен сборник стихов «Жемчуга» (1910). В нем акцент поставлен на трудном поиске ценностей, таящихся вдали от человеческих глаз. Название сборника исходит от недо­стижимой страны грез: «Куда не ступала людская нога,/ Где в солнечных рощах живут великаны / И светят в прозрачной воде жемчуга». Вот почему усилен мотив тягостных испытаний.

В стихотворении «Старый конквистадор» оттенены именно трагические лишения героя. Для того чтобы прославить несгиба­емую волю, незапятнанную честь:

Как всегда, он дерзок и спокоен, И не энаЛ ни ужаса, ни злости.

Волнующее «чувство пути» (Блок) владеет Гумилевым. Цель преследуется высокая — воспеть неостановимое стремление к идеалу — «неотцветшему саду»: Лучше слепое Ничто, Чем золотое Вчера!

(«В пути»)

Не случайно «Жемчуга» начинаются «Волшебной скрипкой», где дар музыки раскрыт как чудо творчества и как трагедия испы­таний, приводящих к «славной» и «страшной» смерти скрипача.

Гумилев черпал элементы романтической образности в бес­численных источниках; Библии, литературе разных эпох, мифо­логии, впитывая древнюю мудрость во имя прославления без­оглядного движения своей души к Совершенству. Пожалуй, самое властное влияние на поэта оказывали реальные герои про­шлого — путешественники. Немудрено, что поэзия была овеяна романтикой кораблей, парусов, морей.

В небольшом четырехчастном цикле «Капитаны» (сб. «Жем­чуга») автор проникает в душевные дерзания своих кумиров, его интересуют прежде всего их личности. Каждое из стихотворений отмечено особым подходом к заветной теме.

Сначала щедро выражено поклонение «быстрокрылым» ко­раблям и, главное, тем, кто их ведет «меж базальтовых скал и жемчужных». Здесь много образных находок, помогающих по­нять поведение капитанов на судне. Но все подчинено освеще­нию мужественных характеров:

Ни один пред грозой не трепещет, Ни один не свернет паруса.

Отсюда — необходимость суровой власти над командой: «Или бунт на борту обнаружив, / Из-за пояса рвет пистолет...» Бунт на корабле для Гумилева — одно из трагических испыта­ний в плавании. Строгая, чеканная интонация стихов выражает торжественное настроение, вызванное героями, вступившими на «дерзостный путь».

Почти каждое четверостишие второй части цикла закончено восклицанием, потому что появляются реальные капитаны: Гон-зальво и Кук, Лаперуз и да Гама, Колумб, вплоть до «могучего Улисса» — и разнообразные переживания охватывают поэта:

Как странно, как сладко входить в ваши грезы,

Заветные ваши шептать имена.

И вдруг догадаться, какие наркозы

Когда-то рождала для вас глубина!

Великие имена пробуждают мысль о «всех, кто дерзает, кто хо­чет, кто ищет», т. е. прямую связь с творческими влечениями ав­тора. Он лелеет надежду, что есть еще «страны, куда не ступала людская нога.,.». Но мучительна реакция на это предположение: «Как будто наш мир не открыт до конца!» Динамика развития чувств стремительна: от восхищения до горького разочарования.

Ответом на сомнения становится стихотворение совершенно иного колорита, по-своему выражающее идеал движения вперед. Легкою рукой мастера написана чисто бытовая картина легко­мысленных развлечений матросов на берегу. Приказ командира корабля действует на них магически, пресекая «зов дурмана». Ясно проступает своеобразная параллель с волей любого челове­ка, обретшего себя на самоиспепеляющий поиск. Даже тех обла­стей, которые:

Для высшей силы, высшей доблести Они навек недостижимы.

Поэтические открытия сборника «Огненный столп». После «Жемчугов» с 1912 по 1921 г. вышли в свет еще шесть сборников лирики. Каждый из них — яркое, глубокое открытие утонченных сфер духовной жизни, творчества в том числе. Развитием этих мотивов насыщена посмертная книга Н. Гумилева «Огненный столп», последняя, подготовленная им самим к изданию незадол­го до трагической гибели.

Почти каждое произведение «Огненного столпа» воспринима­ется «жемчужиной», своим.словом художник творил это долго искомое им сокровище.

Открывается «Огненный столп» стихотворением «Память». Первая строфа звучит грустным и глубоким обобщением:

Только змеи сбрасьтвают кожи, Чтоб душа старела и росла. Мы, увы, со змеями не схожи, Мы меняем души, не тела.

Начальные строки частично повторяются в конце (как бы опоясывая произведение), но уже с новым, горьким оттенком — краткости человеческого существования.

Заключенные в это «обрамление» 13 четверостиший охваты­вают этапы жизни автора, смысл творчества художника, сущ­ность общечеловеческой памяти и мечты о счастье. Образная мыслеемкость стихотворения удивительна. Для исповеди поэта найдены столь точные и выразительные определения, жоторые сразу становятся афоризмами. Скажем, ироническая оценка юности и молодости: «колдовской ребенок», словом «останавли­вающий дождь», «коврик под ногами его — мир». За четко обо­значенным фактом всегда ощущается некая внутренняя «ем­кость». Награждение воина крестами — это одновременно и его свыше вдохновленное душевное прозрение: «святой Георгий тро­нул дважды пулею нетронутую грудь». Поэтому (будто неожи­данно) раздумчивая интонация исповеди пресекается торжест­венным признанием высшего назначения поэзии:

Я — угрюмый н упрямый зодчий Храма, восстающего во мгле;

Я возревновал о славе Отчей, Как на небесах и на земле.

Нигде ранее в стихах Гумилев не писал так ясно о своем слу­жении человеку и человечеству. «Огненный столп» пронизан идеей возрождения мира. «Посредине странствия земного» (так сначала хотел назвать автор книгу) открывается эта нетленная, божественная Истина. С ее высоты печально и критично расце­нивается даже внутренний человеческий опыт (триптих «Душа и тело»), «мертвые слова», «скудные пределы естества» («Сло­во»). Поэт ищет в сочетаниях реального и фантасмагорического выражение подлинного духовного подъема в любви («Лес», «Канцона вторая», «Слоненок»).

«Шестое чувство» (воспринимаемое сейчас символом творче­ского поиска эпохи), может быть, более других стихотворений восхищает высшим откровением, донесенным в сочно-предмет­ных образах. Исходные представления всем давно знакомы (от­сюда — лирическое «мы»). Привычные для каждого ценности «влюбленное вино» (вино любви), «добрый хлеб» несовместимы с сокровенными (но тоже любому известными) переживаниями: «розовой зари над холодеющими небесами», «бессмертных сти­хов». Грустно звучит мотив ограниченности человеческих воз­можностей. В подтексте стихов возникает мечта о «шестом чув­стве», способном «исправить» природу человека. Эта надежда укрепляется свойственным любому живому существу интуитив­ным предощущением внутреннего перелома.

Поистине нет границ для поэтического зрения Гумилева. Оно и подсказывает веру в близкое преображение:

Кричит наш дух, изнемогает плоть,

Рождая орган для шестого чувства.

Дата добавления: 2014-11-25